Съемки должны были начаться только через несколько дней, но Ив Плейдел предложил опередить график и снять пару эпизодов.
      – Это займет людей и развлечет наших гостей, – объяснял он извиняющимся тоном, как всегда, оживленно жестикулируя. – Кроме того, ma petite Анна, для тебя это будет небольшой разминкой, oui? Снимем несколько сцен с Глорией и ее мачехой. Они очень несложные, и там совсем мало слов. Помни, что здесь ты играешь юную, застенчивую и наивную девушку: «Да, мадам», «Нет, мадам» и тому подобное. Это не театр, поэтому не нужно никакого поставленного голоса. Пусть он будет тихим и нерешительным, поняла? La belle Сара поможет тебе. Это замечательная актриса и добрейший человек. Нам повезло, что она согласилась сниматься в нашем фильме.
      Анне пришлось признать, что съемки внесут в ее жизнь приятное разнообразие. За последние два дня она почти не видела Гарриса. Он полностью вошел в роль продюсера и проводил большую часть времени, уединившись с Руфусом Рэндаллом, Петракисом и дядей Карима. «Дела», – улыбаясь, объяснял он. Слава Богу, ей хоть не приходилось развлекать остальных гостей – они и без этого прекрасно себя чувствовали, разгуливая по острову и выезжая в город. Карим тоже больше не докучал ей, но при каждой встрече она ловила на себе его подстерегающий взгляд – он ждал, как и обещал. За это время она довольно близко сошлась с Сарой Веспер и доктором Брайтманом и успела оценить его метод релаксации.
      Когда за обедом Ив внес предложение о преждевременном начале съемок, Анна горячо поддержала его. Ей необходимо было чем-то заняться. Кроме того, она не могла избавиться от мысли о том, что первые пробы и ошибки лучше делать сейчас, пока не приехал Уэбб и некому поколебать ее уверенность в себе.
      Кое-кто из ожидаемых гостей еще не приехал. Например, Сал Эспиноза и Анна-Мария – обладательница волшебных рук и высокомерного голоса, о котором Анна до сих пор не могла вспомнить без досады. Не было еще и Джины Бенедикт – певицы, которая должна была играть эпизодическую роль. Интересно, приедет ли Джимми Маркхем? Анна вспомнила, как они с Кэрол смотрели друг на друга, когда она видела их в последний раз.
      У Гарриса поистине были самые разные друзья в самых разных кругах. «А я совсем не создана для роли хозяйки великосветского приема», – тоскливо подумала Анна. Раньше ей всегда казалось, что уже в самом процессе съемок есть что-то завораживающее. И что же оказалось? Достаточно взглянуть на нее: она возбуждена и напугана, сама себе напоминает ребенка, который мечтает о том, что когда-нибудь вырастет и станет кинозвездой.
      – Это будет совсем недолго и очень просто, – успокаивал ее Ив. – Сара поможет тебе. Внимательно наблюдай за ней – она будет подавать нужные реплики. Тебе почти ничего не нужно говорить. Постарайся войти в образ молодой женщины, которую ты играешь. Она юна, безрассудна и невинна одновременно. Всю жизнь ее опекали, и окружающий мир для нее – загадка, которую хочется разгадать. Может быть, тебе знакомо это чувство? Постарайся забыть о камерах, свете и о том, что все, включая меня, на тебя смотрят. Итак, теперь ты – девушка по имени Глори, и ты впервые встречаешься со своей мачехой. Ты не знаешь эту женщину, но она тебе сразу понравилась. Она очень мила и, кроме того, ненамного старше тебя. Манеры – на твое усмотрение. Веди себя так, как, по-твоему, вела бы себя хорошо воспитанная молодая девушка в аналогичной ситуации. Можешь потупить глаза, нервно теребить юбку – как тебе будет угодно. Забудь об Анне Мэллори, ее больше не существует. Сейчас ты – юная Глори, застенчивая, скромная, немного неловкая… Чудесно! Это именно то, что нужно!
