Игин тоже вызывал у него неприятное чувство, хотя Ктор и старался пересилить себя. Как ловко он притворялся, что приехал на их свадьбу, а сам выжидал момент, когда можно будет действовать наверняка... Бедная, доверчивая Джонамо!
      Игин косвенно виноват и в смерти Строма: если бы не обида на изменившего ему друга, тот не стал бы действовать так опрометчиво. Не стал бы?
      Вот здесь Ктор не мог кривить душой. Поступок Строма вполне соответствовал его импульсивному характеру. Что-то подобное уже произошло с ним в молодости. Тогда, кажется, взорвался хроно-компрессор: Стром экспериментировал с полем времени, хотя его предупреждали об опасности.
      Сложное чувство испытывал Председатель к покойному футурологу. Не забылись ни его граничивший с хулиганством демарш, ни собственная близорукость. А ведь все могло сложиться иначе. Они могли бы стать друзьями - полярное различие характеров не помешало бы этому. А что помешало? Не соприкоснулись их судьбы, а пересеклись под прямым углом, и в этом повинен сам Ктор.
      Стром погиб. Его больше нет. Но есть планета Строма. Так переименовали Утопию утопийцы. Теперь уже стромийцы...
      Так они увековечили имя человека, который при всех неприятных чертах своего характера сумел стать их лидером. А Ктор навсегда останется безымянным Председателем.
      Да и имеет ли он моральное право занимать этот пост?
      Ктор мысленно восстановил свой жизненный путь. Детство - безмятежное, как и у других. Юность с ее неизбежными поисками и метаниями. Неудавшаяся любовь...
      О ней он вспоминал с недоумением. Что привлекло его в недалекой девице с заурядным складом ума и красивым кукольным личиком, не имевшей собственной воли, жившей по подсказке компьютеров? И как она могла сохранить над ним власть на долгие годы, вплоть до встречи с Джонамо?
      Прихоть судьбы, уготовившей ему любовь самой прекрасной и мудрой женщины Мира? Кто знает...
      Он ведь и сам был зауряден. Зауряден во всем - образе жизни, взглядах, пристрастиях. Выбрал заурядную профессию младшего воспитателя. Не помышлял о престижных постах и потому не участвовал в конкурсах.
      Был добр и внимателен к людям - этого не отнять. Так бы и прожил жизнь в необременительном труде и общедоступных развлечениях. Но случилось непредвиденное: его избрали Председателем Всемирного Форума. Избрали не люди - компьютеры, хотя и считалось, что они руководствуются единым желанием граждан Мира видеть на высшем общественном посту именно такого человека, как он.
      Ктор воспринял свое избрание без малейшего восторга: не хотелось обременять себя столь огромной ответственностью, но, с другой стороны, нельзя было и отказаться, долг есть долг. Не станешь же доказывать: не гожусь, не достоин. Компьютеры знают, что делают. И никогда не ошибаются. Значит, и здесь нет ошибки. Просто он что-то не разглядел в себе, не оценил...
      Годы, проведенные на посту Председателя, наложили отпечаток на его личность. Это была серьезная школа и он учился с присущим ему прилежанием старательного, но не слишком способного ученика.
      За ним прочно закрепилась репутация мудрого и дальновидного деятеля, и одно время он сам верил в это. Сейчас же осознал, что никогда не был ни мудрым, ни дальновидным, а всего лишь осторожным. Вел свой корабль не по правильному, а по казавшемуся наиболее безопасным пути. А курс вычисляли компьютеры...
      Да, он соответствовал стандарту Председателя. Но это уже отмененный стандарт. На Мире воцарились совсем иные критерии, и главный из них стремление к духовному величию человека. Джонамо разбудила общественное сознание, а сама спит, отрешена от жизни, которая становится с каждым днем все динамичнее и все интереснее.
      Если прежде во главу угла ставили независимость индивида от общества, обернувшуюся на самом деле общественной пассивностью, мнимым единодушием в управлении Миром, то теперь все осознали человеческую общность, коллективную ответственность за будущее, поняли, что эту ответственность нельзя не только всецело возлагать на компьютеры, но даже разделять с ними.
