Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Шепот небес

ModernLib.Net / Сентиментальный роман / Проктор Кэндис / Шепот небес - Чтение (стр. 18)
Автор: Проктор Кэндис
Жанр: Сентиментальный роман

 

 


      Джесси испытующе посмотрела на мать.
      – Но бабушка, по всей видимости, простила ее. Она оставила Женевьеве свой домик.
      Беатрис презрительно фыркнула.
      – Если бы отец знал о поведении Женевьевы, он никогда не оставил бы своей жене наследство. Я хотела опротестовать завещание матери, но наши адвокаты оставались непреклонны. И я сдалась, взяв с Женевьевы обещание никому не говорить о нашем с ней родстве. Она дала слово никогда не искать встреч с моими детьми. Мне не следовало ей верить!
      – Она не искала встречи со мной. Мы познакомились совершенно случайно. Женевьева не могла отвергнуть мою дружбу. Скажи, кто рассказал тебе о моих визитах на мыс Последней Надежды?
      Беатрис отвернулась, не сказав ни слова.
      И тут Джесси вспомнила солнечный день, когда она вместе с Женевьевой сидела на прибрежных валунах и следила за проплывавшим мимо фрегатом. С борта «Отпора» их, наверное, тоже хорошо видели в подзорную трубу.
      – Тебе рассказал капитан Бойд, – задумчиво вымолвила Джесси. – Он приезжал в усадьбу, чтобы сообщить Уоррику о поимке беглых каторжников, а заодно поговорил с тобой обо мне.
      Беатрис нервным движением руки дотронулась до броши, украшавшей ее черное траурное платье, и подняла подбородок, приняв, как всегда, горделивую осанку.
      – Тебе не следовало уезжать на ночь глядя из усадьбы! Мне не понравилось, что ты передала мне записку через мальчишку, работающего на конюшне. Мало того, что ты общаешься с ужасной женщиной, ты еще позволяешь себе кататься по ночам в сопровождении грума по окрестностям и любоваться полярным сиянием! Твое поведение противоречит всем правилам приличия, Джесмонд. Подумай, что скажет Харрисон, когда узнает, как ты себя ведешь!
      – Мама, – устало повторила Джесси, – я не собираюсь выходить замуж за Харрисона.
      Беатрис повернулась, чтобы уйти, но остановилась у двери и бросила через плечо раздраженным тоном:
      – У тебя просто нервный срыв. Такое часто случается перед свадьбой. Я более чем уверена, что ты придешь в себя еще до возвращения Харрисона. А потом вся ответственность за тебя и твое поведение ляжет на его плечи.
      Дверь за Беатрис закрылась, и Джесси снова опустилась на табурет. Она долго сидела в задумчивости, уставясь в пространство невидящим взглядом.

* * *

      Закрыв глаза, Уоррик с упоением играл на фортепиано. Внезапно он подумал о том, что Фиона многого не знает о нем. Например, ей неизвестно, что он безумно любит музыку. Впрочем, он тоже плохо знал Фиону.
      После того как она рассказала ему об убийстве чернокожего каторжника, Паркера Джонса, они опять занялись любовью. Уоррику казалось особенно пикантным, что их соитие было неистовым и бурным. Однако он решил, что они встречаются в последний раз и он больше никогда не придет к ней.
      Уоррику неприятно сознавать, что Фиона оказалась права: он действительно не любил ее. Ему нравилось проводить время в ее обществе, потому что страстная, темпераментная Фиона заставляла забывать его обо всем на свете, и тогда Уоррика переставал мучить огонь, сжигавший его изнутри. Ему вдруг вспомнилась Филиппа, ее звонкий смех, ее искрящиеся карие глаза, нежные пальцы…
      – Если бы ты смотрел на клавиши, то меньше бы фальшивил, – раздался с порога ледяной женский голос.
      – Мама?
      Уоррик повернулся на вращающемся табурете и увидел стоявшую у дверей Беатрис. В руках она держала мерцающую свечу в подсвечнике, отбрасывавшую тени на ее бледное лицо.
      – Ты, как всегда, не вовремя.
      – Мне нужна твоя помощь. Пришли мне утром надежного человека, я хочу дать ему важное поручение, – проговорила она, глядя куда-то в сторону. Беатрис редко смотрела прямо на сына и всегда прятала от него глаза.
      – Что за поручение ты хочешь ему дать?
      Беатрис наконец в упор посмотрела на сына с таким осуждающим видом, как будто он средоточие всех пороков и она презирает его.
      – Если я сочту нужным, сообщу. А пока у меня лишь одна просьба – найди подходящего человека среди рабочих в нашей усадьбе.
      Она повернулась и вышла из комнаты.

