Она давно бы взбесилась, если бы все эти люди толпились вокруг круглый год, интриговали, злословили, ревновали и следили за каждой ее улыбкой. Однако Чейн и Тобин были в своей стихии и не жалели своих чар. Тобин вовсю любезничала с молодым Милошем Фессенденским, младшим и любимым сыном Пиманталя; видно было, что двадцатилетний юноша готов потерять голову. Сьонед приветствовала взглядом ее политическую мудрость. Поддержка Фессендена много значила. Чейн собрал вокруг себя Велдена, Мийона и Кабара и заговорил о мечах и конях. Эта беседа тоже была задумана заранее: надо было заставить гордых молодых людей постараться произвести впечатление на знаменитого лорда и похвастаться своими знаниями. Молодежь флиртовала, люди постарше потягивали вино и беседовали; к закату вино кончилось, и Оствель приказал подать еще несколько бочонков. Беседуя с принцессой Аудрите о Поле, Сьонед вспомнила, что не видит здесь трех лиц. Аудрите тут же заметила ее беспокойство и спросила о его причине.
      - Тут кое-кого не хватает, - призналась Сьонед. Аудрите опустила густые черные ресницы и принялась вглядываться в толпу.
      - Ах, да. Наших друзей лорда и леди Визских и леди - нет, простите принцессы Чианы. - Губы Аудрите искривились, как будто она попробовала что-то кислое, и Сьонед фыркнула. - Они будут извиняться, что долго собирались, но на самом деле им легче показаться невежами, чем появиться здесь.
      - А я и рада, что их нет. Все юные леди, должно быть, тоже. Чиана не стала бы понапрасну терять время.
      - Фи, кузина! - Аудрите притворилась шокированной, и обе женщины рассмеялись. - Впрочем, Чиана - это пустяки. Сегодня я слышала очень неприятную вещь о Киле. Она заявила, что Лиелл собрал сведения о претенденте и что все они характеризуют этого молодого человека с самой лучшей стороны.
      Сьонед нахмурилась.
      - Так вот почему в тот вечер отношения между ней и Чианой были более холодными, чем обычно... Как замороженный сироп.
      - Конечно, вы можете рассчитывать на нашу поддержку. Естественно, этот человек самозванец, но даже если бы он был тем, за кого себя выдает, ни моему мужу, ни его отцу не нужен новый Ролстра. Кроме того, Рохан присоединил Марку по законам войны, и это было подтверждено всеми принцами.
      - За исключением Мийона, которого советники удержали в замке Пайн. Сьонед бросила взгляд на высокого, темноволосого принца и слегка прищурилась.
      - Я бы не стала переживать из-за него. Он недостаточно опытен и будет делать ошибку за ошибкой.
      - Согласна, но в данном случае мы не можем рассчитывать на чужие ошибки. - Она вздохнула. - Я знаю, что вы с Чадриком и Ллейном сделаете для нас все, и благодарна за это. - Затем Сьонед извинилась и отошла немного в сторону, ожидая, пока слуги не закончат расставлять вокруг столов десять высоких столбов с незажженными факелами. Затем она сосредоточилась, взмахнула рукой, и факелы ожили. Послышалось удивленное бормотание, а затем, как и рассчитывала Сьонед, все взгляды обратились на нее. Она умильно улыбнулась. Никогда не мешало напомнить этим людям, что их верховная принцесса еще и "Гонец Солнца".
      Оствель подал ей новый кубок.
      - Показухой занимаешься, - укорил он.
      - А ты, я вижу, совсем в старики записался? Какая радость быть фарадимом, если время от времени не подурачиться? Ты же видел, какое лицо было у Мийона, когда факел загорелся как раз над его головой!
      Оствель отступил на шаг и поклонился кому-то, кто стоял слева от Сьонед.
      - Принцесса Найдра, - сказал он, отдал еще один легкий поклон, что-то вежливо пробормотал, извинился и оставил их наедине.
      - Добрый вечер, ваше высочество, - сказала Найдра. - Я пришла полюбоваться вашей вуалью. Она восхитительна.
      - Благодарю вас. В ответ разрешите похвалить ваши жемчуга. Я никогда не видела такого розового оттенка. Просто прелесть что такое.
