Один крупный западный бизнесмен как-то возгласил перед телекамерой: «В современном обществе изобилия всего должно быть в избытке: и материальных благ, и денег, и кинозвезд, и идей, и учителей». В отношении материальных благ и денег гордиться нам, увы, нечем, но вот по идеям и, в особенности, по учителям мы, русские, видимо, действительно «впереди планеты всей». И, между прочим, по ученикам – тоже. До чего же мы любим учиться: у кого-нибудь чему-нибудь! Учимся до седых волос (или же до их утраты), а потом выясняем, что учились не тому, и, самое забавное, тут же начинаем учиться заново. Оттого-то в России и развелось столько всяких гуру, сэнсеев с сэмпаями, вождей с идеологами и прочих баб Нюр.

Между тем, нашим единственным настоящим Учителем – зато каким! – является сама Жизнь, или Судьба, или Сила, или, если хотите, Бог – в общем, То, что дает нам жизнь, а затем ведет по ней в соответствии со своим хитрым промыслом. Причем Сила (это слово мне как-то привычнее) то и дело преподносит нам уроки, искусно загоняя нас в особые учебные положения (зачастую довольно неприятные). Между тем, из многих таких положений люди могут извлекать немалую выгоду – прежде всего, черпать личную психическую силу и, как следствие, расширять свои возможности в этой жизни.

Люди могут, но, к сожалению, и только – в подавляющем своем большинстве. В этом контексте учителя во плоти – не более чем старшие соратники, способные увлечь нас своим примером, а также вовремя подсказать нам какие-то полезные трюки, или же просто свидетели Силы, первопроходцы в ее угодьях, которые в нужный момент подтвердят: верно, ты попал именно туда. Или: вот это ощущение – оно и есть то самое. Все остальное, выбрав подходящее время, делает Сила сама по себе – важно лишь не прозевать ее послание.

Уроки Силы

Первый такой урок, который я сумел распознать (разумеется, не сразу, а через много-много дней), был преподан мне в 1974 году, летом. Неведомо, где и как, я подхватил жуткий стоматит. Был душный вечер. Я лежал на диване в одиночестве и страдал от мучительной боли. Моя пасть нарывала, как сплошная язва. Каждое тиканье часов на стене отзывалось в ней, точно удар током. Но, чтобы часы остановить, следовало, как минимум, подняться с дивана и забраться на стул.

В углу, почти напротив меня, висела икона Божьей Матери. Ворочаясь с боку на бок, я иногда встречался с Марией взглядом. В какое-то мгновение мне показалось, что изображение на иконе стало рельефным и даже чуть-чуть выступило из оклада. Я попробовал молиться.

Нужно сказать, что, подобно большинству сверстников, я вырос в атеистическом мире. Правда, бабушка с дедом потихоньку от родителей все же крестили меня во младенчестве, но проделано это было скорее ради порядка, чем по каким-то более серьезным соображениям. Впрочем, в те годы во мне уже начал пробуждаться интерес не столько к религии, сколько к мистицизму, и, помимо Нового Завета, я успел прочесть две-три книги Вивекананды, «Полную иллюстрированную книгу йоги» Вишнудевананды, «Таро» Успенского и, кажется, «Магию» Папюса.

Ни одной молитвы я, разумеется, не помнил и потому попробовал своими словами убедить Деву мне помочь. Поначалу у меня ничего не выходило; мне даже сделалось хуже – само напряжение, с которым я формулировал в уме свою просьбу, еще больше нагнетало боль. Но я продолжал молиться, уже ни на что особо не рассчитывая – наверно, просто со злости. И в какой-то момент мой разум отключился, а мне вдруг сделалось на все наплевать: на самого себя, и на боль, и – простите это страдающему юнцу – на святых всех религий. И вот, когда я полностью отдался этой отрешенности, случилось чудо.