* * *

      Спустя два дня мисс Джесмонд Корбетт в сопровождении Лукаса отправилась к портнихе в Блэкхейвен-Бей.
      Она сидела в коляске, которой правил Лукас, на мягком кожаном сиденье и любовалась залитыми ярким весенним солнцем зеленеющими полями. Никто не заподозрил бы в них любовников. С виду Джесси походила на богатую леди, выехавшую на прогулку в сопровождении своего грума, слуги из числа каторжников. Во всяком случае, Лукас убеждал себя, что так оно и есть. Он пытался не вспоминать о том, что между ними происходило, что он сжимал нагое тело Джесси в своих объятиях и зарывался лицом в ее пышные золотистые волосы.
      Лукас отогнал свои мысли и ударил вожжами по крупу лошади, чтобы та пошла быстрее. Коляска веселее покатилась по ухабистой дороге в сторону залива. С той памятной ночи Джесси и Лукас не виделись и не говорили друг с другом. По поведению Джесси Лукас чувствовал, что что-то случилось.
      – Ты переживаешь из-за того, что произошло той ночью? – наконец спросил он ее. – Ты, наверное, сожалеешь о случившемся?
      Джесси с улыбкой взглянула на него.
      – Вовсе нет. Я люблю тебя.
      Их глаза встретились. Они помолчали, слушая скрип колес и стук лошадиных копыт. Он знал, каких слов и действий Джесси ждала от него, но не мог решиться.
      – Я поссорилась с мамой, – наконец снова заговорила Джесси. – Она узнала о том, что я вижусь с Женевьевой и часто посещаю ее домик на мысе Последней Надежды. Мне следовало давно уже рассказать ей обо всем. – Джесси вздохнула. – Я никогда не считала себя трусихой. Но теперь вижу, что мне недостает смелости и решительности. Вообще-то в жизни я отважный человек, но в вопросах морали я всегда уступаю общественному мнению. Я боюсь разочаровать своим поведением близких мне людей, боюсь рассердить и обидеть их. Я не переношу, когда у нас в доме царит тягостная напряженная атмосфера, и ненавижу скандалы. Но в результате я вынуждена страдать из-за того, что живу не так, как мне хотелось бы.
      – Большинство людей предпочитают спокойную, размеренную жизнь, – не оборачиваясь, заметил Лукас.
      – Возможно. Но они, как правило, не жертвуют своими мечтами ради такой жизни.
      – И все же мне кажется, ты зря обвиняешь себя в трусости, – заверил ее Лукас. – Ты просто стремишься не огорчать близких. Нам не следовало заходить так далеко.
      Джесси посмотрела на Лукаса, на его мужественный профиль. Широкие поля соломенной шляпки отбрасывали тень и спасали Джесси от слепящего солнца. Синие ленты развевались на ветру. Повернувшись к ней, Лукас заметил выражение смущения в ее глазах. Ему так хотелось заключить ее в свои объятия и крепко прижать к груди, но им навстречу с холма спускалась повозка, и Лукас снова все свое внимание сосредоточил на дороге.
      Отвезя Джесси к портнихе, Лукас оставил коляску и лошадь в платной городской конюшне, а сам отправился на берег моря, чтобы немного прогуляться. Ему в лицо дул теплый весенний ветер, доносивший запахи рыбы и водорослей. Солнце било в глаза. Прищурившись, Лукас взглянул на пришвартованные в порту корабли. Среди них стояли береговые патрульные суда, американский китобоец, поврежденная штормом барка, нуждавшаяся в срочном ремонте, а также двухмачтовая шхуна, готовая выйти в море. Из вентиляционных отверстий на ее корпусе шел белый пар, а на палубе толпились констебли, проводившие тщательный досмотр.
      Когда-то несколько каторжников убежали с Тасмании, спрятавшись на выходившем из порта судне. И теперь местные констебли подвергали проверке все корабли перед выходом в море. Особенно обижались на действия британских должностных лиц капитаны американских судов. Тем не менее констебли простукивали все бочки и цистерны и протыкали штыками все тюки и мешки, взрывали гранаты с серой, чтобы выкурить потенциальных беглецов из трюмов. Морякам приходилось мириться с подобными действиями властей.
      Лукас видел, как констебли, сделав свою работу, спустились вниз по веревочной лестнице в ожидавшие их шлюпки. Лукас услышал шаги и, повернувшись, увидел приближающегося к нему человека. Высокий и худой незнакомец с решительным видом шагал вдоль берега в его сторону. У него было вытянутое лицо, которое обрамляли светлые, соломенного цвета, волосы и густые бакенбарды. Несмотря на теплую погоду, он был одет в бушлат и черные шерстяные брюки, заляпанные китовым жиром. Моряк заметно хромал.
      – Лукас, приятель! – воскликнул он, обнажая в широкой улыбке два передних золотых зуба. – Что ты делаешь здесь, на краю света?
 