      Пусть этот бурный расцвет инициативы натолкнулся на серьезное предприятие, проявившееся в энергетическом кризисе, оно, безусловно, будет преодолено.
      Ктор ясно представлял, что продолжает занимать свой пост по инерции. В нем не разобрались. Его ошибочно принимают за одного из лидеров происходящей на Мире революции. Но какой он лидер!
      Самое честное - отказаться от председательского поста, передать его человеку новой формации, смелому, энергичному, молодому. И в то же время мудрому, по-хорошему осмотрительному. Неужели нельзя такого найти?
      Но правильно ли он поступит, покинув пост именно сейчас, в разгар трудностей, когда дело, за которое отдал жизнь Стром, еще не завершено? Нет, это было бы бегством!
      "Подскажи мне, Джонамо, родная моя. Отзовись!"
      Ему захотелось откинуть хрустальную крышку саркофага, коснуться губами высокого лба жены. Невозможно...
      Глядя на мраморное лицо любимой, Ктор не мог даже подумать, что за этой прекрасной ледяной маской скрывается живая мысль, замкнутая в непроницаемый кокон и в то же время волнообразно пронизывающая Вселенную...
      Как далеко была компьютерная модель Джонамо, причинившая столько страданий Боргу, от действительности! Мыслелетчица пребывала одновременно в двух комплексно сопряженных мирах. Тело не принадлежало ей, но в мозгу происходила напряженная, хотя и остававшаяся за порогом чувствительности датчиков работа.
      Подобно впавшим в летаргический сон, она воспринимала происходящее вокруг нее, но не могла подать знак об этом. До нее доносились звуки, сопровождавшие нескончаемый людской поток, который впадал в мавзолей, огибал полупетлей саркофаг и вытекал наружу.
      Сквозь сомкнутые веки Джонамо не могла видеть скорбно-торжественные лица людей, проплывавшие над головой, но волны их мыслей оставляли в ее мозгу рой образов, почти всегда туманных и лишь изредка четко очерченных.
      Джонамо чувствовала приход Ктора, а он приходил, не пропуская ни дня. Представление о времени было у нее утрачено, однако наступал миг, и над ней склонялось лицо близкого человека. Волну его мыслей она воспринимала особенно отчетливо.
      Но и в эти мгновения, возвращавшие ее к прошлому, Джонамо продолжала движение в нескончаемом пространстве, с его мирами и антимирами, черными дырами и белыми карликами, пустынями межзвездного вакуума и скоплениями звезд. Словно две разные проекции на один экран, налагались друг на друга мысленные образы, индуцируемые Ктором, и космические фантасмагории, чуждые обычному человеческому восприятию, но доступные мироощущению Джонамо.
      И эти два ее столь разных сознания не противоречили одно другому, не создавали в мозгу хаоса.
      Джонамо жила феноменальной двуединой жизнью, к которой были и боль, и страх, но не оставалось места сомнениям, сожалениям, колебаниям. Как ни парадоксально, великий Борг, предвосхитивший это особое состояние и в отличие от Ктора знавший, что понять его суть, не прибегая к абстракции, невозможно, попытался все же перехитрить самого себя тривиальнейшим образом - с помощью компьютера, которому доступны лишь конкретные представления, к тому же базирующиеся на аналогиях!
      ... Пронзая кривизну пространства-времени, несется к Геме живая волна. Что ждет ее, не ведают ни Борг, ни Ктор, ни сама Джонамо. Но сроки их неведения истекают...
      10
      Расставание
      На следующий день после размолвки с Корлисом у Инты начались роды. Их принимала ее юная ученица и помощница Мио.
      Когда Корлис, срочно вызванный ею, вбежал в палату, его встретил басовитый крик ребенка. Мальчик выглядел, как все новорожденные: красное, немного одутловатое личико, слипшиеся редкие волосики, сморщенный носик. Никакой патологии, только рост был едва ли не вдвое больше обычного. Поразительно, как Инта родила такого богатыря!
