Джун находилась в таком возбужденном состоянии, что не могла заснуть. Кроме того, ей очень хотелось есть, так как из-за любви к одиноким прогулкам она осталась без обеда, а бокал пунша, который принес Росс, не очень-то насытил ее. Ей стоило большого труда убедить компаньона Гордона в том, что она не собирается позировать для каталога, равно как и ложиться с ним в постель.
      Он воспринял это как джентльмен, но, к удивлению Джун, попросил у нее телефон и адрес. И у нее было чувство, что он позвонит. Странно, но на дискотеках она обычно подпирала стенки. Никто никогда не приглашал ее танцевать. Очевидно, от нее исходили какие-то сигналы, которые отпугивали мужчин. А если ей все же случалось общаться с ними, она все время боялась что-нибудь сказать или сделать не так.
      Поэтому Джун целиком погрузилась в самообразование. Она наивно полагала, что таким образом сможет научиться быть свободной и легко общаться с людьми. Но это не помогло, и поступок Энди лишний раз подтвердил это. Джун все больше чувствовала себя неполноценной и неуверенной.
      …А затем появился Гордон, с его поцелуями и скрытой страстью, и доказал ей, что она может быть соблазнительной и желанной. И Росс укрепил в ней эту уверенность.
      Под ложечкой опять засосало. Ей просто необходимо пойти съесть что-нибудь, несмотря на то что уже час ночи и она не у себя дома! Джун встала, надела юбку и блузку, которые купила накануне, решив испытать новые вещи в темноте, пока никто не видит ее.
      Белая хлопчатобумажная блузка со шнуровкой на груди, напоминающая нижнее белье времен королевы Виктории, была писком моды в этом сезоне, а пышная голубая юбка прекрасно дополняла ее.
      Джун застегнула легкие кожаные сандалии и взглянула на себя в зеркало. Перед ней была совсем не та женщина, которая приехала сюда три недели назад. Эта была свободна от комплексов и неуверенности в себе, и у нее были почти белые, выгоревшие на солнце волосы и свежее загорелое лицо. Она выглядела просто великолепно. Джун не могла с уверенностью сказать, что нравится себе, но ее опыт свидетельствовал о том, что именно такие женщины нравятся мужчинам.
      Джун опять оглядела себя с ног до головы, чувствуя, как краска удовольствия заливает ее щеки. Спасибо Лиз за поездку в Лос-Анджелес. И спасибо Эффи за ее любовь к нарядам!
      Открыв спустя несколько минут белую дверь кухни, Джун замерла на пороге. У плиты, спиной к ней, стоял Гордон Ньюэлл в спортивных трусах и что-то готовил сам себе. Даже не повернувшись на звук открываемой двери, он громко проворчал:
      – Я же сказал вам десять минут назад, что ничего не нужно. Я не хочу, чтобы ужин приносили в мои апартаменты. Я не хочу, чтобы кто-то будил меня для моей шестичасовой встречи.
      Джун было странно видеть полуголого мужчину, который отдавал команды, стоя спиной к ней.
      – Неужели не ясно? – с раздражением добавил он.
      Его резкие слова почему-то совершенно не испугали ее. В его интонациях было что-то детское, и Джун, впервые увидев Ньюэлла без маски светского льва и пожирателя сердец, совершенно осмелела.
      – Нет! – Она подошла к огромному белому столу, разделявшему их. – Мне ясно совершенно обратное! Во-первых, кому-то все же придется приготовить вам еду, потому что у вас, кажется, все сгорело.
      Он резко повернулся. В его глазах было неподдельное удивление.
      – Во-вторых, это буду не я. У меня не г ни малейшего желания обслуживать вцс – нигде и никогда. А в-третьих, я нисколько не сомневаюсь, что вы будете зевать на всем протяжении встречи, назначенной так непростительно рано.
      Он быстро пришел в себя и, сев на стул, стоявший рядом с плитой, закинул ногу на ногу. Джун заметила, что Гордон был босой. Красивые ступни, подумала она и тут же прикусила губу от смущения. Он склонил голову набок.