      - Мой муж очень щедр. - Она подняла темные глаза и благодарно посмотрела на лорда Нарата из Порт Адни - плотного, жизнерадостного человека, увлеченного беседой с принцем Саумером.
      Сьонед подозвала слугу и попросила его принести Найдре кубок вина. Пока женщины обменивались ничего не значащими любезностями, Сьонед внимательно рассматривала собеседницу. Найдра была старшей дочерью Ролстры и единственной, если не считать Пандсалы, кто остался в живых из его законных детей и имел право на титул принцессы. Она не слишком напоминала своих более знаменитых сестер. Цвет и разрез глаз у Найдры были такие же, как у Янте, а достоинства в ней было ненамного меньше, чем в Пандсале, но на этом сходство кончалось. Найдра была спокойной, мягкой и абсолютно лишенной честолюбия.
      - Я хотела сказать вашему высочеству, что с каждым днем все больше благодарю вас за вашу доброту. Сьонед неуверенно улыбнулась.
      - Простите, не понимаю...
      - Я жалею только о том, что не сумела подарить мужу наследника, но во всем остальном мне нечего желать. Я живу так, как мне нравится, и обязана своим счастьем вам и верховному принцу. - Она опустила глаза. - А все благодаря вашей щедрости и вашему приданому...
      - Ох, Найдра, что вы... Я жалею только о том, что мы не сумели сделать то же для всех ваших сестер.
      - Да... Останься в живых Русалка, Киприс и Павла, они бы тоже вышли замуж. А так... Нас всего несколько: я, Пандсала, Киле, Мория, Мосвен, Данлади... - Найдра подняла взгляд и пожала плечами. - Как вы знаете, три последних до сих пор не замужем. И не потому что у них не хватает поклонников или приданое маленькое, а потому что брак дочерям Ролстры, кажется, противопоказан. Смерть Рабий во время третьих родов после двух нормальных окончательно доказала это. Знаете, я ведь и сама чуть не умерла, не сумев доносить дитя. - Принцесса долго смотрела Сьонед прямо в глаза, а затем отвела взгляд. - Как будто на нас и наших детях лежит проклятие...
      Тем временем слуга принес вино. Эта пауза дала Сьонед возможность переварить перечень сестер и странный вывод, сделанный Найдрой. Когда лакей ушел, Сьонед осторожно спросила:
      - Что вы хотите этим сказать, миледи?
      - Ничего, ваше высочество. Просто хотела поделиться с вами своей печалью. - И тут Найдра снова поглядела Сьонед прямо в глаза, что этой дочери Ролстры было совсем не свойственно. - С вашего позволения, я присоединюсь к мужу. - Она благодарно поклонилась и быстро ушла.
      Морщинка на лбу верховной принцессы разгладилась, но Сьонед продолжала неотступно думать над словами Найдры. Наверно, принцесса все еще горевала из-за потери единственного зачатого ею ребенка... Как раз это Сьонед слишком хорошо понимала: ее все еще мучило воспоминание о собственных выкидышах. Но казалось, что Найдра намекает на что-то другое. Проклятие, тяготеющее над дочерьми Ролстры и их детьми? Смешно... Здравомыслящие люди считают, что это всего лишь суеверие. Три дочери Рабий совершенно здоровы, а у Киле прекрасные сын и дочь. А Янте... Сьонед сделала глоток вина, чтобы избавиться от горечи во рту, которая всегда появлялась при воспоминании о матери Поля. Проклятие; что за чушь...
      Но даже присоединившись к Ллейну, Чейлу и Клуте, она все еще думала о восемнадцати дочерях, родившихся у Ролстры от разных женщин, из которых в живых осталось только семь.
      И только тут до нее дошло, что в этот каталог Найдра не включила Чиану.
      * * *
      На следующее утро Сьонед проснулась от громких приветственных криков, звяканья сбруи и зычного голоса своего мужа, требовавшего объяснений, почему его ленивая жена до сих пор нежится в постели. Едва вспомнив про халат, она напялила его, опрометью выскочила из шатра и угодила прямо в объятия Рохана.
