Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Библиотека советской фантастики (Изд-во Молодая гвардия) - Год черной собаки. Фантастический роман

ModernLib.Net / Подколзин Игорь / Год черной собаки. Фантастический роман - Чтение (стр. 7)
Автор: Подколзин Игорь
Жанр:
Серия: Библиотека советской фантастики (Изд-во Молодая гвардия)

 

 


Установки очень компактны. Приблизительно для того, чтобы действовать на расстоянии в десятки километров, размер концентратора не превысит габаритов киноаппарата. Ну а если до километра — будет с зажигалку. Заодно замечу, прибор работает не так, как гиперболоид инженера Гарина из романа Алексея Толстого. Он не режет и не плавит тот же крейсер, а обращает его в прах. Причем, меняя частоту, можно разделаться с кораблем, не причинив никакого вреда команде. И наоборот, об этом я скажу позже, — все живое исчезнет, а ракетоносец останется цел.
      — Вы хотите сказать?.. — Грег привстал и потянулся к физику.
      — Да. Это страшное и пока не имеющее средств защиты оружие. Мне представляется, в какое смущение пришел пацифист Смайлс, когда его открыл. Шутка гения оказалась делом нешуточным. Она способна убивать людей. Причем так, что и хоронить не надо — они исчезнут, словно растворятся в воздухе.
      — Ужасно, — прошептал Грег. — Вот чего опасался он, когда говорил мне: попади открытия в руки сбесившихся милитаристов, мир встанет перед катастрофой. Что он там еще наизобретал?
      — Подбираясь к Т-полю, сделал огромный шаг в области акустики. В исповеди лишь упомянул об ультразвуке и не обмолвился об инфразвуке. И не случайно, ибо понял — это и есть причина невероятных бедствий. Вам пояснить?
      — Лучше да, — кивнул Фрэнк.
      — Используя Т-поле и аккумулятор, он создал то, что не удавалось никому: мощный и компактный генератор инфразвука с огромной интенсивностью и сверхнизкой частотой. Таким образом, варьируя частотами ультразвука в Т-поле, он мог разрушать любое «мертвое» вещество. Делая то же с инфразвуком — обращать в «ничто» живые организмы. Этот принцип и положен в основу прибора РУ, так я назвал раздевающий прибор.
      — Но ведь это чудовищно! — вскричал Эдерс. — Какой-то каннибализм и геростратовщина. Он что, маньяк или мизантроп?
      Все уставились на физика, словно он и есть причина столь жутких откровений. Уваров даже в недоумении открыл рот.
      — Господи, — Мартин вздохнул. — По неразумению он. Не ведал, что творил, во что ввергал беззащитное, несчастное человечество.
      — Ведал, дорогой Мартин, ведал. — Уваров положил руку на плечо негра. — Я представляю его смятение, тем более по убеждениям и складу характера он был, я бы сказал, толстовцем — непротивленцем злу насилием.
      — А разве это плохо? — Мартин удивленно уставился на физика. — Мартин Лютер Кинг, выдающийся борец за гражданские права негров в Америке, тоже являлся сторонником ненасильственных мер.
      — То, что он боролся за право обездоленных, — похвально. А его отрицание насилия я не разделяю. Раз это борьба, то она не бывает бескровной. Что и доказали расисты, расправившись с этим достойным человеком.
      — Мы опять уклоняемся от темы. — Эдерс постучал карандашом по столу.
      — Извините, продолжаю. — Уваров поправил очки. — При детальном изучении прибора РУ я понял — это не совсем то, о чем говорилось в исповеди. Я упоминал — он не только раздевает, но и убивает. Однако — диапазон шире — он может усыплять людей, почти мгновенно погружать в глубокий сон. Думаю, об этом расскажет подробнее доктор, не хочу влезать в его епархию. Этот прибор тоже есть, но рассчитан на работу в режиме «раздевание» — отсюда Р и «усыпление» — отсюда У. Других частот Смайлс на шкале не установил. Я их вычислил сам — это было не так трудно. Вот вкратце, так сказать, первая часть. Немного передохнем. Потом, в заключение, расскажу еще об одной важной проблеме. Готов ответить на вопросы. — Он залпом осушил стакан кока-колы.
