Он представил себя в беспредельных глубинах Вселенной, в толще непостижимого, лишенным собственной воли, способности хоть как-то влиять на происходящее, ни над чем не имеющим власти, даже над своей жизнью. Представил ничтожную пылинку в безмерной простертости мироздания и сказал себе: "это я"... И беззвучно закричал, исходя отчаянием: "что я наделал!"
      Горечь пронизывала все его существо. Он физически жаждал смерти, но знал, что не может, не имеет права умереть в неведении о судьбе Джонамо.
      - ... Неужели Борг не знал, что волна может страдать? Не знал... Джонамо была готова пожертвовать собой. Но она спит, а жертвой стала я... И вот выполняю ее долг. Ее, а не мой!
      Борг отключил компьютер и, съежившись, сник в кресле. То, что он только что пережил, было не просто потрясением. Потрясений он знавал немало. И последнее загнало его на Утопию.
      Когда-то, в незапамятные, но золотые для науки времена, ее делали гениальные одиночки. Они копошились в поверхностных слоях Знания, добывая его драгоценные зерна. Однако эти плодоносные слои были исчерпаны; продвижение вглубь требовало усилий уже не ученых-одиночек, а научных коллективов.
      Возник клан "организаторов науки". Их имена входили в историю наравне с именами завоевателей и вождей. Исполнительская же масса оставалась безымянной.
      Со временем коллективная форма науки перестала себя оправдывать. Как оказалось, компьютер лучше посредственного исполнителя. "Организаторы науки", по крайней мере, те из них, которые были не столько предприимчивыми, сколько талантливыми, вновь превратились в ученых-одиночек, но теперь за плечами каждого из них стояла электронная премудрость в виде компьютеров и роботов.
      В ученой среде произошел своего рода естественный отбор: предприимчивые, но не талантливые "организаторы" нашли применение своим силам и способностям в управленческой сфере, а исполнители меньшей частью приобрели творческую самостоятельность, большей - покинули науку, благо она в них уже не нуждалась.
      То время было для Борга золотым, ибо именно в таких условиях мог по-настоящему расцвести его гений. Но, увы, оно продолжалось недолго даже по сравнению с человеческой жизнью.
      "Организаторы" исподволь возвращали утраченные позиции. Будучи людьми по-своему не глупыми, они понимали, что потеснить истинных ученых так просто не удастся. Да и не собирались занять их место. Простить им гениальность вот чего не могли "организаторы".
      И они экстраполировали компьютеризацию науки с исполнительской массы на саму личность творца. Если компьютер может претворять идеи, то почему не может творить?
      Итак, ученым-одиночкам, чья интеллектуальная мощь поддерживалась компьютерами, а экспериментально-техническую базу составляли роботы и автоматы, противопоставили чисто компьютерную систему науки. При этом направления научно-технического прогресса задавали "организаторы", остальное возлагалось на электронику.
      Борг пытался сопротивляться. Тогда ему вежливо, но весьма определенно дали понять, что при всех его крупных и несомненных заслугах перед наукой он, как ученый, изжил себя, что практикуемые им методы - вчерашний день, и что, дескать, прогресс остановить нельзя, да и никто ему этого не позволит...
      Боргу ничего не оставалось делать, разве что в знак протеста покинуть Мир. Так он и поступил, унеся с собой в добровольное изгнание горечь обиды и никому, по-видимому, не нужные знания...
      Это было потрясение разрушительное. Оно деморализовало ученого, если не подорвало, то пошатнуло веру в свои далеко еще не исчерпанные возможности. Борг начал вести жизнь затворника, на Утопии этим никого нельзя было удивить.
      Вмешательство Строма и Игина вновь сделало его самим собой, когда Борг уже спрашивал себя: "Не сон ли мое прошлое? Неужели я, действительно, что-то сделал в науке? Или все придумал долгими вечерами, изнемогая от одиночества? Был ли я на самом деле?"