      - Рохан... Ох, милый, я так соскучилась! - Она обвила руками его шею и уткнулась лицом в плечо. Он пах здоровым потом, кожей и лошадью: любимый, неистребимый запах, к которому она так привыкла...
      - Клянусь Отцом Бурь, женщина, ты меня задушишь! И надень что-нибудь, на тебя же все смотрят! - смеялся он, все крепче прижимая Сьонед к груди.
      - Ох, замолчи! - сказала она и действительно заставила Рохана замолчать, припав к его губам. Затем, когда до нее дошло, что приветствие несколько затянулось, Сьонед отстранилась и заявила: - Ну вот, теперь смотрят на нас обоих, так что можешь не волноваться!
      - Странно, что на это зрелище еще не любуется весь лагерь, - буркнул он и снова поцеловал ее. Мааркен подтолкнул Поля.
      - Давай, тащи всех сюда, будем продавать билеты по две монеты за штуку, а выручку пополам!
      Рохан отпустил Сьонед, и она обернулась к сыну. В его улыбке появилось что-то взрослое, напоминавшее о случившемся за лето, пока они были в разлуке. Кроме того, он вырос. Сьонед протянула руки, и Поль шагнул навстречу матери, прижавшись щекой к ее солнечным волосам. Когда мальчик слегка напрягся - достаточно маленький, чтобы желать материнских объятий и в то же время достаточно взрослый, чтобы помнить о своем достоинстве Сьонед отпустила его и увидела Пандсалу. Та молча стояла рядом и следила за ними. Сьонед улыбнулась принцессе.
      - Ради Богини, чем вы его кормили в замке Крэг? Он так вырос за лето, что вот-вот выскочит из туники!
      В глазах Пандсалы заиграли веселые искорки, и она обменялась со Сьонед рукопожатием.
      - Ваше высочество, во всем виноваты горный воздух и солнце. Рада видеть вас.
      - Я тоже. А еще больше я рада тому, что вы так хорошо выглядите после визита моего дракончика. - Она посмотрела на Поля. - Признавайся, много ты хлопот доставил ее высочеству?
      - Он доставил нам только радость, - тихо сказала Пандсала. - Вся Марка не хотела расставаться с ним.
      Поль выглядел таким самодовольным, что Сьонед решила его немного подразнить.
      Никакого баловства, никаких выходок, никакого непослушания? Не верю! Пандсала, выдайте секрет, как вам удалось превратить его в нормального человека!
      - Мама! - обиженно воскликнул Поль, и Сьонед рассмеялась. - Я был очень хорошим гостем!
      - В самом деле, ваше высочество, - повторила Пандсала.
      - Принцесса все расскажет тебе, когда мы устроимся, - многозначительно произнес Рохан. - Надеюсь, ты предложишь нам ванну, постель и завтрак, пока люди Пандсалы будут разбивать палатки?
      - Все будет, как только вы сунете нос в шатер, - заверила она и повернулась к регенту. - Принцесса Тобин пригласила вас к себе. Возможно, вы захотите отдохнуть, пока Оствель и ваш сенешаль присмотрят за устройством лагеря.
      - Спасибо, ваше высочество. Это было бы верхом гостеприимства. - Она поклонилась и отошла, сопровождаемая служанкой.
      Тут дошла очередь до Мааркена.
      - Андраде уже прибыла? - шепнул он ей на ухо.
      - Будет то ли сегодня, то ли завтра. Ты не забыл про наше пари? - Она отступила и с улыбкой посмотрела на племянника. - Родители заждались тебя. И Сорин тоже несколько раз забегал, спрашивал, когда ты приедешь. Он в лагере у Волога.
      - Сорин? Ах да, конечно! Ведь через несколько дней он станет рыцарем! - Мааркен обернулся к оруженосцу. - Пожалуйста, найди в лагере Кирста моего брата и скажи ему, что я у родителей. - Снова повернувшись лицом к Сьонед, он продолжил: - Вечером обедаем все вместе?
      - Естественно. - Мааркен зашагал в палатку родителей, и Сьонед помахала рукой мужу и сыну, приглашая их в шатер. - В ванну, за стол, а потом в постель!
