И еще одна, более разумная истина звучала: о том, что каждый убитый считал себя бессмертным, но все они были неверными, и их надлежало изгнать из сознания, а правильной была та, первая. И вдруг все они исчезли, внезапно возник свист в ушах, как будто его сразу включили, и мозг стал работать ясно и четко. Раз уж ты здесь, старайся до конца. Два главных врага: декомпрессия и мороз. Он подтянул ноги к животу, придавив пальто еще и локтями, и плотно закрыл лицо руками, опустив голову. Оказалось, что еще можно смотреть между пальцами, не раскрывая широко глаза. Он понятия не имел, сколько времени займет падение, но надеялся, что еще успеет сориентироваться. Казалось, он сам превратился в компьютер. Его обрадовало, что земля приближалась медленнее, чем он думал сначала. С одной стороны, упасть нужно как можно быстрее, иначе успеет выделиться растворенный в крови азот, с другой стороны уменьшить скорость при ударе. Вокруг уже ничего не было видно, мимо проносился туман - те самые нижние облака, и вот они внезапно закончились, и далеко внизу стал виден темно-зеленый лес, постройки и заснеженные поля закатных цветов. Сальвадору каким-то образом удавалось не вращаться, он летел, лишь слегка меняя положение, и одежда все еще не была сорвана. Страх пришел на одно мгновение, когда Сальвадор впервые увидел разницу: только что сараи были неподвижны, и вот стали стремительно увеличиваться, бросаясь прямо в лицо. Но опять включился компьютер, и Сальвадор понял, что разрушенная ферма стоит на вершине холма, каким-то образом (или это ему показалось) сумел сдвинуться в воздухе, развернуться к склону холма лицом, сгруппироваться, как при спортивном упражнении "кувырок" и изо всех сил напрячь мышцы.
      12
      Заключительную стадию полета наблюдали двое местных жителей, пробиравшихся по заваленной снегом дороге, по глубоким колеям, оставленным тракторами. Приземление Сальвадора было эффектным: недалеко от полуразрушенного сарая на склоне холма возник снежный вихрь наподобие маленькой лавины и покатился по направлению к дороге, увеличиваясь в размерах и окутываясь облаком снежной пыли. Наконец пыль улеглась, и прямо у обочины из снега вылез Сальвадор, совершенно целый, но растрепанный. На пути его движения даже не попалось прошлогодней сельхозтехники, которая виднелась из-под снега в разных местах среди высокого желто-коричневого бурьяна. Сальвадор с отвращением представил себе череп, разбитый о борону, отвернулся от холма и стал рассматривать свидетелей полета. Старик в ватнике и обтрепанной шапке и молодая женщина или девушка в аналогичной одежде. Сальвадор откашлялся, выплевывая снег, и хриплым голосом проговорил:
      - Авария.
      - Самолет? - спросил старик. А где же он?
      У девушки в глазах появилось любопытство. Сальвадор машинально оглянулся по сторонам и ответил:
      - Хрен его знает.
      Самолет мог упасть где-то рядом, а мог и просто развалиться на части еще в воздухе. Сальвадор вспомнил, как при аварии ИЛ-86 под Гомелем на потеху колхозникам с неба падали голые бабы. Здесь потехи было меньше, но она может начаться в любой момент, если эти люди разнесут новость по всему селу.
      - Село близко? - спросил Сальвадор.
      - Вы сможете идти? - спросила в ответ девушка.
      - Вполне. Меня зовут Сальвадор.
      - Меня Лена.
      - Василий Иванович, - сказал старик.
      Уже почти совсем стемнело. Небо и поля изменили цвет на темно-фиолетовый, и Сальвадор впервые за сегодняшний день почувствовал мороз. Возникшее в воздухе чувство комфорта не пропадало. Несмотря на мороз, фиолетовые поля казались уютными, воздух густым и теплым, а лицо девушки красивым. Сальвадор не знал, красиво ли оно на самом деле. Видимо, уже начиналась реакция на перенесенный шок. Неизвестно, в какой форме она выразится. Может быть, он просто заснет на пару дней, а может быть, у него сотрясение мозга или еще какая-нибудь гадость. Он засунул руки в карманы и с удивлением обнаружил, что деньги на месте. Правда, портфель с остальным барахлом упал не прямо к ногам, а где-то еще.
