В книге «Человек футбола»[1], изданной в 1968 году, Артур Хопкрафт с восхищением отзывается о небывалой славе футболистов.

«Попробуйте, находясь рядом с футбольным стадионом, расположенном в Манчестере или любом другом городе Великобритании, произнести слово “Джорджи”, – пишет он. – Окружающие тут же поймут, что вы говорите о Бесте. Если скажете “Мэтт”, вспомнят Басби. “Денис” – значит Лоу, “Нобби” – это Стайлз. И так далее». Дело тут, по мнению автора, не в фанатизме футбольных болельщиков, но в том глубоком и длительном воздействии, которое оказывает личность выдающихся спортсменов на массовое сознание.

Хопкрафт начал писать о футболе в самом начале карьеры, когда работал в небольшой газете города Барнсли. «Это был единственный знакомый мне репортер, который носил галстук-бабочку, что для Барнсли 1950-х было определенно смелым поступком», – вспоминает шестнадцатилетнего Артура его коллега, журналист Майкл Паркинсон.

Позже Хопкрафт станет известным сценаристом. Его перу принадлежит сценарий знаменитого телесериала, снятого в 1979 году по роману Джона ле Карре «Шпион, выйди вон!» (Tinker, Tailor, Soldier, Spy). Но, прежде чем проститься со спортивной журналистикой, он издаст лучшие статьи в виде сборника «Человек футбола». Именно этот труд вдохновил меня на создание книги, которую вы держите в руках.

Сборник Хопкрафта – глубинное исследование английского футбола 1960-х. В очерках с говорящими названиями «Игрок», «Менеджер», «Директор», «Арбитр», «Болельщик» и других он повествует о встречах с Джорджем Бестом, Альфом Рэмзи, молодым Кеном Бэйтсом, который тогда занимал должность президента футбольного клуба «Олдхэм». К своим героям автор относится с необыкновенным пиететом. Но не как к полубогам. А как к людям и мастерам.

Возможно, современному читателю идеально отшлифованный стиль Хопкрафта покажется старомодным. Заверения, что футбол важен настолько, чтобы о нем писать, – ненужными. Тем не менее «Человек футбола» – прекрасная книга. Местами даже пророческая. Так, автор утверждает, что, вопреки распространенному мнению, европейская Суперлига никогда не будет существовать. И добавляет: «Более вероятно следующее предположение: от Английской футбольной лиги отделится внутренняя Премьер-лига. Что позволит интегрировать футбол высшего класса, возможно, в дюжину крупнейших регионов страны». Разумная идея. И, как известно, она имеет приверженцев среди влиятельных деятелей футбола.

Я никогда не осмелюсь сравнить себя с Хопкрафтом, тем более что не ношу галстук-бабочку. Но влияние личности спортсменов на общественное сознание по-прежнему феноменально. Моя книга – это мой взгляд на современных деятелей футбола. Я также постарался понять, какие они. Не полубоги, но обычные люди и мастера своего дела.

Как и Хопкрафт, я начал писать о футболе – игроках, менеджерах, директорах, а иногда даже о болельщиках – в шестнадцать лет. В октябре 1986 года в журнале World Soccer был опубликован мой очерк о Рууде Гуллите. Гонорар составил около 30 фунтов, тогда для меня это были большие деньги. Кстати, многие главы моей книги посвящены голландским игрокам. И радуйтесь, что я вырос в Нидерландах, а не в Сан-Марино.

В 1994 году я стал штатным обозревателем газеты Financial Times. Также работал в Observer (как когда-то Хопкрафт!) и в The Times. Сотрудничал со множеством других журналов и газет разных стран: от Японии (где очень хорошие гонорары) до Аргентины (где гонорары похуже).

Мой коллега утверждает: только в общении с настоящим игроком можно понять суть футбола. Он переписывается с членами сборных, часто ссылается на их мнение: «Если поговорить с Францем Беккенбауэром, он скажет, что…»

У меня другая позиция. Я никогда не считал, что футболисты способны сказать нечто примечательное. Познать суть футбола можно в беседе с Арсеном Венгером. Конечно, если он захочет с вами разговаривать. Но я не думаю, что можно проникнуть в тонкости игры, общаясь с Уэйном Руни.