      - Мама, но я совсем не устал!
      - Значит, устанешь.
      Немного позже, когда горячая ванна и завтрак остались позади, ее предположение полностью оправдалось: широко зевая, Поль отправился в отведенную ему огромную спальню, и Рохан со Сьонед улыбнулись ему вслед.
      - Ты всегда права?
      - Не всегда. Но не ошибаюсь я никогда. Он фыркнул.
      - А если ошибаешься, то не признаешься.
      - Ты тоже. - Она вновь наполнила чашки горячим тейзом, откинулась на спинку кресла и посмотрела на мужа, сидевшего напротив. - Конечно, Мааркен держал меня в курсе но я хочу обо всем услышать от тебя.
      - Знаешь, слова Пандсалы - это не просто вежливость. По-моему, каждый, кто встречался с Полем, мечтал украсть его - улыбнулся Рохан.
      - Этого я и ожидала. Расскажи мне про вассалов.
      - Их там почти не осталось. Большинство Марки принадлежало Ролстре, а имениями управляли сенешали. Там всего четыре атри. Больше других мне пришелся по душе лорд Гарик из поместья Лосиная Ловушка. Этот старый хитрец обвел вокруг пальца самого Ролстру, припрятал большую часть своего богатства, в результате чего приданое двух его прелестных внучек не уступит приданому принцесс.
      - Гм-м... Опять принцессы и их приданое... - Она пересказала ему свою беседу с Давви, не забыв упомянуть про данный брату совет.
      - Мудро, любимая. Чейлу очень понадобится Гемма. Она сможет его утешить. - Рохан устало потер лоб. - Какие еще новости мне нужно знать?
      Сьонед подробно изложила все, что знала, что подозревала и что слышала. Рохан терпеливо выслушал этот длинный монолог, а потом задумчиво кивнул.
      - В день перед нашим отъездом произошло кое-что интересное. Пандсала еще весной велела прочесать всю Марку и собрать сведения об этом претенденте. В конце концов выяснилось, что вырос он в поместье Дасан и зовут его Масуль. Когда поступило сообщение, лорд Эмлис Дасанский уже уехал из замка Крэг вместе с остальными, и расспросить его не удалось. Осведомитель Пандсалы сказал, что в конце весны Масуль исчез, имея при себе немного денег, ту одежду, которая была на нем, меч и лучшего коня лорда Эмлиса. Конь был найден в Эйнаре. Но готов поспорить на что угодно, Масуль уже здесь, в Визе.
      - И что о нем говорят? Возможно ли, чтобы он был сыном Ролстры?
      Рохан устало потянулся; Сьонед подошла и стала разминать ему тугие, мускулистые плечи.
      А-ах... замечательно... Говорят, что он высок ростом, что у него темные волосы и зеленые глаза. Жил со своими дедом и бабкой в Дасане. Дочери их служили в замке Крэг одна из них была нянькой у Киле и Ламии. А теперь ты говоришь, что Киле распространяет слух, будто Масуль действительно ее брат. Ты не находишь, что это интересно?
      - Становится ясным приглашение, которое она послал Чиане. Знаешь, мы все лето не могли прийти в себя. Они век жизнь друг друга терпеть не могли, особенно с тех пор, как Чиана пыталась обольстить Лиелла. Киле хочет отплатить ей публичным унижением.
      - Дочери Ролстры всегда были достойны восхищения, - пробормотал Рохан.
      - Ну, мне нравилась Найдра, да и тебе тоже. Вчера вечером я разговаривала с ней, и она сказала очень странную вещь. Мы говорили о ее сестрах, и...
      - Сьонед! Рохан! - В комнату заглянула Тобин. - Ваш сын заявляет, что умирает с голоду, и спрашивает, не пора ли поесть. Должна сказать, я с ним согласна. Уже полдень.
      - Неужели мы так долго разговариваем? - удивился Рохан. - А когда это Поль успел улизнуть?
      - Сейчас поедим, и ты ляжешь спать, - сказала ему Сьонед.
      - Как, один? - Лицо Рохана уныло вытянулось.
