Глава 33

«ДАО ТВОРИТ И ЖИЗНЬ, И СМЕРТЬ…»

После того, как ребята покинули Китай, произошли события, которых больше всего опасалась Аня. Ей так не хотелось, чтобы посмертный указ Сяньфэна попал в руки Цыси! Ведь это угрожало жизням многих и многих людей!

Князь Гун надёжно спрятал документ в своём доме, и вроде бы ничто не предвещало беды. Императрица Цыань была счастлива. Теперь её жизнь оказалась вне опасности. «Цыси не посмеет тронуть меня, — радовалась Цыань, — ведь я владею её смертным приговором».

Но Цыси не собиралась сдаваться. Узнав через своих шпионов, у кого находится указ, она решила во чтобы то ни стало добыть его.

— Как мне надоела эта глупая Цыань, — жаловалась Цыси евнуху Ли Ляньину. — Всем своим видом она показывает, что стоит на более высокой ступени. Когда указ снова попал ей в руки, она стала вести себя ещё более высокомерно по отношению ко мне. Как она вела себя у могилы императора Сяньфэна! — Цыси даже топнула ногой от злости.

Ежегодно две сорегентши посещали могилу императора Сяньфэна и приносили ему жертвоприношения. Так было и теперь. Но в этот год при жертвоприношении возникла размолвка между императрицами, ставшая достоянием всего двора. Это был настоящий скандал. Цыань пыталась вынудить Цыси занять третье место у могилы императора, оставив первое, как и положено, для духа первой покойной жены императора, а второе — для себя. Этот поступок Цыань до глубины души возмутил Цыси, и она заняла место рядом с Цыань. Хотя, конечно, должна была стоять третьей, так как не являлась женой Сяньфэна, а была лишь его наложницей.

— Меня возмущает и её отношение к моему покойному отцу, — злилась Цыси.

Отец её не был причислен к знатным персонам двора, хотя и принадлежал к жёлтому знамени. Он умер до того, как Цыси стала наложницей. К тому же, при жизни занимал не очень высокий пост таможенного инспектора, и что самое главное, привлекался к суду за взяточничество. Что же касается отца Цыань, тот был весьма влиятельным лицом при дворе. Цыси хотела уравнять почести обоим усопшим родителям, однако Цыань категорически с этим не согласилась и не дала такого разрешения.

— Строит из себя невинную овечку, — продолжала жаловаться Цыси. — Её люди везде шпионит за мной. А сама она так и норовит прийти ко мне в покои в самый неподходящий момент.

У Цыси было множество любовных романов, хотя по закону Поднебесной овдовевшая женщина, тем более вдова императора, должна вести целомудренный образ жизни. За такое грубое непочтение к духу императора Сяньфэна, Цыси грозила смертная казнь. Однако она не хотела выполнять глупых, по её мнению, законов. Когда император Сяньфэн скончался, ей было всего двадцать шесть, и она не собиралась всю оставшуюся жизнь провести, с грустью вздыхая о так рано ушедшем императоре. Правда, все свои романы Цыси тщательно скрывала. Во всяком случае, пыталась их скрыть. Но разве во дворце, где повсюду шпионы, возможно что-нибудь утаить?

Цыань постоянно возмущалась поведением сорегентши, особенно если та «неожиданно» заставала Цыси не одну в её покоях. Обладай Цыань достаточно твёрдым характером, она могла бы без всякого труда унизить и опозорить Цыси, предав огласке её неблаговидные дела. Могла бы даже подать жалобу в Государственный совет на грубое непочтение к духу умершего императора, и Цыси, скорее всего, ожидала бы смерть. Но Цыань не решалась на такой шаг. Ей по-прежнему нужна была Цыси — эта своенравная, жестокая и хитрая сорегентша, которая подчинила себе всех при дворе. Без неё слабовольная Цыань не сумела бы удержаться у власти. Хотя во время недавней продолжительной болезни Цыси Цыань неплохо справилась с обязанностями правительницы Поднебесной, и это очень обеспокоило Цыси.

— Мне нужен этот указ! — кричала Цыси Ли Ляньину. — Ты слышишь меня? Документ был почти у нас в руках, это твои люди упустили его! Я прикажу казнить их.

— Старая Будда напрасно гневается, — мягко проговорил евнух. — Указ очень скоро будет в наших руках. Ваш раб подкупил одного из слуг князя Гуна, который работает в его доме. Слуга разыщет тайник и похитит указ.

— Ты что, забыл? — гневно проговорила Цыси. — Мы уже подкупали одну служанку, и та наглым образом обманула нас. Кстати, твои люди разыскали её? Эту мерзавку стоит казнить, причём медленно и мучительно.

