– Это почему?

– Дерзкие они… Настойчивые… И для твоего театра они вовсе юные, всего лет двадцать пять.

– Хорошо! Я согласен, можно с ними переговорить?

– Не уважают они свое начальство… А переговорить с ними всегда можешь, если захочешь. Главное, чтобы они согласились перейти в твой театр. – Ширмыршлянский говорил, вспоминая последнюю репетицию спектакля «Бравый солдат» и короткую словесную перепалку с Кузнецовым и Архиповой, хмурясь.

– Обломаем их.

– Не уверен, молодые, настойчивые, цену себе знают!

– Гм, все мы цену себе знаем…

– Да ну?.. И во сколько ты меня или себя оцениваешь?

– Ладно, давайте по делу…Вы мне их отдадите? – с надеждой спросил Сеновин.

– Ну, что значит отдашь? Они разве крепостные? Не пойдут они в твой театр! Я-то с радостью им предложу к тебе перейти, честно, с радостью от них отделаюсь…

– Правда?

– Сущая, сущая правда, милейший Юрий Ксенофонтович!.. – Ширмыршлянский помолчал минуту, потом заявил, думая, что последующее его заявление испугает Сеновина: – Им сатира в театре нужна, а в твоем театре не ставят сатиру, как знаю.

– Верно, – согласился Сеновин, – у меня только классика, трагедии, драмы…А тебе, как понимаю, сатира не по душе?

Ширмыршлянский покачал головой, кладя трубку на стол.

– Что значит» по душе или нет»? – ответил Ширмышлянский. – Зачем моему Театру юмора (само название говорит за себя: Театр юмора, а не сатиры) лишние проблемы?

Еще финансирование закроют. И так сейчас вопят, что старые репертуарные театры не нужны.

– Ну, не волнуйтесь, Иосиф Борисович!..

– Как тут не волноваться? Сатира высмеивает, а чего мне кого-то высмеивать? Достаточно, как считаю, моему театру смешить, а не высмеивать!

– Согласен.

Ширмыршлянский замолк на минуту, закуривая, потом не отказал в себе удовольствии поиронизировать над собеседником: – Говорят, у тебя новый репертуар?

– Новый?

– Да!.. Новые постановки древнегреческих драматургов! – Сказав эту фразу, Ширмыршлянский не выдержал и засмеялся. – Спектакль по мотивам древнегреческого драматурга Софокла, да?

Сеновин минуту помедлил с ответом, поняв скрытую иронию в словах собеседника, потом ответил с досадой:

– Ну… ну, зачем так посмеиваться, Иосиф Борисович?.. Я ж к вам со всем уважением!..

Ну, зачем так…

– Ладно, ладно тебе расстраиваться, успокойся, – Иосиф Борисович понял, что напрасно так поиронизировал над Сеновиным и решил сменить тему разговора: – Как там Фуцман поживает?

– Фуцман? Ах, этот Фуцман!.. А вот именно этот Фуцман в своем Театре современных инсценировок ставит разные спектакли по мотивам! – разгорячился Сеновин. – Понимаете, именно этот Фуцман ставит сейчас инсценировку комедии «Горе от ума»!

И еще получит свои авторские!

– Что я слышу? – удивился Ширмыршлянский. – Ведь комедия «Горе от ума» и так уже написана для театра, чего тогда ее переписывать и делать по ней инсценировку?

– Милейший Иосиф Борисович! От жизни отстаете! – упрекнул Сеновин Ширмыршлянского. – А инсценировка того же Фуцмана пьесы Шиллера? Тоже спектакль по мотивам… Авторские, авторские… Вот раньше такого он бы не позволил!

– Раньше?: Опять ты ностальгируешь по совковым временам недостроенного коммунизма? – хохотнул Ширмыршлянский, вспомнив, что Сеновин был коммунистом и свой партбилет в 1991 году не сдал, как многие, и продолжает верить в коммунистические идеалы.