      - Сейчас у тебя нет сил, чтобы исполнить супружеский долг, - смеясь, сказала она. - Я приготовила тебе сюрприз. Спи пока можешь, потому что ночью тебе спать не придется.
      - У тебя даже угрозы звучат приятно...
      Поздно вечером они отправили обиженного, но послушного сына в кровать и ушли из шатра. Стражи, обученные Маэтой искусству охранять единственных наследников, исправно несли свою службу, так что Полю ничто не угрожало. Во время обеда Мааркен и Поль рассказали об обстоятельствах гибели Маэты, и вся семья выпила за упокой. Когда они вернутся в Пустыню, остаток ее пепла будет развеян по ветру, который вызовут принцесса-фарадим, которой она служила, и юный, необученный принц-фарадим, за которого она отдала жизнь. Следовало как можно раньше начать обучение Поля, чтобы он мог отдать последний долг своей родственнице. Сьонед обучит его: ей нет дела до того, что скажет по этому поводу Андраде...
      - Куда ты ведешь меня? - спросил Рохан, когда они шли по берегу мимо моста.
      - На двадцать лет назад, - ответила она, кладя голову ему на плечо. Ты тогда совершил великий подвиг, вырвав меня из злобных когтей бесчестного соблазнителя...
      - Подвиг, да? - засмеялся Рохан. - Это когда мы не сумели вытерпеть несколько дней, остававшихся до нашей свадьбы? - Он крепче прижал ее к себе. - Тогда я думал, что люблю тебя. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, что я испытываю сейчас.
      - Да, романтичности ты не утратил, - признала она и вызвала тонкий язычок пламени, загоревшийся в раскинувшейся перед ними влажной траве. Этот неяркий огонь осветил плакучую иву. Раздвинув ветви, она показала Рохану уютное гнездышко, которое сама устроила вчера днем и которое до самого вечера стерег недремлющий страж. Рохан скользнул внутрь; Сьонед погасила огонек и забралась следом.
      - Тут намного приятнее, чем было в прошлый раз, - заявил Рохан, похлопывая по расстеленным на земле одеялам. - Помню, тогда мы спали на твоей юбке. - Он протянул руку и нащупал два стакана и бутылку, стоявшие у ствола ивы. - И ты еще обвиняешь меня в романтичности! - Слабый свет лун и звезд пробивался сквозь серебристо-зеленую листву, бросая на его лицо холодный, нежный отсвет. Сьонед взяла его руки, прижала к своим щекам, повернулась и поцеловала каждую ладонь.
      - Я люблю тебя, - сказал Рохан.
      Не размыкая губ, они опустились на одеяло и долго целовались. Сьонед забылась в его теплых руках, ощущая только вкус пахнущих вином губ. Блаженная слабость окутала ее, знакомая сладкая боль пронзила потерявшее вес тело, в мозгу промелькнуло воспоминание о застенчивом юноше, впервые любившем ее под этой ивой, и Сьонед улыбнулась, так и не сумев оторваться от его рта.
      ГЛАВА 16
      Принц Волог Кирстский приходился Сьонед двоюродным братом; об этом никто бы и не вспомнил, останься она никому не известным "Гонцом Солнца" из Крепости Богини. Но она вышла замуж за Рохана, ставшего верховным принцем; дальнейший ход событий привел к тому, что ее родной брат унаследовал титул принца Сирского. После этого Волог обнаружил, что связан кровными узами с очень важными людьми.
      Он был достаточно умен - и достаточно горд - чтобы не заискивать перед ними и не злоупотреблять этой связью. Да в этом и не было нужды. Общественное и имущественное положение Волога было таким, что Рохан с удовольствием прибегал к его помощи, которая была выгодна им обоим. В свою очередь, и Волог считал Рохана сердечным другом и щедрым родственником, всегда готовым помочь. Волог не завидовал дару, который достался Сьонед в наследство от их общей бабушки, поскольку относился к тем редким людям, которые довольны тем, что у них есть, ценят жизнь за то, что она им дает, и не стремятся к тому, что выходит за известные им самим пределы.