— Её ищут, — как-то неуверенно произнёс Ли Ляньин.

— Ты должен принести мне её голову. Ты понял?

Евнух кивнул.

— Ты уверен, что этот подкупленный слуга не обманет? — спросила Цыси.

— Ваш раб ему очень много заплатил, — уклончиво ответил евнух. — Он не посмеет ослушаться.

— Ладно, посмотрим, — сказала Цыси. — Всё равно нет другого способа похитить указ. Но, смотри, — и она грозно взглянула на евнуха, — если на этот раз не добудешь указ — разжалую. Будешь подметать комнаты дворца.

— На то Ваша небесная воля, — поклонился Ли Ляньин и вышел из покоев императрицы.

Прошла осень, следом зима, но слуге, всё никак не удавалось выяснить про тайник. Цыси уже совсем отчаялась, но тут ранней весной произошла странная история. Князь неожиданно для всех тяжело заболел. Цыань забеспокоилась: «Что, если князь умрёт? Как я верну документ? Никто из его родственников не знает, где тайник». И Цыань решила передоверить указ своему брату Гуан Кэ, который был бесконечно предан сестре. Императрица послала своего доверенного евнуха Ма Ваньфу к князю с письмом. Гун, выслушав посланника, не стал возражать.

— Передай императрице, — сказал он евнуху, — чтобы она завтра прислала с тобой ещё нескольких человек для охраны. Я передам тебе документ, и ты отнесёшь его в дом Гуан Кэ.

Подкупленный слуга подслушал этот разговор хозяина и был ужасно доволен, что сможет, наконец, разузнать про тайник.

Так и случилось. После разговора с евнухом, князь пошёл в помещение, прилегающее к кабинету. Там, на одной из стен висела картина на шёлке с изображением танцующих аистов. Он отодвинул картину и вытащил из небольшой ниши ключ. Затем князь приподнял половицу, под которой открывался проход, взял свечу и спустился вниз по ступеням. В глубине узкого коридор виднелась дверь потайной комнаты, устроенной в двойных стенах здания. А в комнате стояло несколько больших сундуков с ценными вещами и документами. Отыскав нужный свиток, князь положил его в маленькую шкатулку, а шкатулку поставил на стол недалеко от двери.

«Завтра передам евнуху», — решил князь и, заперев дверь, пошёл обратно наверх.

Подкупленный слуга заметил, где лежал ключ и куда спускался князь. Ночью, когда все в доме спали, он пробрался в потайное помещение. И тут растерялся, увидев такое множество сундуков: «Где же искать один конкретный свиток?» Поставив свечу, он начала рыться наугад. Но просмотрев кучу документов и не найдя нужного, сильно опечалился.

«Однако князь вышел пустой, у него не было в руках ничего, кроме ключа, — думал слуга. — Значит, документ здесь».

Он опять принялся искать. Слуга даже предположить не мог, что документ лежит перед самым его носом, на столике в шкатулке. Устав от бессмысленных поисков, он решил вернуться обратно и уже открывал дверь, когда его внимание привлёк маленький столик и красивая лаковая шкатулка на нём.

«Наверно, драгоценности», — мелькнула мысль. И уже без всякой надежды, так, для очистки совести, он приподнял крышку…

Цыси стояла в своей комнате и с наслаждением наблюдала, как в пламени свечи горит посмертный указ императора Сяньфэна. Ли Ляньин улыбался. Он знал, что теперь наверняка получит второй ранг…

Ранняя весна очень нравилась императрице Цыань. В сопровождении евнухов и служанок она прогуливалась в своём саду. На внутренних малых воротах сада висела белая табличка с надписью: «Сад вольных песен». Цыань пошла по извилистой тропинке, окружённой со всех сторон соснами, густой листвой зелёных акаций и голубоватых ив, и вышла к арке с надписью «Отрешение от мира». Пройдя арку, она свернула на боковую дорожку и оказалась у большого павильона. Прямо перед ним росли роскошные весенние цветы: нарциссы, тюльпаны. Тысячи веточек тамариска переплетались между собой, поблёскивая в вечернем тумане. Причудливо изогнутые сливы были в самом цвету. Всё вокруг, словно снегом, запорошило белыми чистыми лепестками. Тишина кругом и покой. Цыань прошла в маленькую беседку перед павильоном, присела на скамеечку и задумалась. Щебетание птиц успокаивало её. На душе становилось так безмятежно!

Вдруг чьи-то шаги нарушили мирное уединение императрицы. К беседке шёл евнух, его руки в белых перчатках держали красивую лаковую коробку. Подойдя к Цыань, он встал на колени и произнёс:

— Императрица Западного дворца посылает в подарок императрице Восточного дворца любимые пирожные Вашего величества, которые она не смеет есть одна.

