– Вон, смотри, – кивнула девушка на экран маленького телевизора. Там шли региональные новости. Впрочем, такой сюжет не был бы проходным и на центральных каналах. Три трупа в гостинице в областном центре. Без признаков насилия. Только и всего – перегрызено горло у каждого ((враньё! аккуратные дырочки на артериях) и полное отсутствие крови. Разыскивается некий Яндыбаев Алик. И даже его фотография. Та самая. С паспорта, что в гостинице остался.
      – Ты? – глухо спросила Тома.
      – Да нет, ты же видишь – не я это.
      – Ты… кровь…? – она явно подавила тошноту.
      – Я не знаю. Я не видел. Я очнулся, когда уже всё… Они хотели…
      – Уходи.
      – Тома, но я…
      – Уходи! Вон в сумке всё твоё шмотьё! Господи, а я ещё с ним целовалась! – девушка рванулась в туалет.
      Когда я выходил, встретился взглядом с маэстро. В огромных чёрных его зрачках плескался ужас. Слышал и видел. И вспомнил. Да, вот такой был у вас в доме " неведомый кудесник"! Да ну вас! Я озлобленно хлопнул дверью и вновь, но теперь уже довольно быстро спустился по лестнице. Как будто я специально! Это я что, ещё и вампирюга какой? нет, чтобы разораться по-человечески, так сразу – "убирайся!".
      Сразу " Я с ним ещё и целовалась"! Подумаешь, подвиг совершила! Нет, это всё, как говорил покойный Бычёк- пыль. Надо разобраться. Надо залечь и разобраться.
      Все остальные дела и делишки – побоку. Вот что… Надо сбыть бусы, смотать куда-нибудь на моря и в спокойной праздной… Праздной? Откуда эти уроды узнали, что я в той гостинице? Или это уже другая шобла? Надо посмотреть номера в мобилах. Что?
      Билет? Какой билет, девушка? На электричку? Только на балет. Штраф? Конечно – конечно. Хватит? И вам счастливого пути. Это я вынырнул из раздумий в электричке.
      Ну, здесь – сразу в аэропорт и дёру, дёру. А то растрясут коридорную и администраторшу… А растрясут же! И тогда могут… ну, не могут, но вероятность есть, что вычислят. Всё. Сбываю бусы – в какую Ниццу. Или, в Испанию.
      Может, какие воспоминания навеет. Человеческие воспоминания! Человеческие! А тот сон, в засаде? Но это сон! Мало ли что? Нет, не отвлекаться, не сейчас. Я обещал бусы когда? Через недельку? Ладно. Заявлюсь сегодня, предупрежу, пусть валюту готовит. Да и вообще с ценой хорошо бы определиться. И со счётом в банке – не наличкой же тягать с собой… И, может, немного с Бычком успокоились? Или дать Чуме им флэшку? В обмен на возможность заглянуть в пристройку и собачке? Стереть там, где про меня, и – пусть ищут. Нет – и пусть связывают. И номера сотовиков – в туже цепочку…
      В общем я гнал от себя самые страшные вопросы. Гнал в аэропорту, любуясь вонзающимися в небо лайнерами, гнал в самолёте, любуясь небом, облаками и стюардессами, гнал вплоть до указанного в визитке адреса картёжника – антиквара.
      Да, фирма солидная. Даже со швейцаром. Только вот название другое. Странно. Ну да ладно. Поспрашаем.
      Насчёт платного интервью щвейцар оказался не против. Да, о такой фирме знает. Но эти ребята приезжают редко. Очень редко. Вообще один толоко раз и на три дня.
      Арендовали офис. Чем занимались, он не знает. Да ему и до лампочки. Что у той вывески стоять, что у этой. Хочешь что узнать поподробнее – милости прошу завтра с утра. Как это откуда он знает? Сегодня после работы вывеску менять-то ему и поручено. Значит, завтра с утра приедут. Да нет, вроде не жируют. Тачки так, средненькие. Персонал? Босс, зам, да секретарша. Ну, ещё пара мордоворотов приходила. Не то телохранители, не то вышибалы какие. Да не за что. тебе спасибо, щедрая душа.