      Сейчас Борг перенес потрясение совершенно другого рода. Оно не парализовало его волю, не лишило мужества. Он испытал нечто похожее на электрический шок. Словно импульс высокого напряжения пронзил его готовое остановиться сердце, и, испытав мучительный спазм, оно застучало с прежней силой.
      Борг умел когда надо взять себя в руки. Сейчас это означало одно: умом, свободным от эмоций, скрупулезно перепроверить все этапы, все звенья осуществляемого им грандиозного эксперимента, начиная с основополагающей теории, фундамент которой был заложен еще полвека назад, а здание завершено перед отлетом на Мир, и кончая техническим обеспечением опыта в завершающей стадии.
      Проделать все с нуля, придирчиво, даже предвзято, как бы задавшись целью опровергнуть. Искать зацепки для сомнений, учесть величины, сочтенные в свое время пренебрежимо малыми. Вывести формулы иными способами и посмотреть -- совпадут ли? Такую программу поставил перед собой Борг.
      Сейчас ему положительно не хватало атмосферы "мозгового треста". Он был готов отдать на растерзание свое детище Оэлу, чей интеллект ценил вровень с собственным. Но Оэл далеко, а время не терпит...
      Несколько суток титанического труда, который оказался бы физически непосильным и для молодого, потребовалось Боргу, чтобы провести это беспримерное расследование. Лишь нервный подъем, стимулированный перенесенным потрясением, позволил ему, глубокому старику, выдержать такую сверхнагрузку.
      Он знал, что выдержит. И выдержал. И вздохнул с облегчением: все подтвердилось. Все совпало. Различными математическими путями, преодолевая нагроможденные им же самим запутанные лабиринты, он упорно приходил в один и тот же конечный пункт.
      Борг признавал ограниченность человеческого разума, но вместе с тем диалектика! - был убежден в его всесилии. Все в природе поддается расчету, от мельчайших частиц вещества до его гигантских скоплений - галактик. Надо лишь четко представлять границы применимости той или иной теории, выбрать соответствующий математический аппарат, а если его нет, - разработать. И, пожалуй, главное: учесть все до единого факторы, которые могут повлиять на ход процесса.
      Их может быть множество, непостижимое для человеческого мозга (сам по себе он все-таки ограничен!). Ну что ж, тогда нужно присовокупить к мозгу компьютер. Но лишь присовокупить, не более того, потому что человеческий мозг это светило, вокруг него должны вращаться электронные спутники, и никак не наоборот!
      Единственно, что теперь продолжало беспокоить Борга, - все ли факторы удалось учесть. Нет ли среди них фактора-невидимки, о существовании которого он, Борг, не догадывается и догадаться не может, коль природа неистощима на выдумки...
      Борг рассчитал вероятность такого сюрприза. Она оказалась мала. Правда, не равна нулю...
      Оставалось ждать - терпеливо и невозмутимо, если, конечно, он хочет дождаться.
      Борг этого хотел со всей силой, на которую способен человеческий разум, прошедший через горнило эмоций.
      6
      Искушение
      В один из дней Инта попросила Корлиса навестить ее.
      - Мне нужно поговорить с вами, как со старым другом, - сказала она.
      Вечером Корлис пришел к ней в недавно построенную лечебницу, где Инта обычно засиживалась допоздна, ожидая больных, которых почти никогда не было, ведь и всего-то на Геме насчитывалось меньше ста человек, если не считать "призраков".
      Он вошел незамеченным - Инта задумалась - и долго со стесненным сердцем рассматривал ее грузную, бесформенную фигуру, расплывшееся, в коричневых пятнах, лицо, устало свесившуюся руку. Но вот она увидела его, глаза ожили, на щеках появился румянец.
      - Мне нужна ваша помощь, - проговорила Инта нерешительно, словно все еще колеблясь, сказать или нет.
      - Я готов! - охотно откликнулся Корлис.
      - Боюсь, вы поспешили согласиться. Вам приходилось когда-нибудь принимать роды?
      - Принимать роды? Мне? Нет, конечно. Не хотите ли вы...