Возникла напряженная пауза, во время которой Ширмыршлянский перелистывал блокнот, ожидая ответа собеседника, но тот замолк, обидевшись.

Через минуты две Сеновин заговорил вполголоса:

– Попрошу вас, Иосиф Борисович, не посмеиваться над моими идеалами, взглядами!

– Ладно, остынь… А недавно и мой театр ставил комедию «Горе от ума», – вспомнил Ширмыршлянский.

– А в нашем Драматическом театре эту комедию играют уж двадцать лет! – сообщил Сеновин.

Сеновин минуту помолчал, потом добавил:

– Этот Фуцман хочет не просто поставить инсценировку по мотивам «Горе от ума».

Он ставит мюзикл.

– Что я слышу? – удивился Ширмыршлянский. – Вот так потеха!

– Потеха, точно сказано.

– Ладно, шут с этим Фуцманом, – поморщился Ширмыршлянский, – ему уже надоел этот разговор и он покачивал головой.

– А я, Иосиф Борисович, – продолжал Сеновин, – истинный приверженец классицизма в драматургии! И считаю, что нет сейчас хороших современных пьес! Вот раньше…

– Слушай ты перестань со своим «раньше», хорошо?

– Хорошо, но вы согласны со мной в том, что сейчас нет хороших современных пьес?

Ширмыршлянский кивнул головой, добрея:

– Браво! – повторил свое любимое слово Ширмыршлянский, улыбаясь. – Полностью с тобой в этом согласен! Полностью! Еще с этими современными авторами повозишься!

– Верно, тут приходил ко мне один брюнет, надоел со своими комедиями.

– И ко мне приходили недавно… Да что недавно, сегодня один брюнет возле двери остановил…

– Одни графоманы кругом! – добавил Сеновин. – Нет современных хороших пьес!

Поэтому я ставлю одну классику!

– Говорят, Шекспир тебе наскучил?

– Что значит наскучил? А кого мне еще ставить?

– Как кого? А Грибоедов?

– Ну, Грибоедов тоже есть… Островский, Шиллер…Мало пьес, нет хороших пьес…

Вот я и решил повозиться с древнегреческими драматургами, их хочу ставить.

– Софокла?

– И Софокла, и Эсхила, и Эврипида, и многих, многих других…

– А как у тебя в театре с юмором?

– С юмором?.. Туговато, если честно… Хотя есть задумка поставить комедию «Лисистрата» Аристофана.

– Ну, приглашай на премьеру.

– Охотно приглашу… Так насчет молодых актеров что мы решили? – напомнил свою просьбу Сеновин.

– Я им предложу перейти к тебе, а дальше… Дальше пусть сами решают.

– Уж ты постарайся, Иосиф Борисович! – попросил Сеновин.

– Естественно постараюсь, – слегка усмехнулся Ширмыршлянский, – они мне не нужны в моем театре… Такие смутьяны мне не нужны!

– Смутьяны?

– Да!

– Гм, а мне смутьяны нужны, что ли? – удивился Сеновин.

– Ну, не хочешь и не бери, – пожал плечами Ширмыршлянский, будто он являлся владельцем крепостных актеров, которых можно было продать и отдать другому хозяину. – Со мной не спорят в моем театре!.. Я им создам в моем театре такие распрекрасные условия, что они побегут куда подальше.

– Будем надеяться.

Ширмыршлянский минуту помолчал, потом спросил:

– Слушай, вот ты ставишь такое старье, уж извините, если задел своим вопросом…

– Я ставлю классику, если вы то забыли, я… – повысил голос Сеновин, но его тут же перебил Ширмыршлянский:

– Стой, не кипятись, Юрий Ксенофонтович!..Я просто интересуюсь реакцией твоих зрителей.

– А что мои зрители?

– Ну, как они смотрят это старье… тьфу, эту одну классику, с интересом? Софокл, Эсхил, Аристофан…

– Нормально смотрят, даже хлопают!

– Да неужели? И как зрители вникают в это старье? Понимают, о чем речь?