      — Поразительно, — промолвил Грег. — Признаться, чувствую неуютность, словно облученный инфразвуком.
      На несколько минут воцарилось молчание. Наконец Грег спросил:
      — А в каких направлениях он еще работал?
      — Откровенно, в некоторых я сам не разобрался до конца — не хватает знаний, опыта, таланта. Ряд проблем выходит за рамки моей компетенции — необходим специалист другого профиля, а то и нескольких. Теоретических разработок много, причем большинство, как цепочка, конец одного явления — начало следующего. Простите, я на минутку отлучусь. — Он встал и вышел.
      Когда Уваров вернулся — он сменил рубашку, — Грег и Эдерс, разминаясь, прохаживались по холлу. На верхней площадке Мартин чесал щурившегося от удовольствия Рекса за ухом. Джерри нехотя хватала «негра зубами за рукав.
      — Продолжим? — сказал Грег.
      Задвигали стульями, усаживаясь за стол.
      — Сейчас я поведаю о более приятных вещах, — начал, улыбаясь, Уваров.
      — Да. Довольно ужасов. — Эдерс погладил усы. — Развейте, пожалуйста, наше удрученное настроение.
      — За последние десятилетия, — начал русский, — только и слышишь: энергетический кризис, загрязнение окружающей среды, нехватка сырья, угля, газа, нефти, пресной воды, воздуха. Исчезают редкие птицы, звери, растения. Недостаточно продуктов питания. Чего греха таить, порой мы весьма эмоционально преувеличиваем ту или иную опасность, иногда не бескорыстно, спекулятивно, в погоне за нездоровой сенсацией. Людей убедили — им всего не хватает. Причем не потому, что несправедлива социальная система, а потому, дескать, что оскудевает земля.
      — Опять за свое, — буркнул Эдерс, — говорите по существу.
      — А если чего пока и хватает, — словно не заметил реплики Уваров, — то ненадолго. Смайлс обратился к Мировому океану.
      — Извините, — перебил доктор, — но и до него многие исследователи ратовали — океан неисчерпаемая кладовая. В чем приоритет?
      — Правильно, — кивнул физик. — И изучали и исследовали. Все изобилие получить можно, но затраты энергии при современных способах добычи значительно превысят стоимость конечного продукта. Смайлс нашел дешевый источник энергии.
      — Следовательно, и исчерпал проблему? — воскликнул Грег.
      — Да. Кроме ликвидации «нехваток», полный отказ от шахт, рудников, карьеров, приисков, многих заводов. Наконец, не жечь нефть, уголь, газ, сланцы, торф. Хотел бы добавить: Смайлс был прекрасным инженером. Он, правда, в эскизном варианте набросал проект комбината-автомата по производству различной продукции из морской воды. Производительность его колоссальна, на нем почти нет людей — процессами управляют ЭВМ и роботы. Производство совершенно безотходное. По предварительным подсчетам, пятьдесят таких объектов, установленных в разных частях Мирового океана, обеспечат население планеты в избытке. Представляете, что это! — Уваров в восторге потряс руками. Лицо его сияло.
      Неожиданно наступила тишина. Затем Грег спросил иронично:
      — А что делать с шахтами, нефтепромыслами, рудниками, перерабатывающими фабриками и другими предприятиями?
      — Закрыть к чертовой бабушке! — Физик взглянул поверх очков. — Засыпать. Насажать сады и парки, развести животных и птиц. Какой прекрасной будет Земля — зазеленеет, зацветет, заблагоухает. Чистыми станут воздух, воды рек, озер, морей. Представляете?
      — Представляем, — хмыкнул Фрэнк. — А куда денете сотни миллионов тружеников, занятых на этих объектах, обслуживающих их, связанных как-то с ними, кормящихся от них? Безработных и теперь пруд пруди. Прибавятся еще десятки миллионов голодных и нищих. Для них это смерть. Подумал ли о том ваш гений?