      - Угадали, Корлис. Нелегко женщине преодолеть естественный стыд, но у меня нет выбора, вы же знаете. Так что готовьтесь стать акушером.
      - А скоро?
      - Ну, надеюсь, что не завтра.
      - Не лучше ли обратиться к "призракам"? - посоветовал Корлис. - Среди них есть медики, и я думаю...
      - Нет, нет! - наотрез отказалась Инта. - За полтора века они все перезабыли. И потом... Вспомните, что произошло с их детьми! Я не хочу, чтобы и мой ребенок...
      - Зря вы так... - произнес Корлис огорченно. - Поверьте, что "призраки"...
      - Не будем больше об этом говорить! - попросила Инта.
      - Как вам угодно... А что думает Кей?
      - Я не хочу взваливать на его плечи еще и эту ношу. Он ведь так увлечен своим делом. Догадываетесь, каким именно?
      - Догадываюсь, не более того! А желал бы знать в подробностях. И от него самого. Или я не имею на это права?
      - Неужели вы до сих пор не разобрались в Кее? Он же всегда был таким, и когда мы впервые спустились на Гему... все брал на себя! Так и теперь. Если скрывает что-то, значит, хочет оградить нас от опасности.
      - Не боитесь за него?
      - Я верила и верю в звезду Кея.
      - А он? Он не боится за вас, не переживает?
      - Еще как! Но я его успокаиваю. Напоминаю, что первого сына родила шутя, а повторные роды обычно легче.
      - И все же Кей должен...
      - Ну, довольно! - рассердилась Инта. - Я пригласила вас не для того, чтобы обсуждать с вами, что должен и чего не должен Кей. В последний раз спрашиваю: согласны помочь?
      - Что еще мне остается делать? - вздохнул Корлис и тотчас спохватился: - Но это же безумие! Я не справлюсь. Ну подумайте, какой из меня акушер?! Ведь ничего не смыслю в подобных делах!
      Инта улыбнулась.
      - Куда уж вам, вы и к женщине-то, наверное, не прикасались! Но не беда: научитесь.
      - Не научусь, - покраснев, замотал головой Корлис.
      - Когда-то я слушала ваши лекции, а сейчас поменяемся ролями.
      - Все равно ничего не выйдет!
      - Выйдет. Еще как выйдет! Ну, долго мне вас уговаривать?
      - Хорошо, - согласился наконец Корлис. - Сделаю все, что в моих силах.
      - Давно бы так, - кивнула Инта.
      В хранилище информации, уцелевшем благодаря "призракам", были микрокопии монографий и практических руководств по родовспоможению, учебные видеофильмы, специализированные программы для компьютеров. Как бы далеко не отстояли друг от друга отрасли знания, их объединяет единая методология науки. Корлис владел ею, и это помогало осваивать новое для него дело.
      Он моделировал с помощью компьютера как нормально протекающие роды, так и патологические, с разными осложнениями. Ему уже приходилось попадать в такой переплет, когда он вживался в роль главного диспетчера Базы...
      Немало дали Корлису и "лекции", обещанные Интой, - яркие, образные, увлекательные рассказы.
      Под конец она придирчиво проэкзаменовала его, как сделал Кей перед их отчаянным прыжком с Базы на Гему. И подумалось, что предстоит не менее трудное испытание.
      - А вы, действительно, способный ученик, - похвалила Инта. - Боюсь только...
      - Что не справлюсь? - обиделся Корлис. - Я тоже этого боюсь. Но вы же сами меня искушали. Можно сказать, силой заставили. А теперь вселяете неуверенность. Разве так можно?
      - Дело не в вас, - печально произнесла Инта. - Ситуация такова, что даже опытный акушер оказался бы здесь новичком. Посмотрите на меня внимательно. Ну!
      - Хотите сказать, что...
      - Ни одна женщина не сможет разродиться таким гигантским ребенком. Если так будет продолжаться, то мы оба погибнем.
      Корлис побелел.