      Эпизод снимался в помещении, и в качестве павильона они использовали одну из свободных спален. Анна пыталась представить себе, что она по-прежнему манекенщица, и это – лишь съемки очередной коллекции. Ее уже одели (булавки повсюду впивались в тело) и загримировали; Ив придирчиво осмотрел ее через видоискатель, который болтался у него на шее, и Анна невольно почувствовала себя каким-то невиданным насекомым под микроскопом.
      Но как только съемочная площадка была полностью готова к работе, Ив вновь стал добрым, терпеливым и внимательным. Сара тоже ободряюще прошептала:
      – Помни, дорогая, что все мы когда-то начинали. И все были так же неопытны, как и ты!
      Анне оставалось только представить себе, что Ив – очередной фотограф, который говорит, как ей стоять или сидеть и какое у нее должно быть выражение лица. «Улыбнись, Анна! А теперь резко повернись – так, чтобы юбка на мгновение приоткрыла ноги. Давай еще раз – ты можешь сделать это лучше. Постарайся казаться мечтательной… задумчивой…» Ее абсолютно не смущала окружающая толпа. Работая манекенщицей, она привыкла ко всему. Например, к съемкам на Трафальгарской площади или на краю фонтана в центре Пикадилли.
      «Да, мадам» и «Нет, мадам». А если ее голос и звучал слишком тихо и нерешительно, то ведь есть звукооператоры, чтобы разбираться с этой проблемой.
      Это действительно оказалось совсем несложно; по окончании Ив поцеловал ей руку, а в его голосе слышалось неприкрытое ликование:
      – Видишь? Я никогда не ошибаюсь в своих предсказаниях. Всего два дубля – для новичка просто уникальный результат! Ты станешь совершенно потрясающей актрисой, ma cherie. И завтра обязательно посмотри, как работают другие. Это придаст тебе еще больше уверенности.
      Сара Веспер тоже поцеловала ее:
      – Ты была просто замечательна, Анна. А теперь, когда все позади, нам обеим не помешало бы немного выпить, как ты считаешь?
      Гаррис лишь торопливо обнял ее и снова удалился вместе со своими друзьями. Создавалось впечатление, что они приехали сюда по какому-то неотложному делу, а вовсе не для отдыха. Анна решила присоединиться к Саре и доктору Брайтману: во-первых, для того, чтобы «сбросить напряжение», как это называла Сара, а во-вторых, чтобы наконец избавиться от Карима, который вновь начал ходить за ней как тень, не переставая с многозначительным видом повторять, что он никак не может дождаться их сцен.
      Утро было пасмурным, но теперь погода наладилась, и ярко светило солнце. Брайтман привел их к большой скале, с плоской вершины которой был виден океан.
      Повернувшись к нему спиной, Анна с легкой завистью наблюдала за изящной фигуркой Сары Веспер, которая без всяких видимых усилий сидела в позе лотоса. С откинутой назад головой и узлом волос на затылке она напоминала статую Будды – образцовый пример концентрации. Причем для того, чтобы впасть в это состояние, ей было достаточно всего нескольких слов Брайтмана и легкого прикосновения его рук. И почти сразу ее глаза закрывались, а все морщинки на лице разглаживались так, что она выглядела совсем юной.
      – А сколько обычно это занимает времени? Ведь, наверное, не может со всеми быть так легко, как с Сарой?
      Со дня их первой встречи здесь Анне впервые представилась возможность поговорить с доктором наедине. Сара, погруженная в транс, казалось, не замечала ничего вокруг.
      Немного поколебавшись, Брайтман ответил:
      – Здесь все полностью зависит от человека. От того, насколько он способен довериться мне и внушению.
      – Но…
      Он мягко перебил ее:
      – Я смогу помочь тебе, Анна. Но только в том случае, если ты действительно этого захочешь. Понимаешь, к каждому человеку необходим сугубо индивидуальный подход. В твоем случае нам придется вернуться в прошлое.
      – В прошлое? И как далеко?