Хотя чудо ли? Собственно, ничего особенного, ничего такого, что впоследствии можно было бы расписать яркими красками. Просто словно бы некая тень осенила меня в тишине. А может, и не тень вовсе, а что-то иное. Но главное, откуда-то из тишайшей глубины моего существа вдруг поднялась уверенность, что боль сейчас уйдет. Так оно и случилось минуты три-четыре спустя. И я, помнится, даже не порадовался своему избавлению от мук, поскольку в тот момент в принципе радоваться не мог. А на следующий день я уже грыз орехи.

Самое главное, что запомнилось мне из первого урока, – это ощущение всеобъемлющей тишины и удивительное состояние отрешенности, пожалуй, впервые в жизни испытанное мною, а затем осознанное.

Следующий урок в аналогичной ситуации и, можно сказать, на ту же тему был мне преподан через три года. К тому времени я уже нахватался кое-каких сведений в области мистицизма (в частности, восточного) и всерьез увлекся классической йогой.

Опять-таки летом у меня подмышкой, слева, выросло неприятное новообразование величиною с ноготь большого пальца – какой-то раздувшийся лимфатический узел. Эта «бяка» не болела, но изрядно мне мешала, особенно во время физических упражнений.

Знакомый хирург, едва взглянув на опухоль, выразительно присвистнул.

– Нет, эту штуковину лично я резать не стану, – мрачно изрек он. И добавил: – А не проконсультироваться ли тебе, милый, на Березовой аллее… Хочешь, выпишу направление?

Перспектива оказаться онкологическим больным меня, естественно, не порадовала. Но и не напугала чересчур: моими героями в то время были знаменитые подвижники, вроде Рамакришны (умер от рака), Нароты (по-тибетски, Наропа), которого его великий, но мрачноватый учитель, Тилопа-бенгалец, подверг испытаниям похлеще самых изощренных пыток Святой инквизиции, или шестого патриарха чань (Хуэй-нэна, Эно), который, будучи уже с отрубленной головой, не поленился как следует вздуть незадачливых разбойников, слишком поздно догадавшихся, на чью голову они сдуру покусились. В общем, мое стратегическое настроение в тот период понятно.

Нужно добавить, что, прежде чем обращаться к хирургу, я недели две безуспешно пытался лечиться йогическими приемами: дыхательными упражнениями со всякими визуализациями, очистительными процедурами и т. п. Но никакой ощутимой пользы от этих занятий я не заметил и потому решил от них отказаться.

Вечером после визита к врачу свой комплекс йогических упражнений на сон грядущий я проделал формально, без должной сосредоточенности, как я тогда ее понимал. Во время этих несерьезных занятий я поймал себя на том, что, вопреки собственному решению, автоматически выполняю лечебные приемы от своей болячки подмышкой. «Однако то, что уже начато, должно быть завершено», – рассудил я и проделал комплекс целиком. В последний раз.

Конечно же, я нисколько не надеялся, что из этой попытки выйдет что-то путное, и потому, торопясь утром на работу, не обратил внимания на свой лимфатический узел. А вечером его уже не было: на месте опухоли осталась лишь небольшая складка кожи.

Из этого урока я выделил для себя настроение полнейшего безразличия к результату собственных действий, которое, видимо, и сыграло решающую роль.

Спустя два года, причем снова летом, мне был преподан еще один урок. К тому времени я уже начал кое-что чувствовать, но то были лишь отдельные проблески знания, время от времени нисходившие на меня в виде мимолетных озарений различной интенсивности и эмоциональной окраски.