      – Ваше рандеву с Россом закончилось так быстро?
      Джун подошла к плите и попросила:
      – Подвиньтесь, я посмотрю, что вы тут натворили.
      Он неохотно посторонился. От его волос исходил возбуждающий запах, которого не мог перебить даже запах подгоревшей яичницы.
      – Ты не ответила на мой вопрос, – напомнил он.
      – Ответ известен вам так же хорошо, как и то, что я никогда не соглашусь сниматься в вашем каталоге.
      – Но ты сказала…
      – Своим самоуверенным видом вы так назойливо давали понять, что знаете обо мне все, – прервала она его, – что мне захотелось посеять в вас сомнения.
      Он ничего не ответил. Джун попыталась отскрести яичницу от сковороды, но, возмущенная его долгим молчанием и отсутствием каких-либо эмоций, бросила это занятие и спросила:
      – Вы предпочитаете яичницу в таком виде или мы поджарим новую?
      – Мы? – переспросил Гордон.
      Она взглянула на него. Хотя он не улыбался, но и раздражения на его лице уже не было.
      – Я сегодня осталась без обеда и очень хочу есть.
      – А кто в этом виноват? – Уголки его губ наконец медленно поползли вверх.
      Не ответив на его вопрос, Джун протянула ему сковородку.
      – Поставьте это в раковину. А я приготовлю новую яичницу.
      – Яиц больше нет, – сокрушенно сказал Гордон и показал на пустую коробку.
      – Но в холодильнике, наверное, можно найти что-нибудь съедобное?
      – Разве что отбивные.
      – Великолепно! Приготовим сандвичи! – воскликнула Джун, направляясь к огромному холодильнику. – Поищите-ка хлеб!
      – Оказывается, после полуночи у тебя прорезается командный голос!
      Открыв холодильник, она повернулась к Гордону и, задрав подбородок, заметила:
      – А вы бездарный повар в любое время суток. Кстати, за кого вы меня приняли, когда я вошла сюда?
      Он скрестил руки на груди и прислонился к кухонному шкафу.
      – Я решил, что это кто-то из слуг. Они терпеть не могут, когда я пытаюсь сделать что-нибудь сам.
      Джун усмехнулась.
      – Это, должно быть, очень раздражает вас, – заметила она, вынимая продукты из холодильника. Когда она повернулась, Гордон уже стоял рядом с ней. Он взял мясо и соус из ее рук, прежде чем она успела опомниться. – Вы задались целью напугать меня до смерти?
      – Извини. Но деревянные полы словно созданы для того, чтобы бесшумно передвигаться босиком.
      – А вот и нет! Босые ступни обычно громко шлепают по деревянному полу, – возразила Джун.
      Он удивленно взглянул на нее.
      – Откуда ты знаешь?
      Она улыбнулась, удивляясь себе. Наверное, ей так легко с ним потому, что сейчас над ними нет луны. Или потому, что Гордон Ньюэлл не целует ее.
      – Так, значит, ваши слуги не любят, когда вы сами жарите себе яичницу? Особенно если она горит?
      – Она не всегда горит! Я просто… – он нахмурился, и его взгляд виновато скользнул в сторону, – задумался.
      – Вот видите, иногда размышления до добра не доводят, – заключила Джун, открывая упаковку с хлебом и передавая его Гордону.
      – Мне нравится твой наряд, – неожиданно заметил он.
      Этот комплимент смутил ее, возможно потому, что он сейчас стоял слишком близко к ней, или потому, что в его глазах появился странный блеск. Джун поспешила сменить тему разговора.
      – Похоже, вы стали жертвой собственного успеха.
      Он насторожился и внимательно взглянул на нее.
      – Что ты имеешь в виду?
      Она резала хлеб, и это избавляло ее от необходимости смотреть на него.
      – Вы даже не можете приготовить себе ужин без того, чтобы кто-нибудь не помешал вам.
      Джун бросила взгляд на его руки. Они остановились, перестав делать сандвичи.
