Он во каков для простаков, но знаем мы – он Кабаков

Русскому человеку вообще, а художникам, зодчим, писателям и музыкантам особенно, свойственно уважительное отношение к истории, обычаям и культуре западных и восточных соседей. Россия недаром в последнее время именуется очагом евразийства. И это прекрасно, если только не брать во внимание кривляння и передергивания по этому поводу со стороны суетливых, а иногда и откровенно нечистоплотных средств массовой информации, на корню присвоенных ловкими махинаторами «а-ля Березовский и Гусинский», внедрившими в жизнь лозунг полупьяного хозяина России: «Берите, сколько сможете!»

Как много дало взаимное общение русских иконописцев с мастерами итальянскими, сербскими, болгарскими, а уж столпам византийского искусства мы обязаны если не всем, то многим. Когда псевдопатриоты обвиняют некоторых моих единомышленников и меня в приверженности чужеземным влияниям на нашу культуру, я обычно отвечаю: «А вы сломайте кремлевские церкви, ведь их строили фрязины с Фиораванти во главе!» Не знают они, видимо, что великого итальянского зодчего пригласили тогдашние правители Московии, но прежде чем начать строительство Успенского собора, отправили его во Владимиро-Суздальские земли поучиться у старых русских зодчих, создавших в XII веке такие жемчужины, как храм Покрова на Нерли, Успенский и Дмитриевский соборы, Георгиевскую церковь в Юрьеве-Польском. И какой блистательный результат дало такое сотрудничество – веками радует изяществом своих форм, внутренней мощью и симфонизмом архитектурных слагаемых кремлевское чудо, сотворенное итальянцем на русский лад! Таких примеров бесконечное множество: один Петербург – русская столица, в строительстве которой сошлись таланты Воронихина и Растрелли, Росси и Стасова, Кваренги и Монферрана, – дорогого стоит. Интернационализм русского искусства способствовал процветанию дара Левицкого и Брюллова, Пушкина и Тютчева, Баженова и Казакова, Мусоргского и Чайковского, Блока и Цветаевой, Серова и Чехова. И когда нас сейчас пытаются обвинить во вторичности русского искусства и в квасном патриотизме, хочется крикнуть: «А вы посмотрите, почитайте, послушайте, поизучайте!» И совсем непотребны печатные и электронные средства все той же «родной» массовой информации, наперебой хулящие, поносящие, изничтожающие и наследие наше богатейшее, и любое классическое проявление современных служителей прекрасного.

Сколько оскорбительных слов в адрес талантливого советского художника Виктора Попкова (особенно досталось лучшей его картине «Шинель отца») произнесла некая г-жа Кабанова из «Известий»; какие ушаты грязи вылил на драгоценное наследие Аркадия Пластова откровенный русофоб г-н Ревзин из «Коммерсанта»! И все ведь сходит им с рук! Зато как усердно превозносят они выдаваемые за прогресс проявления отморозков, рубящих иконы в Манеже, пожирающих кондитерский «труп» Ленина в галерее Марата Гельмана, плюющих в святая святых – веру человека в Бога – на выставке «Осторожно, религия!», совсем не случайно благословленную к показу в музее А. Сахарова его вдовой Е. Боннэр.

Зато как та же г-жа Кабанова сомлела от того, что прикоснулась она на выставке в Германии к обшлагу пиджака «самого Кабакова»! Ту выставку воспели все газеты, кроме, разумеется, патриотических «прибежищ для негодяев».

Приезда Кабакова в Россию услужливые донельзя музейщики и славильщики из СМИ ждали, словно возвращались, скажем, Бунин или Шаляпин. И когда он приехал, буквально задохнулись от восторга. «Приезд Кабакова на открытие эрмитажной выставки стал не просто сенсацией – он говорит о том, что кончилась эпоха… Счеты сведены, пришли другие времена… Кабаков – отец-основатель московского концептуализма, главного художественного брэнда России второй половины XX века». Умри, лучше не скажешь, чем написавшая эти строки в «Коммерсанте» г-жа Матвеева. И будто не было во второй половине двадцатого века Лактионова и Комова, Жилинского и Нестеровой, Краснопевцева и Зверева, Пластова и Немухина, Коржева и Свешникова, Харитонова и Попкова, Шварцмана и Виктора Иванова.