      Джесси лежала на спине, закинув руку за голову, и медленно приходила в себя. Они снова занимались любовью в пещере на берегу моря под грохот волн и водопада.
      Перевернувшись на бок, она с улыбкой взглянула на любимого. Он лежал с закрытыми глазами, и его темные ресницы казались удивительно густыми и длинными. В минуты покоя и отдыха Лукас выглядел моложе и беззащитнее.
      Красота его тела возбуждала Джесси. Приподнявшись, она окинула его взглядом с ног до головы. На щиколотках Лукаса сохранились красноватые шрамы от кандалов. Увидев их, Джесси почувствовала, как ее сердце вновь пронзила острая боль. Гнев и горечь охватывали ее каждый раз при мысли о муках, которые пришлось вытерпеть ее возлюбленному. Впрочем, впереди его тоже ожидали страдания.
      Переведя взгляд на его лицо, Джесси увидела, что он открыл глаза и внимательно смотрит на нее.
      – Зачем ты меня рассматриваешь? – улыбнулся он.
      Она приподнялась, опершись на локоть. – Я любуюсь тобой.
      Он потянул ее за прядь волос, и Джесси, засмеявшись, упала ему на грудь.
      – Значит, тебе нравится мое тело? – хрипловатым голосом спросил он. В его зеленых глазах полыхала страсть.
      – Я не могу наглядеться на тебя.
      Лукас вдруг отвел глаза в сторону, как будто хотел скрыть от Джесси их выражение. Ее охватили дурные предчувствия.
      – Джесси… – произнес он, садясь. – Я должен кое-что сказать тебе. – Он взял ее руку и их пальцы переплелись. – Сегодня я встретил в Блэкхейвен-Бей своего старого приятеля, капитана китобойного судна из Нантакета. Его зовут Абрахам Чейз.
      – Он американец? – удивленно спросила Джесси. – Как ты с ним познакомился?
      Лукас усмехнулся:
      – Никогда не задавай лишних вопросов. Истинному ирландцу очень просто познакомиться и подружиться с морским волком из Америки.
      – Хорошо, я запомню твой совет, – ответила Джесси и улыбнулась, хотя у нее на душе кошки скребли. – И что же твой капитан Чейз делает на Тасмании в такое время года?
      – По пути домой, к западу от Тасмании, его судно около месяца назад сильно пострадало во время шторма. Команда высадилась на необитаемом острове, и там они кое-как залатали пробоины в корпусе, чтобы добраться сюда.
      Лукас замолчал и посмотрел на свои пальцы, переплетенные с пальцами Джесси. Его лицо помрачнело. Ему трудно стало продолжать.
      – О Боже, – прошептала Джесси, догадавшись. – Твой друг согласился помочь тебе бежать…
      Лукас поднял на нее глаза, и хотя он не проронил ни слова, Джесси поняла, что попала в точку.
      – Но каким образом ты собираешься бежать отсюда?
      Джесси била нервная дрожь. Ей очень хотелось, чтобы Лукас обрел свободу, но мысль о вечной разлуке причиняла ей нестерпимую боль.
      – Он сообщит мне, когда «Агнес Энн» будет готова к отплытию. Перед выходом в море констебли, по обыкновению, тщательно осмотрят судно, поэтому я поднимусь на его борт позже. Чейз пошлет за мной шаланду, и она подберет меня где-нибудь у побережья, здесь или, может быть, в Бухте кораблекрушений.
      Джесси склонила голову, и на ее лицо упали пряди золотистых волос. До ее слуха доносились пронзительные крики чаек, которые вызывали в ее душе тревогу. Джесси утратила чувство реальности. Ей казалось, что все происходит не с ней, а с другим человеком. Она не хотела верить, что разлука с любимым так близка.
      – И когда? – глухим голосом спросила она. – Сколько времени потребуется на ремонт судна и его подготовку к отплытию?
      – Три-четыре недели. То есть в начале следующего месяца судно уже может выйти в море. – Лукас погладил Джесси по щеке. – Ты же знала, что такой день когда-нибудь настанет.
      Сердце Джесси сжалось от боли.
      – Да, я знала. Я хочу, чтобы ты обрел наконец свободу. – Она попыталась улыбнуться, ее губы сильно дрожали. – Но мне тяжело расставаться с тобой.
      Она быстро поднялась и подошла ко входу в пещеру, где ее обдало водяной пылью от падавшего с высоты потока. Брызги освежили разгоряченное тело Джесси. Она еще не привыкла ходить нагой в присутствии мужчины, но такой вид не смущал ее. Лукас знал ее тело лучше, чем она сама.
      – Я не смогу вернуться к прежней жизни. – Она посмотрела на водяную завесу, боясь обернуться и взглянуть в глаза Лукасу.
      Он встал.
      – В таком случае измени свою жизнь и живи так, как тебе хочется.
      Джесси покачала головой, глотая слезы.
      – Дело в том, что мне хочется жить с тобой.
      – Но это невозможно.
      – Я знаю. – Джесси запрокинула голову, стараясь не заплакать. – Куда ты направишься после побега?
      – В Америку, конечно. Там строят великое сильное государство, и я хочу участвовать в его создании.
      – Я тоже могла бы приехать в Америку и разыскать там тебя.
      Он подошел к ней и обнял ее сзади. Джесси почувствовала тепло, исходившее от его нагого тела.
      – Твоя родина – здесь. – Он прижался щекой к ее волосам. – Здесь живут твои родные и близкие, ты провела на Тасмании годы детства и юности. Ты не сможешь жить и ощущать себя счастливой в чужих краях.
      Джесси повернулась к нему и, обвив шею руками, вгляделась в любимое лицо, по которому скользили блики от водопада.
      – Неужели ты думаешь, что я смогу быть счастливой без тебя?
      – Да, со временем все встанет на свои места.
      Джесси покачала головой:
      – Ты ошибаешься. Я, конечно, буду продолжать жить и порой даже чувствовать себя довольной и счастливой, но я никогда не перестану любить тебя, Лукас, не перестану тосковать по тебе, хотеть тебя.
      Он тяжело вздохнул и погладил ее по щеке.
      – Ты всегда останешься в моем сердце. – Лукас нежно поцеловал ее в губы.
 
