— Да-а. Его так и не отправили на слом. Но теперь, очевидно, на нем никто не обитает. Вон на причале с удочкой сидит сторож. Присядем и мы? — Грег опустился на белый песок.
Вкрадчиво шелестели ветвями деревья. В кудрявом колючем кустарнике попискивали какие-то серенькие птички. Шуршала о песок волна. С рейда изредка доносились гудки судов. От зеленоватого моря веяло водорослями, прохладой и покоем.
— А вы сентиментальны, Фрэнк. — Доктор приложил ладонь ко лбу. — Уж не стареете ли? Бытует мнение — в преклонном возрасте обуревает желание посетить места, кои в детстве врезались в память особенно. Не этим ли объясняется сие паломничество в юность.
— Может быть, — Грег пожал плечами. — Прошло уж не так много — всего лет десять. Но мне они кажутся вечностью, будто и впрямь немощный старик. Вероятно, стал мудрее. Жизнь многому учит. Вот здесь мы и жили. — Он задумчиво посмотрел на подсвеченный солнцем силуэт корабля. — В носу банда малолеток, а в корме — йиппи.
— Хиппи, — деликатно поправил Уваров.
— Нет. Именно йиппи. В те времена последняя разновидность юродивых. Пожалуй, самая оголтелая. Ладно, — вздохнул и поднялся. — Пойдемте домой. Чего травить душу…
Четверо сидели вокруг стола. Перед каждым кока-кола, листки бумаги и ручки. Свет от лампы лежал посередине желтым кругом.
— Так, — Фрэнк обвел присутствующих взглядом и смахнул с горлышка бутылки муху. — Всем известно, зачем мы собрались?
— Всем, — кивнул Эдерс и с неприязнью покосился на вьющееся возле бутылки насекомое.
— Прежде подсчитаем нашу финансовую мощь. Сколько имеем в наличии? — Грег вытащил бумажник и разложил на столешнице пачки купюр. — Тут около пятнадцати тысяч и мелочь.
— Я закрыл счет. — Мартин достал сверток. — Десять тысяч пятьсот сорок долларов.
— У меня ничего нет, — упавшим голосом произнес Уваров.
— Не беспокойтесь, — Фрэнк дотронулся до его руки. — У вас другие задачи, думаю, не менее важные, а долги за лечение мы возместим, сделаем через надежного адвоката.
— Здесь почти три с половиной, — Эдерс извлек из кармана деньги. — За квартиру, все остальное, а также за часть долгов Уварова клинике я рассчитался.
— Наши средства вручаем Мартину. Он казначей, как самый положительный и надежный из присутствующих.
— Да полно вам, Фрэнк, — смущенно запротестовал негр.
— Да-да. — Грег усмехнулся. — Остальные просто не котируются. Я — сумасшедший. Доктор — картежник…
— Я? Картежник? — возмутился Эдерс. — Ну, знаете!
— Вы, вы, доктор. Собственными глазами видел: во время дежурства резались в картишки с весьма недурненькой медсестричкой. Уж не ведаю, на что играли — ваше личное дело, — но было.
— Безобидное времяпрепровождение, чтобы скоротать вечер.
— Все начинается с малого. — Он повернулся к русскому. — Ну а Уваров — известный кутила и ловелас. Не обижайтесь, — заметив, что тот собирается возразить, погрозил ему крючком-кистью. — Казначей Мартин. За деньгами, чуть чего, обращаться к нему. Соответственно доктор заправляет медицинской частью, Уваров — научной. Если потребуется какое-либо оборудование или еще что, Мартин отпустит деньги или приобретет сам, как вам угодно.
— Мы же еще не знаем, что понадобится, — сказал Эдерс.
— Логично, — кивнул Грег. — Как выясните, так и закажете. Что касаемо меня, беру на себя общее руководство. Согласны?
Все кивнули.
— План приблизительно таков: экипировка соответствует туристам — мы же едем отдыхать. Отбываем в Египет попарно: я и Уваров, Эдерс и Мартин. Летим разными рейсами, но желательно в один день. Встречаемся в аэропорту и направляемся к профессору Эдвину, он возглавлял экспедицию, в которой работал Смайлс. Я с ним знаком, звонил ему, он сейчас там. Нам поможет уточнить место, где спрятаны тайны. Мы, разумеется, посвятим профессора в наши намерения.