Со всей уверенностью и совсем немалой посвященностью в основы изобразительного искусства скажу, что Кабаков – искусственно раздутое имя. Концептуализм у него коммунальный и к прекрасному он глух, как и покинувший Россию вместе с ним г-н Купер. И недаром еще один изгой – талантливый мастер Борис Заборов с присущей ему скромностью дал недавно трезвую оценку горе-концептуалистам. Огромные деньги тратит «Фонд Гугенхайма» и другие хорошо финансируемые пропагандистские центры на таких вот кабаковых! Одних роскошных банкетов в Петербурге хозяйка Стелла Арт Гэлери Стелла Кей и гугенхаимовец Ник Ильин (что бы сказал его отец – известный философ русского зарубежья, автор дивной книги о Святом Серафиме Саровском!) закатили немерено. «Заводилой» камерных застолий выступал Михаил Швыдкой, был там и Зураб Церетели, поспешивший купить одну из инсталляций.

Но самое страшное, что две работы Кабакова – «В шкафу» и «Туалет в углу» – останутся в Эрмитаже навсегда. Они, по словам директора г-на Пиотровского, «станут жить там постоянно и во многом определят, каким будет эрмитажный «Музей искусства XX века». Приехали! Мало г-ну Пиотровскому сомнительного «Черного квадрата» Малевича, за который г-н Потанин отвалил миллион долларов, украденных у рабочих, учителей и тех же музейщиков! Подавай и очередного иностранца – «Кабакова – «Рюсь из города Тамбова».

Я обвиняю г-на Пиотровского в том, что, приобретая для Эрмитажа сомнительные поделки, он умудрился без государственного разрешения отдать Швыдкому «Бременскую коллекцию» для преступной переправки ее в Германию. А ведь в свое время мы с тогдашним министром культуры СССР Николаем Губенко переправили ценное собрание в Эрмитаж, дабы спасти его от чрезмерно разгулявшегося ее «хозяина» г-на Балдина. К этому обвинению присоединяю и протест против незаконного возврата в Германию 114 ценнейших витражей из Мариенкирхе (XIV век) в обмен на совсем крошечные немецкие компенсации. И если скажете вы, г-н Пиотровский, что получили от немцев деньги на восстановление новгородской Успенской церкви с Болотова, то покажу я вам межгосударственный договор России и Германии о том, что только за Бременскую коллекцию немцы обязуются нам восстановить семь новгородских храмов и укомплектовать разворованный фашистами здешний музей.

Так не пора ли одуматься, господа кабаковцы и гугенхаймовцы? Ведь еще не поздно.

Кукушки и петухи

В самых первых шагов так называемой либерализации многострадального нашего Отечества любому здравомыслящему человеку было ясно, что агония перестройки, ее последователей и апологетов далеко не за горами. Но мало кто мог представить тогда уродливые, фантастически кошмарные проявления этой самой агонии. Разве можно было даже подумать о появлении на страницах главной газеты «свободного» рынка, к каковым безусловно относит себя «Коммерсант», юбилейного панегирика Борису Немцову от его подельника Альфреда Коха. В форме, напоминающей стихи, привлекавшийся уже однажды к суду за писательство и грабительство Кох сумел так грязно и непристойно материться, что любой биндюжник должен отдыхать. Бедные «Файнэншл, Нью-Йорк и Лос-Анджелес таймсы», смотрите, какого чудо-ребенка выпестовали. Ведь именно на ваши солидные органы держит равнение доморощенный «Коммерсант». А где же закон, привлекающий к ответственности за публичные сквернословие и оскорбление невинных читателей? Где средства массовой информации, обязанные следить за нравственностью современников, чистотой морали, соблюдением норм русского языка? Да там же, где Кох и Борис Немцов. Они такие же кукушки и петухи, как их хозяева, герои, советчики и пособники. Сколько лет два этих надменных, издевающихся над Россией циника мозолили глаза телевизионным налогоплательщикам!