      – В жизни нет ничего совершенного, мисс Мортон. – Он произнес это так, словно его челюсти смерзлись.
      – О Господи! – Она положила нож на стол. – Скажите, мистер Ньюэлл, а что для вас означает совершенство?
      Он посмотрел вдаль отсутствующим взглядом и произнес:
      – Еще больший успех, я думаю.
      – Больший! – Она была возмущена. – Разве вам недостаточно того, что вы имеете?
      Гордон взглянул на нее. Его глаза были похожи на две льдинки.
      – Не существует такого понятия, как «достаточно».
      У Джун перехватило дыхание.
      – Как вы можете…
      Он улыбнулся, но улыбка была невеселой.
      – Мой любимый старый родитель учил меня: «Человек – мертвец, если считает, что всего достиг в этом мире». – Он не глядя намазывал горчицу на хлеб. – Отец не был счастливым человеком. Ему так и не удалось полностью реализовать себя. И у него вечно не хватало времени для меня, до тех пор пока я не взял в свои руки его маленький каталог и не сделал его сверхприбыльным.
      Джун удивило то, что у нее и Ньюэлла было похожее детство: обожаемый отец и страстное желание заслужить его одобрение. Почувствовав внезапный прилив нежности к Гордону, она спросила:
      – А где ваш отец?
      – Он умер четыре года назад. Но умер богатым.
      Джун принялась нарезать тоненькими кусочками мясо.
      – А он умер счастливым? Гордон горько усмехнулся.
      – Счастливее, чем тогда, когда был бедным.
      – И он любил вас больше, после того как вы сделали его богатым?
      Его глаза метнули молнии.
      – Он понял, что я не пропаду в этом мире.
      Сердце Джун наполнилось состраданием. Сколько раз ее собственный отец доказывал своими поступками, что любит Фэй больше, чем ее! Как много усилий прикладывала она для того, чтобы заслужить его одобрение! И только когда Фэй, бросив отца, сбежала в Нью-Йорк, чтобы стать художницей, он начал понимать, что Джун заслуживает большего. Она стала учителем, чтобы порадовать его, но и этого было недостаточно: он все равно до самой смерти тосковал по Фэй.
      Джун захотелось взять Гордона за руку и утешить его, словно маленького обиженного мальчика. Но они уже не были детьми. Стараясь справиться со своим порывом, она принялась укладывать мясо на хлеб.
      – А ваша мать? – спросила Джун.
      – Она умерла, когда мне было три года. Я не помню ее.
      Руки Джун замерли. Оказывается, у Гордона была еще более несносная жизнь, чем у нее. Она, по крайней мере, ощущала материнскую любовь и поддержку на протяжении пятнадцати лет.
      – А ваши жизненные принципы распространяются и на женщин тоже? – Этот вопрос прозвучал неожиданно даже для самой Джун. Она закусила губу, но было слишком поздно.
      – На женщин в особенности.
      Она вздохнула поглубже и на секунду задержала дыхание, чтобы не выпалить ядовитые слова, рвущиеся из глубины ее оскорбленной души.
      – Я люблю сандвичи с помидорами, – решительно заявила она. – А вы?..
      – Поищи в холодильнике, я не знаю, есть ли здесь помидоры.
      Проверив несколько отделений, Джун наконец нашла искомое и, обернувшись, вновь обнаружила Гордона у себя за спиной. Он взял у нее помидоры и улыбнулся – на этот раз вполне беззаботно.
      – Ты вовсе не такая зануда, какой иногда кажешься, дорогая! Я уже говорил однажды, что ты великолепна. Просто у тебя немного устаревшие принципы.
      Джун закрыла холодильник. Сердце ее стучало как отбойный молоток. Она хотела, чтобы он немедленно обнял ее! Нет, она не хотела этого! На мгновение у нее даже появилось желание поскорее выскочить из кухни и захлопнуть за собой дверь, разрешив таким образом все противоречия.
      – И… и у вас есть способ излечить меня от моих устаревших принципов, да?
