- Охотно верю, - я поднялся и продолжил свой путь к выходу из гаража.
      - А как же я? - простонал полковник. Я не оборачивался. - Помогите вы же обещали. Мы же братья-славяне, в конце-то концов.
      - Первый раз слышу, - усмехнулся я. - К тому же у меня дедушка по материнской линии был еврей. Самый что ни на есть пархатый.
      У выезда из гаража стояло несколько спецавтомобилей, готовых к отправке своим ходом в аэропорт, и потому, поразмыслив, я решил не эксплуатировать свои натруженные ноги. Выбрав небольшую машину для перевозки раствора, я выкинул из нее тело шофера и отправился в путь.
      Вынырнув на поверхность, я повернул на пустырь, предназначенный под парк. Мне очень не хотелось встречаться с милицейскими автомобилями, чье уже близкое присутствие выдавали громкие завывания сирен.
      Хорошенько потрясшись по ухабам, мой "MAN" выбрался на оживленную автостраду, ведущую вдоль набережной. Особого опыта вождения грузовиков у меня не было, поэтому я старался ехать помедленнее и кроме того, чтобы успокоиться, закурил сигарету, взятую из валявшейся в кабине пачки "Кэмела".
      Добравшись до развязки под мостом, я повернул и въехал на него. Отсюда сверху прекрасно было видно огромное количество милицейских автомобилей, заполонивших все пространство перед отелем и весело переливающихся разноцветными огнями своих мигалок. Мне оставалось только порадоваться за Леночку.
      В этот момент я заметил свалившуюся откуда-то сверху и болтающуюся теперь перед самым моим носом черную коробочку на витой веревочке. Присмотревшись, я обнаружил, что это микрофон с кнопкой. К чему он был присоединен, пока оставалось, однако, загадкой.
      Чтобы разрешить ее, я взял его в руку, нажал кнопку и произнес очень короткое и очень неприличное слово. После непродолжительной паузы из коробочки донеслась какая-то фраза на турецком.
      - А, кутельнга ским! - отозвался я, произнеся единственную фразу на таджикском языке, которую сумел изучить в армии. Ее смысл не очень сильно разнился с произнесенным мною ранее на родном наречии понятием, хотя и обозначал действие, правда, извращенное. А поскольку всякое действие, как учили меня великий Ньютон, школьный учитель физики и одна горячая подруга (причем последняя исключительно на голой практике), рождает противодействие, то ответ не заставил себя долго ждать.
      Поток слов, понесшийся из рации, явно был сродни моим высказываниям, но, судя по интонации, заключал в себе описание гораздо более активных и значительно более неприличных действий. Дабы прекратить это безобразие, я включил в кабине свет и попытался рассмотреть саму рацию. Она оказалась закрепленной на потолке прямо перед ветровым стеклом. На ней располагалась уйма всяких кнопок, в том числе одна с надписью "Line". Ее-то я и нажал.
      Турецкие ругательства, посылаемые, судя по всему, из аэропорта, тут же прекратились и в коробочке послышался непрерывный гудок. Я повеселел и кнопками рации с нарисованными на них цифрами, набрал телефон редакции.
      Во мне теплилась надежда на то, что приемопередатчик подключен все-таки к нашему городскому телефону, а не к сети, скажем, города Анкары, и что я таким образом не попаду в публичный, например, дом, ибо одной-единственной моей фразы, которую там поймут, будет явно недостаточно. О том, что она вообще может быть воспринята как оскорбление сексуальных традиций ислама и моральных устоев шариата, я старался не думать совсем.
      - Але, - донеслось из трубки. Язык пока что был непонятен, но голос явно мужской.
      - Кутельнга ским, а? - осторожно предложил я на всякий случай своему собеседнику.
      - Это ты, паяц? - раздался в ответ знакомый баритон Поддубного.
      - Я, я! - радостно согласился я. Ну как это только все в редакции меня ухитряются так быстро распознавать, а? - Я тут катаюсь по городу, дай думаю позвоню, спрошу как здоровье, как на работе дела.