      – Вчера ты говорила что-то про повторяющийся ночной кошмар. Такие сны обычно очень важны. Тебе снится, что ты тонешь. Это место, где мы находимся, угнетает тебя. Но ведь ты выросла здесь, а значит, у тебя много и счастливых воспоминаний, связанных с этим домом, разве не так? – с этими словами он наклонился к Анне, и голос его стал еще более серьезным. – Когда я говорю, что нужно вернуться в прошлое, я имею в виду, что ты должна вспомнить все. Возможно, для этого придется применить гипноз. Лишь после того как мы выясним и проанализируем причины психической травмы, которые, я уверен, коренятся в детстве, можно будет понять, что происходит с твоим взрослым «я». Мы полностью освободим твое подсознание, и ты сможешь сама контролировать своё настоящее и будущее. Ты будешь гораздо лучше знать и понимать себя. Заниматься медитацией совсем не просто. Это требует силы воли и большой концентрации. Если же в подсознании существуют какие-то преграды, то…
      – Ничего, если я присоединюсь к вам? Я только что приехала, и мне сказали, что вы здесь. Переезды всегда ужасно действуют мне на нервы.
      Перед ними возникла молоденькая девушка. Ее густые черные волосы развевались по ветру. Линялые джинсы были обтрепаны и не слишком чисты. Они плотно облегали худенькие бедра.
      – Я – Джина Бенедикт, – представилась она и, не дожидаясь ответа доктора Брайтмана, привычным движением села в позу лотоса. – Одно время я довольно долго занималась йогой. Наверное, именно это помогло мне не сойти с ума. – Она расправила плечи, и неразвитая грудь более четко обрисовалась под тонкой тканью рубашки. – Они предложили мне эту эпизодическую роль, а я абсолютно не представляю, как мне удастся сыграть что бы то ни было. Я боюсь до смерти.
      Как разобраться в чьих-то чужих чувствах, если я всю жизнь не могу разобраться в своих собственных? Может быть, вы знаете? Я – нет!
      Отбросив с лица развевающиеся пряди, она улыбнулась Анне. На загорелом лице сверкнули белые зубы.
      – Привет! Кажется, у вас те же проблемы? Вы под каким знаком родились? Весов?
      Анне было неприятно такое несвоевременное вторжение в их разговор с Брайтманом, но последняя реплика поразила ее. Как она догадалась?
      Улыбка Джины Бенедикт стала еще шире:
      – Я права? Я обычно всегда угадываю, под каким знаком родился человек. Сама я – Стрелец. По идее, мы должны подружиться.
      Внезапно Сара Веспер, которая до сих пор сидела, напоминая статуэтку из слоновой кости, пришла в себя и ласково улыбнулась Джине:
      – Здравствуйте! Мне очень приятно с вами познакомиться. Я одна из ваших горячих поклонниц. Вы собираетесь присоединиться к нашей компании?
      Джина перевела взгляд с Анны на Сару и пожала плечами.
      – Еще не решила. Я уже говорила доктору, что увлекаюсь йогой, но это требует времени и уединения, а как раз последнего мне почти всегда не хватает! Я бы хотела побольше узнать о ваших занятиях, прежде чем присоединиться.
      Продолжая разглядывать Сару, она кивнула в сторону Гала Брайтмана.
      Анна не запомнила подробностей последовавшего за этим разговора, но заметила, что направлял его все-таки Брайтман, хотя и старался делать это незаметно и ненавязчиво. Сама она почти все время молчала, думая о том, что ей говорил доктор до прихода Джины. Возвращение в прошлое… неужели это поможет?
      Начался прилив, и шум волн, разбивающихся о скалы внизу, внезапно стал неприятным и угнетающим. Не поворачивая головы, Анна живо себе представляла, как прибывающая вода заполняет нижние пещеры. Как длинные алчные языки волн углубляются в них лишь для того, чтобы с угрюмым вздохом разочарования отхлынуть обратно в океан. На этот раз они не добрались до очередной жертвы…
      – Мне так хочется спуститься на пляж, – сказала Джина Бенедикт, когда они шли обратно к дому, – вы знаете дорогу?