      С одного взгляда на нее Корлис понял, что дело плохо: ее осунувшееся лицо побелело, глаза ввалились и потухли. Все признаки сильного внутреннего кровотечения!
      Мио, также бледная, но от страха, смотрела на Корлиса умоляющими глазами.
      - Спасите ее, доктор!
      "Какой я доктор!" - с горечью подумал он.
      Из головы вдруг вылетело все, что, казалось, было прочно усвоено. На него словно напал столбняк.
      Вспомнилась их первая вылазка на Гему, охватившее его тогда чувство обреченности, приступ отчаяния во время исчезновения Инты и такое же, как сейчас, состояние растерянности. Неужели ему так и не удалось закалить характер?
      - Делайте же что-нибудь! - всхлипнула Мио.
      Волевым усилием Корлис заставил себя собраться.
      - Стимулятор! Антишок! Давление! - бросал он отрывистые команды, и Мио, точно автомат, бессознательно выполняла их.
      Наконец взгляд Инты стал осмысленным. По телу пробежала волна дрожи. Рука протянулась навстречу Корлису, но тотчас упала.
      - Пришел... - зашевелились серые, искусанные губы.
      - Простите меня, Инта!
      - Жизнь прошла, Корлис. Это мой последний день.
      - Все будет хорошо, держитесь!
      - Нет, - прошептала она надломленным голосом.
      Корлис был в смятении.
      - Не говорите так, - сказал он быстро. - Я все сделаю для вас.
      - Поздно... Я все равно должна была умереть.
      - Лед! Кровь! Коагулятор! - закричал Корлис. - Будем делать операцию, Мио!
      - Бесполезно, - качнула головой Инта. - Я не выдержу.
      Из уголка ее полуприкрытого глаза скатилась слеза.
      Запас консервированной крови таял. С отчаянием следил Корлис за тем, как падает ее уровень. Казалось, влитая кровь тотчас покидает внезапно исхудавшее тело Инты.
      "Все. Больше ничего нельзя сделать. Остается последнее средство. Не поможет, умру вместе с ней!" - подумал Корлис.
      А вслух сказал:
      - Переливайте мою кровь, Мио. И не смейте отсоединять до конца. Вы поняли? До конца!
      Он впервые признался себе, что любит эту женщину, которая никогда больше не встанет с пропитанной кровью постели. Любит светло и безнадежно. И жить без нее будет незачем.
      - Хочу проститься с Кеем, - шепнула Инта.
      ... Тревожный импульс потряс сознание Кея. И вместе с ним в мозг ворвался образ Инты. Как можно было забыть о ней, оставить без поддержки в такое время!
      Кей хотел сорвать шлем с датчиками, но руки не слушались. Обычно возвращение из "призрачного" состояния занимало около часа. Это было потерянное время, но с ним приходилось мириться. Сейчас же он не имел права мешкать. С Интой произошла беда!
      И Кей метнул свое силовое поле туда, к Инте.
      Она еще жила, кровь Корлиса поддерживала ее силы. Но глазами Эрта он увидел, что спасти Инту невозможно.
      - Сарп, Угр, Горн! Да придумайте же что-нибудь! - воззвал Кей к коллективному мозгу и ответил себе: - Мы можем лишь сохранить ее личность.
      - Обними меня, Кей, - услышал он шепот жены и с тоской подумал, что и это не в его силах. - Ты никогда не был нежен со мной. Но я тебе благодарна за все. Я полна любовью к тебе, и поэтому мне трудно умирать. Мы расстаемся, как жаль...
      - Не думай об этом. Тебя ожидает бессмертие. Мы будем вместе, пока...
      - Нет, родной. Ты не сделаешь этого против моей воли. Не могу быть "призраком"! Уж лучше умереть сейчас, когда я так хочу жить, чем дождаться, пока захочется умереть.
      - Не говори так!