— Как кстати, — улыбнулась Цыань. — Я что-то проголодалась, прогуливаясь по саду.

Евнух раскрыл расписную лаковую коробку. Три пирожных были в форме журавлей с длинными шеями и ногами, олицетворяющими долголетие, другие три в форме оленей, символизирующих преуспевание, остальные восемь — в форме даосских бессмертных.

Цыань подумала немного и выбрала пирожное в форме журавля. Проглотив кусочек, императрица почувствовала горечь во рту. Лицо её сразу изменилось, и она прошептала:

— Позовите придворного врача.

Слуги побежали за лекарем. Евнух, принесший пирожные, так и стоял на коленях с открытой коробкой. Он непонимающе моргал глазами, а до его слуха доносилось шептание служанок, пытавшихся привести в чувство императрицу:

— Пирожные отравлены… пирожные отравлены…

Прибежал придворный лекарь, но он уже ничем не сумел помочь.

Тело Цыань никому осмотреть не дали, придворного врача запугали до смерти, он буквально не мог произнести ни звука, когда его расспрашивали о причине неожиданной смерти императрицы. Родственников на похороны не пустили, а траур продолжался меньше месяца, причём траурной одежды не носили ни Цыси, ни сановники. Столь непочтительное поведение противоречило правилам. В Китае ещё никогда не хоронили так вдовствующих императриц. А свой отказ надеть траурное платье Цыси объяснила просто:

— Цыань была такой же сорегентшей, как и я. Почему я должна совершать челобитные перед её телом?

Неожиданная смерть императрицы Цыань, конечно, породила множество слухов. Подозрение сразу пало на Цыси и на её главного евнуха Ли Ляньина, однако документально никто ничего доказать не мог. Цыси пыталась рассеять подозрения, объясняя, что, пока она сама болела, Цыань слишком много работала и это плохо сказалось на здоровье Великой императрицы.

Став единственной регентшей, Цыси почувствовала себя по-настоящему счастливой. Теперь ей принадлежало всё! Она наслаждалась абсолютной, ни чем неограниченной властью. Ей не нужно было «сохранять лицо», она могла теперь делать всё, что захочет, и ни один человек уже не смел критиковать её поступки. Деспотичность и жестокость единовластной правительницы проявились теперь в полной мере. Её боялись все, начиная от евнухов и кончая сановниками. Перед ней трепетали! Разве не этого она добивалась всю свою жизнь? «Власть — единственная сила, перед которой падают ниц!» — победоносно говорила императрица.

Прошло девять лет. Молодой император Гуансюй вырос, и надо было передавать ему власть. Для Цыси это было настолько тяжело, что она чуть не слегла. Взяв себя в руки, императрица решила действовать так, чтобы полностью подчинить себе императора. В марте 1889 года Цыси женила его на Лун Юй, которая приходилась молодому императору двоюродной сестрой. Этим браком Цыси хотела утвердить свой род как правящую династию, так как и Гуансюй, и Лун Юй были её племянниками. Император хотел бы, чтобы его женой стала Чжень Фэй — очень красивая и весьма образованная девушка, но судьба (в лице Цыси) распорядилась иначе: Чжень стала только драгоценной императорской наложницей.

После совершеннолетия Гуансюя, императрица-регентша формально передала ему власть, однако на деле всё время вмешивалась не только в управление страной, но и в личную жизнь императора. Она окружила его шпионами-евнухами, которые докладывали о каждом шаге Гуансюя.

Однако почти всё свободное время император проводил со своей любимой наложницей Чжень, и этим очень раздражал Цыси. Чжень во всём поддерживала императора, особенно, когда он начал сотрудничать с Кан Ювэем, сторонником реформ и противником Цыси.

Император и Кан Ювэй втайне подготовили план смещения Цыси. Но замыслы были раскрыты… 21 сентября 1898 году Цыси лично прибыла в Запретный город, приказала арестовать императора и заточить его на острове Иньтай. Сторонников реформ, четырнадцать приближённых к Гуансюю евнухов и личную охрану императора она казнила, а Кан Ювэю удалось бежать.

Отобрав императорскую печать у племянника, Цыси снова взяла власть в свои руки. Указ от лица императора Гуансюя гласил:

«Сознавая огромную ответственность, которую Мы (император) несём перед нашими царственными предками, Мы несколько раз почтительно умоляли Её Величество (императрицу Цыси) дать всемилостивейшее согласие помогать Нам своими мудрыми советами в деле управления государством. К великому счастью всех чиновников и народа Поднебесной Империи, Её Величество снизошла к нашим мольбам, и с сегодняшнего дня Её Величество будет решать все государственные дела».