Появление хулиганского пасквиля в «Коммерсанте» я приравниваю по своей вседозволенности и распущенности к последней церемонии – а скорее шабашу – вручения очередных ТЭФИ-статуэток. Те, кто не заснул в ту ночь «прямой» трансляции удручающего действа, поняли, что дальше ехать некуда.

Откровенно эпатажное издевательство над государственной политикой, проводимой президентом, стало особенно возмутительным, ибо проходило в то время, когда не минуло еще и сорока дней со дня бесланской трагедии. Когда вручались призы якобы обиженным властью «героям» типа Шустера и Парфенова, жалко было, что среди основной массы назвавших самих себя телеакадемиками есть и люди, никогда и ничем не запятнавшие своей совести за годы служения музе телевидения. Но их так мало, а слабые голоса их неслышны в могучем реве отвязанных, заангажированных наших «просветителей».

Я уже слышал в 1991 году в Концертной студии Останкино этот рев. Не скрывая своей радости, дорвавшиеся до богатой телекормушки, нынешние академики кричали: «Мы победили, ура!» А из-за стола президиума за ними удовлетворенно наблюдал неистовый борец с марксизмом-ленинизмом, вечный агитпроповец Егор Яковлев, поддержанный своим цековским однофамильцем – ярославским двурушником.

Задаю себе постоянно вопрос: «Неужели всем этим петухам и кукушкам в течение десяти уже лет не надоело награждать себя любимых? Ведь все они получили высшее образование, читают книги, смотрят старые добрые фильмы, вспоминают родительские заветы».

Но учитывая, сколько за эти десять лет вылито ими заведомой лжи, сколько высказано слов нелюбви в Родине, сколько опозорено и осквернено истинных патриотов и подлинных умов государственных, получаю однозначный ответ: стыд для этих людей – имя несуществительное. Как с годами менялись лица лгунов и телесирен, обслуживающих березовских, гусинских, Чубайсов и Гайдаров. Только человек с железной психикой и черствой душой мог не лишиться разума, слушая вранье Киселева, Сорокиной, Сванидзе, Парфенова, Шустера, Швыдкого и иже с ними. Белыми нитками были шиты аргументы и факты, преподносимые телезрителю постоянно приглашаемыми ими в свои шоу хакамадами, альбацами, ясиными (с дочками), шахраями и прочими шумейками с доренками. Чем хуже было России и ее жителям, тем страшнее становились публичные посиделки, тем безответственнее их болтовня. Реальный Шендерович и виртуальные Хрюн и Степан откровенно издевались над самим словом «русский», позорили нашу и без того униженную армию, славословили любого нашего врага, будь он родом с Запада или Востока. Не создав ни одного пристойного фильма, не порадовав зрителя хорошим сериалом, отдали они эфир на растерзание донельзя опущенным дельцам от шоу-бизнеса и смехопанорам. А у тех лексика недалеко ушла от коховской; музыка и тексты песен показались бы непристойными и динозаврам, а юмор может вызвать смех лишь у безнадежно зазомбированных особей.

Не телеакадемикам, ибо они все равно не поймут, а «если поймут, не ответят», а тебе, читатель, да и себе самому задаю я вопрос: почему такая высокопрофессиональная, глубоко человечная и озабоченная жгучими проблемами современности передача, как «Постскриптум», даже не была номинирована на душераздирающую статуэтку? Думаю, что ее ведущему Алексею Пушкову наплевать на решение своих сплоченных у жирного пирога коллег. Пойдите попробуйте сравняться с «Постскриптумом», господа телерулящие всевозможных шоу! Не выйдет.

В дни, когда вся страна со слезами на глазах переживала гибель «Курска», главный телеакадемик В. Познер публично назвал выпуск «Времен», посвященный этой трагедии, большой своей удачей. Известный поэт Евгений Нефедов откликнулся тогда на этот цинизм скорбным стихотворением:

Не могу обратиться к «кукушкам и петухам» от телевидения с призывом «Давайте одумаемся». Они все, что могли совершить, уже совершили и теперь агонизируют.