      — Конечно! — воскликнул Уваров. — Считал, как и я, — человечество получит избыток продуктов, освободится от рабского, тяжелого труда. Рабочий день сократится с восьми до четырех часов. Остальное время используют на учебу, спорт, занятия науками, искусством, творчеством. Устраняется угроза войны. Изобилие всего исключит ее причину.
      — Вы когда-то назвали меня, э-э-э, малоумным, что ли? — перебил Грег.
      — Малохольным, — улыбнулся Уваров, — и блаженным.
      — Да, именно так. Если я правильно понял — это означает человек не от мира сего?
      — Приблизительно, — замялся Уваров, — или обуреваемый какой-либо блажью.
      — Тогда вы тоже малохольный, — Грег ткнул ему пальцем в грудь, — но в большей степени. Хотел бы я взглянуть, как вышвырнутые с работы люди будут гармонически развиваться, заниматься спортом, наукой и искусством. А кто их станет кормить, поить, одевать и обувать? Платить за жилье, бытовые услуги, лечение, обучение детей?
      — Как кто? — удивился Уваров. — Общество, государство — это же ясно, как дважды два.
      Все, кроме него, рассмеялись.
      — Плевать оно хотело, ваше государство, — резко возразил Грег. — Оно и сейчас не заботится о «лишних людях». Автоматы не бастуют, не болеют, не требуют повышения зарплаты и улучшения условий труда. Они всем довольны. А людей за шиворот и вон.
      — Ну я не знаю, — оторопел Уваров, — это совершенно другой вопрос, и о нем я не думал.
      — А следовало бы. — Грег покачал головой. — Исходить надо из этих предпосылок. Разработка проектов потребует средств, без них не обойтись, и стоит прикинуть, чем это обернется с точки зрения социальной.
      Воцарилось гнетущее молчание. Лишь на площадке, стуча лапой по полу и клацая зубами, чесалась собака. Еле слышно гудел кондиционер. Зазвенели стекла — по шоссе промчался грузовик.
      — Мы отвлеклись. — Грег неопределенно повертел пальцами перед собой. — Над тем, о чем сказал Миша, поразмышляем потом. Подведем итоги. Что имеем в наличии?
      — Можем использовать хоть сейчас. — Физик полистал блокнот. — Неиссякаемый аккумулятор, прибор для наведения Т-поля, аппарат РУ с режимами: «раздевание», «разрушение», «усыпление» и «смерть». Все установки действуют. Некоторые, я полагаю, следует усовершенствовать — сделать более компактными, легкими и удобными. Со всем справлюсь сам. — Он замолчал, снял очки и начал протирать их носовым платком.
      — Та-ак. — Грег наклонил голову, словно подводя черту. — Тогда послушаем доктора?
      — Сначала пообедаем, — предложил Мартин.
      — Правильно. — Эдерс хитровато подмигнул. — У меня волчий аппетит. И пока у нас есть хлеб насущный, его и слопаем.
      — Что ж, — усмехнулся Грег, — продолжим в три часа.
      — Фрэнк? — Негр потянул его за рукав. — На пару минут.
      Когда они поднялись наверх, прикрыл дверь и, волнуясь, произнес:
      — Я не хотел тревожить друзей прежде времени и решил поговорить наедине. Дело, сдается мне, весьма и весьма скверное…
 
      На перекрестке сцепились колесами две запряженные мулами тяжелогруженые арбы. Намереваясь объехать затор, около них застрял крутооокий облезлый автобус с горой чемоданов на крыше. Ему и задний бампер уперся серебристый щеголеватый «седан».
      Прокопченный солнцем полицейский-регулировщик, обливаясь потом, размахивая жезлом и источая брань, тщетно пытался навести порядок. Все перемешалось. Ругались возчики. Сигналили автомобили. Орали животные. Смеялись пассажиры автобуса. Сбежавшаяся поглазеть толпа гоготала, советовала и мешала.
      Воспользовавшись суматохой, тонконогий с белой мордочкой ишачок таскал салат с лотка зазевавшегося разносчика. Увидев кражу, тот запрыгал и ударил животное по длинным ушам. Ослик пронзительно завопил. Сидевший на нем туарег с бесстрастным лицом огрел торговца посохом по тюрбану. Теперь завопил разносчик.