      Несомненно, он радовался перспективе превращения Кирста и Изеля в одно государство. Но делал он это в частном порядке, вовсе не желая трудностей, которые вполне способен был причинить ему Саумер Изельский до тех пор, пока на престол не взойдет их общий внук. При сильной поддержке Рохана удалось женить единственного сына Саумера на старшей дочери Волога. Позднее и наследник Волога женился на любимой дочери Саумера. От этого последнего союза родился сын, который и стал наследником обоих престолов, когда единственный сын Саумера умер бездетным.
      До двенадцати лет этот мальчик рос то у одного, то у другого деда, пока Волог не предложил Саумеру отправить его на воспитание в Стронгхолд. Формально для этого согласия Саумера и не требовалось, но Волог был достаточно умен, чтобы понять, что такой тонкий вопрос, как обучение их общего наследника, требует взаимного согласия. Волог тайно радовался своему триумфу, а на людях клялся Саумеру в вечной дружбе. Каждому из них было удобно забыть о том, что их предки несколько столетий только тем и занимались, что отбивали друг у друга пограничные земли и угоняли стада.
      У Волога была еще одна дочь, младшая и любимая. Аласен была обворожительной девушкой двадцати двух зим с отсвечивавшими золотом каштановыми волосами и глазами цвета морской волны у кирстского побережья. Тонкие приподнятые брови и нежный, серьезный ротик дополняли ее красоту; речи ее были такими же умными, как и ее лицо. Она была гордостью и радостью Волога.
      Но когда Волог с ворчливой нежностью представлял дочь Сьонед в первое утро Риаллы, на Аласен не было лица. Щеки ее были мертвенно-бледными, глаза обведены темными кругами, а губы искажены страдальческой гримасой. Сьонед понимала, что все это вызвано отнюдь не трепетом перед верховной принцессой. Невозможно было не узнать признаки продолжительной морской болезни.
      - Похоже, путешествие из Кирста не доставило тебе особой радости, лукаво заметила она. - Волог, кажется, кровь нашей бабушки в твоем роду еще не перевелась!
      - У меня нет дара фарадима, ваше высочество, - быстро сказала Аласен, и от этой прямоты у Сьонед взлетели вверх брови. - От морской болезни страдают не только "Гонцы Солнца".
      Волог пожал плечами.
      - Разберемся позже, Сьонед. Думаю, тебе в любом случае будет приятно с ней познакомиться.
      Сьонед правильно поняла намек: она должна разобраться, в самом ли деле у Аласен есть дар. На губах у нее вертелся вопрос, почему в таком случае Волог давно не отправил девочку к Андраде, но полный любви взгляд, которым он смотрел на дочь, объяснил все без слов. Аласен не нуждалась в этом, а отец не мог заставить себя отправить девушку на испытание против ее воли. Следовательно, оставалось обратиться только к Сьонед.
      - Конечно, я рада с ней познакомиться, - улыбаясь, сказала она. - Если ты уже сносно себя чувствуешь и у тебя нет никаких других дел, не составишь ли мне компанию? Сегодня я собиралась на ярмарку. Муж запрещает мне покупать подарки сыну, чтобы не разбаловать его, но я и не собираюсь его слушаться.
      Волог гулко расхохотался.
      - Права матери важнее приказаний мужа, и это правильно! Богине ведомо, что мы с женой бессовестно баловали Аласен!
      - Отец Рохана однажды сказал ему, что отцы должны позволять дочерям все; приучать женщин к дисциплине - это долг мужей. - Сьонед тихонько рассмеялась, но от ее внимания не ускользнуло, что при упоминании о мужьях губы Аласен сжались. - Не могу сказать, что принц Зехава сам следовал своему совету, потому что он баловал и дочь, и жену до самой своей смерти. Может быть, поэтому Рохан и не поверил ему! - Она обернулась к девушке. Ну как, Аласен, пойдешь со мной на ярмарку?
      Поняв, что над ней подшучивают, девушка успокоилась и подарила Сьонед прелестную улыбку.
      - Я с радостью присоединюсь к вам, ваше высочество. Сьонед взяла Аласен за руку.
      - Если тебе еще трудно называть меня по имени, то говори просто "кузина". Слава Богине, в данном случае это святая правда, не в пример большинству других, к которым я вынуждена так обращаться по этикету. - Она сморщила нос, и Аласен снова улыбнулась.