Хочу сказать телезрителям и руководителям государства: «Давайте одумаемся!» И сделаем телевидение наше гуманным, помогающим жить и вселять надежду в усталые сердца и добрые души. Еще не поздно, господа!

Об играющих, праздно болтающих

Помню по сей день, как меня – дитя войны – поразила сцена пьяного застолья спекулянтов в любимом фильме «Летят журавли». Ужаснулся я, узнав в свое время, что в блокадном Ленинграде, на улицах которого лежали неубранные трупы, предприимчивые проходимцы ели икру, пили дорогие вина и даже, пользуясь страшным событием, умудрялись собирать художественные коллекции. И как же быстро люди привыкают к таким проявлениям бесшабашной нечистоплотности, когда на виду у всей России, ввергнутой в уже не первый год длящуюся вялотекущую войну со страшными, кровавыми терактами, нападениями на города, больницы и театры, нахапавшие немереные народные богатства бессовестные «счастливчики» не устают участвовать в постоянных раутах, презентациях, вернисажах, бесчисленных фестивалях, свадьбах, юбилеях, и несть конца этим модным тусовкам.

Какое омерзительное впечатление производят на обыкновенных людей похотливо отсмакованные отчеты о так называемой светской жизни Москвы и Петербурга, да и наиболее шустрые провинциальные писаки стараются не отставать от столичных гурманов. Неужели не стыдно героям светской хроники и обслуживающим их журналистам описывать ломящиеся от редкой снеди и дорогих напитков столы, когда даже с экранов пролживленного нашего телевидения постоянно просачиваются сюжеты о голодающих учителях, врачах, научных работниках и доведенных до отчаяния шахтерах и металлургах. Поразительно, но без пьянки и обжорных столов не обходится ни одно событие, даже самое скромное. Мне посчастливилось в своей жизни организовывать и открывать десятки и сотни художественных выставок. Но разве думали мы, готовясь к торжественному событию, о каком-то богатом банкете, на котором сразу забывают и о самой выставке, и о художниках, и об устроителях. Нынче же постоянно действующие орды вернисажистов кочуют из одного зала в другой, из музея в галерею, спеша не пропустить ни одного сопутствующего выставке фуршета или застолья, и похваляются потом друг перед другом «победами», одержанными на поле тусовочной брани.

Однажды я поймал себя на мысли, что газетная светская хроника, славящая «играющих и празднично болтающих», не переставала появляться на газетных полосах ни в дни трагедии Буденновска, ни в тревожные часы, когда все люди с надеждой и трепетом ожидали чудесного спасения затонувшего «Курска», ни тогда, когда слезы отчаяния душили наблюдавших за зверствами террористов на Дубровке и в Беслане. А в дни взрывов на Пушкинской площади, у «Националя», у метро «Рижская» по телевидению показывали бесконечные шоу, смехопанорамы Жванецкого и Петросяна; комментаторы продолжали поливать грязью Лукашенко, забыв, что Белоруссия и Россия – исторически сложившееся целое.

В «пире во время чумы», согласно газетным отчетам, участвуют одни и те же персонажи: банкиры, доморощенные олигархи, намозолившие глаза актеры, режиссеры, кутюрье, спавшие с голоса певцы, давно забывшие о стыде и приличии писатели, ушедшие в бизнес спортсмены, бывшие спецслужащие с холодными руками и горячим сердцем. Прочитав очередные колонки о ночных загулах нашей самозваной элиты, только под утро возвращающейся на Рублевку или в баснословно дорогие новостройки, невольно задаешься вопросом: а когда все эти движущие силы нашего общества трудятся на благо Отечества? В свое время один из представителей богатейшей русской семьи Рябушинских позволил себе уйти в бесшабашный загул, понастроил роскошные виллы и дворцы, где устраивал оргии. Недолго продолжалась такая жизнь, ибо родители и братья строго пригрозили ему банкротством, и ретивое чадо вынуждено было поумерить свой пыл. И если продолжать экскурс в славную русскую историю, то невольно подумаешь, а могли ли так вести себя, как нынешние неунывающие богатеи, братья Третьяковы, Бахрушины, Щукины? Нет, не могли! Они ведь думали прежде всего о работе, иначе не было бы у них средств на создание Третьяковской галереи, Бахрушинского музея или Щукинской галереи.