      Мартин остановил «лендровер» у заправочной станции с красной надписью «Шелл». Следующий за ним по пятам запыленный «рено» цвета «белой ночи» тоже притормозил у обочины. Из него вылез коренастый мужчина в безрукавке и пикейной шляпе, сдвинутой на затылок. Глаза закрывали солнцезащитные очки. Потоптался.
      Из распахнутой стеклянной двери выскочил служитель в замасленном комбинезоне и кепке с плоским козырьком. Осклабился.
      — Что прикажете, почтенный?
      — Заправьте полный бак и отрегулируйте зажигание. — Негр протянул ему ключи от машины.
      — Не беспокойтесь. Все сделаю, почтенный.
      — Где тут можно выпить что-нибудь холодненькое?
      — Вон там. — Служитель показал на небольшой бар.
      Услышав ответ, владелец «рено» направился вслед за негром.
      В помещении было прохладно и малолюдно. В свисавших с потолка липких полосках бумаги чернели мухи. Откуда-то доносился запах жаренной на углях баранины и дыма. Мартин уселся за крайний столик и взглянул в сторону возившегося у стойки хозяина.
      — Не помешаю? — Человек в темных очках, не дожидаясь разрешения, плюхнулся рядом. — Ну и пекло. — Он бросил на свободный стул шляпу и снял очки. — Как здесь только люди живут? А? Видно, все им нипочем?
      Незнакомец явно пытался завязать разговор.
      — Привыкли, — ответил Мартин. — Человек ко всему приспосабливается. Кому жара благо, а кому мороз.
      — Вот это правильно, — поддакнул незнакомец. — А ты, приятель, тоже из местных? Я коммивояжер, езжу везде, но в этой стране впервые, думаю, удастся провернуть кое-какие дельца. Мы раньше не встречались? Что-то обличье знакомое?
      — Наверное, нет. Я редко бываю в городе, служу миль за сорок отсюда. — Мартин понял: вопросы мужчина задает неспроста, и насторожился. Однако принял безразличный вид.
      — Точно, — чему-то обрадовался незнакомец. — Я проезжал и видел тебя у белого домика в стороне от шоссе. Верно?
      — Может, и так, я там прислуживаю одному профессору.
      — А чем он занимается? — Мужчина подался вперед.
      — У-у. Археолог знаменитый. Древности разные раскапывает, очень ученый человек. Очень ученый. Когда говорит — ничего не поймешь. Правда, со мной он разговаривает редко, куда там, мое дело подай-принеси.
      К столику, переваливаясь на слоновьих ногах, приблизился хозяин — флегматичный, щекастый и усатый араб. Молча поставил две бутылочки кока-колы и запотевший графин с ледяной водой.
      — Ты, это самое, тащи-ка нам пару рюмок коньяка. Как, приятель? — Мужчина подмигнул негру. — За знакомство. А?
      — Не, боже упаси. — Мартин замотал головой. — Я за рулем, да и жара — развезет, неприятностей не оберешься.
      — Будет тебе. Ничего не случится. Я угощаю. Посидим, очухаемся. Пока до места доберешься — выветрится. А ты тащи поживее, чего замер и пузо выпятил? — Будто невзначай спросил негра: — У вас много народа? Я химию представляю. Порошки, аэрозоли. Не понадобятся? Они хоть и ученые, а тоже люди. Не клюнут?
      — Мы уже экспедицию сворачиваем. Большинство отбыло на новые раскопки в Сирию. Те, что остались, через месяц-другой уедут. Вряд ли что продадите, — ответил негр.
      — Как знать, а вдруг повезет, всяко бывает. А ты, дружок, не видал там одного парня без руки и глаза? Недавно приехать должен, давал мне адресок, — рыжий зашарил по карманам. — Куда ж я его подевал? Обронил, видно. Должок за ним остался. Говорил — приеду сюда, чтоб заскочил, отдаст. Не встречал ненароком? Ну случайно?
      — Не-ет, — Мартин покачал головой. — Без меня, наверное, появился. Я дней десять отсутствовал, за покупками ездил и багаж отправлял в Дамаск. Кто его знает, у профессора проходной двор, гостят кому не лень, из-за границы приезжают. Да и потом, для меня они все на одно лицо. Мое дело кухня, сготовь-прибери. Я с ними и не общаюсь.