Сегодня, достигнув среднего возраста, стараюсь реже интервьюировать спортсменов – результат не стоит тех унижений. Иногда мне звонят из редакции какого-нибудь журнала: «Можно ли добиться встречи с Х?» Я отвечаю: «Можно!» При условии что вы готовы в течение нескольких недель отправлять факсы, которые загадочным образом никогда не доходят по назначению, звонить на мобильные телефоны раздраженным агентам, бродить рядом с тренировочными базами, оказывать мелкие услуги спонсорам. В итоге разговор состоится. Х, скорее всего, опоздает на несколько часов. Скажет: «Надеюсь, в субботу мы выиграем. Думаю, у нас получится». Сядет в машину и уедет.

Вспоминаю историю, рассказанную коллегой. Ему довелось работать переводчиком у футболиста-звезды, только что вступившего в ряды мадридского «Реала». По пути на пресс-конференцию, где новоявленный легионер выступал хедлайнером, мой знакомый поинтересовался, что тот планирует сказать журналистам. Спортсмен посмотрел с удивлением: «Наша задача – не сказать ничего».

Кстати, футболисты почти не употребляют словосочетание «без комментариев». Как однажды заметил Газза, такой ответ у СМИ вызовет подозрения. В публичных выступлениях игроки ограничиваются милыми пустяками. Недавно я смотрел интервью, данное одному из французских телеканалов Франком Рибери. И был впечатлен, насколько непринужденно игрок жонглирует ничего не значащими фразами: «Мы сыграли хорошо… Скоро следующая большая игра… Мы надеемся выиграть… Важно лишь то, как хорошо играет команда…» Идеальное шоу.

Но подобная бессмыслица устраивает многих журналистов. Большинство газет и телеканалов не заботятся о качестве содержания. Им гораздо важнее продемонстрировать близость к звезде. Или хотя бы создать ее иллюзию. Часто видимости доступа достаточно, чтобы продать материал. Кажется, мое интервью с Кака купили издания восьми стран.

Конечно, иногда удается застать спортсменов в минуты хорошего настроения, которое чаще всего наступает после завершения карьеры. Тогда интервью превращается в удовольствие. Я ощутил его, собирая материалы для статей, гуляя по Кейптауну с Брюсом Гроббеларом, по Роттердаму с Джонни Репом и Берндтом Хольценбайном. Или общаясь с Гленном Ходдлом в «Поло Баре» отеля, расположенного недалеко от Аскота.

Деятели футбола не любят отвечать на абстрактные вопросы об эмоциях вроде «Что вы чувствуете, когда…». Но если поинтересоваться конкретными моментами, местами или людьми, то остановить их бывает невозможно. Тогда даже действующие игроки, захваченные воспоминаниями, предстают в ином свете. Они трансформируются в людей, наполненных энергией, редко страдающих гипогликемией или похмельем, в высшей степени увлеченных своим делом. Николя Анелька и Ривалдо первоначально не испытывали радости при виде меня, но в итоге рассказали интересные вещи.

Для журналиста личные встречи ценны тем, что позволяют составить впечатление о спортсмене. Ощутить, если хотите, его ауру. Однажды на стадионе «Камп Ноу» состоялось мое знакомство с Роналдиньо. После обмена любезностями оставалось около минуты, чтобы без предварительной подготовки задать несколько вопросов. Знаменитый нападающий не мог спокойно стоять на месте: подпрыгивал, почти танцевал, постоянно озираясь по сторонам. Может, отчаянно хотел отделаться от «британского проныры»? Но я рискну поставить психиатрический диагноз: синдром нарушения внимания.

Мы, сотрудники СМИ, часто обмениваемся впечатлениями об известных футболистах, с которыми довелось общаться. Но нас не интересует, как прошел разговор. Уверены: скорее всего, было скучно. Нынешние спортсмены все больше напоминают менеджеров корпораций – говорят то, что от них ожидают услышать. Наш первый вопрос друг другу: «Какой он?»

Так, не особо оригинального в суждениях Кака я добросовестно отрекомендовал как очень милого и обходительного. Мой немецкий друг с восхищением отозвался о Лионеле Месси, с которым беседовал в Барселоне: «Такой чудесный парень!» Кстати, знаменитый бомбардир не сказал ничего особенного, но изо всех сил старался угодить гостю.