      - Что же делать?
      - Подождем несколько дней, а потом... Вам придется меня оперировать.
      - Ни за что! Я не смогу, слышите?!
      - Другого выхода нет.
      - А "призраки"?
      - Я уже говорила, что не желаю к ним обращаться.
      - Скажите, а вы могли бы разрезать... самого дорогого для вас человека?
      - Если я и впрямь дорога вам, то вы это сделаете!
      -- Как хотите, но я должен обо всем рассказать Кею, - нервно воскликнул Корлис. - Если... Если операция окажется неудачной, то как я взгляну ему в глаза?
      - Испугались? - с презрением спросила Инта. - За меня или за себя?
      - Как вы жестоки!
      - А ведь раньше вы не были малодушным... Ну вот что. Уходите. Обойдусь без вас.
      - Каким образом?
      - Не ваша забота! Но знайте: если проговоритесь Кею... Тогда вы перестанете для меня существовать. Раз и навсегда. Вам все ясно? Прощайте!
      7
      Цена жизни
      Пришло послание Строма. Игину оно показалось нарочито сухим и бесстрастным. О "прощении" не было и речи. Сугубо деловое письмо футуролога, представляющего "мозговой трест" Утопии, управителю энергокосмического индустриала. Ничего личного, словно не только дружбы, но и простого знакомства между ними не существовало.
      Стром вкратце сообщал об открытии Оэла, "которое может заинтересовать руководимый Вами индустриал, поскольку содержит решение интересующей Вас проблемы". Он упомянул, совсем уже вскользь, что на Утопии ведется подготовка к эксперименту. Его осуществят в ближайшее время. О результатах Игин будет информирован дополнительно. И последняя строка телекомпьютерного бланка:
      "По поручению "мозгового треста" - Стром".
      Игин повертел перед глазами листок, будто хотел что-то прочитать между строк, потом отложил его и придвинул к себе сопроводительную документацию. Он тотчас убедился, что разобраться в нагромождении формул и символов ему не по силам. Здесь нужен специалист. И сразу же, как само собой разумеющееся, высветилось имя Борга.
      Почему именно Борг, разве на Мире нет других специалистов? Добротно квалифицированных, вдумчивых, способных разобраться в открытии Оэла и трезво оценить его? Конечно же, есть. Но Борг это Борг. Он обладает уникальной способностью мыслить парадоксально, улавливать суть в том, что другой сочтет второстепенной мелочью.
      Была еще одна причина, подтолкнувшая Игина к кандидатуре Борга. Управитель знал по собственному опыту, как томительно ожидание. А Борг ждал. И томился выше всякой меры.
      Надо было отвлечь его от ожидания. А это могла сделать только задача высочайшей важности.
      И снова, как тогда на Утопии, старый ученый встретил Игина словами:
      - Мгм... Чем могу быть полезен?
      Тон был официальный, но глаза Борга под нависшими бровями светились приязнью, как будто договаривали:
      "Рад вас видеть. Помогу всем, что в моих силах".
      - Вы нужны нам, учитель... - начал Игин и запнулся, вспомнив: с этими же словами он пришел к Боргу в день их первого знакомства.
      И Борг, похоже, тоже вспомнил, потому что улыбнулся, сразу утратив неприступность, и стал похож на самого обыкновенного, домашнего старичка.
      - Рассказывайте.
      Игин протянул материалы, полученные от Строма.
      - Вот. Для меня это темный лес. Стром утверждает, что здесь решение энергетической проблемы. Если так, то в самый раз. Мы никак не выберемся из тупика.
      - Из тупика... Мгм... Легких путей ищете... - пробурчал Борг с преувеличенным недовольством. - А их не бывает, легких-то путей. Говорите, тупик? Это хорошо, что тупик...
      - Чего уж хорошего! - не удержался Игин.
      И удостоился насмешливого взгляда.
      - Через тупики открывается дорога к звездам. Если же путь кажется легким, значит, он... мгм... не приведет ни к чему новому. Получится очередной перепев старого, очередная пустышка. Вот так-то. Усвоили, молодой человек?