      Анна едва сдержала слова, которые уже готовы были сорваться с ее губ. Хотелось закричать, что это опасно. Что можно поскользнуться, сорваться с утеса, сломать ногу и остаться там навсегда. Что в пещерах может кто-то подстерегать. Но откуда у нее возникли эти мысли? Как будто вспышка света на мгновение осветила мертвую зону ее памяти. Она увидела длинную тень… нет, две тени… но тут же все исчезло; это было лишь частью Сна.
      На узкой тропинке Сара и Джина, оживленно беседуя, ушли вперед. А может быть, это доктор Брайтман намеренно отстал?
      – Ты и в самом деле боишься океана, да? – раздался рядом с ней тихий голос.
      – Да, – на этот раз Анна была откровенна и, повернув голову, прямо посмотрела в задумчивые голубые глаза.
      – У этого есть какая-то причина? Я заметил, как ты напряглась, когда начался прилив. Но что первично? Является ли страх порождением твоего сна или, наоборот, этот сон – порождение застарелого страха? – Теперь он очень осторожно начал зондировать ее подсознание. И Анна сама не заметила того, как заговорила.
      – Я не знаю, в чем причина… но мне снится всегда одно и то же. Я тону, и меня затягивает, как…
      – Как твою мать? – по какой-то непонятной причине его спокойные, сухие вопросы почти не шокировали ее. Сжав ее руку, Брайтман продолжал:
      – Конечно, гибель матери – ужасная травма для семилетнего ребенка. Но, Анна, если бы нам удалось добраться до истинных, глубинных причин твоего сна, то…
      Анна резко остановилась. Она чувствовала, что не в силах пошевелиться и лишь ошарашенно смотрела на доктора.
      – Но откуда вы?..
      Увидев выражение ее лица, Брайтман поспешил продолжить:
      – Я читал об этом в газетах. Трагедия поместья Мэллори. Поместье Мэллори – Анна Мэллори. Сопоставить несложно. Дело в том, что большую часть детства я тоже провел в этих краях. В Монтерее. Мой отец был армейским полковником и служил в форте Орд. Среднюю школу я тоже закончил здесь и даже проучился год в монтерейском двухгодичном колледже. Все лето я проводил на побережье: занимался серфингом, нырял за раковинами. Все-таки в этих местах есть нечто такое, что остается в крови на всю жизнь.

      Эмир, дядя Карима, неторопливо прогуливался по внутреннему дворику, с интересом оглядываясь по сторонам. Кроме телохранителей, которые держались на почтительном расстоянии, его сопровождали Руфус Рэндалл и Петракис.
      – Весьма впечатляюще! – по-английски он говорил с едва заметным акцентом. – Здесь и без декораций все готово к съемкам. Нашему общему другу Фелпсу удалось подобрать просто идеальное место. Мне нравится его гостеприимство. Жаль, что приходится так быстро уезжать, но я слишком долго отсутствовал дома, – он вопросительно взглянул на Петракиса: – Как скоро вы собираетесь приехать ко мне?
      Широкоплечий коренастый человек улыбнулся:
      – Сразу после того, как съезжу домой и все подготовлю. Но я уверен, что Гаррис и Руфус позаботятся об остальном. Они же все время будут здесь.
      Спереди весь пиджак Рэндалла был усыпан пеплом с его неизменной сигары. Рэндалл относился к тому типу людей, которым совершенно безразлично, как они одеты. По крайней мере, до тех пор, пока одежда не причиняет им неудобств. Небрежно отряхнув пиджак, он заговорил:
      – Пока все находится под контролем. Мы владеем ситуацией и готовы практически к любым неожиданностям. Жаль, что Маркхем еще не приехал, но он очень занят по работе. Говорит, что сможет вырваться в ближайшие две недели, чтобы поиграть в гольф в Монтерее.
      – Со своим закадычным другом Парментером из ЦРУ?
      – Естественно. Парментер будет с ним. Если бы Маркхем уехал без него, это могло бы показаться подозрительным. Но Парментер не доставит нам неприятностей. Он ожидает повышения, а, как вам известно, отношения между ЦРУ и Организацией далеки от идеальных.
      Эмир задумался.