      - Вы можете мне помочь?
      - С вас пол-литра, поужинайте с нами. Куда вы сейчас пойдете на ночь глядя?
      Сальвадор перелез через наваленную на обочине гряду снега, и все, не торопясь, пошли к виднеющимся вдали хатам. Дорога была наезженной, в любой момент могли появиться попутчики, и Сальвадор попросил:
      - Если можно, никому не говорите про меня до утра. Мне нужно отдохнуть.
      - Хорошо. А нам вы расскажете? - спросила девушка.
      - Вам расскажу.
      По дороге Сальвадор узнал, что автобус в село не ходит. Он объяснил своим попутчикам, что завтра утром ему нужно ехать домой, так как в городе наверняка будут знать об аварии самолета. Оказалось, что железная дорога недалеко, и утром туда можно добраться на попутке. Они вошли в средней паршивости хату, состоящую из проходных комнат, где, к удовольствию Сальвадора, не оказалось хозяйки. Она пошла по соседям, как объяснил хозяин, и поужинали они втроем. Сальвадор попытался дать деду денег на пол-литра, но тот отказался и достал свою. Сальвадор выпил чаю с самогоном вместо ликера и перестал бояться реакции на перенесенный шок. Девушка оказалась не местная, а вызванная из города ветеринарша, и действительно очень красивая. Звать хозяйку Василий Иванович, помня просьбу Сальвадора, не стал, и вскоре выделил ему постель в первой от наружной двери комнате, и Сальвадор с удовольствием остался один и начал анализировать результаты сегодняшнего дня.
      13
      Он лежал с закрытыми глазами и соображал, правильно ли он поступает сейчас. Действительно, немедленно добираться до железной дороги по темноте и морозу смысла не было. И у этих двоих было бы развлечение на вечер: ходить по соседям и рассказывать удивительную новость. Если даже самолет и упал неподалеку, при теперешнем раскладе это только отвлечет от Сальвадора внимание по крайней мере до завтра. Что процесс изведения Сальвадора будет возобновлен, Сальвадор не сомневался. Все выглядело так, как будто в пилотской кабине был заложен фугас объемного взрыва - технология, практически недоступная для террористов из числа пассажиров. Принцип действия этой штуки состоит в подрыве взрывчатки, распыленной в воздухе. При использовании таких фугасов не спасает даже танковая броня. Сальвадор уцелел именно благодаря мощи взрыва, разрушившего полностью всю переднюю часть фюзеляжа. Кто-то действовал наверняка - настолько наверняка, настолько возможно, и явно имея доступ к аэродромным службам. И опять, как и в случае с заметкой, Сальвадора удивила искусственность, вычурность ситуации: вполне можно было, например, воткнуть в Сальвадора нож в тамбуре электрички, по дороге в аэропорт или просто выдернуть его из толпы и завести куда нужно. Во всяком случае, дня три у него в запасе, скорее всего, было, и стоило рискнуть съездить домой в общагу и взять теплые вещи и документы. Сальвадор понимал, что безответственное чтение журналов открыло в его жизни новый этап.
      14
      Постепенно он заснул, но часть сознания продолжала бодрствовать, как у диких зверей. Теперь это свойство будет оставаться с ним всегда. Краем уха он слышал какое-то (безопасное) хождение, разговоры, и понял, что пришла хозяйка. Немного погодя в комнату вошла Лена и стала возиться возле кровати у противоположной стены. Сальвадор догадался, что постояльцы помещаются в первой от двери комнате, хозяева в середине, а последняя комната парадная. В комнате было совершенно темно, и Сальвадор смотрел на Лену без всякого стеснения. Сначала был слышен тихий шорох стягиваемого платья, потом шум прекратился надолго, но Лена не ложилась, и Сальвадор понял, что она тоже смотрит на него. Сальвадор сел в кровати на коленках и позвал шепотом:
      - Лена.
