Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Лабиринты рая (№1) - Лабиринты рая

ModernLib.Net / Научная фантастика / Саган Ник / Лабиринты рая - Чтение (стр. 12)
Автор: Саган Ник
Жанр: Научная фантастика
Серия: Лабиринты рая

 

 


Джим считает эту шутку мрачной, он верит, что разумное божество не допустит гибели своих последователей, тем более не станет насылать на них чуму. Зло не может быть оправдано божественным провидением. Как говорил Дарвин, Бог должен быть либо злым, либо слабым.

Для защиты от религиозных фанатиков компания закупила нательные костюмы из паутины. Она легче и прочнее кевлара, ее носят под одеждой, словно кольчугу из мифрила, думает Джим, вспоминая симуляции по мотивам Толкина в ГВР. Его эльф заперт в огненных глубинах Роковой горы и никогда не сможет увидеть дневной свет. Ему нравятся эти игры, бегство от жизни доставляет ему удовольствие, но сейчас у него нет на это времени.

– Я знаю фирму, которая убирает помещения, они работают круглосуточно, – предлагает охранница, собирая осколки в кучу кончиком начищенного до блеска ботинка. – Они прекрасно работают.

– Спасибо, не надо, – возражает Джим, – можно подождать до утра.

– Вы уверены, что с вами все в порядке?

А он и сам не знает.

– Все прекрасно, – заверяет он.

– Отлично.

Она поворачивается, чтобы уйти, но он останавливает ее, заметив что-то.

– Это что, «Пряничный пес»?

Ее рука невольно тянется к сережке.

– Конечно. – Она поворачивается к нему, одаривая его удивленной, мечтательной улыбкой. – Это было мое любимое шоу. Никак не думала, что кто-то еще помнит его, кроме меня.

– Кое-кто есть такой, – ухмыляется он.

– Самый лучший мультик на свете.

– Точно.

– Такой необычный, эксцентричный. Из ряда вон выходящий, заставляющий думать, высмеивающий эксцентричность.

– Пес стоял в топах весь сезон, пока его не переделали.

– И даже тогда, – не согласилась она. – Помните эпизод, когда Спентфри теряет мыслительную коробочку?

– Хороший эпизод, – подтверждает Джим, – но мне больше нравится тот, где пес встречается с аниматорами.

– И задает им жару!

– Точно, и они начинают рисовать его каким-то странным.

– Да, это потрясающе, – вздыхает она.

Они разговорились, вспомнили детство, поздние дежурства. Она не ожидала, что со знаменитым доктором Хёгуси можно так запросто разговаривать. Так она ему и сказала. Но, к сожалению, она все время неверно произносит его фамилию, снова четыре слога, а не три.

Но он ее прощает. Многие ошибаются.

– Зови меня Джим, – предлагает он.

– Джим, – повторяет она.

Уж не заигрывает ли он с ней? Она не в его вкусе. Правда, когда-то про него говорили, что он набрасывается на все, что шевелится (а иногда даже и не шевелится). На самом деле он предпочитает тощих женщин и мужчин. Сам Джим худой, даже костлявый, а у охранницы фунтов сорок лишнего веса. А это означает, что она из бедных. Богатые люди запросто справляются с ожирением с помощью генной терапии. Процедура простая: подправляют обмен веществ и все. А бедным людям остается только диета и физкультура.

И все же он продолжает ухаживания.

– Ты классно выглядишь, – говорит он ей. – Можешь как-нибудь забежать ко мне, и мы вместе создадим шаблон.

– Шаблон? С меня?

– А почему нет?

– Но я же вовсе не модель.

– А и не нужно.

– Я совсем ничего не понимаю в ГВР.

– Поверь мне, это не больно. Тридцать секунд перед камерами.

– Тридцать секунд!

– Да, и все.

Она присвистнула.

– Всего тридцать секунд, чтобы ухватить сущность человека.

– Нет, – улыбается он, – не сущность. Просто внешность. Твою личность нужно будет запрограммировать, компилировать, отладить, настроить. На это уходит куда больше времени.