      - Усвоил, - со вздохом кивнул Игин, точно ученик, которому только что растолковали азбучную истину.
      Читать нравоучения Борг страсть как любил. Но этим он как бы взимал плату за воистину мудрые советы, какими щедро одаривал любого, обратившегося к нему с просьбой о помощи.
      - Узнаю Оэла. Его рука, - просматривая выкладки, приговаривал ученый. Интересно... Мгм... Очень интересно. Весьма даже оригинально! Изящно, говорю я вам.
      Потом Борг замолчал, покряхтывая, вылез из кресла, подошел к компьютеру, долго колдовал над ним.
      - Что-нибудь не так? - не выдержал Игин.
      - Не так, не так... - сердито передразнил старик и, не обращая больше внимания на растерявшегося управителя, заговорил сам с собой: - А ведь слукавил Оэл, право слово, слукавил... мгм... Конечно, если снять гамбринус под стоксом, то, пожалуй, пройдет... А что тогда? Мгм... Это уж слишком...
      Игин скрипнул креслом.
      - А? Что? - вздрогнул Борг.
      - Я зайду завтра, хорошо?
      - Да-да. Завтра. Интересную задачу мне задали, молодой человек, О-о-чень интересную. А сейчас идите...
      Игин вышел на цыпочках и осторожно, стараясь не шуметь, прикрыл за собой дверь.
      Даже здесь, в пригороде, улицы были заполнены гонарами. Они летели нескончаемой стаей в несколько рядов и ярусов, обдувая дорожное полотно поддерживающими их струями воздуха.
      Игин шел не спеша людной пешеходной галереей. В глубоком голубом небе ярко сиял Светоч. Управитель запрокинул голову и помахал ему рукой, как доброму знакомцу. Идущие навстречу девушки в цветастых платьях-комбинезонах переглянулись и весело фыркнули. Игин улыбнулся им и заговорщицки подмигнул. Впервые за много дней у него было прекрасное настроение.
      Ни завтра, ни послезавтра он не решился побеспокоить Борга, интуитивно чувствуя, что "тупик, ведущий к звездам", потребует от великого ученого куда больше времени, чем представлялось вначале.
      На третий день Борг вызвал его по информу.
      - Мгм... И долго я буду вас ждать, юноша?
      - Простите, учитель, но я думал...
      - Думал, думал... Это вы все умеете! Вот додумывать до конца вас не хватает. Мгм... Потому что спешите слишком. Нетерпеливы больно уж, говорю я вам! И не спорьте со старшими. Не спорьте, а то... мгм... рассержусь.
      - Да я и не собираюсь спорить, учитель, - промямлил Игин.
      Даже в разговоре по информу он робел перед Боргом. Это никак не вязалось ни с его характером, ни с привычками. Знающий себе цену, с молодых лет привыкший чувствовать себя руководителем, Игин становился совсем другим человеком - застенчивым, даже беззащитным, когда имел дело с теми, кого считал гениями.
      В наибольшей степени он выделял Борга и, обращаясь к нему со словом "учитель", произносил это слово как бы с большой буквы. Похожие чувства Игин испытывал и к Джонамо, но мужское самолюбие не позволяло ему выражать их столь открыто.
      В прозаическом смысле слова Борг не был учителем Игина. Управитель осознал себя его учеником уже на Утопии, в одно мгновение подпав под обаяние личности великого изгнанника.
      Вначале он принял это за жалость и, успевший уже подняться на ноги после сокрушающего удара, почувствовал нечто вроде превосходства, как ему показалось, над вконец опустившимся стариком. Но очень скоро жалость уступила место преклонению. Борг стал для него символом того, на что способен человеческий разум.
      Грандиозный эксперимент с участием Джонамо, проведенный по сценарию Борга, не вызвал в душе Игина того всплеска противоречивых чувств, которого можно было ожидать. С почти религиозным фанатизмом Игин верил в успех. Там, где сплелись воедино два гения, не должно быть неудачи.