      Джун поспешно выхватила из рук Гордона помидоры и почти побежала к столу. Схватив нож, дважды попыталась разрезать помидор и только после этого поняла, что держит нож не той стороной. Несчастный овощ выглядел так, словно по нему проехал поезд.
      – Теперь у нас есть сок, – заметил Гордон. – А я думал, ты любишь кружочками.
      Взяв другой помидор, она сделала наконец все как полагается и положила сандвичи на тарелки.
      – Все готово!
      – Так вот, о лечении девственности…
      Джун вспыхнула.
      – А я никогда не говорила, что я девственница.
      Он улыбнулся.
      – Ты без слов сказала об этом тысячу раз, дорогая. – Он выдвинул для нее стул. – Я ведь поцеловал тебя, ты помнишь?
      Оскорбленная до глубины души, Джун взяла свою тарелку и направилась к другому концу стола. У нее почему-то полностью пропал аппетит.
      – Ну и что теперь – меня нужно поместить в дом престарелых дев?
      – Нет, тебя просто можно излечить. Джун села напротив него.
      – Насколько я помню, вы уже однажды пытались сделать это.
      Гордон опустился на стул и, низко склонившись над поверхностью стола, заглянул в глаза Джун. Она почувствовала, что еще чуть-чуть – и она, помимо своей воли, закричит: «Я хочу тебя!».
      Хотя они не касались друг друга, его взгляд словно обнимал ее.
      – Ты очень неопытна, – мягко произнес он.
      Звук его голоса, выражение глаз, то, как его руки лежали на столе, – все говорило о том, что он готов в любую секунду обнять ее, если она попросит об этом. Она посмотрела ему в глаза. О Господи! Он был абсолютно искренен сейчас!
      – Если ты хочешь, мы можем вернуться к уроку номер четыре. – В его словах звучала бесконечная нежность.
 
      Джун хотела этого больше всего на свете! Но если они сейчас займутся любовью, то она никогда, никогда не сможет вернуться к прежней жизни. И в жизни Гордона ей тоже не было места. Ведь он уже не раз давал ей понять, что женщины – лишь красивые игрушки для него. Джун сжала кулаки. Она не хочет быть очередной игрушкой!
      – Я… я не хочу заниматься любовью с тобой, – с трудом проговорила она, надеясь на то, что ее слова прозвучат достаточно убедительно.
      – О! – засмеялся он ледяным смехом. – Ты знаешь, как выбить из колеи мужчину.
      – Я уверена, что мужчина скоро придет в себя. Мир полон жаждущих красивых девушек.
      Он склонил голову набок.
      – Послушай, давай спокойно во всем разберемся. Ты хочешь обрести сексуальный опыт, чтобы стать привлекательной для мужчин, но твои принципы удерживают тебя от этого. Так?
      Она кивнула и откинулась на спинку стула.
      – Но ведь это глупо – считать, что можно иметь и то и другое.
      О чем они говорят?! Джун чувствовала себя словно в бреду.
      – Я знаю, как решить эту дилемму, – спокойно сказал он. – Это немного грубо, но помогает тысячам женщин во всем мире потерять невинность, не думая о своих принципах и поэтому как бы не нарушая их.
      – О, ты объехал весь мир! – саркастически заметила Джун.
      Гордон на мгновение крепко сжал губы, и на его щеках появились крошечные ямочки.
      – Хочешь попробовать?
      – И для этого не надо заниматься любовью?
      Он пожал плечами.
      – Нет. В моем понимании.
      Помимо того, что Джун очень хотелось заняться с ним любовью, ей было страшно интересно: как это вообще возможно – заниматься любовью без того, чтобы заниматься любовью.
      – Нет, не хочу… – Она покачала головой, но ложь словно прилипла к ее языку. – Ну хорошо… А как это?
      Он несколько секунд внимательно разглядывал ее, а затем решительно отодвинул стул и встал из-за стола. Джун просто сгорала от нетерпения.
      Подойдя к шкафу, он достал с верхней полки какую-то бутылку, открыл ее, наполнил бокал жидкостью, похожей на слабый чай, и протянул ей.
      – Выпей это!