— Хм. Стоит ли? — возразил доктор.
— Думаю, да. Не во все, конечно. Он прекрасный человек, эрудит, знаменитый ученый и будет нам весьма полезен. Не забывайте, он-то и укажет, где произошел обвал, поэтому необходимо полное доверие. Смайлс перед смертью сообщил: расчеты и аппаратура остались в склепе. Далее, достаем их, знакомимся и начинаем действовать, как говорят военные, по обстановке.
— Если убедимся, что это не чушь собачья, — вставил Эдерс. — Я еще сомневаюсь — уж очень фантастично выглядит.
— Несомненно, риск есть, — подтвердил Грег. — Давайте прикинем, не упустили чего?
— А не лучше лететь вместе? Так, пожалуй, более безопасно? — предложил Уваров.
— Думаю, нет. Не исключено, за нашими передвижениями станут следить. Я хоть ни о чем не обмолвился Майку, но он проницателен и хитер, провести его не так-то просто. Ему любопытно, что я затеял, да и не безразлично, не пойдут ли прахом деньги, которые нам ссудил. А вдруг я вообще, несмотря на ненормальность, додумаюсь с этим кушем смыться за границу?
— Кому что кутить из вещей, дайте список и размеры, — сказал Мартин. — Или получите деньги и приобретайте сами по вкусу.
— Мартин? — Грег повернулся к негру. — У вас сохранился мой кейс, подарок шефа?
— Конечно.
— Достаньте, если не трудно.
Мартин поднялся, прошел за занавеску и вскоре появился, вытирая пыль с небольшого коричневого чемоданчика с никелированными замками.
— Извольте, все в целости и сохранности. Вы же им почти не пользовались.
— Что это? — Уваров вытянул шею.
— Как сказал когда-то наш уважаемый доктор, мои шпионские принадлежности. В некотором роде орудия производства.
— Я назвал их причиндалы, — поправил Эдерс.
— Какая разница? — Грег открыл замки и откинул крышку.
В кейсе лежал пистолет с глушителем. Портативный очень чувствительный магнитофон. Малюсенький фотоаппарат с набором микропленки и телеобъективами. Рядом в гнездах два прибора: один напоминал небольшую кинокамеру, другой — бинокль с трубочкой сверху. Рядом в пакете какие-то инструменты, похожие на хирургические.
— А это? — Эдерс ткнул пальцем в приборы в гнездах.
— Чудо техники. — Грег вынул то, что походило на кинокамеру. — Мартин, откройте окно.
Негр поднялся и распахнул половинку рамы.
Грег навел объектив на окно противоположного дома и нажал кнопку.
— По счетам за продукты не уплачено, а ты соришь деньгами на всякую дрянь, — раздался глуховатый голос. — Сколько мазаться можно, старуха, а туда же. Опять для своего…
— Фрэнк! Не вмешивайтесь в частную жизнь, — запротестовал доктор.
— Не смею мешать. — Грег выключил прибор и сказал: — Это обыкновенное подслушивающее устройство. Впереди не объектив, а мембрана — она принимает и усиливает колебания, в данном случае стекла, от голоса или других источников. А вот, — Фрэнк вынул из углубления бинокль с трубочкой, напоминающей оптический прицел на винтовке, — «кошачий глаз» — с его помощью вы приобретаете способность видеть в полной темноте. Отсюда, — показал пальцем, — падает пучок инфракрасных лучей и озаряет предмет. Через окуляры бинокля ночью, как днем, все прекрасно видно. Тот, на кого направлен луч, абсолютно об этом не догадывается.
— Ну и ну, — вздохнул Уваров. — Никуда не денешься. Все напоказ. Но ведь есть же что-то не для общего обозрения: интимное, сокровенное, неприкасаемое.
— Вы бы еще не так удивились, когда бы ознакомились с той штуковиной, которую мне демонстрировал Майк. Ее тоже сотворил, работая в лаборатории Робинсона, Смайлс. Разумеется, не для подглядывания.