      - Я понимаю, что вы имеете в виду. Каждый раз, когда мне приходится называть так принца Кабара, я напоминаю себе: какое счастье, что это неправда. - Наш дорогой гиладский кузен чересчур высокого о себе мнения, да?
      - Он напыщен, нагл и совершенно невыносим, - сердито выпалила Аласен и вдруг вспыхнула. - Отец прав: меня так разбаловали, что я забываю говорить о других принцах с должным уважением.
      - Говорить можно одно, а чувствовать совсем другое. Мы родня, Аласен, так что при мне можешь говорить все, что захочешь. - Сьонед подмигнула ей. - Богиня свидетельница, я всю жизнь так и поступаю!
      Обе женщины были одеты по-будничному, и когда они присоединились к толпе, спешившей через мост, никто не отличил их от горожанок, торопившихся на ярмарку. О чинах и привилегиях в этот день никто не вспоминал; слава Богине, хоть раз в году можно было отдохнуть от соблюдения строгого этикета. Продавцы не жалели титулов, обращаясь ко всем одинаково - от служанок до блистательных принцесс, причем титул был тем громче, чем красивее была женщина. Однако все мужчины - что лорд, что конюх - на ярмарке именовались одинаково: "ваше превосходительство". Неписаный обычай диктовал всем приходить в простой одежде и не козырять чинами.
      Однако рыже-золотистые волосы Сьонед были слишком хорошо известны, хотя огромный изумруд, с которым она не расставалась, был скрыт тонкой кожаной перчаткой. На почтительные поклоны она отвечала улыбками и кивками, что приводило только к новым почестям. Она вежливо отказалась пройти в голову толпы, ожидавшей, когда ее пустят на мост; тем не менее ей тут же освободили проход. Когда принцессы оказались на другом берегу реки, купцы бросали ради них других покупателей. Если этого не делали, она безропотно отходила в сторону, однако вскоре всю ярмарку облетела весть, что здесь сама верховная принцесса, которая не желает, чтобы ее узнали. Мало-помалу шумиха улеглась, и Сьонед смогла всерьез приступить к покупкам.
      - Вас всегда так встречают?
      - Да, на первых порах. Давно прошли те времена, когда мне удавалось оставаться неузнанной. Ты ведь впервые на Риалле, верно?
      - Да, и мне здесь очень нравится! Конечно, я ездила в Порт Адни на тамошний рынок, но он не идет с этим ни в какое сравнение! - Она обвела рукой веселую суматоху вокруг палаток купцов, толпы покупателей, оруженосцев и пажей, бегущих с поручениями, подмастерьев, подтаскивающих новые товары взамен раскупленных... Ярмарка пестрела цветными навесами, всюду стоял шум и царило праздничное настроение, а в дальнем конце огромного поля находились загоны, благоухавшие крепким запахом овец, коз, коров и лосят. Их блеяние и мычание было почти таким же громким, как многоголосый говор заключавших сделки. Обе принцессы отправились посмотреть на животных.
      - Посмотри-ка на этого теленка с белой звездочкой, - сказала Сьонед. Когда он вырастет, то превратится в чудовищного быка и станет отцом многочисленного потомства, похожего на него как две капли воды.
      - Откуда вы знаете такие вещи?
      - Я выросла в поместье, а не во дворце, - улыбнулась Сьонед. - Этот малыш - потомок той породы, за которой я ухаживала, когда была девочкой. Эта кровь так же узнаваема, как кровь знаменитых жеребцов лорда Чейналя. Словно поняв, что речь идет о нем, теленок шустро подбежал к ограде и понюхал протянутую руку Сьонед. - Ты принесешь Давви хороший барыш, маленький.
      - С какой стати принцу интересоваться скотом? - удивилась Аласен.
      - Принцу должно быть дело до всего происходящего, что бы это ни было. Разведение породистого скота - конек принцессы Пандсалы. Ей пришло в голову, что скрещивание лучших пород, имеющихся в каждой стране, может сильно улучшить стадо. А заодно и поднять цены на скот, - хихикнув, добавила она. - Может быть, разведение породистых коров не такое благородное дело, как разведение лошадей, но куда более практичное.