      Вечером на следующий день Лукас, накормив и напоив лошадей на ночь, вышел из конюшни и внезапно получил удар кулаком в лицо. От неожиданности он потерял равновесие, зашатался и уронил ведро, которое с грохотом упало и покатилось по выложенному булыжником двору. Придя немного в себя, Лукас выпрямился, утер разбитые в кровь губы рукой и взглянул на стоявшего напротив него человека, который оказался Уорриком Корбеттом.
      Золотистый свет закатного солнца падал на его пылавшее гневом лицо с правильными аристократическими чертами.
      – Заприте его на ночь в амбаре, – распорядился Уоррик, обращаясь к двум явившимся вместе с ним слугам, потирая сжатую в кулак кисть правой руки. – А завтра утром мы отправим ублюдка в тюрьму Блэкхейвен-Бей.

Глава 33

      Ночью задул холодный антарктический ветер. Он пригнал тучи, и вскоре в окна усадебного дома забарабанил дождь. В комнатах стало холодно и сыро. Если бы сейчас была зима, слуги разожгли бы в каминах огонь, но на дворе стояла весна. В усадьбе Корбеттов камины и печи переставали топить первого октября и вновь разводили огонь лишь первого апреля, как бы холодно ни было.
      Джесси надела теплое шерстяное платье, несколько нижних юбок и набросила на плечи кашемировую шаль. В доме завели порядок, согласно которому вся семья собиралась за столом на ужин. Зябко поведя плечами, Джесси спустилась по парадной лестнице в столовую. Она старалась не поддаваться своим чувствам, хотя ее сердце сжималось от боли при мысли о предстоящей разлуке с любимым человеком. Впрочем, она привыкла скрывать свои эмоции. Так принято вести себя в их доме. Сдержанность считалась добродетелью. Все ее родные таили то, что лежало у них на сердце, и поэтому порой казались Джесси не живыми людьми, а бесплотными тенями.
      Холод заставлял ее двигаться быстрее, и она пришла на ужин раньше обычного. Однако, как ни странно, мама и брат уже сидели в гостиной. Беатрис занималась рукоделием, а Уоррик пил бренди.
      Джесси сразу же ощутила напряженную атмосферу, царившую в комнате, и оцепенела. Ее сердце сжалось от дурных предчувствий.
      – Что случилось? – спросила она, переводя взгляд с матери на брата.
      Уоррик прятал от нее глаза.
      – Я не желаю присутствовать при разговоре, – заявил он и, осушив залпом стакан, поставил его на серебряный поднос.
      Джесси посторонилась, когда он пулей промчался мимо нее и исчез за дверью. Когда шаги брата затихли в коридоре, она посмотрела на сидевшую у камина мать.
      – Мама, в чем дело? Я ничего не понимаю.
      Беатрис продолжала вышивать, не отрывая глаз от рукоделья.
      – Я родила трех дочерей, – уведомила она ровным голосом. Ее тон показался Джесси ледяным. – Трех! Но Бог наказал меня и оставил тебя, а их забрал к себе.
      Джесси судорожно вздохнула, чувствуя, что ей не хватает воздуха. Беатрис не раз намекала на то, что если бы ей представился выбор, она предпочла бы, чтобы в живых осталась не Джесси, а две ее другие дочери, умершие в юности. Но только сейчас она ясно выразила свою мысль, хотя слова ее жестоко ранили Джесси.
      – Ты хочешь, чтобы я попросила у тебя прощения за то, что осталась в живых?
      Беатрис подняла голову и взглянула на дочь. Ее лицо дышало гневом.
      – За тобой следили, Джесмонд, по моему приказу в течение последних трех дней.
      – Следили? – не веря своим ушам, переспросила Джесси. Слова матери с трудом дошли до ее сознания. Что она делала три последних дня? Ездила к портнихе в Блэкхейвен-Бей… А потом они с Лукасом предавались страсти в пещере, скрытой водопадом. Вряд ли кто-нибудь мог видеть их там. Но их долгое отсутствие могло вызвать подозрения. А на побережье они обменялись легким поцелуем, и Лукас обнял ее. Тот, кто следил за ними, наверняка все видел.
