– Я буду посматривать за ним.

– Только держись на расстоянии. Пусть он думает, что благополучно вывернулся на допросе. Пибоди… – Ева обернулась и увидела, что ее помощница сидит на стуле, мечтательно глядя в пустое пространство. – Пибоди, оч­нись!

– Сэр! – Девушка заморгала и вскочила столь стреми­тельно, что едва не опрокинула стул. Увидев, как нежные губы Рорка прикоснулись к пальцам Евы, она вдруг заду­малась о том, что вечером мог бы придумать для нее самой Макнаб.

– Не отрывайся от земли, – проворчала Ева и, обер­нувшись к Рорку, добавила: – Я свяжусь с тобой.

– Да, пожалуйста.

Втроем они двинулись к выходу. По пути Рорк взял Пи­боди за локоть и немного придержал, прошептав ухо:

– Он счастливец!

– Э… Кто?

– Тот, о котором ты только что мечтала.

Она почувствовала, что губы ее расплываются в идиот­ской улыбке:

– Его еще нет, но он будет…

– Пибоди! – вновь окликнула Ева.

Помощнице пришлось припустить, чтобы догнать на­чальницу.

– Возьмите мой самолет! – крикнул им вдогонку Рорк.

Ева оглянулась. Он стоял в широком проеме дверей ог­ромного зала – высокий, великолепный, – и ей вдруг за­хотелось быстро вернуться к нему, хоть на миг прикоснуться ртом к этим чудесным губам.

– Может быть, – пожала она плечами, и они с Пибоди повернули к лифту.

Ева все-таки решила взять самолет Рорка: она в конце концов сжалилась над Пибоди, а кроме того, было сэко­номлено время. В отношении погоды оправдались самые худшие ожидания: Мэн встретил их жутким холодом. Есте­ственно, Ева забыла перчатки и, выйдя из самолета на про­низывающий ветер, сунула руки глубже в карманы.

К ним тут же подошел работник аэропорта в теплой спецодежде и протянул ей автомобильный пульт.

– Что это? – спросила Ева.

– Ваш транспорт, лейтенант Даллас. Машина стоит на стоянке – уровень два, место пять.

– Опять Рорк, – пробормотала Ева и положила пульт замерзшими пальцами в карман.

– Я провожу вас, – сказал человек в спецодежде.

– Да, пожалуйста, проводите.

Они прошли через летное поле и оказались в здании аэровокзала. В секторе для владельцев частных самолетов было тепло и стояла почти благоговейная тишина. Это резко отличало его от многолюдных залов для пассажиров регулярных рейсов, где царила суета, теснились люди, сно­вали разносчики еды и сувениров.

Когда они спустились на лифте вниз, Еве показали сверкающего новеньким лаком черного красавца, рядом с которым даже кичливые вседорожные автомобили детек­тивов из других отделов Центрального управления показа­лись бы детскими машинками.

– Если вы предпочитаете другую модель, то можете вы­брать любую из имеющихся машин, – сказал провожатый, заметив ее скептический взгляд.

– Нет-нет. Все в порядке. Спасибо.

Когда они остались вдвоем с Пибоди, Ева вскипела:

– Он должен прекратить это!

Пибоди с восхищением провела рукой по блестящему крылу и спросила:

– Но почему?

– Да потому! – единственное, что смогла выговорить Ева. – Выведи на экран карту и определи, как побыстрее добраться до Моники Роуван.

Они сели в машину, и Пибоди начала изучать бортовую систему компьютерного обеспечения.

– Вот это да! Никогда не видела ничего подобного!

– Когда выйдете из состояния шестнадцатилетней, сер­жант, все-таки определите этот чертов маршрут!

– Да тут никогда не станешь старше, – проворчала Пи­боди, но приказ выполнила.

Монитор моментально показал карту лучшего маршру­та. Из компьютера послышался мягкий, бархатистый ба­ритон:

– Не желаете ли получать аудиоподсказки во время этой поездки?

– Думаю, сами справимся, умник, – огрызнулась Ева, направляя машину к выезду со стоянки.

Однако компьютерный баритон не унимался:

– Расстояние поездки составляет шестнадцать с поло­виной километров. Оценочное время вашего пребывания в пути в это время дня и при установленных ограничениях ско­рости – двенадцать минут восемь секунд.

– О, мы можем это побить, – улыбнулась Пибоди, бросив быстрый взгляд на Еву. – Так ведь, лейтенант?

– Мы здесь не для того, чтобы кого-нибудь «побивать».