Итак, я полгода готовился к путешествию в Сибирь, в тайгу; с этим путешествием были связаны некоторые ожидания и надежды, тешившие меня в тот период. В ночь накануне отъезда у меня неожиданно подскочила температура, причем даже выше сорокоградусной, критической отметки. Поскольку мой поезд отправлялся около шести вечера, а за ночь удалось-таки сбить температуру антибиотиками, примерно в девять утра я объявился у врача. Прослушав мои легкие, тот заставил меня сделать рентгеновский снимок, а затем, повертев им перед носом с видом Ньютона, открывшего закон тяготения, сообщил, что у меня – острый плеврит в тяжелой форме, и что необходимо меня госпитализировать, ибо из моих легких (или плевры, какая разница?) придется выкачивать какую-то гадость. Спорить я не стал, поскольку почувствовал, что это бесполезно. Вволю покивав врачу головой и получив от него направление в больницу, я преспокойно отправился домой, чтобы продолжить сборы в дальнюю дорогу. (Ни о какой больнице я и мгновения не помышлял.)

В назначенное время я сел в поезд, точно перешел Рубикон, и в итоге сумел отринуть все «заморочки» любимого города, а вместе с ними – и свою болезнь. Без такой радикальной смены декораций ничего бы у меня, конечно, не вышло: я бы не смог по-настоящему себе поверить. Короче, в поезде болезнь еще пыталась время от времени напоминать о себе покалыванием между ребрами, но потом окончательно забылась, и ее просто не стало.

Позиция бесстрастия

Эти три случая продемонстрировали мне особый психический настрой (один из нескольких), или позволили мне выделить некую, как мы привыкли говорить, психическую позицию, позволяющую сознательно проникать в подсознание, причем даже в те его области, которые ведают нашим собственным самочувствием и здоровьем. (Кстати, человеку мыслящему сознательно влиять именно на собственный организм не так-то просто – во всяком случае куда труднее, чем на здоровье прочих двуногих.)

Итак, первой и, пожалуй, самой яркой, самой интенсивной составляющей этого психического настроя является тотальное бесстрастие, поглощающее все прочие чувства и эмоции. (Что позволяет мне в дальнейшем называть сам настрой полной позицией бесстрастия.) Такое бесстрастие вырастает (или может вырасти) только из отрешенности, психической отстраненности человека от жизненных объектов и явлений. Проделайте опыт.

Сядьте спокойно и по возможности расслабьтесь. Сосредоточьте взгляд и внимание на каком-то безразличном для вас предмете. Еще лучше, если это будет «живая» картинка – например, телевизионный экран. Но не такая, которая может вас всерьез заинтересовать и даже увлечь. Пусть поначалу это будет что-нибудь вроде рекламы или симфонического концерта в чудовищном телевизионном варианте. (Звук, разумеется, уберите.) Теперь, внимательно созерцая изображение, психологически отстранитесь от него. При этом в фокусе вашего внимания одновременно остаются и картинка (или иной объект созерцания), и ваше собственное состояние (настрой). Через какое-то время (иногда уже через несколько секунд) вы ощутите глубочайшее бесстрастие, отстраненность от объекта созерцания и даже от самого себя. Поддайтесь этому чувству, позвольте ему захватить вас целиком, а затем расширьте его и дальше, распространив на весь мир. Такова «на вкус» отрешенность. Прочувствуйте это состояние с максимальной полнотой и навсегда его запомните.

Именно к такой отрешенности призывает нас большинство известных мистических традиций: восточных и западных. У индийских йогов она называется вайрагья, у буддистов – незамутненное чистое созерцание, или взгляд ребенка, взирающего на фреску монастырской стены (правда, отрешенность буддийского подвижника одновременно содержит в себе и еще один важнейший психический настрой, а именно: не-различение – состояние, связанное с приостановкой деятельности интеллекта, или дифференцирующих функций сознания), у толтеков (разумеется, в интерпретации К. Кастанеды) – безжалостностью, или первым из четырех настроев («настроений» – в русском переводе) сталкинга.

Значение этой психической позиции в жизни подвижника любой ориентации невозможно переоценить. Во-первых, она повышает проводимость наших нервных стволов и автоматически синхронизирует сознание человека с некоторыми областями его подсознания. А во-вторых, «включенное» с достаточной мощностью бесстрастие моментально перекрывает большинство щелей, через которые уходит наша психическая энергия, или, в терминологии мистиков восточного толка, оно приостанавливает накопление неблагой кармы.