– Сорок секунд? – ухмыляется она.

– Недели или даже месяцы. А если хочешь получить очень близкий вариант, то и годы. Но тридцать секунд нужны, чтобы запечатлеть внешний вид и создать двойника в ГВР. А я уже знаю, куда я тебя помещу.

Она прикрывает рот рукой.

– Правда?

– Гхм. – Он чуть-чуть кокетничает, потом откидывается в кресле. – Мы можем использовать и твой голос, если хочешь. Понадобится всего лишь пять минут в кабинке.

– И что для этого нужно сделать?

– Нужно прочитать несколько предложений и спеть песенку. И по этим данным компьютер воссоздаст все остальное. Он может создавать фразы, которые ты не произносила. Получается что-то вроде привидения.

– Ага, – соглашается она.

– Ну что, согласна?

Она сразу решила, что согласится. Это похоже на бессмертие в каком-то смысле, к тому же ей нравится Джим. У него причудливое напористое очарование, как у ее покойного мужа. К тому же – он умный. Конечно, она согласна.

Он записывает ее на понедельник после Рождества на 2 часа.

* * *

Она не пришла.

Он удивился, что могло произойти? Хотел было позвонить на вахту, но передумал. Он очень занят, хватается за все, пытается везде успеть. Вскоре он забыл про нее.

Когда речь зашла о комарах, он вспомнил про нее. Вспомнил ту ночь, когда залетела оса. Эти москиты – первые функциональные паразиты в ГВР. Их укусы чешутся как настоящие, а поведение реалистично. Охота, питание, размножение. Чувствительны к виртуальным репеллентам. Реалисты считают, что это настоящий триумф. Идеалисты умоляют убрать их из окончательной версии. Ну зачем подвергать детей комариным укусам? Разве мы не можем сделать дар людям, которые, как мы надеемся, вернут нас из небытия, взять и избавить их от комаров?

Он их не слушает. Честно говоря, он обожает творить комаров, хламидий и адвокатов. Когда наконец он позвонил на вахту, ему сообщили, что она не приходит уже несколько недель. Никто не знает почему.

Через пару дней она ждала его на парковке. Она была без формы и не сказала, где пропадала. Теперь она выглядела хрупкой и слабой, казалось, подует ветер и она рассыплется.

– Можете сделать кое-что для меня? – спросила она.

– А что тебе надо?

Она сняла рюкзачок и раскрыла его. Темная, пугливая часть его души опасалась, что там может оказаться оружие. Хотя зачем? Она не выглядела сумасшедшей, когда они познакомились, по крайней мере не больше, чем все остальные сейчас.

Это оказался забавный плюшевый кролик, с разболтанными лапами, дюймов девять величиной.

Он почувствовал облегчение. Он умеет обращаться с кроликами.

– Это мне?

– Нет, – отвечает она, прижимая игрушку. – Извините, я ничего вам не принесла. Я хотела, но голова была словно в тумане.

– Все нормально. Так что?..

– Это для детишек.

– Понятно, – говорил он, приложив руку ко лбу, чтобы убедиться, что у него нет температуры.

– Его зовут мистер Хоппингтон. Он немного потрепан, но еще ничего. Очень милый. Посмотрите, мне пришлось его зашить здесь на лапе, потому что из него посыпались опилки. И пуговица не совсем подходит, да?

– Кармен, – начал он, но она перебила его:

– Я знаю, у компании есть такие здания, как они называются? Станции?

– Верно, станции. Капсулы жизнеобеспечения.

– Вы можете сделать так, чтобы мистер Хоппингтон оказался в одной из них? Я хочу, чтобы он попал к человеку, которому он будет нужен. Я не могу подумать, что он…

– Не могу, – отвечает Джим. – Это против правил.

– Есть правила, запрещающие игрушки?

– В мягких игрушках заводятся клещи, – объясняет он.

Она его не понимает.

– Они приводят к аллергии. Их набивка – питательная среда для клещей, – говорит Джим.