      А ведь странно, правда? Снимал такую громадину на три дня, чтобы продуться в карты? А сейчас опять? А адрес в визитке? И этот пройдоха сможет отвалить мне состояние? Кстати, а сколько вообще-то? Ну, блин, мозги! Раньше не мог поинтересоваться? Я зашёл в ближайшее интернет – кафе, начал поиск. Сенсация была задавненная, но я нашёл. Бусы с серьгами исчезли из хранилища одного из знаменитейших музеев. Уже без малого пятьдесят лет. Да-а, стоимость ещё та. И 25% вознаграждения составляет очень заманчивую сумму. И ещё что-то недосказанное.
      Что – то мрачное, связанное с их похищением. Но только намёками. Типа "кровавого следа". Тогда понятно. По всей вероятности, они попали на более низкий уровень оборота, где об истинной стоимости, как исторической ценности, не знали. Редко, но бывает. Вот, к примеру, этот перстень, да? Выиграл я его в карты. Я меня потом грохнули и этот же перстень – на кон, но в компании попроще. Или вообще фартовый добытчик своей эээ марухе, да? эти бусы подарил. Всяк может быть. А как мой покупатель насчёт надёжности и кредитоспособности? С учётом периодических наскоков в северную столицу? Да-а, слабовато как-то. Неубедительно. Пару рекламок. И те – свежеиспеченные. И адрес только этот, указанный и на визитке.
      Мило. Очень-очень мило. Пустышка? И предназначенная только для меня пустышка.
      Западня. Приволоку бусы, а меня… Нет, но неужели я в их глазах такой недоносок? Так топорно работают! Или просто торопятся? И кто они, в конце концов?
      Ладно, у них ещё двое суток сладких надежд. А мне пока надо вытащить информацию с сотовиков.
      Конституционная тайна телефонных сообщений была оценена в пять тысяч евро.
      Нехило, но сторговались на тех же пяти тысячах, только зелёных. И через два часа в уютной кафэшке состоялся обмен. У меня в руках оказалась пухлая папка с распечатками соединений всех интересующих меня абонентов. И данные об абонентах тоже.
      – А вот здесь, – усмехнулся продажный хранитель телефонных тайн, доставая флэшку, – прослушка и распечатка переговоров некоторых из наших клиентов.
      – Сколько?
      – Два раза по столько. Очень интересная информация и большой риск. Некоторое время кое-кого из них прослушивали некоторые ведомства. Если узнают об утечке…
      Хоть и из столичной базы скачано, но могут докопаться.
      – Но я должен посмотреть.
      – Нет.
      – Тогда – столько же. Всё- таки кот в мешке.
      – Торг здесь неуместен.
      – Ладно.
      Целенькая пачка перекочевала из рук в руки и мы расстались. Вот так. Кто обладает информацией, тот обладает… ну, если не властью, то деньгами – наверняка. Теперь это всё надо изучить и проанализировать. Всё! Еду назад. Здесь мне делать нечего. Или немного пошутить с засадой? Не. Пусть посидят. Я за эти двое суток много чего должен сделать. Пускай не мешают. Поездом не поеду. Долго.
      Опять в аэропорт.
      В столице я вновь направился к Лариске. Не потому, что тянуло, но…
      – Но Ларис, мне надо позаниматься с компом. Я, честное слово, ничего другого…
      Мне просто негде…
      – Как это "негде"?
      – А ты что, не знаешь? У меня мачеха, вот, зимой за подснежниками послала…
      – Ты что городишь?
      – Ну, насчёт двенадцати месяцев, горожу, а про мачеху, что, не слышала?
      – Слышала, но…
      – Отец ей всё отписал. Так что… А в гостиницу… ну, есть некоторые проблемы.
      – Всё с тем же… арестом?
      – Да нет. Но неважно. Так как? Откроешь?
      Вероятно, после того моего визита на двери появилась цепочка. Лариска ещё секунду подумала, потом сняла её.
      – Проходи. Только – до вечера. Я сейчас одна, а если узнает Олежка, что ты… здесь… ему не понравится.
      – Ого! Олежка! Далеко зашло?
      – Угу.
      – Дальше, чем у нас?
      – Угу.
      – Но Лорка, так быстро? Мы же с тобой…
      – Виталик, я тебя умоляю. Ты зачем пришёл?