      - Иди сюда, - шепотом ответила она.
      Сальвадор, бесшумно ступая босиком, направился на голос. Глаза его уже немного привыкли к темноте, и он смог различить тонкую белую фигурку Лены и два темных пятна сосков. Лена была такого же роста, как и Сальвадор. Приблизившись, он увидел, как блестели у Лены глаза, какой у нее тонкий живот, с валиком вокруг пупка. Она первая дотронулась до Сальвадора прохладными руками и провела ладонями у него по ключицам, по ребрам, усиливая прикосновение, и вдруг очень быстро и бесшумно присела, целуя его. Дальше было все самое лучшее и необычное. Скоро они совсем забыли, что за дверью хозяева, но те, наверно, напились и заснули - Лена и Сальвадор возились, шептали, и никто им не мешал.
      Так они любили друг друга еще очень, очень долго и наконец заснули, а когда под утро за окном забрезжил первый свет, Лена снова разбудила Сальвадора, и, сидя на коленях сбоку от него, выпрямившись так, что темные волосы открыли лицо и упали на плечи, сложила лодочкой ладони и сказала:
      - Тебе не нужен талисман от суеты. Я дарю тебе талисман от покоя. Уже утро, и тебе пора уходить.
      И она сильными пальцами засунула в ладонь Сальвадора какой-то угловатый теплый предмет, который Сальвадор так и не выпускал из руки, пока не вышел из дома, из поселка, и не скрылся за деревьями ближайшего, уже начавшего розоветь под утренним солнцем перелеска.
      15
      Талисман оказался обломком минерала, похожего на магнитный железняк. Как и железняк, он был слоистым и при первом взгляде казался черным, но на самом деле состоял из множества блестящих кристалликов или чешуек. Только у железняка блеск кристалликов совсем светлый, а здесь он имел еле заметный голубоватый оттенок. И сами кристаллики были чуть-чуть больше, чем у железной руды. Сальвадор засунул камень в карман куртки, огляделся по сторонам и быстро пошел по наезженной дороге, удаляясь от поселка. Было еще очень рано, и Сальвадору не встретилась ни одна машина. Вскоре вдали показалась высокая тонкая труба котельной и покрытые инеем дома другого поселка, где были железнодорожная платформа и автостанция. Сальвадор побродил вдоль пустой составленной из дырчатых бетонных перекрытий платформы. Никакого расписания нигде не было, только сбоку виднелась небольшая хатка или сарай, скорее всего, запертый. В любом случае рваться туда не стоило. Пришлось мерзнуть в железном павильоне у окошка автокассы, пока не подошел автобус и вышедший из кабины водитель, размахивая бумагами, не направился к служебному входу. Очередь насторожилась и приготовилась к бою. Сальвадор стоял, прислонившись к стенке у кассы, согласно технологии. И согласно технологии, между ним и стоящими спереди и сзади не было пустого места, все были плотно притиснуты друг к другу. Сбоку на Сальвадора слезящимися глазами смотрела старуха в теплой, но драной одежде. Она лепилась к очереди, ожидая, когда между стоящими хотя бы на мгновение образуется щель, и морда ее с поджатыми губами сохраняла упрямое выражение. Сальвадор продолжал размышлять о технологии: интересно, что в уличной давке следовало вести себя противоположным образом, стараясь держаться подальше от стенок и оград. Самое безопасное место во время всяких митингов, выходов с футбольных матчей и панических бегств как раз середина толпы. При этом главное не упасть, чтобы не быть затоптанным. Впрочем, такие ситуации Сальвадору не встречались. Заходить сбоку кассы в обход Сальвадор не хотел, чтобы его не запомнили. А уехать надо было обязательно, и как можно незаметнее. Если билетов не будет, следует залезать в автобус в неофициальном порядке. Если ничего не получится, придется линять из этих тихих мест пешком, но в этом случае будет потеряно много времени. И придется становиться бомжем прямо сейчас, в этой вот хилой курточке и без малейшей стартовой позиции. Кассирша выписывала билеты медленно, как будто никакого расписания