Он-то знает, что нет ни малейшего шанса уговорить Блу – она никого и близко не подпускает к своим творениям. – Для детей аллергическая реакция опасна. Мы и так уже вмешались в их иммунную систему, поэтому хотим свести все риски к минимуму.

– Но разве станции не проходят санацию?

– Конечно, проходят.

– И запечатываются. А значит, пыльные клещи туда не попадут.

– Кармен, – возражает он, – это все равно риск, на который никто не пойдет.

Ее зубы стиснуты, поэтому звук ее вздоха был похож на звук проколотой шины.

– Мой сын умер, – говорит она. – Мой малыш.

Он хочет сказать, что ему жаль. Но что это изменит?

– Это была его любимая игрушка. С ней он ложился спать и с ней просыпался. Она еще хранит его запах. – Она прижимает кролика к лицу и вдыхает воздух.

– Наверное, я могу сделать его виртуальную копию, – предлагает он. – Они ведь будут находиться в ГВР, пока им не исполнится двадцать один год, а тогда они все равно не заинтересуются…

– Я не хочу копию. – Она начинает плакать. – Хоппингтон будет ненастоящим. А он настоящий. Разве вы не понимаете разницу между настоящим и фальшивым?

Он и сам иногда над этим задумывается.

– Это подарок, – объясняет она.

Она погрузилась в скорбь, Джим чувствует это, в безнадежную, глухую скорбь. Вместо того чтобы рассуждать о клещах и аллергенах, может, лучше просто помочь ей? Он должен успокоить ее. Неважно, что он сделает с этим подарком, подумал он. Если он просто его возьмет, она успокоится.

– Ладно, – соглашается он. – Ладно, я постараюсь что-нибудь сделать для тебя.

И Хоппингтон отправляется к нему домой. Он сидит на его полке в спальне, такой неуместный среди электроники, хрома и меди. И хотя Джиму кажется, что кролик смотрит на него с упреком, он не может выбросить его. Просто не может. Со временем он привыкает просто не замечать его, словно его там нет.

* * *

Лицо Хустон обрамляют рыжие кудри. Когда он думает о ней, он вспоминает одно и то же: раскачиваясь на каблуках – туфли на платформе, – она перешагивает через свои трусики. Перешагивает неуклюже, но ему очень нравится. Он перестал с ней встречаться, как только почувствовал, что начинает к ней привязываться. Он решил, что ему это не нужно. Он понимает, что лучше заниматься сексом с виртуальными партнерами, но все равно не мог отказать себе в сексе в реальности.

Она была приятно удивлена, когда он снова ей позвонил. Он по мне скучает, решила она. Как трогательно. Она запросила две тысячи долларов. Плюс чаевые. Что, цены поднялись? Предложение и спрос, объясняет она. Нет, у нее не золотое сердце, может, серебряное или даже бронзовое.

Когда все закончилось и похоть Джима была удовлетворена, она сняла наручники и путы и принялась рассматривать его коллекцию пилюль.

– Угощайся, – предлагает он, хотя мысли его далеко.

Он такой щедрый, думает она. Он ей нравится, по-настоящему нравится.

– Кто это? – спрашивает она. Он не может вспомнить имя.

– Сэр Попрыгунчик.

– Забавный.

– Да. – Можно, я его заберу?

Он не знает. Он как-то неопределенно машет рукой. Она решает, что это ответ «да», он хотел было возразить, да передумал. Он слишком устал.

Мистер Хоппингтон отправляется в ее сумку, его ухо грустно выглядывает наружу.

Детская игрушка, думает Джим. Ею играл маленький мальчик.

Она целует его и дает волю чувствам.

Бессонница становится еще хуже. Как только он закрывает глаза, он видит кролика. В его воображении он становится огромным, рядом с ним все остальное делается маленьким и незначительным. Лучше бы я отдал его в детский приют, думает он. Хотя бы так.

* * *

Мы так сильно врезались в воду, что я подумал, станция развалится.