      – Да, конечно. Но всё таки…
      – Если " всё-таки", то забудь про "мы с тобой". И запомни другое. Женщине надо замуж. За муж! За мужа. Женщине надо рожать растить и воспитывать детей. Всё остальное – производное, направленное только на более успешное выполнение первой функции. Во всяком случае не должно препятствовать ей.
      – Во как! Круто. Это тебе Олежка твой насвистел?
      – Да нет. Сама додумалась. И мама кое-что подсказала. Приходит время, и каждая женщина это сначала чувствует, а потом понимает. Для некоторых оно приходит слишком поздно.
      – Ну, значит тебе повезло. Ещё нарожаешь. Но я не понимаю! Вот я, к примеру, чем не годился для этих… эээ…
      – Всё. Иди к компу. Я же сказала всё это – за мужем. А из тебя какой муж?
      Шлёндра.
      – Но я бы со временем…
      – Всё. Иди занимайся. "Со временем". У меня свадьба через два месяца.
      – Пригласишь?
      – Нет.
      – Но я, всё-таки…
      – Ещё слово – выгоню.
      Вскоре мне стало ясно, с кем я связался. Или – во что вляпался. К драгоценностям тянули щупальца два спрута. Причём для одного, который организовал приманку, всё- это так, эпизод, одно из направлений. Для другого, ярким представителем которого был Алик, – одно из основных средств становления. Новый клон. Из крысиных королей. Судя по прослушке, первыми, ну, скажем, авторитетами, лениво интересуются органы. Так, из чистого альтруизма. Типа: "Что там ребятушки поделывают?" У вторых… у вторых был очень интересный звонок. Пересечение с первыми. Нет, не Алик. Эльвира. Вот тебе и простушка. Надо всё же её отыскать.
      Надо? Надо сдать бусы, получить свою законную долю и лечь на дно. Когда узнают, что ценности возвращены – успокоятся. Может, подумают о мести, а может, и нет. В конце концов я у них ничего не крал. Или скинуть их этим… авторитетам. Пусть потом дальше грызутся. А мне некогда. Свои проблемы. Свои… Я вспомнил код Тамариного компа, прокрался, вновь открыл страшные фоторгафии. Вырубил. Подошёл к зеркалу, долго рассматривал своё отражение. Скинул рубашку, брюки. Повернулся так и этак. Ну, человек, как человек. Человек же! Мистификация? Тамарка? Зачем?
      И потом, я же помню кое-что. И вот эти отметины. Слишком быстро заживает. Или, вот мизинец. Его же отрезали, да? Но вот он. А лапу трёхпалую помнишь? Нет, раздвоение, даже, если кое- что другое припомнить – растроение личности, это симптомчик. Я всё же сошёл с ума.
      – Ты с ума сошёл! – ворвалась в комнату Тамара. – Долго думал? Придёт Олег, что скажет?
      – Знаешь, мне как-то глубоко до…гм… мне всё равно, что он скажет.
      – Мне, мне не всё равно, что он скажет, и что подумает! Господи… А это у тебя откуда? Когда? – она показала на два довольно ещё заметных шрама, – быстро заживающие следы Тамариного ножа на животе. – И вот, – она озабоченно провела пальчиком по шраму напротив сердца.
      А! – отмахнулся я. – Одна взбаломошная малолетка искала, где во мне смерть прячется.
      – Но… но раньше у тебя ничего такого не было!
      – Раньше и у тебя много чего не было, – я вдруг притянул её к себе. Девушка напряглась, явно собираясь оказать активное сопротивление, потом передумала, расслабилась, осталась в моих объятиях.
      – У тебя этого не было, – прошептала она. – Я ведь тебя… знаю… видела…
      Потом я курил в кресле, а Тамара лежала на той самой шкуре белого медведя, прикрывшись когда-то подаренным мною халатиком.
      – Придёт Олег, что скажет? – повторил я заданный ею вопрос.
      – Мне это глубоко до…гм… всё равно, – повторила она мой ответ. И потом, он не придёт сегодня. И завтра – тоже. Дела служебные. Переводят на электронные носители книги из институтского фонда. Срочно и сверхсрочно. Круглосуточно.
      – Значит, ты волну гнала?