Ева пристойно проехала парковочный гараж, террито­рию аэропорта и центральные ворота. Перед ними откры­лось шоссе – длинное, широкое и абсолютно свободное. «Черт побери, я тоже человек!» – подумала Ева и дала по газам.

– Эй, парень! Я хотела бы такую, – засмеялась Пибо­ди, глядя, как за окном побежал окружающий пейзаж. – И за сколько продается такая прелесть?

– Эта модель стоит сто шестьдесят две тысячи долла­ров, без включения налогов, оплаты услуг и документации, – ответил компьютерный баритон.

– Мать честная!

– Все еще чувствуешь себя шестнадцатилетней, Пибо­ди? – усмехнулась Ева и сделала скорость угрожающей.

– Да! Я хочу прибавки к жалованью!

Они миновали гостиничные комплексы на окраине го­рода и пустынные зоны отдыха. Движение постепенно уп­лотнялось, но оставалось размеренным, и на дороге не было тесно. Ева сразу заскучала по Нью-Йорку с его свое­нравными улицами, хамоватыми торговцами и толкотней прохожих.

– И как только люди могут жить в таких местах? – ска­зала она Пибоди. – Все эти маленькие городки похожи друг на друга как две капли воды.

– Некоторым нравится одинаковость. Это успокаива­ет. Между прочим, когда я была маленькой, мы с мамой побывали в Мэне. По-моему, ездили в Маунт-Дезерт-Айленд, национальный парк.

Ева передернула плечами:

– В национальных парках полно деревьев, путешест­венников, и тебе обязательно показывают каких-то зага­дочных маленьких жучков.

– Да, а в Нью-Йорке жучков вроде бы нет… – задумчи­во сказала Пибоди.

– Ну, я привыкла каждый день встречать на кухне одного знакомого таракана.

– Приходите с ним ко мне в гости. У меня они собира­ются на вечеринки.

– Идет.

Ева свернула направо. Улица сузилась, и пришлось по­степенно сбавлять ход. Дома здесь были старенькими и теснились грустными компаниями, лужайки хранили пе­чать тихой убогости. Там, где стаял снег, проглядывала безжизненная желтизна зимней травы. Ева остановила ма­шину у щербатого тротуара и заглушила двигатель. Бари­тон произнес:

– Поездка подошла к концу. Она заняла девять минут и со­рок восемь секунд. Пожалуйста, не забудьте запереть дверь с помощью шифра.

– Мы добрались словно по воздуху! – в восторге вос­кликнула Пибоди.

– Перестань ухмыляться и надень на себя лицо копа. Кажется, Моника выглядывает в окошко.

Ева прошла по нерасчищенной дорожке к двери дома и постучалась в дверь. Ждать пришлось долго, хотя, как при­кинула Ева, от окна до двери было не больше трех шагов. Впрочем, она не рассчитывала на радушный прием – и не встретила его.

Дверь приоткрылась всего лишь на щелку, в которой показался угрюмый серый глаз.

– Что вам нужно?

– Лейтенант Даллас из нью-йоркской полиции. Нам хотелось бы задать вам несколько вопросов, миссис Роу­ван. Можно войти?

– Это не Нью-Йорк, и здесь у вас нет никаких прав и полномочий.

– У нас к вам всего несколько вопросов, – повторила Ева. – И у нас есть официальное разрешение. Для вас, миссис Роуван, будет проще, если мы сделаем это здесь, чем если вас препроводят для допроса в Нью-Йорк. – Ева извлекла значок и показала его Монике. – Нам не хоте­лось бы причинять вам неудобства. Мы не отнимем у вас много времени.

– Не хочу, чтобы у меня в доме околачивалась поли­ция, – проворчала женщина, но дверь открыла. – Ни к чему здесь не прикасайтесь!

Ева вошла в крошечную прихожую, которую только в насмешку можно было бы назвать холлом. Ее площадь со­ставляла не более квадратного метра, пол был покрыт по­блекшим, нещадно изношенным линолеумом.

– Вытирайте ноги. Вытирайте свои поганые полицей­ские ботинки, прежде чем войдете в мой дом!

Ева послушно отступила и вытерла ноги о коврик. Это дало ей еще минуту, чтобы разглядеть Монику Роуван.

Фотография в досье вполне соответствовала натуре. Ева видела перед собой женщину с суровым лицом и мрачным взглядом серых глаз. Глаза, кожа и волосы, казалось, име­ли одинаково блеклый цвет. На Монике был длинный, до пят, фланелевый халат. Хозяйка, видимо, боялась холода: в доме было жарко, и Ева сразу почувствовала себя неуют­но в своей куртке и джинсах. Стоило Еве только подумать об этом, как Моника рыкнула:

– Закройте дверь! Нечего выпускать из дома тепло! Знае­те, во сколько обходится отопление в этих краях? Комму­нальной компанией заправляют государственные трутни.