      — Так приметный тип-то? Одноглазый. — Незнакомец пальцем прикрыл глаз. — Да и здесь, — хлопнул себя по рукаву, — крючок торчит железный.
      Пышноусый флегматик принес и поставил на стол рюмки с коньяком. Отдуваясь и выпятив живот, стоял и чего-то ждал.
      — Проваливай, — махнул на него незнакомец.
      — За спиртное плата вперед. Таков порядок.
      — Ты что? За кого нас принимаешь? — взъярился мужчина, но тут же остыл и сунул хозяину деньги. — Мотай отсюда, не видишь, беседа по душам. — И к Мартину: — Опрокинем? Не хочешь? Смотри. — Он выпил. Пошлепал губами, сделал несколько глотков кока-колы.
      — Значит, толкуешь, безрукого нет?
      — Может, и был, не припомню. Спасибо за компанию. Извините, мне ехать надо. — Мартин поднялся. — Иначе отругают.
      — Ты вот что, — удержал его за локоть незнакомец. — Я через месячишко наведаюсь туда к вам. Пока и здесь имеется кое-что по мелочам. Заодно решаю. А ты разузнай про того калеку. На, держи. — Он сунул ему банкноту.
      — Да я и так сообщу, — запротестовал неуверенно негр.
      — Бери-бери. Деньги никогда не лишни. Сделаешь?
      — Конечно. — Он спрятал бумажку в карман. — Я пошел. Пока.
      — До скорого, приятель. Не забудь, еще свидимся…
 
      — Понятно. — Фрэнк задумался. — Как выглядел этот субъект?
      — Обычно. Ничего примечательного. — Мартин пожал плечами. — Рыжеватый. Развязный. Глаза круглые и злые. Тут, по всей вероятности, недавно — загореть не успел. Обещал в следующем месяце наведаться.
      — Как появится, предупредите меня, а ему скажите: был, мол, инвалид, но уехал в Сирию. Агента предупредите, чтобы так же говорил, если спросят. Все остальные, дескать, тоже на днях отбудут.
      — Сделаю, — кивнул негр. — Как думаете, от кого он?
      — От Майка. Робинсон не знает, как я выгляжу после несчастья. А этому бандюге, Майку, любопытно, зачем я здесь. Думается, он догадывается — отправился искать что-то, связанное со Смайлсом…

9. В ТАЙНЫ ОРГАНИЗМА

      Трое сидели за столом в холле. Грег высунул кончик языка и что-то старательно вычерчивал на листочке. Эдерс, жмурясь от наслаждения, прихлебывал из чашечки кофе. Мартин внимательно и озабоченно разглядывал свои ладони. С верхней площадки сонными глазами за людьми наблюдали доги.
      Перепрыгнув через собак, вниз сбежал Уваров.
      — Извините, немного задержался. Больше такого не будет, виноват, — бросил со смешком и уселся рядом с Эдерсом, буркнувшим под нос:
      — Мальчишество. Чуть животных не раздавили.
      — Выслушаем теперь наше медицинское светило. — Грег отложил бумагу и ободряюще кивнул доктору. — Прошу вас. Если можно, популярнее и, — он покосился на русского, — не так эмоционально, как наш общий друг. Не отрываясь от грешной земли.
      Эдерс — по столь торжественному случаю он надел белую рубашку и голубой галстук — отставил чашку, вздохнул, переложил с места на место блокнот, потрогал усы и начал:
      — Как и мой коллега, я, к прискорбию, должен констатировать — разбираюсь досконально не во всех вопросах не только Смайлса-сына, что вполне естественно, но и Смайлса-отца. Я хирург. Да-да, хирург. А здесь надо быть каким-то универсалом и, кроме того, химиком, ботаником и биологом. Замечу, большинство открытий этих корифеев — теория, не подкрепленная — а в медицине это особо важно — лабораторными исследованиями, клиникой, экспериментами на подопытных животных, не говоря уже о людях.
      — Но ведь Смайлс восстановил лапу собаке? — вмешался Фрэнк.