Эмоции как инструмент восприятия

Поскольку мы только что затронули важный настрой – из арсенала воина духа (таково обобщенное название подвижников психо-мистических традиций различного толка), то подошло время коснуться важнейшей составляющей человеческой психики, а именно: эмоций, которые, как вы понимаете, имеют непосредственное отношение и к данному настрою, и ко всем продуктивным психическим позициям вообще.

Пожалуй, более всего путаницы в умах людей, интересующихся иррациональной психологией, йогой и т. п., вызывает именно этот вопрос. Дело в том, что большинство традиционных писаний объявляет эмоциям непримиримую войну. Между тем, сами по себе они, наши эмоции, – это величайшая драгоценность, по сути, главная движущая сила любого нашего действия в этом мире. Без эмоциональной подпитки человек разумный, опираясь исключительно на свой хваленый интеллект, не способен сделать ни-че-го-шень-ки! Этот вопрос мы еще обсудим в надлежащее время. Сейчас нас интересует негативный аспект эмоций, из-за которого человеку разумному насущно необходимо установить над ними контроль и постоянно его сохранять.

И сразу же возникают вопросы: что значит «контроль над эмоциями»? И как же нам его обрести, не причиняя себе вреда?

Но прежде разберемся: что же такое на самом-то деле наши эмоции. Проще всего для этого воспользоваться языком толтеков. Если принять их постулат, что человек – это, прежде всего, воспринимающее существо, тогда нам придется согласиться и с тем, что его эмоции в неменьшей степени, нежели сенсорные чувства (слух, зрение, обоняние, осязание и вкус), являются первичным результатом самого акта восприятия. Я хочу подчеркнуть, что в процесс восприятия вовлечены не только наши чувства, но непременно и эмоции. Более того: с точки зрения толтеков, эмоции суть выражение в этом мире всеобщей великой Силы, или Намерения.

Кстати, не следует путать эмоции с чувствами-состояниями, которые в обиходе зачастую называют настроениями человека. Отличие же – в том, что эмоции более динамичны; они могут возникать в нашем сознании практически мгновенно – как естественная реакция на некое явление, вдруг открывшееся нам в процессе восприятия. Например, вы видите несущийся на вас автомобиль и испытываете страх.

Чувства-настроения, чувства-состояния, напротив, инертны; они определяют нашу общую психическую модальность в течение некоторого – иной раз весьма продолжительного – отрезка времени. При этом эмоции способны возникать и гаснуть на фоне таких чувств. К примеру, вы можете испытывать грусть, печаль, вызванную, допустим, вчерашней ссорой с подругой. (И это – конечно же, чувство.) А затем, уже на фоне своей печали, вы можете испугаться автомобиля или соседской собаки. (И то уже будет эмоция.)

Нужно еще сказать, что чувства-состояния вообще ничего общего не имеют с чувствами сенсорными. Видите, сколько неудобств доставляет нам «великий и могучий» русский язык! (Иногда для точности формулировок сенсорные чувства называют чувствами первого рода, а чувства-состояния – чувствами второго рода.)

Точно так же, как и сенсорные чувства, эмоции моментально побуждают нас к той или иной реакции. Представьте, что вы случайно дотронулись до горячего утюга, и ваша рука самопроизвольно отдернулась от него – сработал рефлекс, «запущенный» тактильным чувством боли. А в следующий раз – предположим, через неделю – вы снова случайно прикоснулись к утюгу, который, на ваше счастье, оказался холодным. И все-таки ваша рука сама собой отдернулась от него. На этот раз рефлекс «запустила» эмоция – страх. Последний настолько мимолетен, что вы даже не смогли его толком заметить. Тем не менее, его оказалось достаточно для того, чтобы вызвать вашу адекватную, в принципе, реакцию.