– Да.

– А говорят, что зрители у тебя ходят только смотреть на игру твоих старых актеров, – ляпнул Ширмышлянский и тут же понял, что не следовало было этого говорить.

– Что – о?!.. Старые пьесы, старые актеры?!.. – взревел Сеновин так, что Ширмыршлянский вздрогнул и отвел руку с телефонной трубкой подальше, чтобы не слушать крик Сеновина. – Я к вам с просьбой, по – человечески, а вы?!..Смеяться надо мной, да? А у вас в Театре юмора новые пьесы есть, да?.. Покажите, посмотрю, если таковые есть!.. «Ревизор» – современная пьеса?

– Успокойся, я…

– Или «Фигаро»? Или «Бравый солдат»?

– Ладно, ладно, Юрий Ксенофонтович! Успокойся и приглашай на премьеру Софокла! – добродушно сказал Ширмыршлянский, посмеиваясь. – Извини, но ко мне зашли, пока!.. – С этими словами он повесил трубку, не дожидаясь ответа Сеновина.

Ширмыршлянский перелистал свой блокнот, потом встал, подошел к окну. В дверь кабинета осторожно постучали, но он не откликнулся на стук. Через минуту вновь раздался осторожный стук и дверь чуть приоткрылась.

– Кто там? – недовольно спросил Ширмыршлянский, не оборачиваясь.

– Это я, Иосиф Борисович, – послышался приглушенный женский голос.

Дверь открылась полностью и в кабинет вошла средних лет дама в коричневом брючном костюме, шатенка с серыми глазами, сильно напудренная и накрашенная.

Это была завлит Театра юмора Котова Елена Степановна.

Ширмыршлянский ее переносил с трудом, даже один раз предложил уволиться, но потом все-таки извинился, заявив, что сказал, не подумав. Ему не нравились умные женщины, а Котова была как раз умной и не раз спорила с ним по разным театральным вопросам, что очень раздражало худрука. Вдобавок Ширмыршлянский не выносил излишней косметики на женском лице, открыто заявляя не раз, что женское лицо должно быть красиво и не без косметики. Однако Котова лишь посмеивалась про себя, слыша заявления худрука. Так они и работали, нередко ссорясь и споря, многие годы.

– Что тебе?

– Извините, Иосиф Борисович, если отрываю от дел, – начала медленно Котова, – вы говорили вчера об утверждении нового репертуара театра…

– Ну… – меланхолично протянул Ширмыршлянский, позевывая.

– Вот я и зашла, чтобы поговорить об этом.

– Ну… – также протянул Ширмыршлянский.

Котова застыла, не зная, что дальше говорить. Иногда сотрудники Театра юмора не понимали своего худрука – он впадал в меланхолию, ничего не желал делать и слушать, отвечал одними междометиями, как и сейчас; складывалось такое ощущение, что Ширмыршлянский отсутствовал в театре, мечтая и витая где-то в облаках, несмотря на то, что он находился именно в Театре юмора. А Ширмыршлянский в самом деле сейчас призадумался, вспомнив молодые студенческие годы, когда пытался играть в капустниках и играть в КВН. Вот с тех пор он полюбил капустники– обозрения, желая ставить лишь их, если станет театральным режиссером. А когда, наконец, добился должности режиссера, ему пришлось ставить известные комедии давно умерших драматургов, участвовать в бесконечных репетициях, хотя хотелось ставить одни смешные капустники. Репертуар Театра юмора не обновлялся уж десять лет: комедии Шекспира, «Горе от ума» Грибоедова, комедии Мольера, несколько лирических комедий старых советских драматургов, кое-что из зарубежной драматургии. Но поискать что-то новое для своего театра, современную пьесу современного драматурга даже не приходило ему в голову, как ни странно, хотя неоднократно Ширмыршлянский участвовал в различных театральных конкурсах. Справедливости ради нужно отметить, что худруку полгода назад пришло в голову поставить спектакль по мотивам романа Гашека, что он и сделал, написав инсценировку и начав репетиции спектакля «Бравый солдат». Однако пьес российских современных драматургов Ширмыршлянский не искал и не ставил в своем театре.