Нас затрясло, завертело, от этого и меня, и Фантазию начало тошнить, ремни безопасности натянулись, без них мы бы вылетели из кресел. Из моего разбитого носа потекла кровь, я весь был в красных пятнах. Кошмар. Меня вырвало, Фан тоже. Она сидела с закрытыми глазами, пальцы скрещены – она молилась милосердным божествам. В ее понимании МБ были, видимо, какими-то буйными природными силами, которые определяли баланс между Полезным и Вкусным. Да здравствуют МБ! Я бы тоже помолился, если бы видел в этом смысл.

Освещение мигнуло. Раздался металлический скрежет. Звуки доходили четко.

До этого я кричал, но имейте в виду, не только от страха.

Шок от удара!

И вдруг наступила тишина.

Фан взяла инициативу на себя, схватив рычаги управления, мягко повела нас к поверхности. Вверх, вверх, вверх. Мы вырвались наружу сквозь волны. Выглянув в иллюминатор, я так и прилип к нему.

Я никогда не видел такого прекрасного голубого неба, таких белейших облаков.

Мы привели себя в порядок, надели защитные костюмы. Забортный двигатель кашлял и стучал, но кое-как дотащил нас до берега.

У нас получилось.

– Добро пожаловать в первый день нашей жизни, – сказал я.

– Готов?

– Как всегда.

Мы распахнули люк. Металл протестующе заскрипел, но раздвинулся, открывая нашему взору буйные заросли сорняков. Мы вышли, посмеиваясь, поддерживая друг друга, словно космонавты, впервые попавшие в чужой мир. На самом деле так оно и было.

– Маленький шажок за Фан, – сказала она.

– Огромный прыжок за Хэллоуина, – подхватил я, правда, голос мой страшно сипел. Я смотрел на множество яхт и парусников, давно покинутых, обветшалых. Слушал крики чаек и ровный шум бриза, надувающего рваный парус. Я слушал звуки мира, в котором совсем не было людей.

– Чертов призрачный город, – сказала Фан, словно прочла мои мысли.

Я молча кивнул.

– Мне здесь нравится, – продолжила она. – Невероятно вкусно. И день просто замечательный. Чудесный день. Так и хочется раздеться догола и полежать на солнышке.

Я заметил, что это не очень разумная мысль.

– Так и знала, что ты ханжа, – фыркнула Фан.

– Просто я подумал, что нам не стоит снимать защитные костюмы, пока мы не провели тесты.

– Безопасность прежде всего?

– Да, – твердо ответил я. – Я сейчас полезный. Придется тебе смириться.

– А у меня есть выбор?

Чтобы защитить свои вложения, Гедехтнис позаботился об анализаторах, приборах, которые позволяли мне тщательно проверить воздух на микроорганизмы. Фан тем временем тоже занялась делом – она залезла обратно в капсулу, чтобы забрать все, что, по ее мнению, может нам пригодиться. Она вернулась, неся с собой сухую еду, лекарства и питьевую воду. Там же она нашла две заплечные сумки и два переносных компьютера с картами. Под конец она притащила огромный парусиновый мешок, полный бумаг. Я не видел его раньше.

Она опустила его на палубу, влезла внутрь двумя руками и подбросила целую кипу бумаг в воздух. Похоже на конфетти. Ветер подхватывал бумажки и уносил с собой, многие попадали в воду. Некоторые опустились на палубу около меня, я подобрал их.

– Дорогой Габриель, – прочитал я в первом письме. Над буквой "и" было нарисовано сердечко.

– Господи Иисусе, – только и сказал я. Следующее письмо было адресовано Фантазии.

В, обращении было написано ее настоящее имя, к тому же там были орфографические ошибки. Я поднял глаза – счастливая, она кружилась в бумажном урагане.

Я прочитал следующее письмо. Потом еще одно.

Это были письма от детей, они слали нам слова любви, рисунки, пожелания и надежды, просили вернуть их из мертвых.


ПЕЙС ПЕРЕДАЧА 000013818388797

ОЖИДАЮ ИНСТРУКЦИЙ

ЗАПРОС

ЗАПРОС ЗАПРОСА?