Теперь рассмотрим другой случай. Допустим, ваш начальник в присутствии сослуживцев выговаривает вам за что-то, пускай даже вполне заслуженно. Ощущая ваш внутренний отпор, он все более «распаляется» и в какой-то момент «перегибает палку», то есть произносит нечто такое, чего говорить не следовало бы вовсе. И что творится с вами теперь?! В лучшем случае, у вас непроизвольно сжимаются кулаки, в одну черту сходятся брови, а в районе скул под кожей невесть откуда вырастают желваки и начинают выразительно двигаться. А в худшем случае… О том, что происходит в худшем случае, даже думать не хочется!

Итак, в отличие от сенсорных чувств, наши эмоции способны мгновенно порождать не только элементарные действия, но и комплексные поведенческие реакции. Вообще-то, чувства и эмоции настолько тесно переплетены в реальной жизни, что их зачастую очень трудно разделить или выделить в чистом виде. Вы чувствуете знакомый запах духов, вызывающий у вас очень приятный душевный подъем, – и вот уже вы ищете глазами ту особу, которая, как вы знаете, пользуется именно этими духами. (В данном случае знакомый аромат является, в терминологии гипнологов, «якорем» вашего условного рефлекса.)

Наверное, примеров достаточно. Теперь задумайтесь: как вы приучены обращаться с эмоциями, со своим драгоценным инструментом восприятия и движущей силой любого действия?! Уже с младенчества окружающий мир – родители, воспитатели, телеведущие, даже кошки и собаки, даже ваши сверстники и «коллеги» по детской песочнице – стремится наработать в вас определенные стереотипы поведения на все случаи жизни. Вполне понятно, что эмоции для этого грандиозного мероприятия – весьма серьезная помеха. И вы поневоле приучаетесь их давить, глушить, загонять подальше – в самые темные закоулки вашего сознания. Со временем вы основательно совершенствуетесь в этом искусстве и даже начинаете им гордиться. По общему мнению, умение владеть собой подразумевает способность варварски расправляться со своими эмоциями, давить их «на корню».

А иначе нельзя – подсказывает нам опыт. Стоит позволить какой-то из них, обладающей приличным потенциальным зарядом, только разок крутануть свое «динамо» в нашей душе – и потом ее уже ни за что не остановишь. Это мы усваиваем быстро и стараемся действовать адекватно: естественно, как умеем.

И что же мы в итоге получаем? С одной стороны, сомнительное ощущение комфорта в этом мире; с другой, полную разбалансировку нашей психики, порождающую любые недуги – психические, соматические и даже такие, которые покуда еще не придуманы докторами. А ко всему тому, мы безнадежно утрачиваем свое первородное право на психическую силу.

Дон Хуан Матус, учитель Карлоса Кастанеды, называл эту изуверскую процедуру, которой люди подвергаются всю свою жизнь – причем в значительной мере добровольно, нашей социализацией.

Несколько по-иному способствуют разбалансировке психики человека всевозможные пособия по йоге. Как правило, в них предписывается, прежде всего, успокоить ум, освободив его от мыслей и эмоций. Вообще-то, английское слово «mind», обычно переводимое на русский как «ум», может иметь и более широкий смысл, близкий к значению слова «сознание». И вот налицо первая нестыковка между смыслом, вложенным в слова, и их фактическим истолкованием – первая, но отнюдь не последняя.

Затем ученику может быть предложено созерцать попеременно: сначала свои эмоции при помощи мыслей, а затем – и мысли при помощи эмоций. Если первое предписание еще как-то можно понять и попытаться выполнить, то второе неизбежно заводит искателя в тупик, и он начинает вытворять со своим сознанием нечто совсем уж непотребное, полагая, что это идет ему на пользу. В итоге последователи восточных школ и традиций, в своем подавляющем большинстве, годами тренируются загонять свои эмоции значительно глубже и достигать психического дисбаланса куда более серьезного, нежели прочие смертные. Правда, взамен они имеют дополнительный повод для высокой самооценки.