не существовало, и не было видно, сколько еще свободных строчек осталось в списке. Сальвадор получил свой билет и, скользя по накатанному, в подтеках масла, снегу, залез в автобус. Водитель милостиво впустил всего трех левых пассажиров - по числу досок, которые нужно было положить поперек прохода, захлопнул перед носом у оставшихся дверь и сразу тронулся с места. Снова перед глазами Сальвадора очутился замызганный чехол кресла, но сидящих спереди не было видно - кресла в автобусе были выше, чем в самолете. По проходу протиснулся контролер, проверяя билеты, автобус выехал на шоссе, а Сальвадор заснул. Дальше он добирался поездами, пропитанными запахами плохого угля, носков и туалетов, грохотом заплеванных тамбуров, матерщиной и невнятным мычанием пассажиров, ковыряющих грязными пальцами яичную скорлупу. Вагоны были старыми, но прочными, всюду виднелись аккуратные головки хорошо завинченных толстых шурупов, перегородки держались крепко, не скрипели и не шатались, и нерушимо стояли боковые подножки для залезания на верхние полки - как раз на уровне глаз сидящего на нижней полке пассажира. Сальвадор был уверен, что эти поезда послевоенных лет, сделанные на танковых заводах Урала или заказанные в Германии - последние, и ему было интересно представлять себе вид железных дорог в те времена, когда и эти добротные вагоны износятся и осядут на боковых путях станций, а сами пути заржавеют и зарастут травой. А когда поезд ранним утром наконец остановился на знакомом перроне возле малолюдного вокзала и Сальвадор, вдохнув морозный чистый воздух, посмотрел на покрытые инеем деревья и на панораму небольшого города, лежащего в долине реки, он на миг представил себе, что это обычное возвращение из командировки, без всяких приключений. Может быть, так оно и было. Сальвадор проехал весь город в пустом в этот ранний час троллейбусе и вышел на конечной остановке. За общагой уже начинались поля. Автостоянка возле входа была пуста. Вахтерша поздоровалась, как обычно. Только навстречу по лестнице с верхних этажей спускалась заспанная общежитская девица в халате, с синими от холода ногами. Сальвадор прошел по короткому коридорчику и увидел, что дверь его комнаты приоткрыта. На корточках перед тумбочкой Сальвадора сидел незнакомый плотный человек и аккуратно вынимал из тумбочки вещи. Он глянул на Сальвадора, вскочил, ленинским жестом засовывая руки куда-то под мышки, и тут же лицо его сначала побурело, потом побелело, и он рухнул на пол посреди комнаты, загребая ногами. Сальвадор подошел поближе и взглянул гостю в лицо. Это был тот самый московский попутчик.
      16
      Полноватое, одутловатое лицо незнакомца уже не было таким жизнерадостным, как в Москве, оно стало теперь бледно-желтым и казалось влажным. Сальвадор закрыл дверь, присел на корточки и осмотрел гостя. Оружия и вещей при нем не оказалось, только служебное удостоверение сотрудника областной санэпидстанции с фотографией и разборчивой печатью. "Какие хилые пошли санитары", - подумал Сальвадор и еще раз внимательно посмотрел на лежащего. Он оставался неподвижен, и Сальвадор интуитивно почувствовал, что гость уже безопасен и бесполезен. Но делать нечего, в распоряжении Сальвадора оставалось время, запланированное гостем на разборку тумбочки, и гостя следовало оживить. Получение информации было самой важной задачей. Сальвадор с отвращением раздвинул рот незнакомца и принялся делать ему искусственное дыхание - приблизительно так, как когда-то где-то учили, два вдоха и выдоха, потом четыре толчка обеими руками по грудной кости. Скоро Сальвадор понял, что толку не будет. В крашеном белой краской стенном шкафчике оказались полная бутылка водки, сухие куски хлеба и начатая банка с маринованными помидорами. Сальвадор прополоскал рот, вытер водкой губы и с удовольствием отпил два глотка. Закусывал он уже не торопясь и соображая, что с этой минуты терять ему, в сущности, нечего.