      — Вы непростительно невнимательны для детектива, — назидательно укорил доктор.
      — Что вы имеете в виду? — Грег скривил губы и сделал обиженное лицо.
      — Я сказал — большинство, а не все. Теперь уточню — подавляющее большинство. По-да-вля-ющее.
      — Простите, пожалуйста.
      — В последнее время много говорят и пишут о генной инженерии и биотехнологии. Что это такое?
      — Да, что? — перебил Грег и засмущался.
      Доктор нахмурился и неодобрительно покачал головой.
      — Отвечаю. В основе их манипуляции с ДНК — дезоксирибонуклеиновой кислотой — сложной двойной спиралью из гигантских молекул, в которой закодирована генетическая информация. Любое существо от бактерии до слона создается в соответствии со своим набором «конструкций». Генетические коды заключены в четырех основных единицах — хромосомах, которые соединены попарно характерным образом. Носитель информации — ген — состоит из сочетаний пар. В каждой микроскопической живой клетке потрясающее количество генов. От 35 тысяч у вирусов до 35 миллионов у нас.
      — Ну а генная инженерия? — Грег спохватился и зажал рот.
      — Генная инженерия — это технология переноса избранного генетического материала, от одного вида, или штамма, к другому таким образом, что последний не только воспринимает его как собственный, но и передает будущим поколениям.
      — О и, доктор, — Грег закрутил головой.
      — Хе, хе, — усмехнулся Уваров. — Древнеримский оратор и теоретик красноречия Квинтилиан говаривал: «Чем труднее слушателям понимать нас, тем более мы восхищаемся своим умом».
      Эдерс пожал плечами, словно хотел сказать: «Ну, если вы и таких пустяков не понимаете?» — и продолжил:
      — Смайлсы сделали многое в борьбе с наследственными заболеваниями. Сейчас пять из ста новорожденных появляются на свет с нарушениями в генетическом коде, а следовательно, исцеление и связано с воздействием на него в зародышевом или младенческом состоянии.
      — А до них кто-либо занимался этими проблемами? — перебил русский.
      — Несомненно. Почти во всех странах. Но раньше специалисты пытались решить задачу так: синтезировать ген, встроить его в молекулу ДНК — она носитель наследственности — и заставить работать. Пока из этого ничего путного не получилось. У Смайлсов Т-поле меняет генетический код. Ребенок родится не обремененный пороками предков. На этот код, словно на магнитофонную ленту, можно записать отдельные достоинства: силу, иммунитет к недугам, способности к наукам и так далее. Но, — он сделал паузу, — можно и другое: злобу, жестокость, предрасположенность к болезням и прочее. Получается — исследователь подобно скульптору лепит из подопечного что захочет — или доброе, или злое.
      — И как же? — начал Уваров, но, повинуясь жесту доктора, замолчал.
      — Нас порой удивляют талантливые люди. Откуда они берутся? Мы считаем это аномалией. Ответ Смайлсов прост — все зависит от памяти. Чем она лучше, тем человек одаренней. А в конечном счете — это продукт мозга. Отдельные исследователи предполагают даже: мозг не эволюционировал в процессе истории от первого человека разумного до наших дней. То есть и каменный топор и космический корабль выдуманы, по сути дела, одним и тем же мозгом. Не берусь утверждать.
      — Но, доктор… — попытался возразить Грег.
      — Я просил не перебивать, Фрэнк. Так вот. В случае воздействия Т-полем наследственность памяти не стирается, а остается подспудным слоем. Ребенок получает возможность распоряжаться памятью, заложенной в хранилища мозга его предков.
      — Вы хотите сказать, — привстал Грег: во взгляде недоверие, а в тоне вопроса сарказм, — дитя может преспокойно воспользоваться тем, что помнили его родители?
      — Это не я говорю, а Смайлсы, — отпарировал доктор.
      — Но вы-то им верите?