      - М-да? - задумчиво промычал главный. - А мы вот тут на казарменном положении - завтрашний выпуск готовим. А что там за заваруха в гостинице, не в курсе? Потайчук с Тихоновым уже туда полетели, хотя там, конечно, Леночка, - его голос поплыл, - но, думаю, ей одной не справиться.
      - Не справиться, - подтвердил я. - Там вот какое дело. Арабские террористы под руководством главного инженера Фаталиева и начальника стройки Керим-оглы слямзили с "потаскухи" ядерную боеголовку и привезли туда, чтобы на самолете перебросить к себе. Но кто-то на них напал, потравил газом и боеголовку умыкнул. Вот, собственно говоря, и все ничего такого особенного.
      На другом конце провода молчали секунд десять.
      - Гм... Ты знаешь, я верю, - наконец прохрипел Андрей Васильевич. То есть вообще-то я не верю, но я надеюсь, что я могу тебе доверять, и что ты не до конца растратил остатки своего разума и совести и не врешь, хотя по первому впечатлению, что у меня создалось... - он запнулся. - Не суть... К тому же Леночка уже звонила и передала эту твою... - он снова запнулся, - ...историю. А ты-то там с какого боку оказался?
      - Долго рассказывать, - я свернул с проспекта Победы в боковую улицу и затормозил. - Я искал зама директора "потаскухи" Борисова, а наткнулся на все это. Мне, кстати, нужен номер его домашнего телефона и адрес. Не поищете?
      - Поищу, - буркнул Поддубный. - А зачем?
      - Он, по моему мнению, как-то связан с убийством Платонова, объяснил я. - У них у всех одинаковые зажигалки. Я тут его сегодня утром встретил... С бабой...
      - С бабой это ты завсегда, - хмуро проговорил редактор. - Слушай, он продиктовал телефон и адрес, которые я и записал в блокнот, пристегнутый к приборному щитку.
      - Спасибо, - поблагодарил я, закончив записывать. С бабой, кстати, не я, а он.
      - Не оправдывайся, - мрачно усмехнулся шеф. - И заканчивай это дело, мой тебе совет. Ты и так накуролесил лет на пятнадцать тюрьмы. Кончай и сдавайся - я думаю, что Платонова на тебя теперь не повесят. А вот остальное...
      Вместо ответа я нажал красную кнопку на рации. Ее лампочка погасла. Буду я еще всякие глупые советы от кого ни попадя выслушивать!
      Трубку у Борисова никто не брал. Тем не менее я решил проверить обстановку лично. Подъехав к дому заместителя генерального, я, прихватив автомат, вылез из кабины и поднялся на нужный мне этаж.
      Позвонив, я приложил ухо к двери. В квартире царила мертвая тишина. Я позвонил еще. В этот момент зашевелился глазок соседней двери. Я попытался спрятать оружие за спину, чтобы его не было видно.
      - Э-э-э, простите, - громко прокричал я. - Я с завода, дежурный. У нас там авария, Льва Алексеевича требуют срочно. Что-то никак не дозвониться до него даже.
      - На даче они, на даче, - донесся глухой голос. - Вся семья там, еще днем уехали, и он собирался после работы прямо туда. А что за авария? - в голосе появились любопытствующие интонации.
      - Да трубу шестого цеха прорвало, - махнул я рукой. - Там такое дерьмо льется!
      - Понятно... - протянул сосед. - На даче он, на даче.
      - А дача-то где? - поинтересовался я.
      - А, не знаю, где-то в Сарамышевке. На заводе же должны знать.
      - Да я-то не знаю, а мне сейчас ехать, - разочарованно ответил я. Ну да ладно, поеду узнавать, спасибо за информацию, - я зашагал вниз, старательно пряча при этом автомат.
      Усевшись в машину, я завел мотор и отъехал на пару кварталов, дабы милиция, которую мог вызвать любопытный сосед, если он обратил внимание на мое несколько необычное транспортное средство, искала меня подольше. Впрочем, я сомневался, что сейчас вообще кто-нибудь приедет на вызов - все силы несомненно были стянуты к отелю.