Вопрос «Какой он?» мы задаем, желая узнать секрет успеха знаменитого человека. Мы хотим верить: великие футболисты стали таковыми не из-за того, что хорошо умеют бить по мячу. А потому что являются особенными людьми, носителями исключительных качеств, располагающих к исключительным достижениям. Мы пытаемся понять: какие уникальные черты характера роднят «торпеду» Марадону, «мыслителя» Зидана и «домашнего мальчика» Месси? Иначе говоря, мы хотим знать: являются ли суперзвезды футбола изначально выдающимися личностями?

Надеюсь, моя книга поможет составить групповой портрет профессии. Начнем с изучения жизненного пути игроков. В книге «Гении и аутсайдеры»[2] (Outliers: The Story of Success) американский писатель Малкольм Гладуэлл упоминает о «правиле тысячи часов». Оно гласит: чтобы достичь совершенства в избранном деле, требуется упражняться не меньше десяти тысяч часов.

Цитируя известного психолога, профессора Дэниэла Левитина, автор пишет: «В различных исследованиях, посвященных деятельности композиторов, баскетболистов, писателей, конькобежцев, концертирующих пианистов, шахматистов, искусных мошенников, указанная цифра возникает снова и снова. Не было случая, когда мастерство мирового уровня достигалось быстрее».

Вот почему в автобиографиях великих футболистов обязательно присутствует одна и та же тема: играли в футбол с детства и даже спали с мячом. Это не штамп. Все они – от Марадоны до Месси – переступили порог высотой десять тысяч часов.

Столь длинный путь, несомненно, откладывает отпечаток на формирование личности. Не многие игроки обладают серьезными познаниями в других сферах жизни. С подросткового возраста, когда начинается восхождение к мировым аренам, их интересы концентрируются исключительно вокруг игры. Не случайно мой друг, сделавший сравнительно успешную карьеру спортсмена, повторяет: дело не в отсутствии ума у футболистов, а в их ограниченном кругозоре.

По мере того как спорт становится все более профессиональным, ситуация усугубляется. Например, за последние десятилетия изменился психотип суперзвезды. Так, совершенно исчезли с горизонта две ее разновидности: «лидер» и «рок-звезда».

Начиная с 1960-х годов, когда пресса стала уделять футболистам все больше внимания, и до 1990-х, когда ажиотаж вокруг игры подогрели деньги телеканалов, игра постепенно приобретала черты, более свойственные шоу-бизнесу. Как и рок-звезд, спортсменов преследовали поклонники и «группи». Как и рок-звезды, футболисты достигали пика карьеры еще до тридцати. Как и рок-звезды, говорили и делали что им вздумается. В том числе употребляли алкоголь и наркотики. Как ни странно, но до последнего десятилетия прошлого века клубы не имели инструментов воздействия на подопечных вне стадиона. Отсутствие сдерживающих факторов привело к появлению не только «рок-звезд-футболистов», но и тренеров. Таких как Бест, Марадона и Малкольм Эллисон.

Клубы смотрели на похождения игроков сквозь пальцы. А те, пользуясь возможностью оказаться на месте шоу-звезд, пускались во все тяжкие. Ведь по большому счету им нечего было терять, кроме себя. Немногим профессия приносила большие деньги. Лучшие были «молоды, популярны и богаты по меркам нижнего сегмента среднего класса, – писал Хопкрафт в одном из очерков. – Гонорары и условия ведущих футболистов совсем недавно были такими же, как у фабричных рабочих. Лишь по сравнению с ними Бест и его современники казались неумеренно и нескромно богатыми».

Другой тип суперзвезды, популярный в 1960–1980-х годах, – лидер. Таковым, несомненно, являлся Марадона, совмещавший качества вожака и, как говорилось выше, рок-звезды.

Но самыми яркими представителями данного клана были Йохан Кройф и Франц Беккенбауэр. Оба родились после Второй мировой войны, в период западноевропейского беби-бума. И принадлежали к поколению, которое генерировало непривычные для мира растущего благосостояния ценности. Это его представители выходили на демонстрации против войны во Вьетнаме и возглавляли уличные революции в 1968 году. Неудивительно, что они стали захватывать власть и на футбольном поле.

Кройф и Беккенбауэр брали ответственность не только за свою игру, но и за командный результат. Они, «играющие тренеры», указывали и подсказывали товарищам, что делать. И, конечно, не оказывали почтения руководству, требуя большей доли прибыли. Первый, кстати, шокировал «Аякс», когда пришел на переговоры по поводу гонораров вместе со свекром.