Евнухи бдительно охраняли место заключения Гуансюя — дворец Иньтай. Их меняли каждый день, боясь, что они могут проявить симпатию к узнику и помочь ему бежать. Так как место заключения находилось на острове, мост, соединявший его с императорскими дворцами Запретного города, ежедневно разводился во время смены караула. Любимой наложнице Чжень вначале разрешили приходить к императору, но потом она осмелилась высказать прямо в лицо Цыси, что та не имеет права нарушать волю Неба и держать законного правителя под арестом. Такая наглость со стороны Чжень возмутила Цыси до глубины души. Она была в страшном гневе! И наложницу перестали допускать на остров.

— Как эта ничтожная мерзавка посмела спорить со мной? — кипела императрица.

Чжень, лишившись возможности видеть императора, стала писать ему письма, но послания, конечно, не доходили до адресата.

В заточении Гуансюй ежедневно получал «Пекинскую газету», из которой узнавал, как по указу Цыси отменялись одна за другой его реформы, и делалось это от его имени. Поначалу он несколько раз пытался бежать с острова, но бдительность Цыси не позволила императору освободиться.

Прошло время, Гуансюй начал привыкать к своему положению узника. Он уже не пытался бороться с всесильной императрицей.

Находясь в изоляции, император лишь иногда покидал место своего заточения. По требованию Цыси его выводили с острова для совершения церемоний или принятия иностранных послов. Всё это делалось для того, чтобы дать понять всем, а особенно иностранцам: императрица совсем не притесняет императора, а Гуансюй здоров и невредим. Правда, на всех приёмах император сидел молча на своём троне, не произнося ни звука. Цыси, восседавшая на соседнем троне, решала все вопросы сама, лишь иногда обращалась к императору, спрашивая, согласен ли он с её решением. Все понимали, что обращение к императору было чисто символическим — только для того, чтоб не возбуждать лишних толков, мол, Цыси не советуется с законным Сыном Неба. И он, как послушный ребёнок, всякий раз соглашаясь, кивал головой. Попробовал бы он не согласиться!

Изредка наложнице Чжень всё же случалось увидеть императора, но подходить к нему ей было запрещено. Они обменивались только взглядами, и в глазах у обоих стояли слёзы.

Когда императрица выезжала в летний дворец в Жэхэ, что в двухстах пятидесяти километрах от Пекина, она непременно брала Гуансюя с собой. А как иначе? Опальный император должен быть всегда под присмотром. И там, в Жэхэ местом заточения императора считался «Зал воды и журчащего нефрита».

Сопровождая императрицу, Гуансюй никогда не шёл рядом с ней, а всегда держался в нескольких шагах позади. Когда Цыси сидела, он на таком же расстоянии обязательно стоял у неё за спиной и не осмеливался сесть, если она сама не предлагала. Даже евнухи вели себя по отношению к императору непочтительно: например, не становились на колени в его присутствии. Ни один министр не совершал челобитные перед Сыном Неба. Наоборот, эти раболепные подданные всесильной Цыси окружили его стеной неприязни. Но самым большим унижением для императора было то, что его самого вынудили совершать челобитные перед Цыси в присутствии всего двора. Неслыханное дело! Император, божественный Сын Неба не может преклонять колени и совершать челобитные перед смертным человеком — только перед богами в храме. А тут такое унижение!

Проводя много времени в одиночестве и не имея возможности заниматься государственными делами, Гуансюй увлёкся изучением разных наук. Он много читал и даже написал несколько научных трактатов. Его увлечением было также коллекционирование часов. В его маленькой спальне, где кроме кровати, задёрнутой пологом из светло-голубой материи, не было никакой другой мебели, громоздилось невероятное количество часов всех форм и размеров. Были они как иностранного производства, так и местного, китайского.

Ещё императору нравились всякие новшества, вроде граммофонов, фонографов, музыкальных шкатулок. Все эти предметы, собранные им, заполоняли крохотную комнатку и, казалось, что это уже не спальня, а магазин диковинок. Зато в его рабочем кабинете было намного свободней и уютней. Множество книг и древних рукописей аккуратными рядами выстроились на полках, а большая карта звёздного неба удачно дополняла интерьер просторной и светлой комнаты.

Прошло два года с того момента, как императора заключили на острове Иньтай. И вот в 1900 году страну потрясло широкомасштабное народное восстание ихэтуаней, что в переводе означало «отряды справедливости и мира». Их девиз был: борьба против засилья иностранцев.