      Последняя ниточка оборвалась. Где искать Борисова сейчас - звонить Поддубному и узнавать адрес дачи? А там ли он на самом деле? На всякий случай я все-таки позвонил, но нужной информации в редакции не оказалось. Андрей Васильевич, конечно, пообещал все выяснить, но предупредил, что раньше чем через час это вряд ли удастся сделать.
      Часы показывали одиннадцать. Я вздохнул и решил попытать счастья еще в одном месте. Там я уже был, но по ряду причин был вынужден покинуть его досрочно. Место то называлось вокзал.
      Остановившись на привокзальной площади, я натянул на голову турецкую шапочку с эмблемой фирмы, лежавшую в кабине, завернул автомат в пиджак и, закрыв свой "MAN", направился к месту назначения.
      Войдя внутрь здания вокзала, я сразу же прошел в камеру хранения. На этот раз там толпился народ, набежавший с только что прибывшего из Петербурга поезда, и мне пришлось некоторое время переждать, стоя в сторонке.
      Наконец, в камере остались только приемщик - другой, не тот, что был днем, и два милиционера - охрану после моего визита, по-видимому, решили усилить. Ни один из них не был моим знакомым Сеней.
      Я достал автомат, перевел предохранитель на одиночные выстрелы и молча направил его в сторону милиционеров. Один из них принялся расстегивать кобуру, а второй потянулся к кнопке сигнализации, и мне пришлось выстрелить поверх их голов. Сухой щелчок, который только и позволил себе глушитель, тем не менее отрезвил стража порядка.
      - Все на пол, - приказал я и подошел поближе к стойке. - А ты стой! приказал я приемщику, увидев, что тот тоже собирается лечь рядом с охраной. - Вы оба, - снова обратился я к милиционерам. - Медленно снимаем портупеи, не делая резких движений. Чуть что, перекошу всех.
      Через минуту все снаряжение, включая пистолеты и рации находилось у меня.
      - Теперь оба лежим на животе, вытянув руки вперед и не шевелимся, снова проинструктировал их я.
      Они подчинились.
      - Так, - удовлетворенно заметил я. - Теперь ты, дед, - этот приемщик был такой же старый, как и его напарник. - Ищи копию квитанции с сорок шестого места, с которого багаж взяли прошлой ночью. И быстро - я не могу ждать.
      Я встал так, чтобы видеть одновременно и всю троицу и вход в камеру. Приемщик тем временем трясущимися руками перебирал книжку с квитанциями.
      - Вот! - наконец нашел он.
      - Сюда, - приказал я.
      Быстро взглянув на квитанцию, я с радостью обнаружил, что на ней значится фамилия клиента, которым являлась некая Вазаринова С.Р. Но почему женщина? Может, кто-то из труппы Платонова?
      - Молодец, дед, - похвалил я старика. - Правильно себя ведешь в нештатных ситуациях. Не ты ли случайно дежурил, когда этот чемоданчик забирали, а?
      - Нет, - ответил он. - Сергеич дежурил. При мне его сдавали.
      У меня открылся рот. Вот повезло, а!
      - И ты помнишь, кто сдавал? - с надеждой вопросил я.
      - Конечно, - выдавил тот из себя улыбку. - Трудно не запомнить. Такая краля! Рыжая, в синем платье. Сиськи - во! Задница - во! Такую бы даже я смог, хотя и старый уже совсем стал.
      - А лицо? - заинтересовался я.
      - Что, лицо? - почесал дед в затылке. - Лицо не хуже всего остального. Лицо, оно ведь не главное.
      - Ну ладно дед, спасибо и на этом, - поблагодарил я его еще раз. - И как и твоему напарнику настоятельно советую читать газету "Про нас". Я тебе номер с советами ветеранам постельных атак и девственных прорывов бесплатно пришлю. Если жив останусь, конечно, - присовокупил я и позвал охранников:
      - Эй, молодцы, привет Сене передавайте и мои извинения. Я ведь не специально - просто не люблю, когда меня пошло и примитивно бьют дубинкой. Вот к огнестрельному оружию я отношусь лучше - советую запомнить, может быть, еще пригодится.