Котова молчала, ожидая приглашения худрука сесть, но его не услышала. Ширмыршлянский, подумав еще минуту, отошел от окна, сел в кресло и сокрушенно вздохнул.

– Извините, Иосиф Борисович, мне уйти? – осторожно спросила Котова.

– Нет, почему уйти… Чего стоишь, садись, раз зашла, – предложил Ширмыршлянский.

Котова присела на край кресла напротив Ширмыршлянского.

– Так, чего репертуар нам менять? Какая в том надобность? – позевывая, спросил Ширмыршлянский.

– Ну, вы сами ранее…

– Послушай, я говорил то вчера при всех для проформы только.

– Да?

– Нет, ты мне скажи другое: зритель в мой театр идет или нет?

– Идет.

– Чего тогда обновлять репертуар?

– Но…

– Нет, ты ответь: зритель в мой Театр юмора идет?

– Идет, но…

– Чего там «но»?.. Черт, ну, сколько можно говорить одно и то же? – разозлился Ширмыршлянский. – Вот ты чего ко мне зашла?

– Утвердить репертуар театра, Иосиф Бо…

– Утвердить? Да пусть он еще несколько лет будет один и тот же! – решил Ширмыршлянский.

– Как? – не поняла Котова.

– А вот так, моя дорогуша!.. Ты мне ответь, если сможешь и знаешь все наши театры, какой театр сейчас обновляет свой репертуар?

Котова минуту помолчала, потом неспеша ответила:

– Вот Драматический театр сейчас ставит Софокла…

– Ха!.. Новость какая! Новая пьеса, ха – ха!.. – слегка усмехнулся Ширмыршлянский. – Премьера пьесы древнегреческого драматурга Софокла! И какую именно пьесу Софокла там ставят?

– «Антигону».

– Гм, хороша новая пьеса древнегреческого драматурга!.. Для меня, твоего художественного руководителя, то не новость. Только что я говорил с Сеновиным!..

И вот что я думаю, зачем нам постоянно репетиции?

– Как зачем?

– Лишь имитация деятельности, дорогая ты моя Котова! – признался Ширмыршлянский, закуривая трубку. – Одна имитация!.. Новых пьес нет!.. Нет новых хороших комедий!..

Чего тогда нам репетировать?

Котова моментально спросила худрука, только потом понимая, что иногда следует и помолчать, когда говоришь с начальством:

– А вы сами когда-нибудь искали новые пьесы?

– А чего искать того, чего нет?..

– Нет? – несказанно удивилась Котова.

– Нет, нет и еще раз нет! – занервничал Ширмышлянский, чуть хмурясь.

– Как можно заведомо утверждать, что чего-то нет в природе, не пытаясь даже искать, что хочешь найти? Как в народной сказке: «Ищу, не знаю что, не зная, где»?

Ширмыршлянский пристально посмотрел на Котову, минуту помолчал, потом задумчиво сказал:

– Слушай, а ты бы стала хорошим философом, как погляжу.

– Философом?

– Да, может, тебе работу новую поискать? – с надеждой в голосе спросил Ширмыршлянский.

– Гоните опять меня? – тревожно спросила Котова.

– Что ты!.. Вовсе нет… Так, подумалось что-то…

– А в Интернете вы искали новые пьесы, если журналы сейчас их не печатают? – поинтересовалась Котова.

– Гм, Интернет? Зачем мне чего-то там искать? Интернет – всемирная помойка! – ответил неприязненно Ширмыршлянский, закуривая.

– Но…

– Опять ты со мной споришь?

– Нет, а вы же участвуете каждый год в разных театральных конкурсах. Неужели там нет ничего достойного нашего театра?

– Нет, как ни странно.

Котова слегка усмехнулась и заметила:

– Но кто-то же выигрывает на театральных конкурсах, получаете призы.

