Свет Победы

Над Берлином то и дело моросил весенний теплый дождик, буйно зеленели липы и каштаны, чудом сохранившиеся среди огня. В штабе фронта и у нас на КП воздушной армии в первые дни мая генералы и офицеры жили ожиданием новых вестей о положении противника в Берлине. Утром 1 мая нам стало известно, что в 3.30, как и было согласовано во время переговоров накануне, перешел линию фронта и прибыл в штаб 8-й гвардейской армии начальник генерального штаба сухопутных войск Германии генерал пехоты Кребс, который передал В. И. Чуйкову письменное сообщение Верховному Главнокомандованию Советской Армии о том, что в 15.50 30 апреля Гитлер покончил жизнь самоубийством, назначив в своем завещании президентом империи гроссадмирала Деница, имперским канцлером — Геббельса.

Генерал пехоты Кребс заявил, что он уполномочен установить непосредственный контакт с Верховным Главнокомандованием Советской Армии для начала переговоров. Получив это сообщение, Г. К. Жуков незамедлительно доложил об этом в Ставку Верховного Главнокомандования, после чего через своего заместителя генерала армии В. Д. Соколовского передал Кребсу требование о безоговорочной капитуляции Берлинского гарнизона. Тот заявил, что он не уполномочен сам решать этот вопрос, и в 9.00 убыл для доклада Геббельсу.

В полдень 1 мая мы с большим волнением следили за полетом в небе осажденного Берлина девятки «яков», принесших на своих крыльях нашим бойцам первомайский привет Родины. Ведущим шел майор И.А.Малиновский — командир 1 — го гвардейского истребительного полка, с которым мне довелось начинать войну в 1941 г. на Западном фронте. Этот бывший 29 нал участвовал в битве за Москву и в декабре 1941 г. был первым удостоен звания гвардейского. Его сопровождали лучшие воздушные бойцы и инспекторы-летчики 2 ВА — дважды Герой Советского Союза А. В. Ворожейкин, Герой Советского Союза В. Н. Буянов, И. П. Лавейкин, П. И. Песков.

С командирской машины были сброшены на парашютах два красных полотнища. На одном из них пламенел лозунг: «Да здравствует 1 Мая!» На другом ярко выделялись слова: «Победа» и на обратной стороне — «Слава советским воинам, водрузившим Знамя Победы над Берлином!» Развеваясь в сером дымном небе, полотнища медленно опускались на площадь у рейхстага Их бережно подняли воины «хозяйства полковника М. Ф. Зинченко». Весть о первомайском поздравлении быстро облетела все полки и доставила огромную радость солдатам, сражавшимся вдали от Родины.

В конце дня воины 8-й гвардейской и 1-й танковой армий, протаранив последние рубежи сопротивления противника, встретились на берлинском ипподроме. А чуть позднее, ранним утром 2 мая, в парке Тиргартен соединились части В. И. Чуйкова и В. И. Кузнецова. Теперь окруженный гарнизон противника был рассечен уже на три изолированные части. Связь между ними нарушилась. Командующий обороной Берлина генерал Вейдлинг не мог управлять своими раздробленными силами и в 6.00 сдался в плен. Он сообщил, что дал указание частям прекратить сопротивление. По требованию Г. К. Жукова Вейдлинг в 7.00 подписал приказ о капитуляции Берлинского гарнизона.

По мере доведения этого приказа до гитлеровских солдат и офицеров их сопротивление постепенно прекращалось, и к исходу 2 мая наши войска взяли в плен свыше 80 тысяч фашистских вояк. К 4 мая эта цифра превысила 110 тысяч. Но не всегда сдача в плен проходила спокойно. Проезжая по улицам, я увидел, как из подвала разрушенного дома в толпу солдат, стоявших с поднятыми руками, ворвался ошалевший от ярости эсэсовец и с диким криком начал строчить из автомата по своим. Наши бойцы были начеку и тут же меткими выстрелами успокоили беснующегося фашиста.