— Мысли читает или определяет наличность? — скривился Эдерс.
— Стены просвечивает. Делает их опять же незаметно для окружающих прозрачными словно бемское стекло. Смайлс собирался применять прибор для поиска полезных ископаемых.
За столом приумолкли. Нудно капала из крана вода. На подоконнике ворковали голуби. С жужжанием вокруг бутылки вилась муха.
— Демонстрация окончена. — Грег захлопнул кейс. — На сборы достаточно три дня? Тогда в среду вылетаем. Сегодня займемся личными делами. По этому поводу прошу разрешения у общества изъять из общей копилки еще тысячу.
— Снова к какой-нибудь красотке пристает сластолюбивый нахал, — ехидно заметил Эдерс.
— Нет. Я должен навестить мать и сынишку. Обеспечить их на время своего отсутствия.
— Вы же говорили, что сирота и не были женаты? — удивился доктор. — Откуда появилась мамаша с сынком? Ну знаете, Фрэнк…
— Это вдова комиссара Кребса. Ее внук — сын Стива Кребса, моего сводного брата, и есть мой сынишка. После экспедиции я возьму их к себе и оформлю официальное усыновление мальчугана.
— Извините, Грег, — Эдерс смутился и смешно надул щеки. — Я нехорошо пошутил и беру свои слова обратно. Простите.
— Ничего, — Грег опустил взгляд. — Если вопросов нет, можете распоряжаться собой по собственному усмотрению. — Он внезапно резко взмахнул рукой над горлышком бутылки. — Да поймаю же я тебя наконец, будь ты неладна, надоела. — Разжал ладонь, произнес разочарованно: — Улетела, злодейка, — хмыкнул под нос: — Шут с ней. Биологи утверждают — все в природе взаимосвязано. Вдруг бы с ее смертью нарушилось какое-то равновесие? Пусть живет…
6. ОБЛАВА
Дональд Робинсон — химический король — сидел в своем офисе, развалившись в кожаном кресле, и сосредоточенно вертел в пальцах толстый красный карандаш. Промышленник был чем-то раздосадован. Брезгливо кривил тонкие губы и морщил нос.
Против босса в почтительной позе стоял помощник по экономике и информации. Неторопливо перелистывая бумаги в папке, докладывал о положении дел в концерне. Говорил обстоятельно.
— Конкуренты переправили через границу героин и ЛСД, несколько сотен килограммов. Но в продажу пока не пускают.
— Конкуренты? — передразнил презрительно генеральный директор. — Жалкую кучку контрабандистов вы называете конкурентами? Хорошо уж, что не соперниками.
— Их оборот превышает двадцать миллионов.
— Почему они не пускают товар на рынок?
— Мы их опередили, выбросили свои препараты, синтетические. Они по действию не слабее, но имеют низкую себестоимость, вот мы и продаем в два раза дешевле. Разумеется, пока. Пришлось пойти на временные убытки. Соперники в бешенстве — они теряют клиентуру. И, кроме того…
— Это не выход, — оборвал Дик. — Я не намерен отказываться даже от части прибыли из-за того, что какие-то мафиози путаются под ногами. Что они собираются предпринять?
— Узнаем сегодня. В десять вечера их главари соберутся на вилле «Арабески», где примут окончательное решение. Можно предположить, что обратятся к нам в надежде на компромиссное урегулирование создавшегося положения.
— Компромиссное урегулирование, — опять передразнил Робинсон. — Меня это не устраивает. Я желаю раз и навсегда от них избавиться. Причем не тратя на это ни цента. Поняли? Раз и навсегда. Так, чтобы уже не поднялись. Если бить, то до смерти, иначе не стоит и замахиваться. Таков мой принцип.
— Но… — начал было советник.
— Вам что-либо не ясно?
Помощник поджал губы и пожал плечами.
— Можете идти.
— А как же?..
— Продавать по прежним ценам, никаких снижений. Это тоже мой принцип, и я от него не отступлюсь. Поняли?.. Остальное — моя забота. Ступайте.