      – Надеюсь, вы верно оцениваете этого человека? Я имею в виду Риардона. И как быть с актером, который будет играть главную роль? Ведь он раньше работал на Риардона? Если они доберутся до него…
      И вновь заговорил Рэндалл:
      – Вряд ли. Судя по тому, что я слышал, Уэбб Карнаган ушел из Организации уже давно. И у него имеются очень веские причины, чтобы ненавидеть Риардона.
      – Да и что он смог бы узнать? – быстро добавил Петракис. – Абсолютно ничего. Лишь считанные люди в курсе дела. Остальные приехали сюда только для того, чтобы снимать фильм. Да и наш друг Фелпс наверняка позаботится о том, чтобы ни одно движение Карнагана не укрылось от мониторов.
      Он резко рассмеялся.
      – Ох уж эти скрытые камеры! Было очень предусмотрительно со стороны Дэнни Феррано установить их!
      Рэндалл тоже засмеялся, и даже эмир позволил себе слегка улыбнуться:
      – Я отдаю должное такту нашего друга, который отключил камеры в наших комнатах. Мои люди убедились в этом. Хотя я был бы совсем не против иметь запись того представления, которое мне устроила вчера эта молоденькая итальянка. Даже для столь пресыщенного человека, как я, это – нечто.
      Петракис, который никогда не был обременен предрассудками, ухмыльнулся:
      – А я вчера был у Сары. Интересно будет взглянуть, что записалось.
      – А мне бы хотелось посмотреть, как ведет себя в постели эта светловолосая модель. Если, конечно, мужчина способен завести ее. Моего племянника она встретила не слишком благосклонно. Хотя надо признать, что Карим иногда бывает слишком импульсивным, – эмир многозначительно посмотрел на Рэндалла. – Его необходимо держать под присмотром и, если понадобится, сдерживать.
      Рэндалл слегка наклонил голову в знак согласия, и трое мужчин направились обратно в дом. Разговор перешел на другие темы.
      Некоторое время внутренний дворик оставался пустынным. Полуденное солнце раскаляло каменные плиты. Но вскоре, расстегивая на ходу длинный махровый халат, туда вышла Анна. Она с нетерпением дождалась ухода своих предшественников. Теперь, когда все обитатели дома не рисковали выходить из прохладных комнат, здесь можно было обрести столь желанное уединение.
      Ей хотелось просто полежать на солнце и собраться с мыслями. Ее поразило, как много знает о ней Гал Брайтман. Он даже помнил о смерти ее матери. И он так добр к ней, так отзывчив. Может быть, действительно стоит прислушаться к его совету и углубиться в прошлое? Может, лишь вернувшись назад, она сможет продвинуться вперед и, наконец, избавиться от Сна?
      Анна расстелила халат рядом с фонтаном и легла на него лицом вниз, подставив солнцу обнаженную спину. Ей нравилось загорать. Тем более неизвестно, когда она снова сможет себе это позволить.
      Комната Таки Петракиса выходила на одну из галерей внутреннего дворика. Приоткрыв окно, он наблюдал за Анной. Интересно, слышала ли она их разговор? Нет, вряд ли. Где бы она ни находилась. Они говорили очень тихо и специально выбрали для беседы именно это место. Там наверняка не было жучков. Никому никогда нельзя полностью доверять, даже деловым партнерам!
      Петракис позволил себе немного пофантазировать. Интересно, что бы было, если бы он спустился вниз и присоединился к ней? Замечательное тело – стройное, изящное. Ему нравились худые женщины, такие, как Сара, которая была одной из его любимых женщин. Не одному эмиру интересно, какая она – эта женщина, дочь Ричарда Риардона. Интересно, какого цвета у нее соски? Наверное, розовые – она похожа на натуральную блондинку. Да, было бы совсем неплохо переспать с ней. Но похоже, что Гаррис к ней неравнодушен, так что лучше воздержаться. Хотя у Фелпса деловые интересы всегда стоят на первом месте. Время покажет. А пока можно будет понаблюдать за съемками всех этих крайне откровенных сцен, особенно для европейской версии. Он ухмыльнулся. Ей, право, не стоило беспокоиться и надевать на себя это крошечное бикини. В ближайшие две недели всем предоставится замечательная возможность увидеть Анну Мэллори во всей красе. Интересно, что бы сказал Риардон, если бы узнал об этом?