      17
      Терять было нечего, но следовало куда-то идти. Собирая самые необходимые вещи, Сальвадор думал о том, что делать. К родственникам ехать не стоило. В люк теплотрассы лезть тоже не хотелось, и прежде всего потому, что свои бомжи наперечет, а чужого вычислят быстро. Сальвадор быстро перебирал в уме всех своих знакомых, сознавая при этом, что кто-то другой будет через пару часов делать то же самое. Что если рискнуть? Есть один странный человек, и, наверное, это будет на сегодня допустимым вариантом.
      18
      Странный человек Сальвадора был инженером-конструктором в дохлой конторе, известным своей любовью к природе родного края, по фамилии Таратута. Местная газета печатала его статьи о редких растениях, о птичках, рыбках и других интересных животных, об истории и о минералах. Короче говоря, он занимался тем, что в стране советов называют краеведением. У нас такие люди считаются чем-то вроде дурачков, тем более, что уровень их изысканий невысок. С этим Таратутой Сальвадор познакомился случайно, во время сбора грибов. В сущности, знакомство было шапочным, и как раз поэтому стоило попробовать.
      Стол Таратуты находился в отдельной комнате первого этажа. Здание конструкторского бюро было старым и запущенным, на дверях, рамах и подоконнике было уже несколько слоев белой краски. Небольшая, довольно уютная из-за избытка разнообразных и большей частью ненужных вещей комната освещалась ярким желтым солнечным светом из небольшого окна. Подоконник был в снегу, края окна покрывали морозные узоры. За окном по тротуару иногда проходили люди, хрустя снегом, а дальше стояли деревья, покрытые светящимся в утреннем свете инеем. Все в этой комнате было старым, неинтересным и каким-то пожелтевшим. С длинных стенных полок свисали пыльные лохмотья чертежей, грудами были навалены картонные папки. Таратута заведовал патентным отделом, это и был патентный отдел. На этих пыльных полках, в желтых кипах бумаги иногда производился патентный поиск, но сейчас он как раз и не производился, а Таратута сидел за столом у окна в потертом пиджаке, в очках, сосредоточенно водя по бумаге ручкой. Новый, чистый телефон из красной пластмассы казался здесь лишним. Сальвадор вошел, поздоровался и не торопясь положил в угол рюкзак. Таратута с интересом взглянул на Сальвадора, на рюкзак, тоже не торопясь снял очки и предложил Сальвадору сесть напротив стола, на стоящий в укромном уголке между окном и огромным шкафом старый прочный стул. Взгляд Таратуты был внимательным и острым, но глаза его оставались неподвижны в продолжении всего рассказа, он не менял позу и даже не двигал руками, только бывшее вначале неопределенно-добродушное выражение его лица постепенно пропадало. Сальвадор интуитивно чувствовал, что поступает верно, рассказывая все этому человеку. Может быть, в нем говорил навык программиста, требующий создания страховочных копий важной информации. Как и положено, теперь информация копировалась в еще одно место. Впрочем, о талисмане от покоя Сальвадор умолчал.
      (Такой же морозный хруст под ногами прохожих за окном и такой же внимательный взгляд бородатого человека в пенсне. Только человек этот молод и окно находится высоко, почти под потолком. Помещение было полуподвальным, и от окна по комнате проходили тени. И город другой заваленный снегом российский губернский город, дома которого ярко раскрашены цветной побелкой и еще новы. В фокусе только лицо собеседника, и два разговора: Сальвадор говорит здесь, а слушает там. "Невозможно сейчас предугадать, что тогда будет, и терпеть нам, в сущности, не так уж плохо. Вера говорит, что они просто свиньи, и нужно отомстить, а мне кажется, мы просто носители разрушительного начала, и никто из нас не знает, чему он служит". И другие неясно различимые бредни. Сальвадор знает, откуда это: в детстве он читал книжки из жизни революционеров, но такого плетения словес там не было. И все же лубочный мир фантазии кажется Сальвадору таким родным и близким, что он с удовольствием перенесся бы туда прямо сейчас).