НЕИДЕНТИФИЦИРОВАННОЕ ОТПРАВЛЕНИЕ

ИДЕНТИФИЦИРОВАТЬ ХОСТ/ГОСТЬ МАЛАСИ

ПОДТВЕРЖДАЕТСЯ

СКАНИРОВАНИЕ ЗНАКА АЛОХА: ПРОВЕРКА

СКАНИРОВАНИЕ ЗНАКА ЧЕРНЫЙ ДРОЗД: ПРОВЕРКА

СКАНИРОВАНИЕ ЗНАКА КАЛЛИОПА: ПРОВЕРКА

ОБМЕН:

ОБМЕН ЗАСЕКРЕЧЕН

КОНЕЦ ОБМЕНА

СОХРАНЕНО И ЗАБЛОКИРОВАНО

ОЖИДАЮ ИНСТРУКЦИЙ

КОНЕЦ

Глава 9

ПОМОГИТЕ

Сын Джима не такой, как другие дети.

Он необычный. Он думает по-другому, он поступает по-другому, он не вписывается в обычные представления. Он ощущает себя отверженным, обманутым, преданным своей собственной индивидуальностью. Он ведь настоящий человек, разве нет? Великолепно выполненная симуляция, запертая в ГВР. Другие дети рядом с ним кажутся неполноценными, виртуальными, если можно так выразиться, их возможности ограничены, души их бедны. Они умеют притворяться, но он-то видит их насквозь.

Он лучше.

Так он считает.

В его мире нет стабильности. Он живет в одном городе, потом перебирается в другой, его приемные родители совершенствуются, потом их заменяют. Ничего подлинного. От одной ненастоящей семьи к другой: он – бета-тест окружения, прорубает путь для детей Блу.

– Папа, я больше не хочу, – жалуется он отцу, поддавая ногой камень.

– Знаю, сладенький, – отвечает Джим, а для мальчика слова приходят из компьютерного пространства, грохочут, словно глас божий с небес. – Знаю, что тебе это надоело, это мне не безразлично, но ты выполняешь для нас бесценную работу. Ты нам очень помогаешь.

И приключения продолжаются. Тоскливые приключения. Он выучил алфавит, а потом множество раз делал вид, что вновь учит его. Десятки раз он учит одно и то же, сложив руки на груди, сидит за первой партой, прячется на последней, лежит на подстилке в парке, сидит на коленях у фальшивого родителя. Не забывая выученное, он делит его на ячейки. Поэтому может убрать прошлое подальше и притворяться, когда Джим Полпути отправляет его назад к незнанию.

Нажатием клавиши.

– Папа, а я понравлюсь другим детям? Настоящим?

– Даже не сомневаюсь, – заверяет его Джим. – Почему бы им не полюбить тебя?

Джим напрягает мышцы живота, словно хочет выдавить правду из кишечника. Сын его предназначен на заклание. Дети Блу, встретив бета-версию, сразу же обнаружат фальшивку в ГВР-окружении, поэтому он должен лгать мальчику, как это делает Южанин, должен помогать творить видимость реальности и защищать детей от Черной напасти, которая по-прежнему свирепствует.

Как только дети войдут в ГВР, он отключит своего виртуального сына.

Избежать этого невозможно.

Маласи дорог ему, он уникален. Ничего подобного еще не создавали, он – вершина таланта Джима, результат труда всей его жизни.

И чем ближе подбирается смерть, тем сильнее хочется Джиму продлить жизнь своему сыну. Этот порыв он расценивает как предательство всех своих принципов. Очеловечивание компьютерной программы, как бы сильно она ни была похожа на человека, ошибочно. Значит, все то, что он вложил в Маласи, все его чувства, – ошибка. Но ему все равно. Он ведь может позволить программе работать где-нибудь в укромном местечке. Подальше от остальной сети. Пейс может за ним наблюдать и охранять его.

Его сломанная жизнь продолжится.