      - Пообещай мне, что я не стану "призраком". Ничего хорошего... из этого... не вышло бы...
      - Обещаю.
      Лицо Инты вдруг просветлело.
      - Какая чудесная музыка...
      Кей замер. В его сознании, вытесняя ужас и боль, нарастали никогда не слышанные им звуки. В них сплелись любовь и жажда добра, светлая скорбь и сила разума, которую он должен передать сыновьям.
      - Дружище, любимый мой дружище, - сказал он голосом Горна.
      И не дождался ответа.
      11
      Человек
      Был еще один свидетель трагедии, о чем Кей не подозревал, а впрочем, это и не имело бы для него значения, поскольку ни на что не могло повлиять.
      Два Сарпа склонились над смертным ложем Инты. Один в самом Кее, в его сознании, другой вне его. И этот последний, убрав свое голографическое изображение, невидимый и неощутимый чувственным восприятием, до самого конца находился рядом с Интой, изнемогая от бессилия и душевной боли.
      То, что он может испытывать боль, стало для него неожиданностью, если не откровением. Сарп привык к рассудочности своих чувств и даже не был уверен, можно ли называть их чувствами. Думал, что, подобно всем "призракам", лишен способности переживать.
      Временами это огорчало его, вселяя сознание собственной неполноценности, даже ущербности. Вообще же он был доволен: неподвластность чувств рассудку, присущая большинству людей во плоти, осложняла и драматизировала существование.
      "Мне же, - с горьким удовлетворением думал Сарп, - не угрожают ни стрессы, ни вспышки страстей, ни бесконтрольные порывы. Я свободен от зависти и обид, пороков и... наслаждений".
      И вот бастион душевной неуязвимости рухнул, оказавшись на поверку хрупкой декорацией, которая лишь создавала видимость крепости, но первый же шквал поверг ее, подхватил, отбросил, словно и не было ничего там, где она только что высилась.
      Смерть Инты вызвала у Сарпа приступ лютой тоски. То, что Инта отказалась от бессмертия, породило у него смятение. Значит, бессмертие вовсе не так привлекательно, как он был убежден, если от него отказываются на краю могилы! Отказываются чуть ли не с отвращением, наотрез. И кто? Если бы так поступил Кей, в этом не было бы ничего удивительного. Хотя... теперь Кей рассуждает иначе и не преминет продлить существование в информационном двойнике.
      А вот Инта этого не пожелала...
      И Сарп понял: бессмертие, которое и прежде было не более чем гиперболой, образным преувеличением, ибо ничто не вечно во Вселенной, навсегда скомпрометировано в его глазах. Посмертное существование утратило для него смысл, лишилось стержневой основы. Хорошо, что он властен в любой миг прекратить его, уйти в небытие, как это, не дрогнув, сделала Инта!
      Ни бывшие орбитяне, ни "призраки" не догадывались, что необрывная нить связывала Сарпа с мужественной, гордой женщиной. Он сумел изолировать от мыслеобщения потаенную зону памяти, хранящую образ Веллы.
      Велла погибла от взрыва бомбы во время одного из так называемых локальных конфликтов - быстротечных, изощренно жестоких войн, в которых не было ни фронта, ни тыла. Обмен мстительными ударами то и дело нарушал неустойчивое состояние мира, множа жертвы.
      И возвратившись в очередной раз с орбиты, Сарп не застал жены в живых. Долго стоял в душевном опустошении у ее могилы, сжимая кулаки, проклиная все на свете. Со скромного памятника смотрели на него насмешливо-нежным взглядом зеленые глаза любимой.
      Полтора столетия спустя в них изумленно вглядывалась Инта, прапраправнучка женщины, которой уступил место в космическом корабле Сарп, пораженный ее необъяснимым тождеством с Веллой.
      Инта узнала в Велле себя. Сарп узнал в Инте Веллу, полюбив ее так, словно это и впрямь была Велла, обретшая подлинное, а не условное, метафоричное бессмертие.
      И это живое, единственно оправданное бессмертие обернулось жестоким, бессмысленным разочарованием...