Едва за советником закрылась дверь, промышленник потянулся к телефонному аппарату, снял трубку и набрал номер…
Комиссар Фокс прогуливался неподалеку от широкого, с белой колоннадой, подъезда отеля «Фламинго». Вообще-то гостиница была непритязательной, но пользовалась безупречной репутацией. Тут обычно останавливались мелкие бизнесмены и чиновники, а портье выполнял и обязанности бармена. Большие окна поблескивали чисто промытыми стеклами, в которых отражались огни фонарей и зеленые, красные и желтые блики рекламы соседних заведений.
Фокс огляделся. Вдоль тротуара на полукруглой площадке, обнесенной каменным парапетом, припарковались несколько автомобилей. С краю стояла фиолетовая «тойота». Она-то, видимо, и интересовала комиссара. Он кивком подозвал полицейского, стоящего поблизости.
— Все сделано? — спросил тихо.
— Все, сэр. Знак переставлен. На этаже дежурит наш агент. Объект у себя в номере, принимает ванну, по-видимому, собирается уходить.
— Хорошо. — Комиссар взглянул на часы. — Время еще есть.
Вечер принес прохладу, но от асфальта парило. Из распахнутых окон бара слева от отеля доносилась суматошная музыка. По улице по три-четыре человека фланировали завсегдатаи этого района. На панель выходили «совы» — те, кто в основном ведет ночной образ жизни, отсыпаясь днем.
Полицейский что-то прошептал в висевшую на груди рацию и доложил комиссару:
— Объект вышел из номера, сэр. Спускается по лестнице. Сейчас будет здесь.
Из подъезда показалась высокая блондинка в белой широкополой шляпе из рисовой соломки и в темных очках.
— Вот она.
Женщина направилась к «тойоте», на ходу натягивая сетчатые перчатки. Какой-то мулат услужливо бросился к лимузину и стал поспешно тряпкой протирать ветровое стекло.
— Сгинь, — презрительно процедила сквозь зубы блондинка и протянула руку к дверце.
— Извините, — Фокс шагнул вперед. — Это ваша машина?
— А в чем дело?
— Прошу прощения. Это ваша машина? — повторил вежливо, но настойчиво.
— Моя. А в чем дело? Я спешу.
— Я комиссар полиции. Вы нарушили правила. Сожалею, но тут запрещена стоянка.
— Не говорите глупостей. Я здесь паркуюсь постоянно. Вон знак. — Она слегка дернула шляпой.
Фокс даже не посмотрел туда, куда указала женщина, он прекрасно знал — знака нет. Вернее, он есть, но значительно правее, «тойота» оказалась за чертой его действия.
— Совершенно верно, — ухмыльнулся комиссар. — Указатель имеется, но не там, где бы нам с вами хотелось.
— Но ведь еще днем… — попыталась возразить женщина. Она была выше Фокса, чуть наклонила голову, и в каждом стеклышке ее очков комиссар видел свое отражение.
— Будьте любезны ваше водительское удостоверение?
— Мне некогда. Я тороплюсь. — Женщина достала из лакированной сумки, висевшей у нее на плече, документ и протянула Фоксу.
— Не беспокойтесь — это займет мало времени, — успокоил ее комиссар и взмахом ладони подозвал полицейского. Передал ему права. — Но придется проехать в участок. Это совсем близко.
— Я не могу. Меня ждут! — вспылила женщина. — Берите штраф, и конфликт исчерпан.
— Сожалею. — Лицо Фокса расплылось доброжелательностью. — У нас теперь новые правила, и я как раз проверяю их исполнение. Да вы не волнуйтесь. Пустая формальность, обещаю — через пять минут снова сядете за руль. — Он наклонился к полицейскому и шепнул:
— До моего личного распоряжения не выпускать. Отвечаете. И смотрите в оба, эта штучка не так безобидна, как выглядит.
Полицейский и блондинка сели в «тойоту», и она, резко рванув с места, скрылась за поворотом.
Фокс покосился на циферблат, стрелки показывали двадцать два часа.
От увитого ползучими растениями вазона на парапете отделился человек и подошел к комиссару. Это был инспектор.
— Мы можем ехать, шеф? Люди проинструктированы, машины за углом в переулке.