      – Немного. Я боялась… этого. Я… я не хотела этого! Но вот видишь… Судьба.
      Я всё таки… я всё таки люблю тебя. И… и всё это должно было… именно с тобой.
      Он вскочила, подбежала к креслу, устроилась у меня на коленях, заглянула в глаза.
      – Теперь ты меня простишь?
      – За что?
      – За всё. Я ведь… с… Олегом уже… месяц назад заявление подала, – выдавила она.
      – Ну, с учётом, что испытательный срок три месяца, я и так догадался.
      – Ты тогда… И вот это тоже…,- она вновь провела пальцем по шраму. – А я в это время… подло да?
      – Конечно, могли бы и потерпеть.
      – Нет! Я просто знала. Если ты вернёшься, то я просто…ну, просто не смогу с Олегом… я же люблю тебя, люблю! Давай сейчас его наберём и скажем, что…
      – Лорка, подожди. Ты послушай…
      – Я ему просто скажу, чтобы забыл – и всё. И никаких объяснений.
      – Я же прошу, послушай.
      – Да, милый?
      Ну вот, "милый". Это сейчас "милый", а ночью этого миляга припадёт к этой шейке и высосет всю кровь. Да нет. Ерунда. Там – точно не я.
      – Ну, я слушаю.
      – Я сейчас в такую историю вляпался… Между молотом и наковальней.
      – Это с тем арестом?
      – Да нет. Это – две банды за одной цацкой гоняются. А цацка – у меня.
      – И за это тебя – вот так.
      – Да нет. Это – действительно малолетка. Она подумала, что я драк и угробил её маму.
      – Какой ещё драк?
      – Ну, дракон. Оборотень.
      – Виталий, ты что городишь? Это на тебя так секс действует?
      – Ай, не шути. При чём здесь секс? Никакого секса не было. И быть не могло. Она сразу ножом в живот. Дважды. А потом – вот сюда. Но знаешь… Что-то есть. Не могу объяснить. Но пару раз чувствовал…
      – Да, что-то драконье в тебе действительно есть. Я тоже почувствовала. Иди ко мне, дракон. Потом разберёмся вместе.
      "Потом разбираться вместе" не пришлось. Лариска, крепко меня обняв, шептала, что она счастлива, что всё стало на свои места, что она любила и любит одного меня, что всю жизнь бы мучилась с нелюбимым человеком, что просо затмение какое-то было, что… она, улыбаясь, уснула на полуслове. Я очень осторожно выскользнул из восхитительных объятий, пошёл на кухоньку, закурил, привычно стряхивая пепел в маленькую сувенирную пепельницу в виде старинной галоши. В ней сейчас лежал одинокий окурок какой-то дешёвки, и по сердцу сквозанула ревность. Другой вот так же сидел и курил здесь, вот на этом самом месте. " На этом самом". Эту квартирку в своё время купили Лариске, но зарегистрировали не её бабушку её же старики. Меня они на дух не переносили и на новость о нашей планируемой свадьбе сообщили, что, увы, бабуленция совсем слабенькая, и её перевезут сюда. Так что… сам, Виталий, понимаешь, жить вам здесь не придётся. Интересно, а этому Олегу они как, тоже про старушку намекнули? Или они будут жить здесь, готовить на нашей плите, валяться на нашей шкуре белого медведя, вечерами в обнимку выходить на балкон, а когда Лариса уснёт, этот препод будет, вот так, развалившись, покуривать и попивать пивко из холодильника? Благо, кухня маленькая, далеко тянуться не надо. Вот так ррраз! Да ты глянь! И пиво на месте! То есть удобства он оценил. погодь, он ещё не всё оценил, ещё многое впереди. Но постой. Нет, не пиво постой открывать. В мыслях постой. Почему такое эээ сослагательное наклонение. "Будет", "оценит". Лорка же сказала, что с ним порвёт. И… что? Мы поженимся? Хм… А почему нет?
 

 
      Двенадцать ступенек узкой винтовой лестницы заканчивались массивной, словно от несгораемого шкафа, металлической дверью, сейчас приоткрытой. Меня уже ждали.
      Два шкафа, только живых стали по бокам, один задышал сзади в затылок, ещё один быстро и профессионально обыскал.
      – Чисто.