* * *

Мы находились в универмаге, точнее, в здании, которое когда-то было универмагом, давно покинутом, полуразрушенном и обветшавшем. Он был темным, загадочным, повсюду была паутина, пауки самых разных пород оплели его. Над головой висел плакат:

ВЫ ЧЕМ-ТО НЕДОВОЛЬНЫ? СКАЖИТЕ НАМ ОБ ЭТОМ. ЕСЛИ ПЛОХО ВАМ, НАМ ТОЖЕ ПЛОХО!

– Я недоволен, – сказал я.

Фантазия чувствовала то же самое. Просто замечательно, что у нас был иммунитет против Черной напасти, но уже через полчаса пребывания на настоящей земле мы поняли, что у нас аллергия буквально на все. Синусит, крапивница, зуд… страшное дело! До сих пор наши тела ни с чем не сталкивались, поэтому не выработали защитных реакций. В этом самый большой недостаток жизни в закрытой среде. Самый большой, но не единственный: всю нашу жизнь нас кормили внутривенно, и совсем ничего не поступало через рот, а значит, еда и питье были для нас теперь сложнейшей процедурой. Мы, конечно, могли и пить, и есть, но наши желудки принимали только тщательно перемолотую пищу, а иногда вовсе ничего не принимали. Мы ели как птички, ходили по Лос-Анджелесу голодные, постоянно испытывая позывы на рвоту, хотя желудок был пуст, к тому же у нас болели животы.

Фан считала, что нам понадобится очень много времени, чтобы приспособить организмы к новой жизни, думаю, она недалека от истины.

Мир казался нам чужим. И даже враждебным.

Впрочем, враждебность была односторонней, я всей душой хотел стать частью мира.

В поисках бутылок с водой, содержавшей треонин, мы облили и облевали весь пол в универсаме. Фантазия забежала в аптечный киоск, она обожала лекарства. Нам уже попалось три аптеки, и Фан стала счастливой обладательницей целой кучи медикаментов, продававшихся раньше только по рецептам. По большей части это были наркотики, но, как я догадывался, она брала еще и нейролептики. Интересно, станет она их принимать или нет?

Я абсолютно не был готов ко всему этому.

Никто не спрашивал меня, хочу ли я заниматься состоянием здоровья всего человечества, хочу ли я стать хранителем мира, или, как я называл это про себя, хочу ли я попытаться обмануть судьбу. Я понятия не имел, как бороться с Черной напастью. Не знал я и того, как клонируют людей. Мы должны отыскать Симону, защитить ее. Если она будет в безопасности, я снова смогу думать.

Я стоял в отделе поздравительных открыток, искал что-нибудь подходящее. Хотелось найти что-нибудь вроде «Итак, ты даже не человек». Жаль. Я надеялся преподнести Симоне правду лучше, чем преподнес ее Фантазии. Я взял несколько шоколадок, собираясь присоединить это к букетику диких цветов, которые я уже нарвал к тому времени.

– Не следует ходить в гости с пустыми руками, – говаривала мне когда-то Нэнни.

Я не нашел медальоны таро, не повезло мне и с сигаретами – я искал с гвоздикой, – но мне нужен был какой-нибудь талисман, что-нибудь личное, чтобы носить на счастье. Я решил взять брошку-бабочку, черно-оранжевую с белоснежными пятнышками, крылья словно раскрыты в полете.

Фан знакомилась с отделом спортивных товаров, она хотела арбалет. Девочку заклинило на арбалетах. В ГВР она была чемпионкой по стрельбе из арбалета, но в реальном мире ее навыки не работали. От разочарования она начала хаять экипировку, она тренировалась на плакатах и почтовых ящиках, расстреливая их с заднего сидения автомобиля, за рулем которого сидел я.

Я управлял машиной. За годы забвения нервные и энзимные автомобильные технологии умерли – не могу подобрать лучшего слова, – хотя не знаю точно, были ли они на самом деле. Одним словом, мне пришлось вести машину самому. Правда, здесь не было ни пробок, ни чертовых полицейских с штрафными квитанциями за превышение скорости. Я был королем дорог.