      В маленьком захламленном офисе, который расположился на пятом этаже ничем не примечательного здания в Вашингтоне, сидели двое. Их занимало не то, что знает Риардон, а то, как он собирается эти знания использовать. Скромная табличка на наружной стороне двери гласила: «ФИНАНСОВОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ». Никто из непосвященных не обращал на нее ни малейшего внимания. Лишь избранные заходили в эту дверь. Например, генерал Таррант. С хозяином кабинета – Тедом Барстоу – они были старыми друзьями, а потому разговаривали относительно свободно.
      – Последнее время Маркхем просто в ударе. Его речи пьянят, как вино, – начал генерал, – они полны тщательно выписанных экспромтов и не менее тщательно рассчитанных откровений. Ты читал последнюю?
      – А как же! По-моему, ее опубликовали чуть ли не все газеты. Идея разрядки? Старо. Нейтралитет? Где-то мы это уже слышали. А вот призыв к борьбе с секретностью – это нечто новое. «Народ имеет право знать. Мы обязаны держать людей в курсе всего». Неудивительно, что все проглотили такую наживку! Ты только обрати внимание, как каждый его шаг освещается в печати! Новый Спаситель Отечества. «Его цели чисты и понятны каждому» – кажется, именно так выразился этот пройдоха Рэндалл в своей последней редакционной статье? А если учесть, что он никогда особо не жаловал политиков, то это более чем странно.
      – А как тебе эта басня насчет идеальной жены и идеальной семьи? Меня чуть не вырвало. Странно другое – полное отсутствие сплетен; и это, учитывая любовь нашей прессы к разного рода грязному белью! Возьмем его связь с Кэрол Кокран – о ней знаем мы, знают газетчики. И что же? Все делают вид, что ничего не происходит. А его высказывания насчет «никому не подотчетных секретных организаций»? Даже это ему сходит с рук! А мы лишь безропотно подставляем другую щеку! – теперь генерал размышлял вслух: – На этот раз Риардон затеял слишком опасную игру. Смертельно опасную.
      – И ты прекрасно знаешь, почему!
      Обычно Тед Барстоу был воплощением невозмутимости и бесстрастности. Но сейчас он с ненужной силой выбил трубку о стеклянную пепельницу и язвительно продолжал:
      – Наконец-то назревает нечто действительно грандиозное… И как же мы на это реагируем? А почти никак! Лишь потому, что испорченный, глупый ребенок решил взбунтоваться против родительской опеки и связался не с той компанией! Но ведь сегодня они все такие. Восстают против того, что называют «нашими устоями», обрекая себя на еще худшее рабство. А если учесть, какие люди замешаны в этом деле, то мы и без того связаны по рукам и ногам… Черт побери! Да на этом этапе мы и не можем предпринять никаких конкретных шагов. Мы же пока ничего не знаем наверняка…
      – А потому решили полностью довериться бывшему оперативнику весьма сомнительной лояльности? Этому проклятому актеришке? Неужели…
      Барстоу заново набил трубку и начал яростно раскуривать ее. Раскурив, он решительно и серьезно перебил Тарранта:
      – Он справится. Если там есть, что выяснять, он обязательно это выяснит.
      Зазвонил селектор, и Барстоу нажал кнопку. Звонкий женский голос нарушил тишину:
      – Все документы для генерала уже готовы, сэр. Если возникнут какие-то вопросы, то мистер Риардон у себя.
      Генерал Таррант поднялся со стула. Глядя на его квадратное, все еще угрюмое лицо, Барстоу решил позволить себе одну из редких шуток:
      – По крайней мере, генерал, вы не можете не признать, что получили чертовски хорошие финансовые рекомендации!
      Таррант слегка приподнял бровь в знак того, что оценил юмор, но остался по-прежнему хмурым. Ничего не ответив, он вышел из комнаты.