      – Ты – мое наказание, – продолжала Беатрис ровным бесцветным голосом. – Всю свою жизнь ты мучила меня. Но с позором, который ты навлекла на нас сейчас, не может сравниться ни один из твоих прежних постыдных поступков. – Беатрис с отвращением посмотрела на дочь. Ее глаза горели негодованием. – Ты сошла с ума, Джесмонд. Как ты могла связаться с преступником? С ирландцем? Каторжником? Ты выбрала самый верный способ погубить честь семьи. Неужели ты хотела громкого скандала? Я не могу поверить, что ты влюбилась в такого негодяя!
      – Но я действительно люблю его, мама, – спокойно ответила Джесси, хотя ее била дрожь.
      – О Боже… И ты считаешь, что это оправдывает твое возмутительное поведение?!
      Джесси запахнула шаль на груди и горделиво вскинула голову.
      – Я не считаю свое поведение постыдным.
      В глазах Беатрис вспыхнул огонек старой обиды.
      – Теперь я вижу, что ты такая же бесстыдная тварь, как и Женевьева.
      Джесси быстро подошла к окну и с тревогой взглянула на хозяйственный двор.
      – Где Лукас? – спросила она, стараясь разглядеть в темноте кирпичный барак, в котором запирали на ночь каторжников, работавших в имении. Ее душу сковал страх. – Что вы сделали с ним?
      – Если ты имеешь в виду омерзительного ирландца, то его по приказу твоего брата заперли до утра в амбаре. А завтра на рассвете отвезут в тюрьму в Блэкхейвен-Бей.
      Джесси резко повернулась и с ужасом взглянула на мать.
      – В тюрьму?! Но… ведь он не сделал ничего плохого!
      – Не сделал ничего плохого? – презрительно переспросила Беатрис и, отложив в сторону рукоделие, встала. Ее черная шелковая юбка зашелестела. – Своим предосудительным поведением он заслужил суровое наказание. – Беатрис прищурилась. – Скажи честно, ты беременна?
      – Нет.
      – Ты уверена?
      Джесси покачала головой. У нее пересохло в горле, голова шла кругом.
      – Что его ждет? – спросила она.
      – В значительной степени все зависит от тебя.
      – От меня?
      – Ты должна в начале декабря выйти замуж за Харрисона Тейта.
      Джесси стало нехорошо. Она поняла, что мать шантажирует ее.
      – Нет, я не выйду за него, – слабым голосом возразила она.
      – Ты станешь женой Харрисона Тейта, или мерзкого ирландца вздернут на виселице за убийство.
      – За убийство? – Джесси на мгновение лишилась дара речи. В комнате наступила тишина, нарушаемая завываниями порывистого ветра за окном и дребезжанием стекол под его напором. – За какое убийство?
      – Один из каторжников, участвовавших в побеге, совершенном в прошлом месяце, готов свидетельствовать в суде под присягой, что Лукас Галлахер убил Джона Пайка.
      – Он лжет! Человек, убивший кузнеца, погиб при побеге.
      – Конечно, он лжет. Но это не имеет значения. Ирландца вздернут на виселице.
      В установившейся тишине слышалось только тиканье каминных часов да завывание ветра за окном. Джесси почувствовала, как в ее душе закипает гнев. Ее бросило в жар.
      – А если я соглашусь выйти замуж за Харрисона Тейта, Галлахера отпустят на свободу?
      – До вашей свадьбы он останется в тюрьме в Блэкхейвен-Бей, а потом его отвезут в Хобарт, где он продолжит отбывать срок своего наказания в другом имении.
      – Неужели ты допустишь, чтобы повесили невиновного человека?
      – Я не считаю его невиновным.
      Они опять замолчали. Стоя в освещенной мерцающим пламенем свечей гостиной, мать и дочь буравили друг друга гневными взглядами. В комнате стояла напряженная тишина.
      – Ты вынуждаешь меня сделать по-твоему, – холодно констатировала Джесси. – Хорошо, я выйду замуж за Харрисона. Но как только Лукас окажется в безопасности, я порву с тобой все отношения. Я не хочу больше тебя видеть!
      – Что бы ты сейчас ни говорила, я уверена, пройдет время, и ты поймешь, что я права. – Беатрис горделиво расправила плечи, придав своему виду величественную осанку. – Я готова на все, чтобы спасти репутацию нашей семьи, Джесмонд.
 