Вечером 2 мая после трех бессонных ночей я прилег отдохнуть. Вдруг адъютант разбудил меня:

— Посмотрите в окно, что делается, какая иллюминация! Верно, война кончилась.

Выйдя из дома, я увидел, что стреляют вверх из пушек, зениток, винтовок, автоматов, ракетниц трассирующими снарядами, пулями, ракетами. Возник стихийный салют.

Ликовал советский солдат-победитель, о котором поэты уже слагали стихи:

Выбежал из дома адъютант и сказал, что меня вызывает Г. К. Жуков. Я застал его в штабе. Георгий Константинович был в хорошем настроении, но, как всегда, собран и сосредоточен. Он сообщил мне, что предстоит отвод частей 1-го Украинского фронта для стремительного броска на Прагу. К утру 3 мая наши танкисты должны выйти в район севернее Темпельгофа и в дальнейшем двигаться в направления Магдебурга 3-я армия с утра 3 мая продолжит марш из Кепеника к Бранденбургу, чтобы к 6 мая выйти на Эльбу вблизи Гентина. Необходимо содействовать наступлению с воздуха — точными бомбово-штурмовыми ударами громить противника.

— Хотя фашист и лютует, как зверь, выгнанный из берлоги, — закончил разговор Г. К. Жуков — но бить его надо по-прежнему.

Возвращаясь от командующего фронтом к себе в штаб, я обдумывал его намек: дескать, пока враг не добит, поступать с ним следует соответственно. Действительно, части у нас высвободились, казалось, можно было бы не стесняться в решениях — навалиться на оставшиеся очаги сопротивления всеми силами, и делу конец. Но Жуков требовал сохранять трезвый расчет, посылать на цели ровно столько самолетов, сколько нужно для успеха. И я предупредил об этом П. И. Брайко.

Тут мне сообщили печальную весть. В этот радостный день 2 мая, когда в Берлине капитулировали фашистские войска, нелепо погиб командир 3-й гвардейской штурмовой дивизии полковник А. А. Смирнов. Мы особенно близко познакомились с ним летом 1944 года в ходе Белорусской операции. Симпатичный человек, боевой, умный командир. Помню, как энергично он действовал, когда надо было спасать от окружения 44-ю танковую бригаду, ворвавшуюся в Берлин. Смирнов так искусно распорядился своими «илами», что гитлеровцам стало не до окружения наших войск — не знали, как унести ноги. И вот вчера ночью уставший после непрерывных боев командир ехал с переднего края передохнуть. Встречный грузовик ударил в легковую машину. Все, находившиеся в ней, остались живы, кроме него. Тяжело было пережить эту утрату. Человек воевал, прошел, как говорят, огонь и воду и, нужно же, от такого нелепого случая погиб!

«Смерть героев подобна закату солнца» — эти слова Карла Маркса невольно вспомнились мне в те минуты.

Всего за 1 и 2 мая мы произвели 981 самолето-вылет. Немецкая авиация еще продолжала сопротивление. За этот период произошло 11 воздушных боев, в которых противник потерял 15 машин. Это были одни из самых последних воздушных поединков Великой Отечественной войны. В те праздничные дни мая два самолета сбил капитан В. Н. Яшин, по одному — К. С. Вакуленко, старший лейтенант Ф. М. Костиков (впоследствии Герой Советского Союза). Отличился на финише боев и старый наш знакомый, сталинградец, Герой Советского Союза подполковник В. Н: Макаров. Он записал на свой боевой счет еще один уничтоженный «фоккер». Наши потери составили две машины. Истребители по-прежнему продолжали штурмовку наземных целей в ближнем тылу противника.