Когда в жирной ночной жизни столичной бултыхаются люди, чуждые какой-либо культуре, с трудом отличающие Пушкина от Вознесенского; банкиры, выдающие себя за писателей, и писатели, ставшие банкирами; окружающие их дамы, «прекрасные во всех отношениях» – от безутешных вдов до оставшихся сиротами дочек, обслуживающих самых богатых воров государственного имущества, – это одно. Но когда их собутыльниками и сотрапезниками становятся те, кто одарен от Бога, кого слушают и кем восхищаются истинные ценители прекрасного, невольно начинаешь бояться этой всепожирающей машины пошлости и разврата. Когда музыканта – творца, вызывающего своим неповторимым искусством слезы радости и приближающего слушателей своим исполнением к небу, в его юбилей дочка борца за демократию, ходившего во власть (а зачем?), г-на Собчака с прислуживающими гетерами укладывает на праздничное ложе и осыпает его хитон фиалками, специально доставленными из Пармы, становится не по себе и кажется, что серный запах Содома и Гоморры окружает тебя, заставляя вспомнить о грядущем Апокалипсисе.

«Триумфаторы»

Премии и всевозможные награды в наши постперестроечные либеральные годы раздаются немереными мешками. Создается впечатление, что у нас каждый день совершается как минимум по одному геройскому подвигу, сочиняется нетленный литературный шедевр, пишется сразу становящаяся классической симфония, делается мирового значения открытие, рождается гениальная идея, а уж театральные спектакли и кинофильмы высшей пробы сыплются, словно из рога изобилия. Устаешь смотреть и читать, как одни и те же персонажи вешают ордена, вручают призы и дипломы одним и тем же отличившимся. Сливки «демократической» элиты, поносившие тоталитарную страну и ее постоянных героев и лауреатов, теперь дорвались до пульта машины, решающей, кого награждать, а кого поносить. И награждают, естественно, в первую очередь самих себя, потом ближайшее окружение, потом единомышленников. И даже близко не подпустят они к тщательно оберегаемой кормушке людей инакомыслящих, особенно позволяющих себе усомниться или разочароваться в прелестях пожаловавшей к нам вожделенной рыночной экономики. Принцип один: «Своя от своих и своя за своих». Становится стыдно за действительно порядочных и заслуживших своим трудом и творчеством благодарности признательных потомков, когда выстраивают их на триумфальных подиумах рядом с абсолютными ничтожествами, пошляками, оплевывающими все святое и чистое.

Когда я первый раз воочию увидел проходившую в заповедном Большом театре процедуру вручения премии «Триумф», а показывали по телевидению те церемонии с дотошными подробностями, удивлению моему не было конца. Не скажу, что все «бессмертные» чины высочайшего жюри, являлись для меня особыми авторитетами в области литературы, музыки, театра и изобразительного искусства. Некоторые даже вызывали полное неприятие своими на скорую руку сотворенными поделками. Однако были среди них и те, кто действительно, получив от Бога талант и недюжинные способности, прославил родную нашу культуру, никогда не поступился моральными принципами во имя сиюминутного успеха. Правда, таких в кулуарах Большого театра отмечено было мною немного. В основном ценители триумфа группировались вокруг семейки Вознесенского и Богуславской, сверяли свои часы с главным российским сатириком всех времен и народов Жванецким. Я эти эпитеты не из пальцев высосал, так его частенько величают ослепленные славой смехача почитатели, возведшие его даже в ранг главного и единственного дежурного по стране. Но самым страшным в новой ежегодной премии, призванной свести на нет стоимость государственных наград и поощрений, была ее экономическая составляющая. Щедрым благодетелем, поспешившим запустить свои скользкие щупальца в культурные сферы и порулить российской культурной политикой, стал господин Березовский. Для меня в этом человеке сконцентрировалось все самое нечистоплотное, мелкое, жульническое и бессовестное, буквально затопившее многострадальное наше Отечество в последние пятнадцать лет. Конечно, он не один такой! Подельников, единомышленников и апологетов у него хоть отбавляй. Может, даже и покруче есть, но уж больно наглядно Березовский сконцентрировал в своем образе все самые отрицательные движущие силы, приведшие к такому катастрофическому ослаблению нашего государства.