      Джесси проснулась рано утром и, ежась от холода, подошла к выходившей на террасу двери, чтобы раздвинуть занавески и выглянуть во двор. Ветер стих, но небо затянули дождевые облака.
      Прислонившись горячим лбом к стеклу, Джесси вздохнула, и холодное стекло запотело от ее теплого дыхания. Она глубоко задумалась. Джесси еще не дала матери слова, что выйдет замуж за Харрисона. Но, по-видимому, ей придется. У Джесси просто не осталось другого выхода. Необходимо во что бы то ни стало спасти жизнь Лукасу Галлахеру, даже ценой счастья Харрисона и ее собственного благополучия. Она не сказала матери, что решила уйти от мужа сразу же, как только Лукас окажется в безопасности. Этот поступок, конечно, нанесет глубокую душевную травму Харрисону, который любил ее. Впрочем, можно сохранить все в тайне от него и всю жизнь притворяться верной любящей женой. Лгать Харрисону изо дня в день до конца жизни. Однако Джесси никогда не смогла бы дать мужу то, чего он хотел от нее, потому что ее сердце несвободно, оно принадлежало другому мужчине.
      – Лукас… – прошептала Джесси и закрыла глаза, стараясь сдержать слезы. Ее сердце сжималось от страха за любимого.
      Открыв снова глаза, она протерла запотевшее от ее дыхания стекло. Скоро Лукаса должны увести в Блэкхейвен-Бей и бросить в тюрьму. Ей хотелось повидаться с ним, но она знала, что Уоррик приказал сторожам никого не пускать к узнику. Легче подкупить констебля в городской тюрьме, чем заставить слугу нарушить приказ владельца усадьбы. Если Беатрис удалось найти продажных людей, способных оклеветать Галлахера, то и Джесси сможет найти способ увидеться с любимым в тюрьме. А быть может, и попытаться устроить ему побег.
 