Пибоди тоже вытерла ноги, ступила внутрь и, закрыв за собой дверь, оказалась вплотную прижатой к спине Евы. Моника свирепо смотрела на них, скрестив руки на груди.

– Теперь спрашивайте, что вы там собирались спро­сить, и проваливайте!

С гостеприимством местных янки все было понятно, но Ева решила не обращать на это внимания.

– Здесь тесновато, миссис Роуван. Может, нам пройти в гостиную и присесть?

– Только побыстрее. У меня еще есть дела.

Она повернулась и провела гостей в гостиную игрушеч­ных размеров. Обстановка была довольно убогой, но пора­жала чистотой. Ева подумала, что если бы сюда случайно залетела какая-нибудь пылинка, она вылетела бы вон с во­плем ужаса. Тощий кот неторопливо поднялся с ковра, издал одно скрипучее «мяу» и снова улегся на место.

– Задавайте ваши вопросы и уходите. Мне нужно за­кончить работу по дому.

Пибоди включила запись, Ева повторила обычную пре­амбулу допроса и спросила:

– Вы понимаете ваши права и обязанности, миссис Роу­ван?

– Я понимаю лишь то, что вы явились в мой дом без приглашения и мешаете мне работать! Мне не нужен ника­кой слюнявый либеральный адвокат. Они все – государст­венные марионетки, наживающиеся на честных людях. Давайте к делу.

– Вы были замужем за Джеймсом Роуваном?

– До тех пор, пока ФБР не убило его и моих детей.

– Вы не жили с ним к моменту его смерти?

– Это еще не говорит о том, что я не была его женой!

– Согласна, мэм. Не говорит. А можете сказать, почему вы жили отдельно от него и детей?

– На вопросы, касающиеся моей частной жизни, я от­вечать не обязана. – Моника снова сложила на груди руки. – У Джейми голова была занята многими проблема­ми. Он был большим человеком. Долг любой жены – не мешать мужу реализовывать свои возможности, потреб­ности и желания.

– А как же ваши дети? Вы не принимали во внимание их потребности и желания?

– Джейми хотел, чтобы дети были при нем. Он обожал их.

«Тебя-то он, судя по всему, не слишком обожал», – по­думала Ева и вслух спросила:

– А вы, миссис Роуван, обожали своих детей?

Ей не следовало задавать такой вопрос, и Ева разозли­лась на себя за то, что он сорвался у нее с уст. Моника рез­ко вскинула голову на жилистой шее и разразилась тира­дой:

– Как вы смеете спрашивать меня об этом?! Я вынаши­вала в себе каждого из них по девять месяцев и рожала в муках и крови! Я выполняла свой долг по отношению к ним – содержала их в чистоте и сытости. Правительство давало мне за это жалкие гроши. Какой-то презренный коп в этой стране имеет больше, чем сидящая с детьми мать! Интересно, кто вставал к ним по ночам, когда они начинали орать? Кто убирал за ними? А ведь нет больших грязнуль, чем дети. Мне приходилось трудиться, стирая руки до костей, чтобы держать дом в чистоте.

«Хватит о материнской любви», – решила Ева, напо­мнив себе о том, что это не касается существа вопроса.

– Вы, очевидно, были осведомлены о деятельности ва­шего мужа. Что вы можете сказать о его отношении к тер­рористической группе «Аполлон»?

– Пропаганда и ложь! Ложь ФБР! – Моника только что не сплюнула при этих словах. – Джейми был великим человеком, героем! Если бы он стал тогда президентом, эта страна не была бы сейчас в таком дерьме.

– Вы работали с ним?

– Место женщины – поддерживать чистоту в доме, го­товить приличную еду и рожать детей. – Она скривила губы в презрительной усмешке. – Вы обе, наверное, хоте­ли бы стать мужчинами. Но я-то знаю, для какой работы господь создал женщину.

– Муж разговаривал с вами о своей работе?

– Нет.

– Вы встречались с кем-либо из людей, связанных с ним по роду его деятельности?

– Я была его женой. Я обеспечивала чистоту дома, в который приходили те, кто верил в него.

– Уильям Хенсон верил в него, миссис Роуван?

– Уильям Хенсон был верным и блестящим человеком.

– Вы не знаете, где я могла бы найти этого верного и блестящего человека?

Моника прищурилась, и Еве показалось, что в глубине ее глаз мелькнула усмешка.