      О том, что сам Борг вовсе не чужд сомнений, Игин, разумеется, не подозревал, и если бы кто-нибудь сказал ему об этом, не поверил бы...
      И сейчас управитель вслушивался в слова великого Борга со всем вниманием, на какое был способен, не придавая значения старческому брюзжанию и тем более не обижаясь на него: ведь за этими назидательными "говорю я вам" последует не подлежащий обжалованию приговор теории Оэла. От того, каков он, зависит будущее энергетики.
      - Так вот, - торжественно произнес Борг, - Оэлу удалось сделать эпохальное открытие... мгм... Иного я от него не ожидал. Гигант, право, гигант! Молитесь на него, юноша. Да.
      - Значит, теория верна? - обрадовался Игин.
      - Кто сказал, что верна? - неожиданно вспылил старик. - Во всяком случае, не я! Перебиваете... мгм... Куда-то спешите! Вот и прошлый раз...
      - Не сердитесь, учитель. Буду слушать не перебивая.
      - Верна - не верна, главное в другом. Какой полет мысли, какая дерзость... мгм... Слышали, что я сказал? Почему молчите?
      - Боюсь нарушить ход ваших мыслей...
      - А вы не бойтесь! Хотите знать, правильна ли теория Оэла? И да, и нет. В основе своей - правильна. Но при выводе обобщающей формулы Оэл допустил ошибку. Перепутал знак в одном из членов. Мгм... С кем не бывает!
      - И как это повлияло на результат?
      - Смотрите, юноша: вот формула Оэла. Видите диссипативный член? Из него следует, что нестационарный процесс должен затухать. А теперь взгляните на скорректированное мною выражение. Все то же, кроме вот этой фитюльки. Мгм... И что же получается?
      - Дополнительный член неограниченно возрастает? - предположил Игин, вдумавшись в смысл формулы. - Но что же получается... Процесс неустойчив?
      - Мгм... недурно мыслите, юноша! - похвалил Борг.
      - Выходит, в вакуум-компрессоре энергия будет накапливаться до определенного предела, а затем мгновенно высвободится?
      - Да, если не преобразовать кристаллическую структуру таким образом, что...
      - Но Оэл об этом не знает, так ведь? Значит, эксперимент...
      - Закончится взрывом! - тревожно подхватил Борг. - Нужно немедленно предупредить Строма! Не-мед-лен-но, говорю я вам!
      Не попрощавшись, Игин отключил информ от борговского канала и по экстренной связи вызвал Ктора. Председатель долго не отвечал. Наконец послышался его сдавленный голос:
      - Это вы, Игин?
      - Я. Дело чрезвычайной важности. Необходимо как можно быстрее передать на Утопию. Эксперимент с вакуум-компрессором проводить нельзя. Произойдет катастрофа. Поспешите, Ктор, иначе будет поздно!
      - Уже поздно, Игин, - с трудом проговорил Председатель. - Только что сообщили: несколько часов назад в результате взрыва экспериментальной установки погиб Стром...
      8
      ... И все за одного
      Сознание расширилось, и не было ему границ. Никогда еще Кей не испытывал ничего подобного. Приподнятое, пьянящее чувство переполняло его. Что это - эйфория? Нет, скорее, окрыленность. Невидимые крылья, казалось, подняли его ввысь, и с запредельной вышины он охватил взглядом непостижимую для других человеческих существ бесконечность бытия.
      Сейчас в нем объединили свою мудрость сотни личностей. В его мозгу поселились и сдержанно философичный Сарп, и рассудительный Угр, и знаток машин Зур, и бывший врач Эрт, и, конечно же, Горн.
      Кей мог сказать себе:
      - Привет, Горн!
      И ответить:
      - Здравствуй, дружище.
      Мог одновременно говорить со всеми "призраками", причем с каждым в отдельности, и слушать порознь их голоса, вернее, воспринимать мысленные образы, не давая им слиться в хаотический гул, бесформенное пятно.