Естественно, в Берлине привлекала мое внимание та аллея у Бранденбургских ворот, откуда предполагался вылет самолетов с главарями фашистского рейха. Я знал уже о показаниях гитлеровского заместителя министра пропаганды Фриче о том, что фашистская верхушка во главе со своим фюрером сначала намеревалась укрыться в Южном Тироле. «В самый последний момент, когда советские войска подошли к Берлину, шли разговоры об эвакуации в Шлезвиг-Гольштейн. Самолеты держались в полной готовности в районе имперской канцелярии, но были вскоре разбиты советской авиацией».

Посмотрел я те места, куда мы направляли нашего воздушного разведчика В. М. Оганесова, а вслед за ним группы «Петляковых» и «ильюшиных». Бетонка была рябой от воронок и к взлету непригодной. В стороне от нее я увидел останки двух легких самолетов и неожиданно для себя обнаружил разбитый «Юнкерс-52». Оказывается, и транспортные машины планировалось использовать для спасения руководства гибнущего рейха,

В этот период произошел один эпизод, о котором я хочу рассказать подробнее. В ходе Великой Отечественной войны случались они редко. Я имею в виду наземные бои наших авиачастей с гитлеровцами, прорвавшимися из Берлина.

2 мая, начиная с 6.00, три тысячи фашистских солдат и офицеров с танками и самоходными орудиями стали прорываться из района Шпандау в западном направлении. На их пути находился аэродром Дальгов. Авиаторы своевременно заметили опасность. Базировавшиеся здесь самолеты 265-й истребительной дивизии были подняты в воздух и перелетели в Вернойхен. Личный состав управления корпуса Савицкого — техники, механики, воины БАО — по тревоге занял круговую оборону. Несмотря на неоднократные атаки пехоты, поддержанной танками и огнем минометов, фашистам не удалось прорваться на запад. В 14.30 к месту боя на помощь авиаторам прибыло несколько артиллерийских батарей и 12 танков, а в 16.00 подошли стрелковые части.

Схватка продолжалась восемнадцать с половиной часов и кончилась разгромом гитлеровцев. Всего в плен было захвачено 1450 солдат и офицеров противника

Одновременно из лесов западнее и юго-западнее Ванзее в 6.10 небольшие группы немецких солдат вышли в район Штансдорф, Гютерфельде, Шпутендорф, где базировались наши авиачасти. Противник пытался пробиться в юго-западном направлении, но летчики, техники, специалисты аэродромной службы преградили ему путь, вступили в неравный бой. В 14.00 на помощь подошли наземные части. Выстрелы гремели до исхода дня Личным составом только одной авиачасти убито 477 и взято в плен 1288 фашистов.

Ведя наземные бои, авиационные командиры применили истребители для штурмовки атакующих групп. «Ястребки» помогали в течение 3 и 4 мая громить противника в районах наших аэродромов. От их атак погибло 234 солдата и офицера. 642 гитлеровца сложили оружие.

Двигаясь к Эльбе, войска 1-го Белорусского фронта с 3 по 8 мая встречали не сплошную линию обороны, а отдельные очаги сопротивления. Остатки недобитых фашистских подразделений сокрушали наши бомбардировщики и штурмовики, выполнившие за эти дни 275 вылетов. Уничтожая разрозненные полуразгромленные части германского вермахта, безуспешно пытавшиеся закрепиться на выгодных рубежах, наши войска твердой поступью шли на запад. 7 мая 1945 года они вышли на рубеж Эльбы. Берлинская операция завершилась.

В последних боях войны с особой силой были продемонстрированы замечательные черты нашей стратегии, оперативного искусства и тактики, высокий морально-боевой дух частей и подразделений, отличные качества советского оружия и боевой техники. В сражении за Берлин с наибольшей полнотой был воплощен в практику лучший опыт во всех видах наступательного боя: фронтальный удар с прорывом сильно укрепленной и глубоко эшелонированной обороны противника, маневр на окружение и уничтожение крупных группировок, форсирование большого количества водных преград, ведение боя в крупнейшем городе, преследование противника до полного разгрома и уничтожения.