– Псы из ФБР охотились за ним и в конце концов убили – как они убили всех тех, кто был верен.

– Серьезно? У меня нет данных, подтверждающих его смерть.

– Заговор. Тайный сговор. Дымовая завеса, – отры­висто, словно рубя что-то на кухне топориком, произнесла Моника; при этом из ее рта вылетали брызги слюны. – Честных людей вытаскивали из домов, бросали за решет­ку, морили голодом, пытали, казнили…

– Миссис Роуван, а вас вытаскивали из дома? Бросали за решетку, пыхали?

Моника пожала плечами:

– Я была им не нужна.

– Вы можете назвать мне имена тех, кто верил в вашего мужа и сейчас еще жив?

– Прошло более тридцати лет. Эти люди приходили и уходили, я никого из них не помню.

– Может, вы знаете что-то об их женах, детях? Возмож­но, вы встречались с ними на досуге…

– У меня был дом, за которым я должна была следить. Я не располагала временем для светского безделья.

Ева быстро обвела взглядом комнату, но не обнаружила ни одного экрана.

– Вы следите за новостями, миссис Роуван? В частнос­ти, за текущими событиями?

– Я занимаюсь своими делами, и мне неинтересно, чем занимаются другие люди.

– В таком случае вы можете не знать, что вчера терро­ристическая группа, именующая себя «Кассандрой», уст­роила взрыв в отеле «Плаза» в Нью-Йорке. Погибли сотни людей. В их числе женщины и дети.

В ее серых глазах что-то дрогнуло, но взгляд тут же стал прежним. Тем же тоном Моника ответила:

– Им следовало находиться у себя дома.

– И вам абсолютно безразлично, что группа террористов убивает ни в чем не повинных людей, и что эта группа имеет отношение к вашему покойному мужу?

– Неповинных нет! – отрезала Моника.

– И даже вы не относитесь к невинным, миссис Роуван? – Не дожидаясь ответа, Ева сразу задала другой во­прос: – Связывался ли с вами кто-нибудь из «Кассандры»?

– Я живу сама по себе. Ничего не знаю про взрыв в вашем отеле. Но если вы спрашиваете, я отвечу, что стране станет лучше, если весь этот город к дьяволу взлетит на воздух! А теперь убирайтесь из моего дома, иначе я вызову моего общественного представителя!

Ева решила добавить к общей картине еще один штрих:

– Последний вопрос, миссис Роуван. Насколько я знаю, ваш муж и его группа никогда не требовали денег. Что бы они ни делали, они делали это по идейным соображениям. А «Кассандра» держит целый город в заложниках из-за денег. Одобрил бы это Джеймс Роуван?

– Я ничего не знаю об этом. Я просила вас покинуть мой дом.

Ева достала из кармана визитную карточку и пристави­ла ее к одной из улыбающихся статуэток на столе.

– Если вы что-то вспомните и решите связаться со мной, я буду вам очень признательна. Спасибо за потра­ченное на нас время.

Ева и Пибоди направились к выходу, сопровождаемые стуком каблуков Моники. На улице Ева с наслаждением вдохнула свежего воздуха.

– Поехали обратно, Пибоди, в этот город, который ку­пается в дерьме.

Пибоди передернула плечами:

– Я бы предпочла, чтобы меня вырастили бешеные волки, нежели такая баба.

Ева оглянулась и увидела тусклый серый глаз, подсмат­ривающий сквозь щелку в занавесках.

– А где разница?

Моника дождалась, когда уехала машина, затем подо­шла к столу и взяла оставленную карточку. «Может быть, с „жучком?“ – подумала она. Джейми в свое время хорошо ее научил. Моника поспешила на кухню, бросила карточку в утилизатор и включила его. Удовлетворенная результа­том, она подошла к настенному телефону. „Сюда они тоже могли поставить „жучок“. Все может быть. Поганые ко­пы!“ Оттопырив губы, Моника достала из ящика прибор­чик для защиты от прослушивания и приставила его к ап­парату.

Она выполнила свой долг – и выполнила безукориз­ненно. Давно настала пора компенсации. Моника набрала номер. Услышав ответ, она сказала:

– Я требую свою долю. Только что здесь была полиция и задавала мне вопросы. Я ничего не сказала им, но в сле­дующий раз могу сказать. Могу кое-что поведать лейте­нанту Даллас из Управления полиции Нью-Йорка, из-за чего она навострит ушки.

Одновременно вытирая рваной дезинфицирующей сал­феткой бледное пятнышко на счетчике, она повторила:

– Я требую свою долю, «Кассандра». Я ее заработала.