      Еще недавно он не представлял, что человек способен на такое. Компьютер - тот враз решает тысячи задач, параллельно ведет тысячи диалогов, не сбиваясь и не путаясь. Но человек... Почему у него столь невысокий предел способностей? И почему у разных людей он различен? Почему наряду с умными, талантливыми рождаются тупицы и бездари? Разве это справедливо?
      Такие вопросы захлестывали Кея, и он не находил на них ответа. Но понимал, что природа совершила двойную несправедливость и не приходится рассчитывать на ее милости, Эволюция закончилась, и теперь все зависит от самого человека.
      Как никогда прежде, Кей осознал правоту "призраков". Они бросили дерзкий вызов природе, сумели преодолеть ее извечные ограничения. А что если обобществить интеллект? Интеллектуальный коммунизм - не следующая ли это ступень в совершенствовании общества?
      Кей поделился мыслями с Сарпом. В последнее время они еще более сдружились. Частое мыслеобщение высветило их друг для друга. Между ними не существовало недомолвок.
      - Замечательная идея! - одобрил Сарп. - Странно, что мы до этого не додумались... По сути дела, вы предложили модель принципиально нового общества, где интеллектуальный потенциал каждого принадлежит всем и личность обладает интеллектом коллектива. Философы мечтали о гармонии отношений между личностью и обществом, о всеобщем равенстве. Но какое могло быть равенство при различии способностей! "От каждого по способностям, каждому по потребностям". Вы развили эту формулу, уравняв возможности индивида!
      - Меня одолевают сомнения, - признался Кей. - А не получится ли вместо равенства уравниловка, как бывало в прошлом. Ведь мало провозгласить: "С сегодняшнего дня все люди равны!"
      - Понимаю, что вы имеете в виду. Опасаетесь, не угрожает ли интеллекту стандартизация, - копий множество и ни одного оригинала? Да, такое "равенство" стало бы катастрофой. Даже гениальная одинаковость означает распад личности. Так?
      - Вот именно. Допустим, мой интеллект вобрал в себя интеллекты всех людей. И то же произошло с остальными. Не появятся ли сотни, а впоследствии миллионы, миллиарды совершенно одинаковых Кеев, Сарпов, Горнов? И зачем тогда общаться друг с другом, если каждый может сказать о себе: "Я это они"?
      - Ваши опасения беспочвенны, - возразил Сарп. Мочь вовсе не означает быть. Боюсь, вы все еще в плену прежних представлений.
      - То есть?
      - Рассматриваете коллективный мозг как усовершенствованное подобие мозга отдельного человека. И арифметически складываете интеллекты индивидов в интеллект системы.
      - А разве не так? - удивился Кей.
      - Увы, здесь нужна не арифметика, а векторная алгебра в самом сложном виде. Мозг человека содержит один информационный канал, не так ли? Никто не в состоянии одновременно читать стихи, петь, разговаривать, отдавать распоряжения - это делается поочередно. Коллективный же мозг - система с множеством параллельно действующих каналов. Однако, став ее частью и получив возможность информационного обмена с остальными частями, вовсе не обязательно разом задействовать все каналы. Теоретически вы можете так поступить. Только зачем?
      - Но если я все же захочу воплотить в своем сознании личности всех людей?
      - Воплощайте сколько угодно! Ручаюсь, это быстро вам надоест!
      - А если все пожелают стать, скажем, Сарпами?
      - Пожалуйста! Только вероятностные законы вряд ли допустят такое. Другое дело, когда вам понадобится воспользоваться знаниями, опытом или мировосприятием Сарпа, Зура, Эрта, взглянуть на окружающее их глазами. Тогда вы присоедините их личности к своей. Но в основе останетесь самим собой. И они будут связаны не только с вами. Возникнет множество перекрестных связей, живое, динамичное, непрестанно изменяющееся.
      - Значит, если возникнет необходимость в помощи...