      – Милости просим. Присаживайтесь.
      Я присел и осмотрелся. Какой-то подпольный ночной клуб? Довольно обширное помещение. Освещено сейчас тускло. Но судя по количеству выключенных ламп, здесь может быть и довольно светло. Классический игорный притончик. Стол с рулеткой.
      Вон там – игорные столики. Бар, за стойкой которого я сейчас устроился. С той стороны – бугай в прикиде бармена. Интересно, а сдачу он даёт? Судя по всему до десяти он считает с трудом. Рядом, возле меня устроились встретившие меня мордовороты.
      – Одну минуту. Мы полюбопытствуем. И вам полезно.
      Все они таращились на монитор, где злые, явно уставшие от ночной смены менты выслушивали бармена в верхнего этажа.
      – Ушёл. Через чёрный ход ушёл. Вон, через кухню. Этот? Да нет, этот с полуночи.
      Уже сюда пришёл никакой. А что делать? Вас вызывать? Других дел у вас нет?
      Двое из наряда подошли к столику, подняли за длинные волосы спящего.
      – Этот?
      – Да нет, – появился в кадре таксист. – Тот поаккуратнее был. Не такой патлатый.
      И вообще – не он.
      – Что-то ты темнишь, мужик, – отпустил голову пьяницы старлей.
      – Да нет… Я же…
      – То сигнал тревоги подаёшь, то якобы во Внуково везешь, то здесь оставил.
      – Да оставил же! Вот, он же подтверждает!
      – Ну, смотри. А этого – забираем. Что-то не нравится он мне.
      – Я же говорю, он…
      – Закрываемся. Едешь с нами. Торговля спиртным в не установленное время.
      – Но… но он же пришёл уже таким. То есть, здесь его только развезло. У меня не пил! У меня всё под замком и опечатано! Всё задокументировано! Пойдёмте, покажу!
      Осветился монитор соседней комнатки – явно складской со спиртными напитками.
      – Ну, и где же документы? – всё также хмуро поинтересовался старлей.
      – Вот! – со смешком протянул несколько купюр лукавый бармен.
      – А им? Им что я скажу? – кивнул мент в сторону оставшихся.
      – Вот это, – со вздохом протянул взяткодатель ещё одну, по-моему, мою, купюру.
      – Ладно. Самопал? – продолжая хмурится, поинтересовался страж порядка, кивая на ящик с коньяком.
      – Да нет же! Настоящий. Вот, возьмите. Убедитесь.
      – Каждому.
      – Понял! – уже складывал в пакет три бутылки коньяка бармен.
      – Ладно. Порядок, – процедил сквозь зубы старлей.
      – И просьбишка у меня… Не говорите, что этого пьяницу вы из нашего бара.
      Плохая реклама. У нас самые лучшая кухня, натуральные вина… кстати возьмите, чисто символически, оцените, – он быстро упаковал ещё один пакет с вином. – А тут такое…
      – Сделаем. Пошли.
      Наряд выволок пьяницу, разрешили таксисту быть свободным, и верхний бар опустел.
      Сидевшие рядом со мной зрители смотрели на всё это с брезгливыми улыбками, как, наверное, смотрят взрослые мужики на порнуху. И интересно и гадко.
      – Поделится? – поинтересовался здешний бармен у своих сотоварищей.
      – И к бабке не ходи. Они всё видели и всё поняли. Чтобы повязать – непременно поделится. Так что Санину "просьбишку" уважат.
      – Ну вот… сэр. Чего желаете? – обратился бармен ко мне.
      – Вообще-то я желал только посидеть часок и заказал кофе с коньяком.
      – Всё это сейчас устроим. А менты чего от вас хотели, если не секрет?
      – Таксист не хотел везти. Немного попугал. А он, оказывается…
      – Да-а, водилы теперь ох, какие пугливые стали. Вот, пожалуйста, – он пододвинул мне рюмку коньяку. – А кофе чуть попозже.
      – Вообще-то мне на самолёт…
      – За штурвал? Ну, а в других случаях рюмашка коньяку перед полётом не повредит.
      Наверное, он был прав. Насчёт "перед полётом". А здесь повредила. Я ещё успел увидеть, как верхний бармен Саня опустил железную штору на двери бара, обменяться фразами насчёт его ловкости, а когда тот вошёл к нам, всё поплыло, поплыло у меня перед глазами.