      Лукаса бросили в тесную одиночную камеру, похожую на гроб, без окон. В ней стоял жуткий холод. Хорошо, что с него не сняли одежду. Обычно узников здесь раздевали догола. В таких каменных мешках люди, сидевшие в мертвой тишине, на воде и хлебе, лишенные света и тепла, постепенно сходили с ума. Когда Лукас закрывал глаза, ему казалось, что он слышит крики и стоны сидевших здесь до него узников.
      В одиночном заключении человеку в голову лезут самые невероятные мысли, ведь он предоставлен самому себе. Воспоминания причиняли Лукасу боль, вызывали у него поздние сожаления и бессильный гнев. Лукас пытался ни о чем не думать, но у него не получалось.
      Через несколько дней его вывели на яркий свет и поместили в другую часть тюрьмы, в более просторную камеру, размерами десять на двенадцать футов. Высоко вверху, у самого потолка, здесь имелось зарешеченное окно. В камере сидели пять заключенных.
      – С некоторыми людьми судьба постоянно сталкивает нас, приятель, – услышал Лукас знакомый голос, как только надзиратель закрыл за ним дверь камеры.
      Повернувшись, он увидел своего товарища по несчастью Лиса и невольно улыбнулся.
      – К сожалению, ты оказался прав, нам не следовало бежать, – проговорил Лис, когда их вывели на прогулку в тесный тюремный дворик.
      Он держал Лукаса под руку, поскольку еще не оправился после ранения. Пуля попала ему в правый бок.
      – Но ведь все могло и обойтись, – предположил Лукас, пожимая плечами. – Вам просто не повезло.
      Комплекс тюремных зданий образовывал в плане квадрат. Три его стороны занимали камеры для заключенных и кухня, а четвертую – квартира начальника тюрьмы. Внутри располагался тюремный двор, а дворик для прогулок заключенных находился в юго-восточном углу квадрата и огораживался толстой, но невысокой каменной стеной. Лукас смерил ее внимательным взглядом.
      – Почему Дэниел убил Пайка? – спросил Лукас, отводя глаза от покрытой побелкой стены.
      Лис пожал плечами:
      – Он мог донести на нас, поднять раньше времени тревогу. Дэниел решил, что не следует оставлять его в живых.
      – А что случилось с самим Дэниелом?
      – Пуля попала ему в челюсть, и он попросил меня пристрелить его. Я так и сделал. Он все равно не выжил бы, рана оказалась смертельной. Дэниел страшно мучился, и я помог ему избавиться от страданий. Мы не боялись смерти и готовились к ней.
      Лукас кивнул. На Тасмании из уст в уста передавали рассказ о том, как два приятеля тянули жребий, кому из них быть убийцей, а кому закончить свои дни на виселице. Тот, кто вытянул короткую соломинку, убил своего друга, за что его приговорили к смертной казни. Смерть – известный способ избежать мучений. Однако самоубийства случались редко, так как большинство каторжников считали его грехом и боялись гнева Божия.
      – А что произошло с остальными?
      – Двое погибли при перестрелке. Бейли даже царапины не получил, а новенький, Шин, потерял руку. Их содержат в соседней камере. Мы редко видимся.
      Некоторое время они молча ходили по кругу.
      – Когда они собираются отправить тебя в Хобарт? – наконец снова заговорил Лукас. Все серьезные дела рассматривались в суде города.
      Лис, прищурившись, взглянул на солнце.
      – В следующем месяце. Власти почему-то тянут с судом.
      – А ты куда-то торопишься?
      Лис засмеялся.
      – Нет, конечно.
 