      И дабы показать, что в каждой шутке, даже столь низкопробной, есть доля правды, я произвел еще один выстрел, после чего стал отступать к выходу. Как только начались ступеньки, я развернулся и побежал.
      Поднявшись в зал, я бросил тяжелые портупеи и с автоматом наперевес помчался к выходу. Странно, но никто даже не попытался остановить меня.
      Выбежав на площадь, я что было мочи полетел к автомобилю, в любой момент ожидая пули в спину. Но лишь уже когда я открыл дверь кабины и даже успел залезть внутрь ее, на улице показались три милиционера с пистолетами.
      - Билеты опоздавших действительны на следующий рейс, - пробормотал я, завел машину и укатил. Вдогонку мне зазвучали бесполезные уже выстрелы. Даже в колесо не смогли попасть. Эх, провинция...
      - Ну да, ну уже вторая просьба. Ну у вас же связи, что вам стоит! упрашивал я по телефону Поддубного. - Пожалуйста, Андрей Васильевич! Может быть, для меня это вопрос жизни и смерти!
      - Ох, ну перезвони через полчасика, - сдался наконец тот.
      Я все-таки решил проверить - чем черт не шутит, а вдруг эта Вазаринова не мифическое лицо и может быть даже проживает в нашем городе.
      Перезвонив через пятнадцать минут, я узнал, что по данным телефонной станции единственным обладателем этой достаточно редкой фамилии является некий Вазаринов Геннадий Борисович, адрес и телефон которого я и получил.
      Наученный горьким опытом, на этот раз я решил не рисковать. Только въехав во двор дома, в котором изволил проживать господин Вазаринов и отыскав необходимый мне подъезд, я, постоянно держа его в поле зрения, набрал на рации номер. Сначала к телефону долго не подходили, а затем я услышал заспанный женский голос:
      - Да.
      - Здравствуйте, я могу поговорить с Вазариновой С.Р.? - вежливо поинтересовался я.
      - А что такое, в пол-двенадцатого ночи-то? - удивились на том конце.
      - Речь пойдет о чемоданчике, оставленном вами несколько дней назад в камере хранения вокзала, - честно признался я.
      Из динамика послышался громкий вздох.
      - Ну вот, допрыгалась, сволота! Извините, это я так... Вы из милиции?
      - Гвардии майор Овчинников, - мгновенно среагировал я.
      - Гвардии? - удивилась моя собеседница.
      - Это я шучу, - успокоил я ее. - У нас здесь работа такая. Мы не спим, не едим, и только на шутках да кофеине и держимся.
      - Да... Я читала про вас статью в газете. А вас уже выписали? Там было напечатано, что ранение тяжелое... А журналиста этого поймали?
      - Пустяки, - уверенно заявил я. - Эти писаки страсть как любят преувеличивать. Я уже давно в строю. А сволоту эту отыщем, дайте только срок, - я помолчал, переваривая все сказанное и прикидывая не нужна ли мне помощь психиатра. Взвесив все "за" и "против", я решил, что, пожалуй, пока все-таки не нужна, и, успокоившись, продолжил разговор.
      - Так как все-таки насчет чемоданчика?
      - А никак, - послышалось в ответ. - Это все эта сволочь, падаль поганая, Скокова Юлька. Она у нас в банке в соседнем отделе работает. Я ее знать не знаю, а тут она звонит сегодня утром и говорит, чтобы я, если кто придет насчет чемоданчика, то молчала. Я стала спрашивать, в чем, собственно говоря, дело, что за чемоданчик, а она вдруг трубку повесила. И на работе ее сегодня после обеда не было - я-то пол-дня сейчас только работаю. А больше мне ничего неизвестно. Совсем ничего. Честно.
      - Эта Скокова, такая рыжая и... - я сделал паузу, - ...фигуристая, да?
      - Точно! - засмеялась С.Р.Вазаринова, у которой я даже не удосужился спросить имя-отчество. Впрочем, в нашем разговоре само собой разумелось, что милиция и так все знает.
      - А чего вы смеетесь? - заинтересовался я.
      - Ну да, фигуристая, это вы точно сказали, - из динамика снова донесся смех. - У нас к ней все мужики цепляются, а она на них - ноль внимания. Ну как снежная королева прямо.