      Очнувшись, я, прежде всего, увидел склонившуюся надо мной улыбающуюся физиономию… врача? Да, наверняка. В белом халате и белом как он у них? Ну, колпак такой.
      – Замечательно, молодой человек! С добрым утром!
      – Спасибо, и вам того же. Где я?
      – Вы только не волнуйтесь. Всё объясню.
      – А это ещё что? – я с изумлением почувствовал, что прикован к кровати руками и ногами. – Я что… буйствовал? Или… ещё что?
      – А вы… вы раньше за собой… наблюдали что-нибудь такое? – явно забеспокоился врач.
      – Но если… это же не просто так? Да где я, чёрт возьми?
      – Не волнуётесь, всё будет очень хорошо. Вот, покушаете, и мы с вами побеседуем.
      Валерий Леонидович меня зовут. А вас как величать?
      – Виталий…Леонидович.
      – С высоты моих лет позволительно к вам обращаться просто Виталий?
      – Да, конечно.
      – Вот и славно. Спасибо огромное. После завтрака побеседуем.
      Завтрак принёс мрачный санитар. Он отстегнул наручники с ног и правой руки. Зато левая была пристёгнута к наглухо вмурованной в стену массивной стальной скобе. Я смог сесть, а когда рядом подкатили столик с варёными яйцами, овсянкой, батоном и чаем, понял, что здорово проголодался.
      – Какое сегодня число? – поинтересовался я у санитара.
      – Все вопросы – к доку.
      – Даже такие?
      – Все.
      Я внимательно рассмотрел собеседника и ещё больше начал подозревать, что нахожусь в дурдоме. Такая здоровенное мрачная горилла в сочетании с наручниками и ласковым доктором! Классика. Я ел, рассматривая лежащего рядом соседа. Тот тоже явно проснулся, но лежал молча, глядя в потолок. А куда ещё глядеть, пристёгнутому? Ну, голову хотя бы повернуть.
      – Эй, сосед, доброе утро. Как дела?
      Тот вздрогнул, но промолчал.
      – Все вопросы к доктору, – повторила горилла.
      – Но я и не спрашивал в принципе. Так, для разговора.
      – Без разговоров.
      – Ещё чего! Что за новости?
      – Все вопросы к доктору. Ложитесь пока.
      – Послушайте, но это же…
      Сильнейший удар в челюсть валит меня на койку и затем щёлкают наручники. Ну, не хрена себе, порядочки! Куда это я попал?
      – Доктора мне!
      – Скоро придёт.
      – Немедленно!
      – Будешь орать, заклею рот.
      А что, запросто заклеит. Ладно. Запомним.
      Сосед не вставал, и кормили его из каких-то тюбиков. Потом отстегнули от кольца и кровати, перетянули на качалку и увезли. Смотреть было трудно – только голова поворачивалась. Только и заметил, что перебинтован сосед на уровне живота и сукровицу сквозь бинты на правом боку. Аппендицит, что ли? Нет, это же бред какой-то! С аппендиксом и к стене приковывать? Или во время операции сел на белого коня? Бывает же и такое. Нет, а я? Нет, ерунда. А обхождение, а?
      – Говорят, вы меня требовали? – вновь появился улыбающийся док.
      – Да… Виталий Леонидович. Где я и что это у вас за порядки?
      – Вы вот об этом? – поинтересовался он, притрагиваясь к моему заплывшему глазу.
      – И об этом тоже.
      – Да, порядки здесь строгие. Даже жёсткие, я бы сказал. Но вы скоро всё узнаете, и убедитесь, что так надо. Так просто необходимо. Обещаю, убедитесь. А пока, давайте кое-что уточним в вашей истории болезни. Вот вы говорили, что раньше буйствовали…
      Его явно насторожило моё предположение. Да пошёл он!
      – Ничего такого я не говорил. А подумал так потому, что вот, прикованный. А кого вот так? Только буйных.
      – Логика железная. Вы, кстати, где работаете?
      – Временно безработный.
      – Мг, мг. Сейчас таких временных много. А чем на жизнь эээ перебиваетесь?