– Что этим хочешь сказать? – не понял Ширмыршлянский.

– Если та или иная современная пьеса российского драматурга получила первое или второе место, разве нельзя поставить в нашем театре?

Ширмыршлянский минуту помолчал, потом недовольно воскликнул:

– Зритель и так идет в мой театр!.. Москва все-таки!.. Приезжих много, они всегда идут в театры, как в музеи. Чего мне эти репетиции проводить, время тратить?

Котова возразила:

– Не поняла вас, Иосиф Борисович… Вы хотите отменить репетиции?

– Ну, совсем их отменять не следует…

– А как же с репетициями «Бравого солдата? – спросила Котова.

– Ах, да!.. – кивнул Ширмыршлянский. – Вот эти репетиции буду проводить, а на остальные пусть бегает Голодаев.

– Голодаев?

– Да!.. Зачем мне каждый день бегать на репетиции и выслушивать мнения некоторых молодых смутьянов?

Котова понимающе кивнула:

– Ясно, вы говорите о Кузнецове и Архиповой.

– О них!.. – подтвердил Ширмыршлянский.

– И из-за них хотите отменить все репетиции в театре?

– Ну, зачем же передергивать? Не все… Одной репетиции в месяц было бы достаточно.

Вот пусть Голодаев ходит один раз в месяц на репетиции старого нашего репертуара, а я буду ходить на репетиции «Бравого солдата».

– А зрителям и Кузнецов, и Архипова нравятся, – заметила Котова.

Ширмыршлянский нахмурился, сердито говоря:

– Они мне надоели, нельзя ли их перевести в Драматический театр?

– Не знаю… Они не захотят…

– Надо постараться их перевести или заставить уволиться из моего театра, – твердо произнес Ширмыршлянский, – А репетиции «Бравого солдата» сколько будут длиться?

– Да, скоро репетиции «Бравого солдата» закончатся, – быстро ответил Ширмыршлянский. – Он отложил трубку в сторону, потом глянул внимательно на своего завлита, поинтересовался:: – Ну, какие еще вопросы ко мне?

– То есть… то есть репертуар…

– Да!.. Репертуар, как был, таким он и останется!.. – приказал Ширмыршлянский. – В моем театре должен быть только юмор и один юмор!.. Если даже мы ставим Гашека, то спектакль должен быть ю – мо-рис-ти-чес-ким! – Последнее слово он произнес по слогам, делая ударение на каждом слоге. – Никакой сатиры в моем Театре юмора быть не должно!.. Пусть тогда эти Кузнецовы и Архиповы создают свой собственный театр, если смогут!.. Если им дадут таковую возможность создать в наше время свой театр!

Ну, вопросы еще ко мне есть?

– Нет… Я зашла, так как вы говорили об утверждении нового репертуара и…

– Я говорил? – оборвал завлита Ширмыршлянский. – Возможно, тебе то почудилось…

Или я мечтал тогда о новых комедиях, которых нет… Ну, сколько можно ставить одно и то же?

Котова быстро спросила:

– Тогда, как нам быть? То вы говорите, что хватит старого репертуара, потом сетуете, что не хватает нам новых комедий?

Ширмыршлянский одобрительно кивнул:

– Правильно говоришь, Котова, браво!… Повторяешь мои мысли… Капустники желаю ставить, понятно тебе?

– Капустники? – спросила Котова.

– Да! Если нет хороших новых комедий!

– Капустники? – почему-то переспросила Котова, пристально глядя на худрука.

– А чего ты переспрашиваешь? Непонятно сразу?

– Нет… Удивилась…

– Нечего тебе удивляться!.. Капустники безобидны, просто один юмор и еще раз юмор, не более того. К разным юбилеям, торжествам.

– А кто будет писать эти капустники?

– Кто, кто… Я, кто же еще… Будем работать и придумывать капустники. Все, иди к себе, работай! – приказал Ширмыршлянский, хватаясь за телефонную трубку. – Я очень занят…

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.