Я сразу задал себе наивный, как теперь понимаю, вопрос: «А что, люди, получающие эти премии-подачки из рук расхитителя народного имущества, заставившего голодать и уходить преждевременно из жизни не одну сотню тысяч людей, не понимают гнусности происходящего на глазах у этих обворованных и обездоленных?» Потом выяснилось, что не только не понимают, но даже удивляются, когда я задаю им вопрос о нечистых деньгах и такой же нечистой совести! Один из моих друзей, которого я очень люблю по-человечески и высоко ценю его творчество, которым многие годы восхищался весь мир, даже сказал мне на полном серьезе, от всей души: «Вот если мне представят юридические доказательства виновности Березовского в хищении государственной собственности, я сразу выйду из состава жюри». Сказаны были эти наивные до смешного слова тогда, когда Генеральная прокуратура объявила крупного мошенника в розыск, а свою разрушительную антигосударственную деятельность этот оборотень и не собирался скрывать.

Пусть простят меня близкие мои друзья и коллеги по творчеству, получившие премиальные деньги из кармана мошенника. Я не стану их за это любить меньше и продолжу восхищаться результатами их подлинно даровитого труда. Не посмеюсь я над ними, сославшись на слова римского цезаря о том, что деньги не пахнут. Вспомню только, как переживал по прошествии совсем небольшого отрезка времени Виктор Петрович Астафьев, с непосредственностью сельского жителя и воспитанного в детском доме наивного мальчишки, вляпавшись в «триумфальную кучу» и осознав потом мелочность поступка, не подобающего такой народной могучей глыбе.

Руководителям нашего государства я хочу сказать: «SOS!» Березовский уже не первый год сорит своими грязными деньгами в Российской Академии наук. А это уже стратегически опасно; а вдруг он от награжденных академиков потребует, как от режиссера Любимова, принять участие в свержении государственной власти? Давно пора одуматься, господа!

Горе-шоумены

Свободой слова, нежданно нагрянувшей в нашу строго регламентированную жизнь, поспешили воспользоваться все кому не лень, оставив за бортом всесильного корабля массовой информации тех, кто действительно мог сказать людям глубинную правду, чье проникновенное слово способно было помочь слушателям вернее сориентироваться в сложных лабиринтах и опасных рифах, обильно понастроенных псевдоперестройщиками и доморощенными либералами. Самые шустрые, беспринципные и изворотливые журналисты и телевизионщики буквально заливали газетные и журнальные полосы потоками лжи, а голубой экран полностью оказался в руках полупрофессиональных, самозваных глашатаев «счастливой эпохи», подаренной народу чубайсовскими и гайдаровскими методами первоначального обогащения.

Больше всего меня поразила тогда метаморфоза, буквально на глазах случившаяся с небезызвестным господином Познером. Только что поносивший Америку на чем свет стоит, изничтожавший устои капиталистического мира в «Московских новостях» и других умеющих ловчить модных информационных изданиях, всегда находивший рабочее место в самых номенклатурных пропагандистских подразделениях, он самозабвенно слился в страстном телевизионном экстазе с американским до мозга костей шоуменом Донахью и стал насаждать в ничего не понимающей России заокеанские образ и стиль жизни с завидной настойчивостью, похожей на насильственные методы разведения в былые времена столь нелюбимого русскими людьми картофеля. Помаленьку новоиспеченный телешоумен и совсем перестал вспоминать о своем советском прошлом и столь ловко мимикрировал в страстного апологета самозваных хозяев мира – американцев, что никто даже не удивился, когда он громогласно заявил о счастье своем быть американским подданным. Представьте себе на минуточку, как на главном канале телевидения США политическую актуальную программу ведет бывший советский или нынешний российский гражданин, восхваляя при этом родные отечественные ценности.