      Барстоу аккуратно отложил трубку и углубился в методическое изучение четырех папок, лежавших у него на столе. Их коленкоровые переплеты выглядели вполне невинно. Предполагалось, что внутри содержатся отчеты о различных капиталовложениях. И лишь маленькая звездочка на корешке говорила посвященным о том, что в них содержится секретная информация. Сверхсекретная. Даже ЦРУ и ФБР не располагали ей. Она включала все, что было известно Национальному Совету Безопасности, плюс то, что не дошло до него.
      У Барстоу была фотографическая память – сочетание врожденного таланта и усиленных тренировок. Во время войны он работал в разведке, где и оставался до тех пор, пока его не обнаружил сам Риардон и не сделал одним из своих «парней». Из его прежних коллег мало кто остался в живых. Официально считалось, что Барстоу – простой служащий процветающей частной компании. На самом же деле их небольшая группа постоянно выполняла самые трудные задания, связанные с наибольшим риском и неизбежными потерями. Последней такой потерей был Дункан Фрейзер. Служба в ЦРУ была лишь официальным прикрытием – на самом деле он работал на них.
      Лицо Барстоу посуровело, когда он склонился над самой толстой из четырех папок. Документы, собранные Дунканом, вплоть до самых последних. Масса перекрестных ссылок. Может быть, здесь он сумеет найти необходимый ключ?
      Черт бы побрал эту недавнюю утечку информации, и черт бы побрал газеты, которые с такой радостью за нее ухватились! Со сколькими агентами пришлось распрощаться лишь потому, что их прикрытие не выдержало проверки. Оставалось надеяться, что хотя бы у Гайятта все в порядке. Он должен был приехать сегодня из Франции, где раскапывал компромат на Ива Плейдела, его бывших жен и этого египтянина, который называл себя актером. Слава Богу, что Крега не было в Лондоне, когда это случилось с Дунканом.
      Случилось! Барстоу скривился. Черт бы побрал этих англичан с их вечными эвфемизмами! Хотя приходится привыкать к своеобразному стилю их отчетов – последнее время Теду часто доводилось иметь с ними дело в связи с совместной (почти!) работой над ирландской проблемой. Телефонный звонок по горячей линии раздался сегодня утром. Спокойный протяжный голос показался Барстоу несколько манерным.
      «Мне бы не хотелось быть горевестником, старина. Но боюсь, что вчера вечером это случилось с Фрейзером. Бомба. Конечно, раньше уже имели место угрозы, и мы принимали все возможные меры предосторожности. Но за последнее время эти ребята из ИРА значительно поумнели. По крайней мере, мы думаем, что это их рук дело. У тебя нет никаких других предположений?»
      Барстоу передал этот разговор Риардону и послал за секретными папками. Тарранту он ничего не сказал. Пусть это сделает сам Риардон, и пусть он же успокаивает генерала, когда тот взорвется. Потому что самому Барстоу было бы абсолютно нечего ответить на неизбежные возмущенные вопросы Тарранта. Черт бы их всех побрал! В конце концов, у него совершенно иные обязанности! Его дело – пропускать через себя поток информации, запоминать и соотносить нужные факты, а затем делать соответствующие выводы.
      Его дело – искать нечто. Какое-то, пусть кажущееся незначительным, совпадение, общий знаменатель, которые помогли бы подобрать ключ ко всему делу. Скорее бы приезжал Гайятт. Возможно, его личный рапорт тоже окажется полезным.
      Барстоу упорно продолжал чтение, просматривая страницы с почти невероятной быстротой. Изредка он делал карандашные пометки для микрофильмирования. Позднее наиболее примечательные факты будут объединены в одном документе.
      Господи, сколько же людей замешано в этом деле! К сожалению, среди них и дочь Риардона. Но кто она? Орудие в чужих руках или сознательный противник? Затянувшись трубкой, Барстоу поймал себя на мыслях об этой молодой женщине. Где она сейчас? Чем занимается? Отдает ли себе отчет в происходящем вокруг нее? О чем думает?