— Сколько вы взяли?
— Двадцать. Старший сержант Ричмонд…
Вилла «Арабески» словно притаилась в глубине тенистого парка, окруженного высокой чугунной решеткой. Построенная в мавританском стиле, аккуратненькая и свежеокрашенная, выглядела среди разлапистых кленов словно игрушечная. На ее залитом луной фасаде не светилось ни одного окна, будто она необитаема, Однако из трубы на остроконечной крыше вилась тоненькая струйка дымка. Во флигельке, притулившемся неподалеку, в окнах горел свет.
Прячась за оградой, полицейские растянулись цепочкой.
— Окружить здание! — скомандовал Фокс. — Осторожнее, не спугните их. Внутрь не входить. Сержант Ричмонд?
К комиссару приблизился здоровенный полицейский с крупными чертами сурового, но простоватого лица.
— Слушаюсь.
— Возьмите двух человек и пройдите за дом к выходу. Перекройте пути отхода. Клиенты у нас серьезные, но надеюсь, обойдемся без стрельбы. И сами не переусердствуйте.
— Слушаюсь. — Сержант отошел к оцеплению. Что-то сказал и вместе с двумя полицейскими направился, укрываясь в тени деревьев, к черному ходу…
В полицию Ричмонд поступил, когда ему уже перевалило за тридцать. Жена умерла совсем молодой от перитонита, оставив на его руках крошку дочь. Малышку выкормила грудью вместе со своим сынишкой соседка. Пожалуй, не было более заботливого и ласкового отца, чем этот неразговорчивый человек, работавший тогда механиком в авторемонтной мастерской. Зарабатывал Ричмонд прилично и осиротевшего ребенка всячески баловал. Девочка росла чистенькой и умненькой. Училась отлично, была не по возрасту развита, много читала.
Однажды осенью, когда она возвращалась из школы, как потом показали свидетели, на нее набросились одурманенные зельем подростки и затащили в подвал пустующего здания. Там и обнаружили ее труп. Негодяи надругались над ней и задушили. Их не нашли.
Гибель дочери оглушила Ричмонда. Он перестал спать. Стоило немного забыться, как перед глазами возникало растерзанное и окровавленное тельце, будто размазанное по серому полу пахнущего крысами подвала. Через месяц после похорон Ричмонд попросился на службу в полицию. Внешне казалось, что он олицетворяет образ эдакого примерного и туповатого служаки. Но это лишь казалось. Глубоко в душе его снедала только одна мысль — мстить. Жестоко и беспощадно. В каждом наркомане или торговце «белым ядом» он видел виновников смерти и мук дочери. Он очень усердствовал, но вскоре убедился: задержанные, те, кто богател на людских пороках, чаще всего сухими выходили из воды. Деньги делали свое дело. Процессы закрючкотворивались искусными адвокатами, свидетели меняли показания, судьи проявляли непонятное снисхождение. Тогда Ричмонд изменил тактику. Теперь он не ловил, а стрелял. Требовала того обстановка или нет, он применял оружие, а владеть им научился отменно. Он начал сам приводить в исполнение приговор, который выносил тоже сам, и таких приговоров намеревался совершить сто. Только тогда душа его может обрести покой. И странное дело, он начал ощущать, что с каждой жертвой его кошмарные видения тускнеют, теряют остроту, словно рассасывается какая-то сосущая сердце боль или заживает рана. Ричмонд не боялся, что его привлекут за превышение власти. После смерти ребенка он вообще ничего не боялся и, по сути дела, считал — жизнь больше не имеет смысла. Но опасался не успеть. Не успеть расправиться с сотней мерзавцев, поэтому действовал пока осторожно, пытаясь в глазах начальства чем-то оправдать свои поступки, придать вид законности.
Полицейские остановились на плоском гранитном крыльце по обе стороны двустворчатой двери. Вокруг ни звука.
По рации сообщили: начинайте.
Они высадили дверь и ринулись внутрь.
В доме ярко горел свет, окна затянуты плотными шторами. Где-то наверху топали. Зашумели. Раздались крики. Грохнул одиночный выстрел. Потом все вроде стихло.