      - ... То десятки, сотни Кеев, Горнов, Угров окажут ее любому, кто в ней нуждается.
      - А сохраним ли мы при этом свободу личности? - продолжал сомневаться Кей.
      - Вас смущает возможность позаимствовать чужую личность, не испросив согласия? - уточнил Сарп.
      - А вас нет?
      - Коллективное мышление несовместимо с психологией собственника. Тут уж или - или. Но неужели вы...
      - Нет, нет! - поспешил оправдаться Кей. - Я затеял этот диспут, чтобы до конца разобраться во всем. Итак, коллективный мозг имеет множество личностных воплощений. И эти воплощения столь же разнообразны, как и сами личности. Так?
      - Я бы еще подчеркнул вероятностный элемент воплощений, устраняющий угрозу стандартизации интеллекта.
      - Теперь вопрос, как отнесутся к нашему замыслу остальные...
      - "Призраки"? С людьми вы уже не считаетесь? - поддел Сарп.
      Кей смутился.
      - Вы нащупали мое больное место. Я и сам ловлю себя на том, что отвыкаю от общения с людьми. Даже с Интой. А я ведь по-прежнему люблю ее.
      - Так поделитесь с людьми электронным подсознанием!
      - Людей слишком мало, чтобы подвергать их опасности. Где гарантия, что все сойдет благополучно для психики? Вот испытаю на себе как следует, и тогда...
      - Похвальная осторожность, - с едва уловимой иронией отозвался Сарп. Не зря вы как-то упомянули, что избегаете ненужного риска.
      - Корлис однажды обвинил меня в трусости...
      - Нет, вы не трус, - со странной интонацией заметил "призрак". Вы человек отчаянной смелости. И все же... Есть в этой отваге что-то граничащее с трусостью. Не пойму, что именно...
      ... До обидного просто и буднично осуществилась задумка Кея. "Призраки" приняли ее так, словно она уже давно вызревала в их собственных умах, и вот теперь пришло для нее время.
      Никаких технических новшеств не потребовалось. Серия экспериментов в ускоренном масштабе времени, несколько проб на добровольцах, среди которых, разумеется, были Кей с Сарпом, затем первое опытное включение в полном объеме, и коллективный интеллект начал действовать!
      Кей наслаждался обретенной им интеллектуальной мощью. Повторилось то, что он испытал, впервые подключив к мозгу электронное подсознание, но уже на новом, неизмеримо более высоком уровне. И опять он заново узнавал себя, сначала робко, а затем все более уверенно примеряя к себе многочисленные воплощения коллективного интеллекта.
      Это превратилось в своего рода игру ума, игру увлекательную и даже азартную. Она поглотила его, оторвала от реального мира.
      И Кей забыл, ради чего он предпринял дерзкую попытку перестроить человеческое мышление. Забыл о самом человеке. Инстинкт исследователя, первооткрывателя на время, пусть исчисляемое днями, вошел в противоречие с нравственностью. Обретя недоступную ему прежде дальнозоркость мысли, он выпустил из поля зрения близкое, не смог разглядеть приблизившуюся вплотную беду...
      9
      Отзовись!
      В задумчивости стоял Ктор над хрустальным саркофагом Джонамо. Смерть Строма вызвала в его душе трагический резонанс. Она ассоциировалась и с тоской по непробудно спящей Джонамо, и с мрачными раздумьями о почти уже прожитой жизни.
      Ктор вглядывался в безмятежное, нестареющее лицо жены. Неужели за его дорогими чертами - пустота, бездумность, холод небытия? Книга со стертыми строками, погасший огонь, оборванная струна...
      Он был близок к отчаянию. Больше не верил Боргу. При мысли об этом чванливом старце его охватывала злоба. Как можно столь безответственно распоряжаться чужой жизнью?! К тому же жизнью женщины - красивой, чистой, любимой, которая могла бы стать матерью, взрастить трепетный стебелек, устремленный в будущее. И это человек, провозглашенный великим ученым? Нет, маразматик, утративший остатки ума!