      Спустя два дня пасмурным утром, возвращаясь с хозяйственного двора, Уоррик увидел только что приехавшую в усадьбу Филиппу Тейт. Заметив его, она поспешила ему навстречу.
      В вишневого цвета накидке и подобранной в тон ей широкополой шляпе, оттенявшей ее пепельные кудри и миловидное лицо с полными румяными щечками, девушка выглядела великолепно. Подойдя к Уоррику, Филиппа бросила на него сердитый взгляд.
      – Зачем ты это сделал? – спросила она не здороваясь. – Как ты мог так поступить?
      Уоррик с недоумением посмотрел на нее.
      – О чем ты?
      – Я говорю об аресте Галлахера, грума Джесси.
      – Галлахера? Он заподозрен в убийстве кузнеца в моем имении.
      Взглянув на яркий румянец, игравший на щеках девушки, Уоррик почувствовал, как в его душе шевельнулась ревность. Почему Филиппу волновала судьба ирландца?
      – Неужели ирландец что-то значит для тебя? – подозрительно глядя на нее, спросил он.
      – Речь не обо мне, а о Джесси, моей подруге. И не говори мне, что Галлахера арестовали за убийство кузнеца. Ты говоришь неправду.
      – Джесс что-то успела рассказать тебе?
      Филиппа усмехнулась:
      – Неужели ты думаешь, что она стала бы открывать душу передо мной, сестрой Харрисона? Конечно, она ничего не сказала мне. Да ей и не нужно ничего рассказывать, у Джесси все написано на лице. Я видела, как она смотрит на Галлахера, и все поняла.
      – А я ничего не замечал, – признался Уоррик.
      Он внимательно вгляделся в хорошо знакомое ему лицо Филиппы. Ветер развевал ее выбившиеся из-под шляпки пепельные кудри. Она держалась очень уверенно, как всегда находясь в мире с собой. Уоррик невольно залюбовался ею.
      – Неудивительно, – промолвила Филиппа.
      – Почему?
      – Потому что ты эгоцентричен и любишь лишь самого себя.
      – Черт возьми! Можно подумать, что ты сама когда-нибудь кого-нибудь любила!
      – Конечно. Я всегда любила тебя.
      Уоррик засмеялся.
      – Неужели ты думаешь, что я тебе поверю?
      Кровь отхлынула от лица Филиппы, ее глаза потемнели от обуревавших ее чувств.
      – Я никогда не лгу, Уоррик.
      Она хотела уйти, но он схватил ее за руку.
      – Я думал, ты будешь рада, что мы избавились от проклятого грума. Ведь твой брат собирается жениться на Джесси.
      Филиппа посмотрела на его руки, сжимавшие ее запястье. Уоррик чувствовал, как бьется ее пульс, и отпустил руку девушки.
      – Я думаю, что Джесси не стоит выходить замуж за Харрисона.
      – Но почему?
      Филиппа вздохнула.
      – Потому что ей нужен совсем другой человек. Джесси никогда не будет счастлива с Харрисоном. Впрочем, как и он с ней. Они погубят друг друга.
      Уоррик засмеялся. Однако его смех звучал неестественно и выглядел бравадой. Он просто не хотел смотреть в глаза правде.
      – Я и не предполагал, что ты любишь мелодрамы.
      – Ты вообще плохо знаешь меня, Уоррик! – отрезала Филиппа и, повернувшись, пошла прочь.

Глава 34

      Старому Тому пришлось справляться с делами на конюшне. У него, конечно, были помощники, в том числе и маленький Чарли, но все равно старику не хватало такого умелого и опытного конюха, как Галлахер.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21