      Человек с внимательным взглядом молчит и смотрит Сальвадору в лицо. Потом он снимает трубку, набирает номер и говорит:
      - Вера Павловна, вы не возражаете, если мы с коллегой поработаем у вас с журналами? Сейчас. Да, до обеда успеем.
      И он поднимается из-за стола, приглашая Сальвадора идти за собой.
      19
      Они шли по скрипучим доскам узкого коридора, и Сальвадор все время чувствовал на своем лице так и не изменившийся внимательный взгляд Таратуты. Таратута открыл боковую дверь, и они вошли в неожиданно большую и светлую комнату. Это библиотека конструкторского бюро. Таратута поздоровался с хозяйкой, не представляя ей Сальвадора, и стал носить на стол толстые подшивки журналов. Сальвадор просматривал их с конца. Теперь 1985 год, журнала в подшивке нет. Сальвадор смотрел на обложки, обложку он помнил хорошо. Только что-то долго она не попадается. Взгляд Таратуты не изменяется и не отрывается от лица Сальвадора. Почему на нем нет очков? Пачки журналов пожелтели по краям, их давно никто не трогал. А вот и тот злополучный номер. Всю обложку занимает водная лыжница в купальнике и с округлым животиком. Лыжница без всяких подробностей, равномерно закрашена розовой краской согласно требованиям советского искусства. Впрочем, есть схематично изображенный пупок, как вынужденная дань натуре. Журнал этот за 1973 год. Сальвадор лезет в конец журнала, в раздел "Смесь", где печатают всякие казусы, анекдоты и занимательные истории из жизни великих ученых. Статья была здесь, а теперь ее нет.
      20
      Или она в другом месте? Сальвадор еще раз внимательно пересматривает весь журнал с самого начала. Статьи, конечно, все равно нет. Значит, то был специальный экземпляр. Нет, слишком, слишком много чудес! Сальвадор слышит усталый голос Таратуты:
      - Хорошо. Вернемся в отдел. Большое спасибо, Вера Павловна.
      И они возвращаются в пыльный кабинет. Таратута надевает очки, лицо его снова приобретает неопределенное выражение, и он не торопясь говорит Сальвадору:
      - Слушайте меня внимательно. У меня есть дача в Клинцах, она почти достроена. Вы сейчас незаметно пройдете туда и будете там сидеть до тех пор, пока я не скажу. Я буду появляться у вас примерно раз в неделю и привозить продукты. От дачи далеко не отходите, ведите себя естественно. Запомните, где она находится.
      Таратута подробно описывает место, рисует план на бумажке, но Сальвадору эту бумажку не дает. Сальвадор надевает рюкзак на одно плечо. Рюкзак свисает небрежно, так что Сальвадор не имеет вида целеустремленного туриста. Для полноты картины он еще и расстегивает верхние пуговицы куртки. Идти не так уж далеко, город невелик, хотя длинные выросты окраин тянутся в разные стороны на много километров. Сальвадор решает, что стоит сходить туда, куда велел Таратута. Он пересекает большую магистраль и упирается прямо в здание управления исправительных работ. Отсюда панорама города видна как на ладони. Немного ниже и левее по ходу трассы церковь в черт знает каком стиле с зеленой крышей и золотыми куполами. Напротив спортивный комплекс, ниже мост через маловодную речку, потом универмаг и поднимающиеся на другую сторону ряды многоэтажных домов. Город этот не так уж дорог Сальвадору. Сальвадор, собираясь с мыслями, смотрит на панораму, потом решительно подходит к краю тротуара и начинает ловить машину. В Клинцы никто ехать не хочет, и Сальвадор не спеша отправляется пешком. Преимущество во времени потеряно. Сначала дореволюционный еще скверик, в котором стоит здание облсуда. Потом дореволюционные же корпуса, в которых сейчас фабрика глухонемых. Дальше начинаются частные дома, улицы становятся неровными и неоднородными. Дома, немощеные улицы и сады за заборами тянутся до самой объездной дороги, за которой возвышается аккуратный серый копер урановой шахты. Сальвадор переходит окружную дорогу и углубляется в живописную долину вытекающей из города реки.