Ричмонд послал сопровождавших его людей по крутой лестнице на второй этаж, а сам побежал по узкому коридору. Распахнул первую дверь. В большой комнате прямо напротив него замерли двое мужчин. Увидев сержанта, покорно подняли руки, видимо, и не собираясь сопротивляться.
Полицейский стоял на пороге, сжимая в руках пистолет. Он прекрасно сознавал, что эти двое хотя бы по возрасту не могли быть убийцами дочери. Но они были соучастниками, теми, кто толкал подростков на преступления, снабжая их отравой. Вновь из розового тумана выплыло тело девочки. По сердцу словно полоснули наждачной бумагой. Голоса изнутри надрывались: «Это они ее убили… Они… Они… Они».
Тот, что был потолще, косматый и носатый, выплюнул на ковер сигару и, протягивая сержанту сцепленные ладони, произнес снисходительно и даже с бравадой:
— Что вылупился? Окольцовывай!
Ричмонд ненавидящим взглядом окинул бандитов. Они уже оправились от неожиданности и начинали наглеть.
— Чего тянешь? — Это сказал второй, повыше и потоньше своего приятеля. — Тут не маркет самообслуживания. Надевай браслеты. Да не забудь потом доложить, что мы не взбрыкивали. — Он засмеялся, широко разевая рот, и толкнул локтем толстого.
Сержант молниеносно вскинул руку. Два выстрела прозвучали дуплетом. Гангстеры дернулись и стали медленно сползать на пол. Ричмонд подошел, нагнулся, вытащил у одного из кармана револьвер и выстрелил из него в притолоку двери. Затем вложил в руку трупа. То же проделал и со вторым. Огляделся и, осторожно ступая, покинул комнату. Голоса в подсознании смолкли.
На втором этаже в просторной гостиной вокруг круглого, покрытого тяжелой скатертью стола, стояло несколько человек в наручниках. В углу горел камин. В пепельницах еще дымились сигареты. Агент в штатском собирал разбросанные по столу бумаги и складывал в кейс. Фокс восседал в кресле, вытянув коротенькие ножки, и жмурился, как кот на солнцепеке. Полицейские расположились у задернутых портьерами окон.
— Та-ак, — удовлетворенно произнес комиссар. — Я рад, что вы вняли разуму и сдались мирно. Думаю, это вам зачтется.
В дверях показался инспектор.
— Что у вас? — обратился к нему Фокс. — Обыскали виллу?
— Обыскали. Внизу обнаружено более двухсот килограммов героина.
— Ого! — Комиссар подскочил. — Изрядно.
— Во флигеле, — продолжал инспектор, — кухарка и две девицы готовили обильный ужин. Видно, господа собирались после разговора перекусить.
— Они не имеют прямого отношения к этим? — Фокс ткнул пальцем перед собой.
— Никакого. Просто обслуга.
Вошел Ричмонд. Лицо непроницаемо, глаза словно оловянные.
— Как у вас, сержант?
— Задержали двоих. На приказ бросить оружие — открыли огонь. Пришлось… — Он приподнял и опустил плечи.
— Обоих? — Комиссар спросил таким тоном, будто и не сомневался в ответе. Впрочем, он действительно не сомневался, ибо знал, если сержант стреляет, то без промаха и всегда насмерть.
— Идите осмотрите подвал, Ричмонд. Проверьте, чтобы все было в сохранности. Я тоже скоро спущусь. Этих, — кивнул на задержанных, — в машину.
Сержант находился в комнате без окон, расположенной рядом с той, где он расправился с гангстерами, вероятно, ее-то они и охраняли. На низкой тахте лежало четыре вспоротых тюка. Из разрезов выглядывали пластиковые подушечки с бледно-голубым, как щеки покойника, порошком.
«Вот оно, зелье проклятое, — думал Ричмонд. — «Белая смерть», «белое безумие», как только не называют этот сатанинский наркотик. Скольким он искалечит судьбу, загубит жизнь, навсегда развеет мечты и надежды. Разрушит семьи, растопчет любовь и достоинство, отнимет у родителей детей». Голоса заныли что-то заупокойное.