      — Теоретически да, а практически, — он развел ладонями. — По их рассуждениям получается: малыш рождается как бы уже образованным, ибо в нашем понимании образование есть знания, которые человек запомнил в процессе обучения и жизненного опыта. Он все это почерпнул у предков. В настоящее время при объяснении таланта мы пускаемся в туманные рассуждения об избранности, уникальности, наследственности. На самом же деле память данного субъекта просто-напросто по каким-то непонятным причинам освободилась от оков локализации. А ее возникновению способствовали сами люди. Тысячелетиями они пытались насыщать мозг все большими сведениями, используя лишь одну форму — обучение. Мозг воспротивился и предохранил себя: установил предел насыщения по этому каналу — человек стал запоминать лишь то, что видел и слышал сам. Способность помнить, что знали предки, что было в их мозгу, отмерла подобно тому, как за ненадобностью отвалился хвост у нашего пращура. При облучении Т-полем эти качества возрождаются. Они, правда, не идут в глубь веков, а распространяются на предыдущие три-четыре поколения.
      — Очень сомневаюсь, Макс. — Грег скептически прищурился. — Не могло получиться так, что вы попали под влияние этого самого Т-поля и все, что утверждают его создатели, принимаете де-факто?
      — Я тоже сомневаюсь, — Эдерс покорно склонил голову, — это и мое и ваше право. Но вот попасть под облучение не мог, аппарата Т-поля никто не включал. Разве Мишель подшутил?
      — За кого вы меня принимаете? — Уваров деланно возмутился. — Но я Смайлсам верю. Однако вопрос к доктору. Вы понимаете, в природе и жизнедеятельности некоторые вещи повторяются. Как же будет обстоять с дублирующимися знаниями?
      — Голос не мальчика, но мужа. — Эдерс укоризненно взглянул на Грега. — Я ждал этого вопроса. Он возник и у меня. Как бы в аналогичной ситуации поступил компьютер — банк идей?
      — Если информация уже раз введена, — словно читая инструкцию, ответил русский, — на повтор машина не отреагирует, она ее отринет.
      — Так поступят и клетки мозга. — Эдерс выставил пистолетиком указательный палец. — Если в памяти занята определенная ниша, повторные сведения она не примет. А вот когда постучится что-то новенькое — пожалуйте.
      — И много там таких ниш? — поинтересовался Мартин.
      — Количество их учету не поддается — сколько потребуется, столько и откроется. Как, скажем, органы зрения, слуха, обоняния. Они же не рассчитаны на определенное число изображений, звуков, запахов.
      — Если я правильно понял, — Грег почесал кончик носа, — облучив Т-полем эмбрион, на свет появится эдакий голопузый мудрец, обремененный знаниями предыдущих поколений? Академик — в современном понимании?
      — Отнюдь нет. — Доктор выпятил губы. — Он, разумеется, не будет, открыв глазки, рассуждать о высших материях. Это произойдет незаметно. Ниши его памяти начнут выдавать уже заложенную когда-то информацию и развивать ее лишь при упоминании в житейской суете о чем-то подобном. Думается, десятилетний курс школы он осилит в год, а объем института и того меньше — работа ниш прогрессирует. Смайлсы, как я уже неоднократно упоминал, это утверждают и теоретическими доводами доказывают, но проверки опытом нет, а следовательно, я имею право и основания воспринять это как талантливо, написанные сказки, в которые поверили сами авторы, — история знает такие случаи: люди, например, начитавшись мифов, принимали их за чистую монету.
      — И не только принимали, — вмешался Уваров, — но и обнаруживали в действительности подтверждение написанному. Вспомните Генриха Шлимана. Он увлекся с детства «Илиадой» и «Одиссеей», поверил в существование Трои и, к великому удивлению историков, раскопал и ее, и Микены.
      — Да, — подтвердил доктор и задал вопрос: — Почему им верю я? — Сам же ответил: — Потому что задумывался, что ожидает человека лет эдак через сто. Наука и техника достигнут небывалого уровня. Мне казалось, для того чтобы быть вровень с ними, людям всю жизнь придется только и делать, что учиться, закладывать фундаментальные и другие науки в свой мозг. Вот он и позаботился о себе, но до поры до времени скрывал свои возможности, ждал какого-то часа, когда их можно открыть. Вероятно, для того, чтобы люди, понадеявшись на этот резерв, все же не ленились обогащаться знаниями.