      21
      Долина смерти. Пусть теперь будет лето и жаркое солнце - Африка посреди Европы. Река называется Ингул. Долина плавными изгибами уходит на юг, то сужаясь, то расширяясь, и кое-где по верху склонов виднеются сосновые леса. Огороды редко подходят к самой воде, почти везде вдоль реки идет полоса пожелтевшей травы. Там, где огородов нет, в долину иногда вклиниваются колхозные поля. Но чаще просто пустыри, где среди высоких сорных трав бессмысленно крутятся никуда не ведущие полевые пути. Мостов здесь нет. Не гудят насекомые. Тишина, зной и пустота. Люди бывают здесь редко. Если подойти к реке поближе, можно увидеть черную полупрозрачную воду без водорослей, по которой иногда проплывают небольшие лохмотья. Запаха вода почти не имеет. Те кусты и деревья, что росли в воде, давно засохли, но на берегах они пока еще зеленые, и черная вода неторопливо движется как бы в зеленой аллее. Когда-то на этих живописных склонах поселились староверы, выходцы из России, и в селах Поповка, Клинцы, Калиновка и других сохранился специфический акцент. Теперь они умирают от рака. Вода в колодцах и скважинах отравлена Ингулом, брать ее нельзя даже летом, когда щедрое солнце заливает жаром пыльные улицы тихих алкогольных сел, огороды и степь с десятикилометровой дорогой из дикого камня. Меня всегда удивлял контраст перехода от обычной степи к мертвой долине. Мы с учениками, школьниками ездили сюда отдыхать на велосипедах. Я сначала не верил, что здесь может быть что-то приличное, но послушно ехал за детьми, которые показывали мне дорогу. За Клинцами асфальт кончался, и посыпанная песком дорога поднималась в сосны на вершину холма, а потом снова спускалась к речке - притоку Ингула. Справа были какие-то большие кирпичные развалины, по словам детей, брошенный пионерский лагерь. В самом низу мостик, налево плотина, за которой огромный ставок с чистой водой, рыбой и желтыми ирисами по берегам. День был прекрасен, причем, как ни странно, все дети умели плавать. Единственное, чего я хочу от этой страны: когда она окончательно исчезнет с географических карт и из благодарной памяти, чтобы эти люди остались. Итак, налево ставок, направо развалины, а вдоль них сначала очень хорошая асфальтовая дорога, а потом конец асфальта и мертвая тишина. До Ингула меньше километра.