Особенностью боевых действий 16-й воздушной армии на всех этапах операции были массированные удары соединений в сочетании с непрерывным воздействием на противника в непосредственной близости от переднего края в целях максимальной поддержки наших наступающих частей и соединений. Когда по метеоусловиям не могли быть выполнены планируемые массированные налеты, они заменялись эшелонированными ударами эскадрилий, звеньев и пар. Таким образом, авиация все время находилась над полем боя, включая и дни с крайне неблагоприятными метеоусловиями. Массовое применение истребителей и активность их действий позволили нам разгромить в полосе фронта вражескую авиацию, обеспечить господство в воздухе и надежно прикрыть свои войска.

Исключительно четко было организовано и осуществлено взаимодействие с наземными войсками. Весьма положительно сказался опыт зимнего наступления войск нашего фронта от Вислы до Одера Мы убедились, что, несмотря на оперативное подчинение авиасоединений командующим общевойсковыми армиями на период операции, у нас сохранялись контроль за боевой деятельностью этих соединений и управление ими. В зависимости от обстановки часть этих соединений использовалась на тех участках, где это было необходимо, чтобы добиться максимального успеха наземных войск.

Массированные (сосредоточенные) бомбово-штурмовые удары при прорыве прочной обороны противника показали их высокую эффективность.

При оценке способа действий нашей авиации в заключительной операции следует всегда помнить о том, что абсолютное господство в воздухе принадлежало нам. Мы диктовали противнику свою волю, держали в своих руках инициативу.

Весьма показательными являются сравнительные данные о возрастании налета боевых машин в двух операциях: Орловско-Курской и Берлинской. В боях на Курской дуге на одну потерю 16-й воздушной армии приходились сотни самолето-вылетов ночных бомбардировщиков По-2, в завершающих сражениях эта цифра перевалила за тысячу.

О чем говорят эти данные? Прежде всего о том, что в Берлинской операции мы превосходили немецкую авиацию не только количественно, но и качественно, и главным образом за счет возросшего мастерства летчиков. В результате сократились наши потери, а эффективность действий всех родов авиации неизмеримо выросла.

Говорят, цифры — скучная проза, но именно они способны с предельной лаконичностью рассказать о больших делах. За 23 дня битвы в небе Берлина 4-я, 16-я, 2-я и 18-я воздушные армии произвели около 92 тысяч боевых вылетов. Наши летчики провели 1317 воздушных боев, сбили в них 1132 самолета противника и 100 уничтожили на аэродромах. В воздушных боях и от огня зенитной артиллерии мы потеряли немало машин.

16-я воздушная армия в Берлинской операции произвела 37 565 боевых вылетов, летчики армии провели 898 воздушных боев, сбили при этом 760 самолетов противника и 46 уничтожили на аэродромах. В воздушных боях и от огня зенитной артиллерии наша армия потеряла значительно меньше.

В тесном боевом содружестве с советскими летчиками сражались авиаторы ВВС Войска Польского. В ходе операции они успешно выполнили 865 боевых вылетов, уничтожили 17 фашистских самолетов, много боевой техники и живой силы врага.

Коммунистическая партия и Советское правительство достойно отметили подвиги авиаторов нашей воздушной армии в небе Берлина. Многие авиационные соединения и части получили почетные наименования Берлинских. Все участники операции были награждены медалью «За взятие Берлина», учрежденной в честь исторической победы. У летчиков, штурманов, воздушных стрелков, техников на груди засверкали новые высокие награды.

Штаб воздушной армии четко организовывал управление таким большим количеством соединений (8 авиакорпусов и 10 дивизий). Начальник штаба генерал П.И.Брайко, начальник оперативного отдела полковник И. И. Островский и начальник связи полковник Н. Д. Игнатов в этой операции показали себя отличными организаторами боевых действий авиационных соединений и частей.