      - Какое совпадение, это ж надо же, а, - пробормотал я. - Как много в мире странных людей все-таки!
      - Вы что-то сказали? - поинтересовалась женщина.
      - Да нет, это я так, про себя. Метод научной дедукции применяю, хмуро буркнул в я ответ. - А как ее полностью зовут-то, эту Скокову?
      - Понятия не имею. Скокова Юлька - и все. Да вы можете в кадрах у нас узнать.
      - Да, конечно, - поспешно согласился я. - Спасибо, извините пожалуйста, что я вас разбудил, но - сами понимаете - работа. Мы вас вызовем попозже, чтобы официально зафиксировать ваши показания. А сейчас спокойной ночи!
      - Да ничего, я все понимаю. А в чем дело вы мне не скажете, конечно?
      - Нет! - твердо заявил я. - Но вам ничего не угрожает, и вы ни в чем не виноваты, так что спите спокойно.
      - Спасибо, и вам того же желаю, - донеслось из рации. Я нажал "отбой". Поддубный меня убьет. Если милиция, конечно, не сделает этого раньше.
      - Бог троицу любит! - аргументировано настаивал я. - Да не по бабам я хожу, Андрей Васильевич, не проститутки это. Это важные следственные данные. Я уже на финишной прямой. Я достану этим чертовым ментам мотивы и окончательно сниму с себя обвинение в убийстве Платонова, - я был в этом уверен настолько же, насколько петух, которого вдруг принялась ловить хозяйка, может быть уверен в том, что впереди его ждет знакомство с новой симпатичной курочкой, а не с суповой кастрюлей.
      - Тебе без Платонова хватит, - злился шеф. - Кончай все. Не будет тебе никаких данных. Приезжай сюда и сдавайся, а я уж позабочусь о том, чтобы нанять тебе лучшего в городе адвоката.
      - Надо, как хлеб надо. Вы только дайте данные, а я проверю и сразу же приеду и тут же любое признание вам подпишу. Вам еще и орден дадут за то, что вы меня поймали. Я скажу, что отстреливался до последнего патрона, но вы меня все равно взяли, - настаивал я.
      И настоял. К началу следующих суток в блокноте, закрепленном на передней панели, я имел адреса и телефоны двадцати Скоковых. Самое смешное, что среди них была и Скокова Юлия Федоровна. И хотя чудес на свете не бывает, я направился прямо к ней.
      На этот раз я решил прийти по-татарски - без приглашения. Использовав самые темные переулки, так как мой необычный экипаж наверняка уже вовсю искали, минут через пятнадцать я добрался к пункту назначения. Прибыв туда, я прихватил трофейный автомат и двинулся искать нужную мне квартиру.
      Квартира обнаружилась на четвертом этаже. Я нажал на кнопку звонка и долго держал ее, не отпуская, однако дверь так и не открылась. Прижавшись к ней ухом я попытался уловить хоть какие-нибудь звуки, но слышна была только громкая музыка, игравшая по всей видимости у кого-то из соседей. Первым моим побуждением было найти нарушителя правил капиталистического общежития и попросить сделать малость потише, но, хорошенько подумав, я от этой мысли отказался.
      Пошарив в карманах, я нашел то, что искал. Это была связка ключей, когда-то по всей видимости принадлежавшая Платонову, а в момент вчерашнего побега, случайно попавшая ко мне.
      Чудес на свете не бывает. Бывает чутье. Второй и третий ключи подошли к двум замкам входной двери квартиры Юлии Федоровны Скоковой.
      Закрыв за собой дверь, я прислушался. Стояла мертвая тишина. Если не считать бухающего где-то за стеной барабана. Пройдя через небольшой коридорчик, я оказался в комнате. Выключатель, как и следовало ожидать, находился прямо у входа. Вспыхнул яркий свет, осветивший уютную комнатку с небольшим столиком, диванчиком перед ним и телевизором в углу. Пол устилал мягкий ковер.