      – Небольшое тётушкино наследство. Наверное видели. В кейсе.
      – По-моему, никакого кейса не было. Сообщу администрации. Чем в детстве болели?
      – Да… ничем, пожалуй.
      – Ничем-ничем?
      – Да нет же! А в чём дело?
      – То есть вы можете утверждать, что абсолютно здоровы?
      – Но док, я ничего не утверждаю. В чём дело-то?
      – У вас очень редкая группа крови и изумительный ДНК – анализ.
      – Я рад, но это не основание держать меня в кандалах.
      – Да нет же, вы не понимаете, Виталий. Вы просто эээ спаситель для многих неизвестных вам людей.
      – Конкретнее, док.
      – Ваши органы абсолютно здоровы, мы протестировали за ваше эээ беспамятство.
      Шрамики только поверхностные. Не то, что вот у этого, соседа вашего – только почки и… да и то, чистить пришлось. А у вас, кроме того, должна быть исключительная совместимость.
      – Это что, на донорство намекаете? Так я против. Убеждён, что природа мне ничего лишнего не отмерила. Так что, давайте на этом закончим.
      – Давайте. Со мной вы закончите, с вами закончат другие. И не обижайтесь. Ничего личного. И не дёргайтесь так, не дёргайтесь. Себе дороже.
      – Ублюдок!
      – Я бы не советовал. Всё- таки, я решаю, в какой последовательности эээ получать донорские органы. Знаете, на вас мы сможем попробовать даже пересадку глаз.
      Побудете в темноте.
      – Старая сволочь!
      – Потом только одну почку. Они у вас замечательные и вторая справится одна.
      Недолго ведь.
      – Ты садюга? Тебя в юности опустили, и ты до сих пор злобствуешь?
      – О! Подсказали. Есть желающие и на детородные органы. Это, конечно, только в порядке эксперимента, но… А потом эвакуируем и вторую почку.
      – Старая опущенная скотина!
      – Нет! До этого мы ещё снимем лицо. Найдутся желающие. А сердце здоровое, выдержит. И только потом – всё остальное. Да, забыл сказать. Для спокойствия мы у самых эээ беспокойных ещё можем ампутировать руки и ноги. Для экспериментов.
      Так что, лучше быть повежливее.
      Я плюнул и удачно попал. "Старая скотина" оказалась в этом отношении очень брезглив и помчался из моей палаты, давясь рвотой. Правда, долго торжествовать мне не пришлось. Его место занял тот самый санитар. Вот уж точно, садюга так садюга. Так бить лежачего, та ещё прикованного! И хотя не в жизненно-важные органы, но в самые болезненные места! Он явно ждал крика, потому, что добившись этого, радостно заухмылялся. Правда, экзекуцию не прекратил. Рано или поздно это должно было случится и я вновь провалился в беспамятство.
      А теперь это уже была не палата, а какая-та чёрная дыра. Ну, не совсем чёрная, я продолжал видеть в темноте. Сосредоточился. Так. Не один. Койки справа и слева.
      Подёргался. Прикован, но теперь только за правую руку. Сел. Всмотрелся.
      – Ты кто? – светлеющему пятну на соседней кровати.
      – Уже почти никто, – тоскливый мужской голос.
      – Ну почему же? В нас ещё много чего, – это сосед, нет, соседка справа.
      – Люди, я не пойму, это что, не сон?
      – Не поймешь? Это тебя здорово траванули, а? Тоже в барчике?
      – Угу.
      – Тоже, когда никого не было?
      – Угу. Нет, наверху милиция была, а меня там, в подвальном спрятали. Потом рюмка коньяка – и…
      – Нет. Меня сразу за столиком. Утром кофе зашёл попить.
      – А я – вообще съесть мороженого. Ночь выпускной гуляли, возвращалась, а там вывеска "нон стоп".
      – Выпускной? Это соседка, тебе…
      – Да… Было.
      – Как это " было"?
      – Ты что не понял, дядя? Для нас всё окончилось! Всё "было"! Я их просила, я их умоляла, а они…, – девушка страшно, с воем разрыдалась.
      – Ну ничего, ничего пока, Свет, у тебя ещё только…, – пытался успокоить её мой сосед. По голосу, этакий добродушный здоровяк. Понесло же его на эту утреннюю чашечку кофе! Да, и там за столом, значит, не пьяный лежал? Это я на самом деле кого-то спас своим появлением.