      Как тогда, над могилой Веллы, ставшей теперь последним пристанищем и Инты, Сарп устремил взор в жуткую, непостижимую бездну, именуемую небом, исходя беззвучным отчаянным криком, воплем души, которая, оказывается, есть и у него, "призрака", еще недавно мнившего себя то ли сверхчеловеком, то ли недочеловеком - бесстрастным, машиноподобным, неподвластным чувствам.
      А он - по-прежнему человек, сохранивший присущие людям слабости, смертный по самой своей природе, обреченный на вечные поиски смысла жизни...
      12
      Большое из малого
      Смерть Строма обрушилась на Игина, как внезапный обвал. Она свела воедино множество болевых точек. И самой жгучей, самой личностной из них было так и не снятое обвинение в предательстве. Неужели Стром ушел, не поняв и не оправдав его?
      Подавленное состояние управителя объяснялось и пошатнувшейся надеждой на то, что "ловушка для Светоча" будет осуществлена в ближайшее время. Да, Борг нашел ошибку в изысканиях Оэла, исправил ее и предложил свой структурный вариант накопителя энергии. Но где гарантия, что новый вакуум-компрессор будет безопасным?
      Во всяком случае, Борг считает, что такой гарантии нет и быть не может.
      - Любой энергоемкий элемент... мгм... таит в себе угрозу взрыва, сказал он. - И вакуум-компрессор не исключение. Стоит его разрушить, и запасенная в нем энергия мгновенно высвободится. Вот так, юноша!
      Чем не приговор? Но энергокомплексы на расщепляющихся материалах неизмеримо опаснее, достаточно вспомнить угрозу радиоактивного заражения!
      Какой же вывод должен сделать Игин? Или даже не вывод, а выводы, потому что их наверняка несколько...
      Во-первых, как ни жаль, придется отказаться от использования вакуум-компрессора в транспортных средствах - гонарах, дисколетах, баллистических лайнерах. Пока отказаться, а там видно будет...
      Во-вторых, нельзя размещать "ловушки для Светоча" непосредственно на поверхности Мира, как это предлагают некоторые. Даже если не учитывать падения эффективности за счет потерь лучистой энергии в атмосфере, такой вариант неприемлем опять же по соображениям техники безопасности. А вот выведенная на орбиту "ловушка" не представит ни малейшей опасности для Мира и в случае взрыва, ведь при запуске она еще пуста, а на орбите достаточно удалена.
      В-третьих, связь "ловушки" с энергетической сетью Мира должна быть бесконтактной. Иная просто невозможна. И отбирать энергию нужно в момент, когда "ловушка" проходит нижний, наиболее близкий к Миру участок траектории.
      Желательно, наконец, чтобы "ловушка" имела ячеистую структуру. При этом вероятность уничтожения "ловушки" шальным метеоритом окажется намного меньше...
      Разумеется, это лишь предварительные выводы, черновые наметки, которыми Игин поделится со специалистами: решение должно быть только коллегиальным. А уж потом понадобится помощь компьютеров: черновую работу предстоит выполнить именно им.
      Ни сам Игин, ни его ученые помощники не думали, что компьютеры, словно вымещая накопившиеся обиды, докажут несостоятельность принятого решения. И дело теперь было уже не в ошибочности теоретических выкладок, и не в опасности эксперимента, - ее все равно не избежать, - и даже не в трудности практического осуществления вакуум-компрессора, а совсем в другом.
      Дело упиралось в размеры "ловушек". Компьютеры неопровержимо доказали, что "ловушки", обладающие емкостью, достаточной для разрешения энергетической проблемы Мира, имели бы такие габариты, что о запуске в космос не могло быть и речи. Проще вывести на орбиту целый город с высотными домами, многоярусными путепроводами и сетью заглубленных коммуникаций. Это было, конечно, преувеличением, но не столь уж далеким от истины.