      Я направился к окну, чтобы задернуть шторы, но они и так оказались задернутыми. Это меня несколько насторожило. Я еще раз оглядел комнату. Дверь. Еще одна закрытая дверь. Но без замка. Я с "калашом" наперевес подкрался к ней, сильно ударил ногой и прижался к боковой стене. Ни шороха.
      Выждав пару минут, я осторожно вошел в помещение. Выключатель в нем также оказался на месте. Снова свет, и я застыл в полном изумлении, широко раскрыв при этом рот.
      Все мои предосторожности были напрасными. Никто из находившихся в этой комнате лиц не мог мне сделать ничего плохого. Скорее, наоборот. Это было удивительное зрелище. Вся комната, включая обратную сторону двери и щит, плотно закрывавший окно, была оклеена потрясающего качества фотообоями, составлявшими единую картинку.
      Я стоял в самом центре маленького острова, со всех сторон омываемого лазурными водами океана. Вдоль всего берега расположилась группа прекрасных обнаженных девушек, занимавшихся лесбийской любовью. Чего тут только не было!
      Загорелые тела, разноцветные волосы, зеленые пальмы, голубые волны и умопомрачительные позы могли свести с ума любого. Даже меня. Я сглотнул комок в горле и опустил взгляд.
      Пушистый желтый ковер служил продолжением песка и призывал присоединяться. Снова сглотнув комок, я решил, что безопаснее будет смотреть вверх. Однако идиот с открытым ртом, из которого текут слюни, судорожно сжимающий в руках бесполого вида автомат и окруженный толпой девушек, занимающихся все тем же, но вдобавок еще и в перевернутом состоянии, произвел на меня отвратительное впечатление, и я решил от греха подальше покинуть сие гнездо разврата.
      Повернувшись лицом к двери, я неожиданно обнаружил некоторую дисгармонию. Одна из девушек была почему-то одетой. Плюс при этом она была одна-одинешенька, если не считать зажатой в руках здоровенной скалки.
      Совсем извращенка, - догадался я. - Со скалкой кайфует.
      Однако это оказалось совсем не так. Увидев направленный на нее автомат, одетая взвизгнула и бросилась прочь. Я побежал за ней. Ведь она была рыжая и фигуристая. Могучий инстинкт двигал мною.
      Что, мыслишки поганенькие забегали, да? Инстинкт самосохранения, господа! Это было первый раз в моей жизни, когда от женщины в первую очередь мне требовались ее мозги, а не тело.
      Лицо мое все было исцарапано, но ее красавицей я в этот момент тоже не назвал бы. Она была привязана к стулу обрывками собственного халата, под которым, кстати, оказалось только тонкое шелковое белье розового цвета.
      Наверное лишь этот его цвет, ставший для меня чем-то вроде аналога красного для быка, и помог мне справиться с разъяренной фурией, каковой оказалась госпожа Скокова.
      Пройдя в ванную и умывшись, я вернулся и вытащил у пленницы изо рта кусок простыни, делавший ее похожей на хомяка, выступающего в стриптизе.
      - Будешь орать - морду изуродую! - предупредил я ее перед исполнением сего акта гуманности.
      - ...........! - получил я в ответ, как только рот рыжей освободился.
      - Понимаю, банковский жаргон, - лояльно согласился я и уселся на другой стул. - Председатель правления - вор в законе - сам так говорит и от подчиненных того же требует.
      Ничего принципиально нового в ответ на свое доброе слово я так и не услышал.
      - Ладно, не будем тянуть резину, - решил я. - Давай, рассказывай про чемоданчик.
      - Ты - не мент! - уверенно заявила она.
      - Нет, - сознался я. - Я из СМЕРШа. Специальный агент Игорь Кио.
      - Да пошел ты... - скривила губы Скокова. - Ты - этот журналист поганый, которому мокруху с патроном шьют.
      - С каким таким патроном? - удивился я, сделав вид, что не заметил слова "поганый".
      - А, иди ты... - она махнула рукой. - Все равно и тебя и меня скоро поймают. Чего мне с тобой теперь разговаривать?!
      - А если просто из любопытства? - предложил я.
      - Слушай, ты ведь - бабник, так про тебя в газетах писали, верно? неожиданно спросила моя пленница.