Но в 1990-е футбол изменился. «Лидеры» и «рок-звезды были обречены. Клубы разбогатели, наладили организационную структуру и вернули власть над игроками. Зачастую тренеры (как пример – Алекс Фергюсон из «Манчестер Юнайтед») практиковали диктаторский стиль правления, требуя от подопечных избавиться от привычек рок-звезд. Даже Роналдиньо пришлось покинуть «Барселону», так как руководству надоели его бесконечные вечеринки. Особенно когда он стал приучать к ним совсем юного Месси.

На смену устаревшим типажам пришел «менеджер корпорации». Защитник «Ливерпуля» Джейми Каррагер в автобиографии «Карра»[3] прекрасно иллюстрирует «роботоподобный, безликий идеал для современных тренеров».

Почти все нынешние футболисты – ведомые. Хотя генеральный директор «Барселоны» Хоан Оливер и пытался убедить меня, что я не прав, приводя в качестве примера Месси. Но, как оказалось, в это понятие мы вкладываем разный смысл. Лео, по мнению управляющего клубом, «лидер XXI века». Мало говорит, но ведет за собой личным примером. Но вовсе не такие качества назвали бы «лидерскими» Кройф или Беккенбауэр.

Так что нынешние суперзвезды – Лэмпард, Какa, Месси – скорее мономаньяки, «менеджеры» и подхалимы. Конечно, они стремятся победить. Как члены спортивной корпорации, игроки относятся к работе серьезно. Среди них существуют настоящие фанатики, например Эдгар Давидс. Но не стоит думать, что все ведущие игроки одинаковы. Будевейн Зенден, коллега Давидса по знаменитой сборной Голландии 1998 года, сказал, что далеко не каждый из его товарищей был фанатиком. У членов команды была лишь одна общая черта – они прекрасно играли в футбол.

Так что все индивидуально. Например, любители футбола знают, что Давидс – фанатик. Другие суперзвезды, наоборот, кажутся абсолютно индифферентными. Например, Уэйн Руни в автобиографии подчеркивает, что предпочитает «не напрягаться». Стивен Джеррард, еще один «лидер XXI века», ведущий за собой исключительно личным примером, признается: «В Руни мне нравится то, что, какой бы серьезной ни была игра, он не напрягается… Никакого разогрева, никакого волнения или беспокойства». Естественно! Если обладаете талантом Уэйна, то вам вряд ли понадобится характер Давидса.

Миф о «суперзвезде-фанатике», скорее, придуман для болельщиков. Он объясняет: каждый может повторить путь великих. И талант – не главное. Легенду замечательно иллюстрируют рекламные постеры с Тайгером Вудсом: «Мы знаем, что нужно, чтобы стать Тайгером». Подразумевается, что каждую секунду своей жизни известный спортсмен посвящает гольфу. И достиг высот исключительно благодаря преданности делу и фанатизму. Впоследствии оказалось, что почти все время Тайгер тратит, снимая девочек в барах. То есть он немного мономаньяк, «менеджер» и приобрел успех благодаря природному таланту, качественному обучению и правилу десяти тысяч часов. В данном случае, скорее, двадцати тысяч – знаменитый гольфист начал играть, едва научившись ходить. Да, Тайгер – блестящий спортсмен, но больше ничего особенного в нем нет.

Подозреваю, что история его становления актуальна для большинства суперзвезд футбола. «Богатые не похожи на нас», – как-то сказал Скотт Фитцджеральд Эрнесту Хемингуэю. «Да», – ответил тот. – У них больше денег». Великие футболисты также не похожи на нас – у них больше таланта. Пугающая правда заключается в том, что больше различий между нами нет.

Тем не менее о них стоит читать. Во-первых, это герои нашего времени, мы подражаем им, пытаемся их понять. Во-вторых, на формирование каждого отложило отпечаток его прошлое. Центральный полузащитник Хави играет не так, как центральный полузащитник Джеррард. Главным образом потому, что они родились и выросли в разных местах.

Как любой биограф, я попытался проследить происхождение футболистов. А вот в случае с Дэвидом Бекхэмом и Эриком Кантона меня больше интересовало восприятие их публикой.