А чем хуже Познера другие внедрившиеся в российское ТВ пропагандисты, и почему их заграничные паспорта и многолетнее сотрудничество с вражескими «голосами» должны стать помехой при запудривании мозгов доверчивым нашим налогоплательщикам? Сколько таких краснобаев откровенно поносило действия наших военных, сражавшихся в самых горячих точках, и пламенно воспевало свободолюбивых, героических чеченских боевиков, вплоть до кровавого ужаса в Беслане.

Многочисленные специализированные журналистские междусобойчики и шоу-посиделки на протяжении пятнадцати лет едва успевали сменять друг друга на всех телеканалах. Правда, состав участвовавших в них борцов за свободу слова и искателей нужной хозяевам истины разнообразием не отличался. А главное, дули спорящие между собой в одну дуду, да и споры их были показными, чаще всего напоминали посиделки на московских кухнях недалекого прошлого. Мне больше всего запомнилась грозная, непреклонная и, я бы сказал, кровожадная госпожа Альбац. Получившая в столь ненавистном ей СССР все – от детского воспитания до высшего образования, ни разу не столкнувшаяся с подлинными трудностями и не познавшая, почем фунт лиха, с пеной у рта требовала она уничтожения самой памяти о нашей истории, призывала сейчас же распустить правоохранительные органы и с помощью американских адвокатов судить старорежимных функционеров. Ей и в голову не приходило оглянуться вокруг себя, посмотреть, что творит в стране новая номенклатура во главе с Ельциным, а тем более вступиться за сотни невинно погибающих противников теперешнего режима или за миллионы безвременно уходящих из жизни россиян. Накричавшись вдоволь, удовлетворив свое тщеславие, посеяв смуту и рознь в головах слушателей, отбыла г-жа Альбац к заветным американским берегам, откуда вместе со своей духовной матерью г-жой Боннэр подбивает нас к неповиновению и беспорядкам, которые всегда по душе либералам-разрушителям.

Полководец Суворов в письме к любимой своей дочери Наталье заметил: «…избегай людей, любящих блистать остроумием, ибо по большей части это люди извращенных нравов». Сколько такого «блистательного» остроумия обрушили на нас производители бесконечных шоу с юмористическим уклоном! Как угарный сон, вспоминаются бесконечные вертлявые выкрутасы Шендеровича, циничные издевки над пристойными людьми, вложенные в уста гогочущих и хихикающих Хрюна и Степана, которые так пришлись ко двору рыночников, что они предпочли отдать виртуальным персонажам очередную статуэтку ТЭФИ, обидев их реального конкурента – шоумена с министерским портфелем г-на Швыдкого. «Культурная революция» – так назвал ответственный за культуру в России свою более чем сомнительную программу. Сколько же надо было думать, сколько сделок с совестью совершать, если таковая имеется, прежде чем ошарашить продвинутых зрителей телеканала «Культура» заявлениями о том, что Пушкин безнадежно устарел, что русский язык немыслим без мата, а музей – не что иное, как кладбище культуры. Вместо того, чтобы помочь героическим музейным труженикам, едва сводящим концы с концами и все же хранящим духовные ценности в разных городах России, шоу-министр вместе с одними и теми же завсегдатаями его студии смеется вот уже который год и над культурой, и над ее подлинными творцами, и над бескорыстными ее ревнителями. А уж заявление Швыдкого: «Русский фашизм страшнее немецкого», – сразу вызвало справедливый гнев у всех более или менее здравомыслящих людей. Неужели ведущему так близки теплые печи Дахау и Освенцима, что он православной стране смеет навязывать идеологию фашизма, которая чужда ей по высшему определению?

Чтобы министр не был одинок в своем непотребном кривлянии, на помощь ему приходят две беспардонные дамочки со своей кухонной, разнузданной, оскорбительной для любого собеседника «Школой злословия». Самое поразительное, что, как мотыльки летят на пламя свечи, слетаются эти собеседники к «Тане и Дуне», рвутся на провокационный соловьевский ринг, именуемый «К барьеру», спешат поделиться самым сокровенным с ведущей «Основного инстинкта» Сорокиной, навязывающей аудитории истины, давно преподанные ей основателями «гусинского» телевидения.