      - Ну газеты они всегда ведь преувеличивают, - скромно сознался я, но в общем и целом меня можно назвать мужчиной, который любит и ценит женскую красоту, - в подтверждение сказанного я окинул взглядом полуобнаженную фигуру моей собеседницы. Только после этого я окончательно поверил деду из камеры хранения. Точно смог бы, стервец! Даже Папа Римский смог бы! И никакие божьи кары его не остановили бы.
      - Но судя по обстановке в вашей, гм... спальне, вы тоже не относитесь к племени давших обет воздержания, - продолжил я, сглотнув слюну. - Может, я вас развяжу, и мы продолжим беседу в более приятной обстановке, а?
      - Ты тупой, да? - осведомилась она. - Если хочешь остаться живым и невредимым, лучше не развязывай! Ну никогда не думала, что у нас в городе могут работать такие долбо...ные журналисты. Просто придурок какой-то!
      - Ладно, - я разозлился. - Хватит темнить! Может быть я и тупой, но вот побегала бы ты с мое, так я бы посмотрел, как у тебя извилины тогда шевелились бы. Да к тому же и твой-то поступок, когда ты Вазариновой позвонила, тоже гениальным назвать нельзя. Выкладывай все! И быстро! Иначе так отделаю!..
      - И сможешь, да?! - язвительно и зло выкрикнула Скокова. - Вот за это я вас мужиков и ненавижу! Сволочи все и засранцы! Только одно и надо от женщины. А при случае и избить рука не дрогнет.
      Я физически почувствовал, как у меня под черепом что-то переползло с затылка на лоб.
      - Ты - лесбиянка, да... - пробормотал я. - К тому же психически ненормальная. Свихнулась на почве ненависти к мужчинам и перебросилась на женщин. Причем, судя по оформлению приюта любви, в весьма активной форме... - я хлопнул себя по лбу. - Вот оно что!
      - Кретин слабоумный, как и все вы, - буркнула она.
      - Впрочем, это не меняет дела, - заспешил я. - Меня интересует в первую очередь чемодан.
      - Статью напишешь, да, - усмехнулась она.
      - Сначала попытаюсь спасти шкуру, а потом посмотрим.
      - Знаешь, - Скокова прищурилась, - ты, конечно, существо по всему поведению своему отвратительное, но есть в тебе некий шарм. Я, как по глубокой физиологической сути своей женщина, но по психологической не совсем, могу оценить и понять, почему к тебе так липнут бабы. Ведь липнут, да?
      - Но не все, - уныло протянул я. - Есть тут одна, которая... Слушай, а может она одна из твоих подруг?! - внезапно осенило меня.
      - Мы с Патроном в одном детском доме были, - вдруг произнесла она. Кликуха такая у Андрюшки Платонова была. И Длинный там же был. И Сопля.
      Я принялся мучительно соображать.
      - Да, да - Гоша Длинный, - подтвердила она, увидев выражение моего лица. - Мог бы и догадаться, представитель сильного пола несчастный. А Сопля - это Сапельников Игорь Петрович, воспитатель. Последняя сука на этом свете! - она помолчала. - Это в нашем районе, Котяковский детдом. Поганейшее место!
      Я почесал затылок. В статье про Платонова, которую я прочитал перед концертом, никакой конкретный детдом не упоминался. А оказалось, что земляк!
      - Он скрывал, что из этого детдома, - словно угадав мои мысли, объяснила женщина. - Человек всегда бежит от тех своих воспоминаний, что кажутся ему опасными. В общем этот Сопля был садист и насильник. Он совращал детей - обоих полов. Таким же был и Длинный - уже тогда. Он был старше нас на несколько лет. И Сопля взял его к себе в подручные. Вместе они этим занимались. Я этого никогда не забуду! - она посмотрела мне прямо в глаза. - Знал бы ты, что нам довелось пережить! Ты вот меня сумасшедшей назвал. А сам-то ты жить смог бы после такого, а?
      Я молчал. А что я мог сказать? Здесь я был с ней согласен - не зря же я катал подонка Костю "по горкам".