      Каков же выход из положения, и есть ли он? А что, если собирать "ловушку" прямо на орбите из множества модулей, еще лучше из ячеек. Структура была бы оптимальной, вопрос: возможна ли она?
      Связавшись с Боргом, Игин выяснил, что возможна. Более того, усовершенствованный вакуум-компрессор имеет именно такую структуру.
      И снова исходные данные переданы компьютерам, но ответ по-прежнему неутешителен: строительство на орбите займет десятилетия, а к тому же ускорит наступление энергетического кризиса.
      Итак, опять тупик... Нелегка дорога к звездам!
      Надоедать Боргу Игин больше не решился. Нет, в своей проблеме он должен разобраться сам!
      Теперь Игин думал лишь об одном: каким образом забросить на орбиту "ловушку". Временами он готов был впасть в отчаяние, махнуть на все рукой, отступиться. Даже сбежать обратно на Строму, которая - так уж устроена человеческая память - обрела в его воспоминаниях романтический ореол.
      Его преследовала мысль, что он забыл деталь, способную дать иное, перспективное направление поискам. Так иногда бывает после пробуждения, когда не можешь вспомнить сон, но испытываешь необъяснимую уверенность в том, что за его гранью осталось открытие, решение задачи, не дававшееся наяву. Оно твое, надо лишь его восстановить в памяти, зафиксировать в сознании...
      Нечто подобное происходило сейчас с Игином. Нужна была зацепка, толчок. И он начал методично анализировать события - большие и малые, - в которых участвовал после возвращения на Мир.
      Что-нибудь связанное с Джонамо? Нет. Со Стромом? Тоже нет. Может быть, с Председателем?
      Игин почувствовал, как в нем нарастает беспокойство. Похоже, Ктор имеет к этому отношение. Что значит "к этому"? К чему именно? Так, разложим по полочкам... Ктор и Джонамо... Нет, Ктор был уже один. Они встречались по делу? Интуиция молчит, стало быть, не то... Разговаривали по информу? Тоже не то... "Думай, думай, напрягись!"
      Стоп! Вспомнил! Космодион. Крошечные стрелы космопланов одна за другой вырываются из электромагнитного жерла. Словно песчинки. Одна за другой... Струйка частиц...
      Но ведь такой электромагнитный ускоритель может придать частице космическую скорость. Вывести ее на орбиту. А если частиц множество, что будет тогда? Они равномерно распределятся по эллиптической орбите? Конечно же нет: скорость спутника по мере приближения к наивысшей точке постепенно падает, в самом верху он на миг зависает и, миновав "перевал", уже с ускорением движется вниз...
      А это значит, что на восходящем участке эллипса последующая частица будет нагонять предыдущую. Модуляция частиц по скорости вызовет их модуляцию по плотности. И в верхнем участке орбиты возникнет сгусток частиц!
      Дрожа от нетерпения, Игин ввел задачу в компьютер. Взглянул на дисплей и облегченно вздохнул. Умозрительная модель оказалась правильной! Отсюда следует...
      Увы, еще ничего не следует! Сгусток частиц - это всего лишь совокупность хаотически ориентированных "микроловушек". Чтобы получить одну большую "ловушку" их нужно "организовать", собрать воедино так, чтобы получилась та ячеистая система, о возможности которой говорил Борг.
      Радость открытия оказалась кратковременной. Для Игина снова начались трудные дни. И бессонные ночи.
      На этот раз интуиция молчала. Не было подсознательного чувства, что успех вот-вот придет. Возобновилась депрессия. И бороться с ней Игин устал.
      В самый критический момент прилетел Оэл.
      - Я, и только я, виноват в смерти Строма, - сказал он во время первой встречи. - Не могу простить себе ошибки.
      - С кем не бывает, - повторил Игин слова Борга.
      Еще час назад он чувствовал себя глубоко несчастным. Как ни удивительно, необходимость утешить Оэла придала ему сил. Собственная неудача отошла на второй план.