Я встречаюсь со спортсменом или наблюдаю за его игрой, читаю отзывы о нем или собираю их в разговоре с другими людьми, но могу позволить себе делать любые выводы и писать то что хочу. Футболисты крайне редко меня читают. Хопкрафт упоминает о проблеме репортеров, вынужденных на протяжении года следить за одним клубом. Конечно, им легче получить доступ к игрокам. Но они меньше других способны писать честно. «Уже лишь то, что журналисту требуется поддерживать социальные связи с игроками клуба и его руководством, означает, что он вряд ли позволит себе бескомпромиссную критику», – пишет Хопкрафт.

Я могу позволить себе «бескомпромиссную критику»! Я приезжаю, беру интервью, уезжаю навсегда, а потом публикую статью в Financial Times или каком-нибудь небольшом голландском журнале.

«По большей части меня интересуют люди, а не техника», – пишет Хопкрафт. Меня интересует техника. Что отличает Уэйна Руни или Рио Фердинанда от других британских спортсменов? Почему Фрэнк Лэмпард и Стивен Джеррард так хорошо играют за свои клубы и так плохо за сборную Англии?

Но почти во всех очерках я пытаюсь рассказывать о футболистах как об обычных людях. Как бы вы относились к Майклу Эссьену, Эдвину Ван дер Сару или Жозе Моуриньо, если бы они были вашими соседями или коллегами? В этой книге нет полубогов – только обычные люди. Успешные профессионалы, развивающие карьеру.

Хопкрафт умер в 2004 году в возрасте семидесяти одного года. Надеюсь, он остался бы доволен этой книгой.

Примечание к тексту

Почти все статьи были опубликованы в Financial Times, Observer, The Times, голландском журнале Hard Gras и других изданиях. Я благодарен за разрешение использовать материалы в данной книге. Я поправил некоторые неуклюжие фразы, исправил ошибки, но не пытался показаться более проницательным, чем в то время, когда работал над первоисточниками.

Несколько очерков, прежде всего посвященных английским игрокам, написаны специально для этой книги.

Берт Траутманн и Хельмут Клопфлейш

Сентябрь 1997 года

Пару дней назад Германия победила Великобританию в чемпионате Европы-96. Немецкая команда живет в 300 метрах от моего дома, в отеле «Лэндмарк». Я иду мимо паба «Олсоп Армз», бродяг в потрепанных бейсболках и шарфах с символикой английской сборной, сворачиваю на Марилебон-роуд и захожу в гостиницу. Здесь у меня назначена встреча.

Я познакомился с Хельмутом Клопфлейшем, когда жил в Германии. По профессии он электрик. Родился в Берлине в 1948 году. С раннего детства болел за местную «Герту». 13 августа 1961 года штаб-квартира любимой команды оказалась по другую сторону Берлинской стеной. Единственное, что оставалось подростку, – встречи по субботам с другими фанатами клуба. Стоя у заграждения, они старались уловить звуки, доносившиеся со стадиона, расположенного в нескольких сотнях метров, и пытались понять, что происходит на поле. Но скоро охранники положили конец и этому нехитрому развлечению.

Следующие двадцать восемь лет Клопфлейш следовал за западными футбольными командами по всей Восточной Европе. Так он попал в поле зрения «Штази» – Министерства государственной безопасности ГДР и неоднократно подвергался арестам. Например, в 1986 году его задержали за то, что он отправил телеграмму с пожеланиями успеха сборной Западной Германии перед чемпионатом мира в Мексике. А в 1989 году, за несколько месяцев до падения стены, выслали из ГДР. С тех пор он следует за немецкой сборной по всему миру. И даже стал ее неофициальным талисманом.

Нынешним вечером Клопфлейш сидит за столиком в холле отеля в компании трех человек: президента клуба «Вердер Бремен», бывшего президента мюнхенской «Баварии» Фрица Шерера, который, завидев меня, откланивается и уходит, и пожилого мужчины в клетчатых брюках – высокого и загорелого, с элегантно причесанными седыми волосами, в идеально выглаженной и застегнутой на все пуговицы рубашке. При первом взгляде на него понимаешь: он особенный.

Нас представляют друг другу, но мне не удается расслышать имени. Я думаю, что это – Фриц Вальтер, капитан сборной Германии, в 1954 году выигравшей чемпионат мира. Но через несколько минут понимаю: передо мной – Бернхард Траутманн, голкипер «Манчестер Сити», который пятнадцать минут играл со сломанной шеей в финале кубка Англии в 1956 году. Легенда футбола.