      22
      Но жизнь не окончательно исчезла на этих берегах. Позже я обнаружил здесь признаки новой, специальной жизни. В зоне отчуждения встречаются земляные валы, на которых кое-где укреплены полуразбитые железные щиты и смытые дождями предупредительные надписи. Вечером, когда все становится неразличимым в сумеречном свете, по ведущим отсюда дорогам тащатся уставшие солдаты в нестрого выдержанной полевой форме, мешая движению машин. Солдат никогда не бывает много, потому что это спецконтингент. Их ждут настоящая Африка, Южная Америка и другие материки. Но не будем мыслить такими большими масштабами, а лучше доведем до конца эту экскурсию и продвинемся к истокам, так сказать, к малой родине. Для этого нужно вернуться вверх по течению, в Кировоград, сначала под мостом окружной дороги, потом среди городских огородов до места, где из камыша вытекает река Сугоклея. Потом место сброса городской канализации, потом центр города с церковью в стиле украинского барокко. По сторонам начинаются стены бетонных берегов. За левой стеной грунт, за правой коридор, по которому проходят трубы теплотрассы. Коридор просторный, высокий и очень длинный, он идет через весь Кировоград вдоль Ингула до противоположной окраины, до Балашовского моста, где находится ТЭЦ. Это первое Кировоградское подземелье. Почти все среднерусские города имеют легенды о подземных ходах и кладах, а в Кировограде и Днепропетровске есть длинные каналы теплотрасс вдоль набережных. В Днепропетровске большинство входов в канал старательно заварено, но зато сам канал в длину не меньше восьми километров. В Кировограде все люки открыты. Не следует думать, что в теплотрассе прячутся воры и бандиты - воры или в зоне, или дома. Контингент бомжей состоит в основном из алкоголиков. Многие из них импотенты, выгнанные из дому женами. Примерно посередине набережной, между универмагом и ремонтным заводом, река делает загогулину, в центре которой находится парк имени Пушкина, украшенный фигурным мостиком и летящими бронзовыми наядами на бетонных пьедесталах. Под берегом большая ива, а возле нее в береговой стенке незаметный со стороны дороги вход в другое подземелье. Из прямоугольного тоннеля вытекает жидкость, но можно пройти вдоль стен. Через десяток метров приятный сюрприз, освещение: люк в потолке выходит на территорию гаража института красоты. Двигаться дальше так же удобно, и через такое же расстояние опять свет - на этот раз от ливневых решеток на проезжей части. Здесь нас ждет маленькая хитрость: слева в тоннель втекает тоненький ручеек жидкости, от которой идет запах гаража и одновременно кухни. Так пахнет перебродившая смесь машинного масла, охлаждающей жидкости от станков и электролита. Это хорошо замаскированный сброс сточных вод ремонтного завода. Сам завод в сотне метров слева. Дальше тоннель так же просторен, только материал стен меняется. Теперь это кирпич, и в стенах возле самого пола кое-где встречаются полукруглые отверстия, из которых вываливаются комья глины. Это остатки дореволюционной канализации. Вот и первая развилка. Большие кирпичные тоннели уходят влево и вправо, впереди - мешанина из кирпича и бетона. Наверху сейчас самый центр города, очень красивая площадка между старинным театром и казармами времен Николая Первого. Мостовая сложена из камня, казармы хоть и высоки, но в них всего три этажа с высокими потолками. Еще там есть конный манеж, архитектура которого несколько смазана, зато сами казармы великолепны. Как раз в них и размещается спецконтингент. Грязный вонючий тоннель неравномерной высоты, отходящий вправо, идет под центральной улицей Кировограда - улицей Ленина. Он построен задолго до революции, но сейчас почти везде разрушен. Путь вперед лежит как раз через территорию казарм. Давайте представим себе, что нигде не надо ползти на животе в смраде и грязи, рискуя задохнуться или быть раздавленным. Вы будете сидеть здесь, а ваш взгляд будет бестелесно лететь по тоннелям и трубам. Но это продлится недолго. Скоро начнется переплетение старой и новой кладки и труб самой разной толщины и давности. Наверху - памятник убитым солдатам завода сеялок и очень много люков. Поток на дне тоннеля не прерывается. Еще немного - и мы попадаем на свет, вдаль уходит широкое бетонное ложе, по его ржавому бетону навстречу струится вода. Справа высится покрытая такими же ржавыми потеками стена метизного цеха. Слева густые кусты и деревья, за которыми столярный цех. Мы на территории завода сеялок. На этом бетоне никто никогда не бывает. Впереди виднеется крутой откос, край которого огражден. По верху откоса проходит основная транспортная магистраль завода, своеобразная главная улица, там полно людей и машин. Ручей выходит из небольшого черного отверстия в стене, закрытого сварной решеткой. За главной улицей расположен литейный цех. Сразу за решеткой тоннель расширяется и делает несколько петель под цехом. Где-то здесь вливаются отходы и этого завода, но увидеть это нельзя из-за кромешной темноты.