      - Мы все ошибались, и по многу раз. Я тоже чувствую себя виноватым перед Стромом. Но причина его гибели не во мне и не в вас. Как ни больно это говорить, виноват он сам. Всегда спешил, пытался приблизить будущее. Рисковал, шел напролом... Впрочем, не нам его осуждать.
      - Вероятно, вы правы, - задумчиво проговорил Оэл. - И все же до конца дней своих буду ощущать бремя вины.
      - Работа избавит вас от этого бремени.
      - Я и приехал, чтобы работать.
      - Ваша помощь была бы неоценима.
      - Располагайте мной!
      - Ловлю вас на слове, - обрадовался Игин. - И давайте сразу же примемся за дело. Вот на чем оно застопорилось...
      Игин рассказал Оэлу о своих поисках и, казалось, непреодолимых затруднениях, с которыми столкнулся.
      - И дальше ни шагу, - посетовал он.
      - Принцип формирования орбитальных сгустков остроумен, - с похвалой отозвался Оэл. - Очень изящное решение! Таким способом вы избавились от необходимости выводить на орбиту гигантский вакуум-корректор или монтировать его там из модулей меньшего размера. Не забудьте только о фокусирующей электромагнитной линзе. Ее нужно будет предварительно подвесить на стационарной орбите. Поток частиц, выбрасываемых с космической скоростью ускорителем, будет, проходя через линзу, сжиматься в узкий пучок.
      - Это мысль, - в свою очередь похвалил Игин. - Но остается нерешенной главная задача: как превратить сгусток частиц в закономерно ориентированную структурную систему, в одно целое?
      - Задача не из трудных, - успокоил Оэл. - Вы не учти одно обстоятельство: под действием электромагнитных волн частицы слипнутся, такой эффект был известен еще нашим предкам.
      Игин побагровел от смущения.
      - Стыжусь своего невежества!
      - И напрасно, - заверил Оэл. - Я сам не знал об этом до недавнего времени. Копался в ученых архивах и натолкнулся... Был поражен не меньше вашего. Новая технология опровергает старую, так мы привыкли считать. Но в недрах сколь угодно старой технологии таятся истинные сокровища. Отсюда мораль...
      - Надо вовремя оглянуться!
      - Без этого не может быть взгляда вперед, - добавил молодой ученый.
      13
      Реквием
      И снова Ктор стоял у саркофага Джонамо. Холодный хрусталь отделял его от жены. Борг уверяет, что она жива.
      - Вы что, не верите мне? Мгм... Терпите, говорю я вам! Будьте мужчиной, вы же Председатель! - сказал старик прошлый раз.
      - Я отчаялся ждать. Мне кажется, что прошло бесконечно много времени.
      - Так нельзя, нужно взять себя в руки. Ну ладно... мгм Обещаю, что не умру, пока... Словом, пока все не выяснится. Сами понимаете, я не проживу слишком долго. Да.
      Не меньше часа простоял Ктор у саркофага, но видел вовсе не усыпальницу. Под хрустальной крышкой, на теле Джонамо, миллионы датчиков. Саркофаг герметичен, вентилируется смесью инертных газов и кислорода. Температура и давление в нем поддерживаются с высокой точностью.
      Это лишь кажется, что здесь мавзолей. На самом же деле - храм науки. И все в нем преисполнено ожидания. Ждут матрицы счетчиков, медленно ползущие ленты самописцев, дисплеи компьютеров.
      Ктор так часто и подолгу всматривался в них, что они стали для него давними знакомцами - у каждого свое лицо. Лица с замершими чертами... Когда они дрогнут, заулыбаются, заговорят?
      Как всегда, пожелав Джонамо доброй ночи, Ктор направился в соседнее помещение. Всмотрелся и замер: все жило, перебрасывалось цифрами, светилось, жужжало, щелкало.
      Поток информации ворвался в храм электроники.
      А следом за ним появился Борг. Оставалось гадать, как он мог проявить такую оперативность. Не караулил же поблизости? Ошеломленный Председатель даже не понял: до него или уже после, а может, одновременно с ним возник здесь старый ученый.