      - И знаешь, что самое страшное? - продолжила она. - Что Патрону это понравилось! Он стал "голубым". Причем пассивным! Он, талантливый парень, с голосом и слухом, и - "люська"!
      Я опять промолчал. Но на этот раз по другой причине: мои комментарии могли все испортить.
      - Когда приехал этот менеджер из Москвы... Так вот, Патрон ночью пришел к Длинному и отделал его. Железкой какой-то. До полусмерти. За всех. За меня, за себя... А на следующее утро уехал с продюсером. А Длинный... Он... Импотент он с тех пор... Сухостой! - она засмеялась. - И, как следствие, совсем взбесился и самым настоящим зверем стал. Слышал же, наверное, да?
      Я опять промолчал. Теперь я просто обдумывал все услышанное.
      - Длинный стал бандитом-садистом. Патрон - певцом. Но... Это оказалось сильнее его... Таким он и остался. Я же нашла себе здесь квартирку. Так и жила спокойно, с подругами и без. Такая вот история.
      - Секс-идол молодежи - пассивный гомосексуалист! - громко и внятно произнес я. Мне понадобилось некоторое время, чтобы переварить весь смысл, заключавшийся в этой фразе. Сделав это, я почувствовал себя в некоторой мере реабилитированным. Я все-таки оказался круче его!
      - А кому какое дело?! - вдруг оскорбилась его "подруга". - Кому мешал-то человек?
      - Хороший вопрос, - ткнул я в нее пальцем. - Но ответ уже ясен: Длинному. В Москве ему было его не достать. А вот когда он приехал сюда... Но сам Гоша не пошел - послал гориллу. Почему, интересно, как думаешь?
      - А мы все - психи, - равнодушно ответила она. - У каждого свой заскок. Думаю, что он его после той ночи боялся. Мог что угодно сотворить с кем угодно, но только не с Патроном. Все - психи... - пробормотала она. - Сам же сказал.
      - Логично, - согласился я. - Пойдет. Точного ответа мы все равно никогда уже не узнаем. Зато понятно, почему ему все отрезали... Месть ненормального импотента... М-да...
      - Может развяжешь? - попросила она.
      - Без эксцессов, - предупредил я.
      Она согласно кивнула головой, и я выпустил рыжеволосую пташку на свободу.
      - А чемодан мне Патрон сам принес. Днем раньше концерта, почти сразу же, как приехал. Мы ведь с ним изредка переписывались. Зашел, поговорили, он отдал дипломат и попросил отнести в камеру хранения, а жетон отдать ему. Сам, сказал, не может - слишком известен народу - а никому больше не доверяет. Сказал, что там какие-то финансовые бумаги, за которыми охотятся конкуренты из шоу-бизнеса. Просил ни в коем случае не пытаться открыть. Ну я и отнесла.
      - И прикрылась чужой фамилией, - кивнул я.
      - В последний момент, - созналась Скокова. - Сказала первую же попавшуюся, что вспомнила. Мы с этой коровой накануне поругались в сортире здорово, когда курили. Дура - не подумала, что фамилия-то редкая.
      - А сегодня, точнее уже, вчера утром, когда узнала об убийстве своего друга детства, совершила еще одну глупость - в панике позвонила ей домой и... У тебя женская логика поведения, только не оскорбляйся, - я предупредительно поднял обе руки вверх.
      - Я весь вчерашний день и весь сегодняшний просидела запершись здесь, - мрачно проговорила она. - Я ведь сначала думала, что это конкуренты и перепугалась насчет чемоданчика, потому со страху и позвонила - мозги-то отшибло. Но вот когда подробности узнала, то сразу поняла, что это Длинный сделал. Все думала: уезжать или нет? Казалось, что я - следующая. А когда днем по местному радио сказали, что его тоже пришили, решила остаться и подождать. Только вот милиции боялась. Ведь жетон-то я Андрею отдала. И ключи от квартиры, кстати. Могли прийти. Хотя, с другой стороны - их-то чего бояться...
      - Жетон, милая, к Гоше в конце концов попал, - покачал головой я. И, судя по всему, и был им использован для получения чемодана. Без квитанции, я полагаю.