      – Надо надеяться. Может, ещё спасут. А с одной почкой люди живут запросто, – продолжал тот успокаивать девушку.
      – А кто здесь ещё? Сколько нас? Что – то не вижу в темноте.
      – В темноте? Да у тебя повязка на глазах. Господи, Господи, господи помилуй, – в ужасе зашептала Света. – они что, и… и…
      – Да нет! Я же вижу! Вот, сделай что-нибудь. Ага, рукой помахал, да? Темно только.
      – Фффу-у-у. я тоже сначала подумал, что тебе "того". Михаил меня зовут. Там – Светка. А в дальнем углу – Костик. Но он уже… Сегодня наверняка повезут за последним. Потом уже я. Или Светка. Это уж, что понадобится и кому.
      – Ты так просто рассказываешь.
      – А! Кричал, рвался, а чего добился. Вот, теперь на обрубках. Да, я же говорил.
      Пришли за Костиком.
      Какое-то мелькание белых пятен. Нет, ну действительно, много ли увидишь через бинты? Свободной рукой я потрогал повязку. Вроде бы и не больно. Но пусто.
      Мягенько. Вата? А глаза… Нет! Да нет же, нет! Не может быть! Я же только что, нет, я же и сейчас вижу. Или это…эти… фантомы?
      Я так мучительно застонал, что соседи поняли.
      – Ты это… ты не огорчайся так. Жить-то и без глаз можно. И многие живут, – утешал меня Михаил. – Да и чего там. Пожили немного, а? Вон девчонке то похуже.
      Дитё ещё совсем.
      Это замечание натолкнуло меня на одну мысль.
      – А дети? Вообще- дети здесь были?
      – Нет. При мне – нет. Свет, а при тебе?
      – Что, Светлана раньше тебя здесь?
      – Не знаю. Просто мы раньше в разных палатах были.
      – Здесь что, их несколько? – ужаснулся я.
      – По крайней мере, есть мужская и женская. А здесь уже – все вместе, здесь уже считается всё равно.
      – Светлана, с тобой ещё кто был?
      – Женщина одна была. Но она… у неё они… А больше – не знаю. Но детей не было. Не может быть, чтобы они – и детей…
      – Ну почему же? СС, к примеру в детских лагерях забирали кровь для своих бонз.
      Вон, почти до сотни дожили, которых не повесили, – сообщил Михаил. – Знаете, – добавил он после паузы. – Только одно утешает. Кому-то мы продлим жизнь.
      – Да ну тебя с таким утешением! Я жить хочу! Жить! Сама! Человеком, а не почкой!
      Господи… А… А зачем меня фотографировали, а?
      – Как? В смысле: "что"?
      – Что? Лицо! Боже мой… Да, я слышала. Я читала… Нет!
      – Ну, успокойся, может, и не подошло. И потом, ты – красавица. Личико запоминающееся. Опознают – скандал будет. Думаю, на это не пойдут, – попытался успокоить девушку наш собрат по несчастью. Но та глухо, видимо, уткнувшись в подушку, выла.
      – Сволочи, сволочи, сволочи! – пытался я освободить руку.
      – Здесь видеонаблюдение, Виталий. Будешь дёргаться, останешься, как я, для начала без ноги. Это они мигом.
      – Я хочу в туалет!
      – Утка под кроватью.
      – Но я хочу в туалет!
      – Виталий, перестаньте, умоляю, – вмешалась Светлана. Я не смогу видеть ещё одного… одного…
      И опять движение.
      – Но сегодня же… сегодня уже… Нет! Нет! – закричал и завозился Михаил.
      Пришедшие за ним были молчаливы. Оно и понятно. Не спорят же, к примеру с возражающей курицей или поросёнком.
      – Может, сегодня и мы все. Предыдущий говорил, что когда появляется окно, или несколько заказов, они – всех на части… – всхлипнула Светлана.
      – Света, быстренько всё, что знаешь. Нет! ты там крепко… пристёгнута? Попробуй дотянуться до меня! Надо же что-то делать! Или я к тебе… У тебя какая заколка есть? Попробуй расстегнуть!