Техника не-делание

Но вернемся к эмоциям. Как же нам тогда одолеть их без борьбы? Как же, не насилуя их и не загоняя в темные чуланы психики, пристойно существовать в этом мире? Что для этого нужно делать? Ответ прост: не делать ничего.

Только это «не делать» дорогого стоит! Именно так называется древняя психотехника толтеков – не-делание. Она опирается на значительную автономность наших поведенческих реакций. В приведенных примерах действия эмоций вы могли обратить внимание на тот факт, что сами по себе эмоции безусловны, а вот наши реакции на них наработаны нами же самими. Иными словами, если нечто вызывает у нас злость, гнев, то никуда нам от этого не деться, но проявить эту злость мы можем по-разному – допустим, даже в форме широкой белозубой улыбки! Вы уже поняли, для чего я это говорю? Толтеки предлагают нам сознательно преобразовывать свои привычные реакции в более целесообразные и при этом оставить эмоции в покое.

Последнее возможно лишь в том случае, если вы «нащупаете» в своем сознании некий бесстрастный молчаливый центр, который может просто воспринимать. Это – центр нашей внутренней тишины. Любой из нас им обладает, но лишь немногие это сознают. Так вот: только этот созерцатель и способен отслеживать наши мысли и эмоции без какого-либо насилия по отношению к ним, ибо его они нисколько не затрагивают. В общем, постарайтесь отыскать в себе центр внутренней тишины – не пожалеете.

Существует немало психотехник, нацеленных на поиски этого центра и на то, чтобы в нем утвердиться. Именно это – одна из целей и древнего метода толтеков неделание, предполагающего неустанную работу над собой непосредственно в повседневной жизни, что для западного человека весьма ценно.

Метод не-делание основан на важнейшем свойстве эмоций разрастаться и набирать силу, окончательно ускользая из-под нашего контроля, лишь в том случае, если мы выполним некоторые ключевые действия. В то же время поначалу – так сказать, «во младенчестве» – эмоция нам подконтрольна; она может довольно легко затухать самопроизвольно, если только оставить ее в покое и не подкрепить именно тем, что для нее требуется. Иначе говоря, чтобы эмоция «заработала» на полную мощность, ее нужно «запустить» неким определенным и привычным для нас действием или мыслью (или каким-то сочетанием действий и мыслей).

К примеру, вы иногда ссоритесь с кем-то из близких, расходуя при этом «тонны» психической энергии, и, в принципе, хотели бы никогда не заниматься этим неблагодарным делом, только почему-то у вас не получается. И вот – допустим, по совету психолога-консультанта, вы решаете испробовать не-делание. Как же вы к этому приступите?

Сперва вам следует выявить собственные ключевые действия (повторяю: это могут быть поза, жесты или мимика, слова или мысли – все что угодно), запускающие «стартер» вашего гнева во время ваших стычек с данным человеком. И вы честно пытаетесь отслеживать себя во время оных. Не сомневайтесь: эта задача выполнима, ибо то, что вас интересует, всегда предшествует роковому мгновению, после которого вы уже действительно себя не помните. Имейте в виду, что перед любым конфликтом вам отпущен один момент, в который эмоции вас еще не захватили. Этот подарок, значение которого трудно переоценить, я обычно называю моментом принятия решения. Вот его-то и следует использовать.