      — Вот-вот! — воскликнул Грег. — Я сейчас поймал себя на том, что мне после ваших слов стало до боли жаль времени, потраченного на учебу, на зубрежку того, что, оказывается, знали предки, а следовательно, должен унаследовать и я. Господи, сколько же времени потеряно даром.
      — И от скольких бы ошибок вы себя уберегли, — добавил назидательно Эдерс, — ибо и их опыт заложен в память, в какие-то свои ниши. В критический или драматический момент, исходя из аналогичной ситуации с вашими прародителями, его величество мозг выдал бы рецепт, как избежать запутанной передряги или распутать ее. Но я продолжу.
      Сколько раз мы слышали: человек должен жить как минимум 200 лет. Полчища геронтологов вроде бы трудились над тем, как достичь этой цифры. Рекомендовались диеты, воздержания, вегетарианство, лекарства, физические упражнения, уход в природу. И все безрезультатно. Отдельные индивиды доживали до полутора веков, но это исключения, а не правило. По какому пути пошли Смайлсы для решения этой проблемы?
      Все повернули головы в сторону Грега, ожидая, что он повторит вопрос.
      Грег состроил рожицу и хитровато улыбнулся, словно хотел сказать: «Хорошего понемножку».
      — Да, по какому? — выпалил вдруг Уваров.
      Присутствующие громко захохотали.
      — Народная мудрость, — отсмеявшись, продолжал Эдерс, — гласит: «Сон для организма, как пружина для часов». Физиологи утверждают: для полноценного «завода» ее нормальным людям в возрасте 25–60 лет вполне достаточно 7–8 часов сна в сутки. Но и тут встречаются отклонения. Оказывается, потребность в сне не у всех одинакова. Знаменитому изобретателю Эдисону хватало четырех часов, а Наполеону и того меньше. Природой и здесь определен какой-то резерв. И Смайлсы последовали именно этой дорогой. Они рассуждали. Человек треть жизни проводит в объятиях Морфея. Не много ли? Много. И появилась установка, та самая, что раздевает людей. Оказывается, она же может их усыплять, работая на другой частоте. Т-поле, воздействуя на кору, головного мозга, почти мгновенно погрузит человека в крепкий и глубокий сон. Да простит мне профессор — если он узнает, я погиб, — пришлось воспользоваться его многострадальным Рексом — ему же и Смайлс смастерил лапу. Едва луч коснулся собаки — она тотчас уснула. Да еще, как говорят, без задних ног. Крепко. Я установил: во время сна функционирование организма — всех его частей и систем — снижается более чем в восемь раз. Падает температура, втрое-вчетверо кровяное давление, еле бьется сердце. Получается: для полного восстановления сил человеку требуется не восемь часов, как принято, а один. Вот он, резерв. Люди выкраивают на полезную деятельность еще лет тридцать. А если приплюсовать время, потраченное на учебу, а с восстановлением памяти сэкономленное, то человек станет вполне зрелым и умственно и физически в восемнадцать. К этому возрасту его научный багаж будет приблизительно равен вашему, Миша.
      — Но куда денут остаток ночи? — недоуменно опросил Мартин. — Люди испокон веков привыкли ночью спать.
      — Отвыкнут. — Грег взмахнул рукой. — Какая разница, темно на улице или светло. Живут же и работают в районах Крайнего Севера и юга, где полгода полярный мрак. И ничего — терпят.
      — А по-моему, мы сильно уклонились от темы. — Уваров похлопал ладонью о ладонь. — Пустились в споры, словно завтра введем обязательность сна в один час. Возвращайтесь, доктор, к аппарату, на котором остановились.
      — Продолжаю. — Эдерс повернулся к Уварову. — Этот аппарат у нас есть?
      — Есть, — ответил физик. — Действует исправно: усыпляйте и будите на здоровье.
      — Как так будите? — Грег выпятил губы. — Объясните.
      — Навести луч на человека — он засыпает и находится в этом состоянии около часа. Затем сам естественно просыпается — мы испытали на животном. Но можно разбудить принудительно — облучив другой частотой. — Уваров опустил и поднял веки, изображая, как он засыпает и пробуждается.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16