Траутманн произносит слова, как подобает суперзвезде: медленно и тяжеловесно. Знает: его будут слушать, что бы ни сказал. Часто так себя ведут уверенные в собственной красоте женщины.

Разговор заходит о Нельсоне Манделе. Бывший голкипер покашливает. Все умолкают. «Я заказал книгу Манделы, – произносит Траутманн и церемонно берет несколько орешков из стоящей на столе вазы. – Моя личная библиотека состоит из почти двух тысяч томов, и я знаком с содержанием практически всех. Когда вернусь домой в Испанию, – он оглядывает нашу небольшую компанию, – прочту и эту книгу».

Отрывочная беседа продолжается пару часов. Тем не менее мне интересно. Прежде всего Траутманн – действительно легенда, его слова не могут быть скучны. Кроме того, за столом царит спокойная и умиротворяющая атмосфера, которая свойственна лагерям команд, у которых все хорошо. Президент «Вердера» и Траутманн периодически заказывают всем пива. Никто не оглядывается по сторонам в надежде найти что-то или кого-то более привлекательного (скажем, тренера Юргена Клинсмана). И каждый может высказаться.

Но Клопфлейш почти все время молчит. По общему мнению, которое, думаю, он тоже разделяет, простой электрик должен быть счастлив уже потому, что находится рядом с великими.

Когда Траутманн умолкает, президент «Вердера», пользуясь отсутствием Фрица Шерера, объясняет, почему в немецком лагере так спокойно. Игроки «Баварии» ведут себя хорошо, не то, что раньше. «Ули Хенесс, все высокомерие “Баварии” в одном лице», – говорит президент «Вердера».

«Пауль Брайтнер», – произносит Траутманн. И руководитель бременского клуба содрогается, как будто проглотил отраву.

«Игроки “Вердера” – серьезные ребята, – говорит он. – Даже посещают религиозные дебаты, теологические вечера. В “Баварии” такого быть не может. Обе команды представляют две стороны немецкого характера».

– Северную и южную? – спрашиваю я.

– Не совсем так. «Вердер» – это коллектив. Никаких звезд. Все трудятся ради общей цели, как в 1950-х.

– А «Бавария»?

– Это современная Германия. Слишком богатая, испорченная, вечно недовольная. Ее никто не любит. Но обычно она выигрывает.

У меня тут же возникает вопрос: «Почему немцы всегда побеждают»?

Траутманн вновь берет из вазы немного орешков. Клопфлейш и президент «Вердера» смотрят на меня вежливо, но не понимают, что я имею в виду. Разве всегда? Например, Германия не выиграла последний чемпионат мира. Нет, в стране далеко не все в порядке. Молодежь не хочет работать, и… Я сдаюсь.

Нравится ли им в Англии?

О да. Они все англофилы. Тут есть порядок, которого нет в Германии.

«Я вырос в Восточном Берлине, потом бежал на Запад, – говорит президент «Вердера». – Раскол Германии предопределил всю мою жизнь. То же касается герра Клопфлейша. И герр Траутманн стал легендой не только из-за футбола. Он дважды попадал в плен во время войны. Но в Англии за сто лет ничего не изменилось. Мне очень нравится этот старый мир. В Германии война его уничтожила».

За год жизни в Берлине я узнал: поздним вечером, когда на столе стоит пиво, а рядом находится иностранец, немцы беседуют о войне.

«Я простой человек, – говорит Траутманн и делает паузу. – И навсегда таким останусь. Но я читаю книги – французских, американских, английских писателей. Многие прекрасно знали о планах Гитлера. Почему никто его не остановил? Если бы Франция выгнала фюрера с Рейна в 1936 году…»

В одиннадцать вечера он отправляется спать. Президент «Вердера» уходит за ним, но сначала включает наше пиво в свой счет. Этот жест ничего не значит, платит немецкая футбольная федерация. Но тем не менее.

Мы с Клопфлейшем выпиваем по последней чашечке кофе. Он ворчит: «Всегда одно и то же с этими немецкими стариками. Если бы то… если бы это… то Гитлера никогда бы не было… И они могли бы спокойно спать по ночам».

Клопфлейшу горько. На судьбы всех троих повлияли планы фашистского диктатора, но разрушенной оказалась только его жизнь. В юности ему не разрешили поступить в университет. При экстрадиции из ГДР забрали все имущество. Он счастлив, что может поехать на чемпионат со сборной своей страны. Но теперь это значит не так много, как во времена стены.