Допустим, однажды вы подмечаете, что перед тем как окончательно выйти из себя, вы обычно по-особому смотрите на своего оппонента в упор, одновременно проговаривая в уме его последние слова, которые кажутся вам ужасно несправедливыми. Как только вы это обнаружили, дальнейшее пойдет у вас легче. Теперь, чувствуя, что количество ваших обоюдных обид приближается к критической массе, постарайтесь сохранять бдительность и в нужный момент – в тот самый, когда вас потянет на характерный взгляд и почему-то захочется «прокрутить» в уме роковую цитату, – сделайте что-либо другое. Например, просто наклоните голову и мысленно что-то скажите. Что именно? Да что угодно! Можете даже про себя квалифицировать поведение своего оппонента, если это доставит вам удовольствие. И все…

На этот раз конфликт предотвращен «на корню». И вы, если только все проделано вами правильно и своевременно, ощутите некий душевный подъем. (Это нормально: выполнив нечто в духе не-делания, вы приобрели дополнительную психическую силу, которая проявилась в форме душевного подъема и повышения настроения.)

Впрочем, спустя секунд десять вы, раздувшись от гордости, можете все-таки проделать те простые действия, от которых только что благоразумно остереглись. Тогда пеняйте на себя: теперь вы вполне можете получить сокрушительную ссору. Все правильно, ваша маленькая победа над собственным гневом наградила вас некоторым запасом дополнительной психической энергии, которую вы теперь благополучно израсходуете на гнев, если только ему поддадитесь.

Потому-то, кстати, и говорят, что не-делание – вещь одновременно простая и очень трудная. Простая – ибо в самом этом действии для любого человека воистину нет ничего сложного. И трудная – потому что практикующему не-делание необходимо постоянно сохранять бдительность, что, согласитесь, не так-то легко. Повторяю, описанный прием станет для вас значительно доступнее, если вы будете действовать напрямую из вашего центра-созерцателя, исполненного внутренней тишины. И, конечно, от вас потребуется непреклонная решимость сберечь свою эмоциональную энергию.

Только что рассмотренный нами аспект психотехники не-делание, изобретенной толтеками, связан с сохранением энергии. Теперь попробуйте привнести в эту технику прочувствованное вами – надеюсь, основательно – состояние бесстрастия. Вот, к примеру, обширнейшая область, где его можно применить с большой пользой и где без него (то есть другими методами) трудно добиться чего-нибудь путного. Я говорю о пресечении навязчивых мыслей и настроений – процессе, который можно сравнить с локализацией и тушением огня.

Пытаясь практиковать описанную форму не-делания, вы, возможно, обратили внимание на то печальное обстоятельство, что иной раз бываете не в силах погасить мысли на какую-то взволновавшую вас тему, о чем-то не вспоминать, не повторять в уме циклически одно и то же. Между тем, навязчивые мысли, а также непосредственно связанные с ними эмоции и состояния, изматывая нас, как зубная боль, крадут нашу психическую энергию еще пуще, нежели наши неконтролируемые эмоциональные реакции взрывного характера. Последние в большинстве случаев хотя бы можно предупредить, избегая ситуаций, в которых они возможны. Но от навязчивых мыслей и идей, которые мрачно раскручиваются в уме с инерцией махового колеса, предусмотрительность не спасает. Попробуйте вызвать в себе по отношению к ним глубокое бесстрастие. Вот увидите, результат вас вдохновит. Поначалу этот маховик, лишенный эмоциональной подпитки, вместе с нею утратит и свою массу. Сами по себе мысли, вроде бы, и останутся, но сделаются легковесными, отчетливыми (их станет легче отслеживать) и даже безобидными. А вскоре – вы и не заметите, как это произойдет – совсем растают.

Надеюсь, вы легко убедитесь на личном опыте, что состояние отрешенности и бесстрастия – очень полезная вещь (причем не только для подвижнических целей, но и просто в быту), которой не худо бы заручиться и постоянно держать наготове в своем арсенале психических приемов и методов. Во всяком случае, хирургу во время операции без нее никак не обойтись. Иначе он что-нибудь не то у больного отрежет или не туда пришьет. Точно так же и любому человеку, который решил всерьез заняться практической психологией.