      Впрочем, сейчас он не казался старым: порывистые движения, осанка юноши, зоркий взгляд. Ктор не замечал ни всклокоченной бороды, ни мшистых бровей, ни густой сети морщин.
      Борг был молод!
      Исчезла даже стариковская медлительность речи, ее не прерывало больше излюбленное "мгм...", голос был звонок и совсем не похож на стариковское бормотание.
      - Это победа! - бросился навстречу Ктору Борг. - Голубчик вы мой, поздравляю! Недолго вам ждать, совсем недолго. Видите, - обвел он рукой приборы, - работает наша Джонамо, работает. Через нее откликнулась Гема. Все это сейчас записывается, обрабатывается, расшифровывается. Изобилие информации, и какой! Цены ей нет! Вот разберусь в ней, тогда и умереть можно...
      - Что вы! Вам еще жить да жить... - ошеломленно проговорил Ктор. - Я вижу, вы и не стары вовсе, каким-то чудом помолодели...
      - Дорогой мой юноша! Увы, эта моя "молодость" скоро пройдет. Просто в такие минуты нельзя быть старым. Нельзя быть старым, говорю я вам.
      Краска залила лицо Председателя. Как он был несправедлив к Боргу, приписывая ему безответственность, самонадеянность, чванливость. Все это время старик переживал не меньше, чем он сам. Прав Игин, Учителю можно и нужно верить.
      - Ведь правда, она вернется? - как-то по-детски, не решительно спросил Ктор.
      - Обязательно вернется, - подтвердил Борг. - Теперь уже скоро. Вот что, молодой человек. У меня мало времени. Совсем мало времени. А я должен успеть. Да. Прощайте! И не приходите сюда, говорю я вам.
      - Как? Вообще не приходить?
      - Вообще. Впрочем... Придете, когда позовут.
      Прошло несколько дней. Известий от Борга не было. В свою очередь Ктор сдерживал себя, чтобы не надоедать ему. И вот однажды вечером информ-компьютер предупредил, что по глобовидению передают сообщение особой важности.
      Ктор распорядился включить канал. И сразу же понял: случилось непоправимое. Его окружило море цветов. Трепетные, полупрозрачные, напоенные влагой лепестки казались живыми. Нежное благоухание разлилось по комнате...
      Головки цветов едва заметно вздрагивали в такт могучим и мрачным аккордам. Ктор узнал "Реквием" в исполнении Джонамо. Вскоре музыка стихла, и голос за кадром с торжественной печалью произнес:
      - Только что скончался великий Борг...
      И Борг сошел с экрана.
      - Друзья мои! - воскликнул он, просветленно взглянув в глаза Ктору (так, ему показалось). - Я предчувствовал, что не доживу до встречи с вами, и приготовил эту запись. Забудьте на время, что меня нет. Воспринимайте меня, как живого. Разделите с собой мою радость!
      Да, мне посчастливилось достойно завершить жизнь. Самое большое мое открытие я сделал в последние дни. С помощью Джонамо, ее глазами, умом и сердцем, я не только разгадал тайну Гемы, но и углубил наше представление о мироздании. То, что вы сейчас увидите и услышите, может показаться парадоксом. Но это более чем парадокс. Это крушение аксиом, ниспровержение постулатов. Найдите в себе силы воспринять его без предубеждения.
      Борг исчез, и перед Ктором распростерлось звездное небо. Звезды ринулись навстречу метеорным потоком. Среди них обозначилась и начала расти планета.
      - Вы видите Гему глазами Джонамо, - продолжал голос Борга. - Смотрите же, она совсем близко!
      - Но это же Мир, наш Мир! - недоуменно воскликнул Ктор, словно Борг мог его услышать.
      - Не подумайте, что я вас мистифицирую... мгм... Вам кажется, перед вами Мир. Но это Гема. Те же материки, океаны, моря, горы, реки... Конечно, найдутся и различия, ведь и Мир не всегда был одинаков. И все же сходство столь велико, что нельзя объяснить его случайностью.