Вошел Фокс. С какой-то заботливостью похлопал по ближнему тюку. Сказал удовлетворенно:
— Улов богатейший. Не удивлюсь, если многие участники получат повышение и наградные. Обезвредили большую группу уголовников, не каждый день так везет. Как вы считаете?
Ричмонд не ответил, лишь как-то странно, словно впервые увидев, посмотрел на комиссара.
— Проследите за сохранностью груза. Потом это будет сожжено.
«Груза, — усмехнулся про себя сержант. — Сожжено. Кому ты пытаешься залить баки? Да, сожгут, но только не это. Содержимое заменят безобидным тальком, которым присыпают малышам попки. Причем сделают это по всем правилам: с протоколами, актами, в присутствии свидетелей. Концы в воду. А когда уляжется, употребят героин по назначению — сплавят потребителям. Посаженных бандитов, по сути дела, заменят те, кто должен бороться с этим злом. Да и сплавят не просто кому попало. Рынок должен расти, расширяться, как спрут, вытягивать щупальца, поглощать новые и новые жертвы. Сначала распространят в районах, еще не охваченных этой жуткой эпидемией. Отдавая предпочтение молодежи, подросткам, школьникам. Со стариков взятки гладки — помирать скоро. Цены сначала установят низкие — за крошечный пакетик хватит и того, что родители дают на конфеты или мороженое. А вот когда «потребители» созреют, втянутся и станут настоящими наркоманами, стоимость резко взвинтят в десять-двадцать раз. И спасения нет. Потерявшие рассудок люди пойдут на все, лишь бы заполучить вожделенную дозу, и ничто их не остановит. Впрочем, остановит — конец неотвратим: больница, сумасшедший дом, тюрьма, самоубийство или смерть под забором. Сожгут? Как же».
Из размышлений вывел Фокс.
— Прикажите погрузить тюки в машины. Я пойду.
— Моя власть, спалил бы к чертовой матери в этом осином гнезде вместе с бандитами, чтобы и другим неповадно было, да еще бы и по телевизору показал, как у нас любят — во всех подробностях, — процедил сквозь крепко сжатые зубы. Щеки его побледнели. Голоса внутри поддакивали: «Ты сейчас спали, сейчас».
— Ну-ну. Не увлекайтесь, дорогой. Не так экспансивно. — Он похлопал сержанта по плечу и подумал: «Вероятно, поэтому-то тебе и не дают власти. Какой же идиот будет сжигать деньги и тех, кто их приносит. Не пора ли отправить тебя к психиатру?»
Ричмонд снова странно посмотрел на комиссара и будто прочел его мысли. В мозгу промелькнуло: «А ведь я и его когда-нибудь прихлопну, стерву». Голоса за свое: «Убей, убей».
— Я пошел, — Фокс опять дружески похлопал сержанта по плечу. — Проследите за порядком.
К воротам виллы одна за другой подходили и тут же отъезжали машины. Суетились полицейские, вталкивая в них задержанных, захлопывая дверцы.
Фокс направился к служебному автомобилю, уселся, снял трубку радиотелефона и вызвал свой участок.
— Седьмой? Комиссар Фокс. Там у вас находится женщина. Да-да, за нарушение правил уличного движения. Она на месте? Возмущается? Ничего-ничего, это я беру на себя. Отпустите ее. Да-да. И не забудьте принести извинения. Ну скажите, что перепутали. Хорошо. — Он повесил трубку.
— Поехали, — бросил шоферу. — Сработано по высшему классу, все останутся довольны.
— Куда прикажете?
— Домой. А по пути заскочим в магазин, сегодня у сынишки день рождения, нужно купить подарок, давно просит электроконструктор. Увлекается техникой, постреленок. — По лицу Фокса разлилась нежность…
7. ПОД СЕНЬЮ ПИРАМИД
Самолет приземлился рано утром. Нежно-оранжевое солнце только-только поднималось. Охлажденная за ночь пустыня дышала свежестью. Вдали, за белым квадратным зданием аэровокзала, в легкой дымке проступали желтоватые конусы пирамид. Было прохладно. Пахло лимонами, влажным песком, старым камнем и верблюжьей шерстью. Этим рейсом пассажиров прибыло мало.