Оправдало себя централизованное использование радиолокационных средств. Это способствовало более эффективному применению радиолокации и повысило ее роль в общей системе управления авиацией в бою. Три узла наведения действовали безотказно. Один из них — армейский — осуществлял наблюдение за воздушной обстановкой в районе действий всей нашей армии. Радиолокаторы помогали вести контроль за полетами своих самолетов и противника, наводить истребителей на отдельные авиагруппы, идущие к линии фронта или в глубь расположения наших войск. Об обнаруженных целях оповещались авиачасти, зенитные средства и наземные войска Кроме того, информация о воздушной обстановке передавалась двум другим узлам наведения. Радиолокационные установки позволяли нам своевременно принимать меры к наращиванию сил своих истребителей в наиболее важных районах и очищать их от самолетов противника.

Но вернемся к последним дням войны. Еще 5 мая Г. К. Жуков приказал мне приготовиться к приему самолетов союзников на аэродроме Темпельгоф, которые должны были доставить сюда командование для подписания немцами безоговорочной капитуляции.

— Готовьте эскорт из 18 самолетов-истребителей, время полета я сообщу, — сказал он.

Такую историческую миссию мы возложили на летчиков 515-го истребительного полка 13-го авиакорпуса генерала Сиднева. Пожалуй, это было последнее боевое задание, которое мне пришлось дать авиационной части в Великой Отечественной войне. В выполнении его принимали участие прославленные воздушные бойцы. Командовал группой истребителей майор М. Н. Тюлькин (впоследствии Герой Советского Союза). В нее входили капитан В. А. Гурбич, старший лейтенант В. А. Марьин, лейтенанты Ю. Т. Дьяченко, С. Ф. Гладких, В. П. Гавриленко и другие.

7 мая вечером позвонил Г. К. Жуков и предупредил, что завтра в десять утра нам нужно послать свои истребители на аэродром Стендаль. При подходе к аэродрому следует дать сигнал, и оттуда поднимутся союзники на «дугласах». Наши летчики должны охранять их от возможных диверсий противника Это будет вместе с тем и почетный эскорт, который проведет союзников на аэродром Темпельгоф,

Жуков спросил в заключение:

— Все ясно?

Я ответил, что не все, нужно бы уточнить, по какому времени в десять часов.

— Минутку, — говорит Жуков.

Я сижу у телефона, жду. Проходит минута, вторая, третья, четвертая и пятая… Вдруг в трубке раздался голос маршала:

— По среднеевропейскому времени в десять часов.

— Есть, теперь ясно, — ответил я.

Собрал офицеров штаба, сообщил задание командиру корпуса генералу Б. А. Сидневу: обеспечить эскорт и вылет в 10.00 по среднеевропейскому времени. Летчикам проложить маршруты и быть на аэродроме в 8.00.

Через некоторое время раздался телефонный звонок, и генерал Сиднев спросил:

— Товарищ командующий, в десять часов по среднеевропейскому, а во сколько это по московскому времени?

Я объяснил, что среднеевропейское время отличается

от московского зимой — на два часа. Следовательно, так

и надо считать. Сейчас — май, и еще не перешли на летнее

время, значит, разница два часа, и вылетать надо в 12.00

по московскому времени.

Но и после этого оказалось, что не все ясно. Штурман армии доложил мне, что он не знает, перешли у союзников на летнее время или нет. Может получиться, что эскорт придет позже на час, будет неприятность.

В это время в нашей армии на стажировке был А. В. Беляков — штурман чкаловского экипажа, совершившего в 1938 году перелет из Москвы через Северный полюс в Америку. Он был моим учителем в академии. Мы пригласили Александра Васильевича, и он прибыл в полночь. Я объяснил ему наше затруднение. Но Беляков ответил, что не может ничего сказать, так как это декретное время, а в дни войны никто не объявлял о нем.