      - Отец сказал, что в этом году здесь торгуют и ястребами. Это тоже идея принцессы-регента? Можно на них посмотреть?
      - Именно туда мы и идем. А идея принадлежит мне, - сказала Сьонед, и они стали взбираться на поросший деревьями холм. - Когда я была девочкой, мы не могли позволить себе иметь ловчих птиц. Лучших из них разводили в Марке, и предназначались они только для очень богатых людей. Ястребы и сейчас дороги, но большинство уже может позволить себе такие траты.
      В тени деревьев стояли клетки с птицами. Несмотря на удаленность от шума и сутолоки ярмарки, на головах некоторых были колпачки. Сьонед с удовлетворением смотрела на дело своих рук. Торговля шла бойко, о чем свидетельствовали прикрепленные ко многим клеткам таблички, свидетельствовавшие, что птица уже продана. На табличках были проставлены цвета принцев и атри. Ей было приятно видеть, что люди приходили сюда с самого утра.
      Аласен как завороженная смотрела на прихорашивавшуюся самку ястреба с янтарной головкой. Длинное крыло было вытянуто на всю клетку, приглашая всех полюбоваться бронзовыми, зелеными и золотыми перьями.
      - Ну разве она не прекрасна? - прошептала девушка.
      - Мне всегда хотелось летать, - вполголоса откликнулась Сьонед. - А особенно в детстве, когда над Речным Потоком пролетали драконы.
      - Наверно, полет дает поразительное чувство свободы, - мечтательно промолвила Аласен. - Все, что тебе нужно, это небо и солнце...
      - Примерно то же испытывают фарадимы, - заметила Сьонед и увидела то, что ожидала. У Аласен моментально напряглись плечи, и она отвернулась от клетки. Старшая из принцесс предпочла сделать вид, будто ничего не заметила. - Я хочу побаловать сына и купить ему одну из этих птиц. Помоги мне выбрать лучшую.
      - Но разве не все они принадлежат ему?
      - Ему принадлежит право разводить их, которое мы за приличную сумму уступаем этим славным сокольникам, а они затем пожинают плоды своего труда.
      К ним подошел бородатый молодой человек, низко поклонился, протянул руку, чтобы показать свой товар, и взмахнул широкими рукавами, как крыльями; это впечатление усиливалось острым, крючковатым носом и парой маленьких блестящих глаз.
      - Ястреба для ваших величеств? Нигде не найдете лучше моих! Право получено лично от высокого и могучего принца Поля, из его собственных властительных рук. Скажу не хвалясь, мои ястребы рождены от предков, не уступающих родословной той паре, от которой родился сам юный принц легендарной леди матери и могущественному владетельному отцу. Позвольте показать вам птиц, которых не далее как сегодня утром хвалила сама верховная принцесса, выдающийся знаток всего на свете, в том числе и ястребов, и говорила, что за любую из этих птиц не жаль отдать знаменитый изумруд с ее руки...
      Сьонед тут же спрятала в карман руку в перчатке, скрывавшей "знаменитый изумруд".
      - Может быть, может быть... Так сколько же ты хочешь за свою птицу?
      Он назвал сумму, от которой Сьонед растерянно заморгала. Пандсала установила жесткую верхнюю границу отпускной цены. При покупке оптом эта цена значительно снижалась, и все же розничная цена значительно превышала эту границу. Идея заключалась в том, чтобы сделать птиц доступными, а не получать на них сверхприбыль.
      К удивлению Сьонед, Аласен начала торговаться. Ее опыт оказался очень полезным для верховной принцессы, которая на это была совершенно не способна. Если ей что-нибудь нравилось, она не могла заставить себя начать сбивать цену, а гордость не позволяла ей повернуться спиной и уйти. Большинство купцов замечало это с первого взгляда. Но Аласен была прирожденной артисткой, обожавшей игру, и вскоре заставила сокольника рвать на себе волосы и выщипывать бороду в попытке изобразить нечеловеческие мучения. Сьонед хранила безмолвие и наслаждалась этим зрелищем.