Друзья сошли по трапу, сонно озираясь — поспать в самолете не пришлось, — и, позевывая, направились ко входу в багажное отделение. За стеклянными витражами, разрисованными восточными орнаментами, увидели: им кто-то машет.
— Наши здесь, — сказал Грег. — Я предполагал — мы их обгоним. Опередили. Вы не бывали в Египте?
— Нет.
— Самобытная страна. Останется время — съездим в Каир, там есть на что посмотреть. Пойдемте.
Едва миновали дверь, навстречу бросились Эдерс и Мартин. Оба выглядели невыспавшимися, лица слегка помяты, волосы взъерошены.
— Здравствуйте! Наконец-то! — крикнул доктор, пожимая им руки. — Ждем уже часа три. Начали волноваться. Нас пустили каким-то укороченным рейсом. А порядки тут — сплошное безобразие — бары не работают, кафе на замке, живот подвело, сосет под ложечкой.
— Доброе утро, — Грег поставил чемодан. — А мы, наоборот, чуть-чуть задержались. Там что-то не ладилось: диспетчеры бастовали или еще кто. Багаж получили? Таможенники не придирались? Прошли контроль? Все нормально, а где чемоданы?
— Конечно. Сдали в камеру хранения.
— Хорошо. Сейчас выполним формальности и отправимся к профессору Эдвину.
— А если сперва в гостиницу? Приведем себя в порядок, позавтракаем. Может быть, наконец, профессора нет дома? — с надеждой предложил Эдерс.
— Я ему звонил. Он ждет. Времени мало, поэтому следует поторопиться. Отдохнем и закусим на месте.
По серой, словно слоновья кожа, резиновой ленте конвейера, покачиваясь, плыли чемоданы, кофры, баулы, саквояжи и картонные коробки. То тут то там их выхватывали из потока и уносили.
— Доктор! — обратился Грег к Эдерсу. — Вы забирайте свое добро из камеры и ждите нас у стоянки такси. Задержимся — начинайте грузиться. Здесь мы одни управимся.
— Резонно. Пойдемте. — Врач обнял плечи негра.
Эдерс и Мартин направились к выходу.
Не прошло и двадцати минут, как все сидели в просторном, непонятной марки, автомобиле с брезентовым верхом и ехали в резиденцию Эдвина. Кузов скрипел. Мотор то захлебывался, то выл.
— Вот удивится профессор, увидев столь многочисленное общество, — обернулся Грег с переднего сиденья. — Я предупредил: еду с друзьями, но не сказал, сколько нас. Хотя удивить его…
— Что он собой представляет? — поинтересовался Эдерс.
— Видный ученый, археолог и палеонтолог, большой оригинал — сами убедитесь. — Грег засмеялся, словно что-то вспомнив. — Он вам еще преподнесет кучу неожиданных сюрпризов. Но человек добрейший, правда, добраться до этого порой нелегко, раскрывается не сразу. Когда я разговаривал с ним по телефону, он заявил, чтобы не мыкались по сволочным — это его любимое прилагательное — гостиницам, а прямо направлялись к нему. И не травили желудки завтраком в буфете — сам приготовит еду. Очевидно, вконец осточертело сидеть в одиночестве.
Покрытие шоссе накалилось. Несмотря на опущенные стекла, дышалось трудно. Ветер был сухим и горячим, По обочинам низкорослые деревца, совершенно не дающие тени, позванивали жесткими, словно из зеленой жести, листочками. Над голубовато-чайным горизонтом дрожал и струился воздух, будто растворенный в стакане сахара. Изредка навстречу с гудом проносились машины.
Когда подъехали к белому, слепящему глаза, аккуратному двухэтажному коттеджу профессора, обнесенному каменной кружевной оградой, припекало невыносимо. Рубашки липли к разгоряченному телу, по распаренным лицам катились ручьи. Всех разморило.
— Выгружайтесь! — крикнул Грег, выбираясь из машины. — Я на переговоры. Профессор со странностями. Однажды устроил мне такой спектакль, что я от страха чуть не остался на всю жизнь заикой.