Труднее всего было выносить тишину. Тишину мертвого мира. Мы поболтали, потом включили музыку, но Фан нервничала, а я не мог избавиться от мысли, что теперь, когда я свободен и ничто меня не связывает, я унаследовал кладбище.

Искать признаки жизни было абсолютно бессмысленно, но я надеялся. Мне так хотелось, чтобы мимо нас проехала машина, чтобы на переднем сиденье сидели мама и папа, а на заднем маленький Джимми и Чумовой Джоди. Выжившие ликуют при виде нас. Или не ликуют. Я был бы рад даже постапокалиптической уличной банде индейцев-могавков, размахивающих цепями и пистолетами.

Слава богу, мы видели животных, птиц и насекомых, видели семейство чернохвостых зайцев, белку, удирающую от дикой собаки. Кажется, койота.

И всякий раз Фан заставляла меня останавливаться, чтобы стрельнуть в них из арбалета.

– Чертовы собаки, – сказала она.

– Ты же любишь собак, ты ведь даже подарила мне собаку.

– Да, люблю, но белок я люблю больше.

Мы весело неслись через Золотой штат, на шоссе вдоль тихоокеанского побережья я выжимал девяносто миль, мы катили на север. Кроваво-красный закат. Грохочущие волны. Красота.

Пока мы ехали по побережью, Фантазия высказала только одно замечание.

– Как будто планета повернула вспять.

Я спросил, что она имеет в виду, она не ответила – была занята записями мыслей в блокнот Калифорнийского университета. Неплохая идея. Кто-то должен все записывать для будущего.

– Как пишется слово «планета» наоборот? – спросила она.

Я ей сказал, но, вероятно, неверно понял вопрос. Она написала «атеналп».

Когда мы выехали на шоссе номер пять, она заявила, что хочет домой.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь про дом?

– Абердин, – пояснила она. – Когда я была маленькой, мы жили в Абердине.

– Ты жила в ГВР.

– Истинная правда, Шерлок. В виртуальном Абердине, а теперь я хочу увидеть настоящий.

Она знала, что я не хочу делать лишних кругов. Я рвался в Ванкувер. Я хотел побыстрее увидеть Симону.

– Это по дороге, – заспорила она. – И это мой дом. Я же не прошу тебя повернуть в обратную сторону и отвести меня в Диснейленд.

– Плохо. Там много поворотов, я уверен.

– Я хорошо заплачу, – пообещала она. – Договорились?

Я посмотрел на карту.

– Абердин, – согласился я.

– Штат Вашингтон, – ответила она. – Не Миссисипи.

* * *

Но почему?

Почему разные города? Нам выбирали родину произвольно? Жил ли Эллисон когда-нибудь в Сан-Паоло? Может, Хёгуси вырос в Абердине?

Бесполезно пытаться понять Гедехтнис, то есть разгадать образ мыслей наших создателей. Иногда мне казалось, что я близок к пониманию, но мои догадки были похожи на двухмерные фигурки в трехмерном мире, а кроме догадок у меня ничего не было.

«Родовой» дом Фантазии оказался ямой, царапиной, оставленной разбушевавшейся стихией и человеческим забвением. Землетрясение сровняло двухэтажный особняк с землей, разбросав осколки и обломки вокруг. Как и вся цивилизация, это место казалось грязным и небезопасным. Когда мы обходили окрестности, Фан без остановки восхищалась тем, насколько копия в ГВР была точной – просто зеркальное отражение. По всей видимости, Гедехтнис использовал для модели настоящий дом и скрупулезно придерживался деталей.

Интересно, кто здесь жил на самом деле?

Она провела меня на задний двор и показала место, на котором у ее дедушки случился приступ диабета. Он упал, приехала «скорая помощь» и забрала его. Это была первая в ее жизни смерть, похоже, она получила урок, но не травму. Вещи разваливаются, с людьми это тоже происходит. Поэтому следи за сахаром в крови и заботься о здоровье.