Жалобы Клопфлейша начинают меня утомлять. Он не легенда. Траутманн ушел спать. Я тоже ухожу. «Удачи в воскресенье», – говорю я, как будто Германии она нужна.

Полуночные беседы с немцами уже не всегда обращаются к войне, и победа сборной Германии в финале Евро-96 была ее последней большой победой.

В 2009 году я навещал Клопфлейша в берлинской больнице. Он с удовольствием говорил о футболе, но чаще обращался к своей боли. Герой холодной войны после падения стены надеялся, что справедливость восторжествует. Но ошибся. По одному из условий воссоединения Германии почти все восточнонемецкие коммунисты и шпионы избежали наказания.

Агент Штази, который когда-то следил за Клопфлейшем, получил в собственность его летний домик под Берлином. И Хельмут двадцать лет пытается вернуть свою «маленькую Калифорнию».

Кто-то в больничной палате спрашивает, не воспринимает ли он битву с ГДР как футбольный матч. «Тот длится девяносто минут, – вздыхает Клопфлейш. – А моя война продолжается вечно».

Я пишу эти строки осенью 2010 года. Берту Траутманну почти восемьдесят, и он все еще в хорошей форме.

Йохан Кройф

Январь 1999 года

Голландские журналисты любили дразнить молодого и наивного Йохана Кройфа, спрашивая о последней прочитанной книге.

В ответ он всегда называл забытый сегодня роман американского писателя Уилларда Мотли «Стучись в любую дверь» (Knock on Any Door). На язвительное «Но вы называли это произведение в прошлый раз!» парировал: «И снова перечитал. Это очень хорошая книга».

Так что представьте изумление общественности, когда именно Кройф стал в Голландии сенсацией. Причем не спортивной, хотя на прошлой неделе был назван Международной федерацией футбольной истории и статистики лучшим полевым игроком XX столетия. А литературной.

Книга «Нужно ударить, а то не забьешь, и другие изречения Йохана Кройфа» (You have to shoot, or you can’t score, and other quotes from Johan Cruijff) увидела свет в октябре и была мгновенно распродана. В ноябре два дополнительных тиража также молниеносно исчезли с прилавков. Сейчас у касс половины книжных магазинов страны лежит четвертое издание.

Цитаты Кройфа объединил Хенк Дэвидс, на протяжении десятилетий коллекционирующий интервью футболиста.

Кройф всегда много говорил. Даже находясь на поле и ведя мяч в окружении трех противников, он, жестикулируя, выкрикивал указания товарищам по команде. Его жизнь напоминает непрерывный монолог обо всем на свете. Так, главы книги называются: «О гульденах, песетах и долларах», «О смоле и никотине», «Сборная Голландии: непростые отношения» и «О юности, отце Манусе, брате Хенни, жене Данни, детях и здоровье».

Причем, как пишет Нико Шипмейкер в книге «Кройф, Хендрик Йоханнес, 1947–1984, феномен»[4], «даже любая чепуха, сказанная им, была интересной».

Действительно, Кройф понимал футбол как никто другой. Но почему-то считал, что в совершенстве разбирается и во всем остальном. Он подсказывал чикагскому таксисту самую короткую дорогу. Советовал знаменитому игроку в гольф Иену Вуснаму отработать удар. Перед операцией по шунтированию сердца обсуждал с хирургом методику лечения. Когда стал отцом, лично следил, правильно ли няни меняют детям пеленки.

Он не только говорил неожиданные вещи, он говорил их по-своему. Самоучка, оставивший школу в двенадцать лет, сам замечал нехватку слов, чтобы выразить свои мысли

Недавно в СМИ Нидерландов появилось несколько статей, посвященных голландскому Кройфа. Например, он часто использует слово «ты» в значении «я» («Хуже всего, что ты всегда видел все лучше всех»); устаревшие словечки из жаргона амстердамских рабочих; обожает случайные сравнения («справа их игра похожа на козий сыр»). Сам футболист не обращает внимания на речевые ошибки: «Если бы я мог делать все остальное так же хорошо, как говорю».

Его испанский еще хуже. Он то и дело произносит «claro» (в смысле «конечно») с амстердамским акцентом, пожимая при этом плечами. А когда требуется, как говорится, потянуть время, повторяет изобретенную им фразу «en el este momento» (что означает «сейчас»).