Не здесь ли находится источник ее навязчивой идеи Полезный – Вкусный?

Если что-то не вписывалось в эту ее идею, нарушалось химическое равновесие в ее организме, может быть, в этом дело.

Желуди и сосновые шишки хрустели под ногами, а с неба вдруг начал капать дождь, застучал по сухой листве. Она показала мне ущелье и водопад, показала гамак, в котором любила поваляться. Он лежал на земле, ветер оборвал одну из веревок. Вдали в лунном свете переливалось озеро Абердин.

– Вот, возьми, – предложила Фантазия, протягивая мне приборчик Спекс, который она прихватила в одном из универмагов.

Я настроил объектив на кубизм и надел очки. Вид озера искажался, микроскопические цепи в линзах улавливали визуальную информацию и обрабатывали ее, прежде чем передать на сетчатку моего глаза. Картина окружающего мира, которую я видел в результате, была в стиле Пикассо.

Я перевел настройку на пуантилизм, Сера смотрелся лучше. Фантазии очень нравился Спекс, возможно, он давал ей ощущение контроля над миром, которого в ГВР было предостаточно и которого теперь у нас не было. Розовые очки. Хотя, по-моему, они приносят только вред.

– Посмотри на себя! – воскликнула она, для нее я предстал в стиле немецкого импрессионизма. А я посмотрел на нее с точки зрения лихтенштейнского поп-арта.

Не успели мы переключиться на фовизм, как странный шорох позади заставил нас оглянуться, мы увидели стаю диких собак. Они окружали нас сзади, мягко ступая по мху и листьям. А за спиной у нас было ущелье. Пора обедать, стол накрыт, мы – главное блюдо.

Восемнадцать лет тому назад это были чьи-то любимцы, с ними гуляли, их кормили, учили разным фокусам. Но новое поколение уже было диким. Друг человека ушел вместе с человеком, они снова стали стайными животными.

Хотя это могли быть и волки.

В любом случае у нас не было ни малейшего желания участвовать в пищевой цепочке.

Фантазия вскинула свой арбалет к плечу и топнула ногой.

– Эй! – крикнула она, один из зверей чуть отодвинулся. Она снова топнула. – Эй!

Они не рычали, но и не уходили. Они смотрели на нас голодными глазами, холодно и неотрывно.

– Фан, – обратился я к ней. Стараясь не делать резких движений, я снял очки Спекс. – Фан, не нажимай на курок.

– Я держу их на прицеле, – сообщила она.

– Их слишком много, – предупредил я.

– Убей одного, остальные убегут.

– Вряд ли.

– Ну и что же теперь делать, ты знаешь?

– Больше, чем ты думаешь, – соврал я, – так что не стреляй.

«Покорми того, кто хочет есть», – подумал я и полез в карман за остатками вяленой говядины. Я разорвал пакет и швырнул собакам. Они опасливо понюхали, но взять не решились.

– Ладно, – сказала Фан, – доставай, что еще у тебя есть.

Я вытащил шоколад, прихваченный для Симоны.

– Бросай.

– Нельзя давать собакам шоколад, – возразил я.

– Почему?

– От шоколада у них поднимается адреналин.

– Ну и что?

Я понял ее мысль. «Отрави того, кто хочет тебя убить», – не очень-то благородно. Пока они подбирали разломанный на кусочки шоколад, мы обошли их сбоку и забрались в машину.

– Ванкувер, – объявил я.

– Вкусно, – ответила она.

Я надавил на акселератор. Некоторое время мы ехали молча.

– А есть такое слово – собакоукус?

– Насколько я знаю, нет.

Фантазия кивнула.

– Я путаюсь иногда.

Я тоже кивнул и улыбнулся. Она уставилась в пол.

– Бывает, я придумываю слова. Жить в моей шкуре непросто. Куда труднее, чем кажется.

Я тоже так думаю.

– Как у тебя дела? Принимаешь таблетки? – поинтересовался я, поднимая щекотливый вопрос.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15