Товарищ Херзон замолчал. Сальвадор с интересом смотрел на проносящиеся мимо дома столицы. Индия влекла его не меньше, чем некогда Альтшуллера. Сальвадор никогда раньше не подозревал, что иностранная толпа так сильно отличается от нашей. Все были одеты невероятно пестро и разнообразно и совершенно независимо от возраста. Выпятив животы, фланировали какие-то старички и старушки в шортах, деловой походкой проходили невероятно смуглые и черные индийцы в безукоризненных серых пиджаках и галстуках, семенили круглоголовые женщины в оранжевых длинных платьях, при этом некоторые прохожие шли группами, не стесняясь и громко разговаривая на всю улицу. То здесь, то там стояли, приткнувшись к тротуару, остроносые священные коровы. Автомобили, среди которых еле протискивался джип, были разрисованы надписями и облеплены пестрыми наклейками, причем половина машин ехала явно без всяких правил. Неторопливо проплывали красные двухэтажные автобусы. Искусно лавируя среди машин, мимо проехали двое молодых индийцев на мотоцикле, парень и девушка в европейских обрезанных джинсах. У девушки на лбу был приклеен кружок, а волосы ее были собраны в хвост и завязаны черной резинкой. Все это так не походило на серую пришибленную публику центра Москвы, и вместе с тем напоминало эту публику, что Сальвадору стало весело. Как раньше Альтшуллер, Сальвадор безмятежно глядел то вокруг, то на своих спутников, которых, вероятно, придется убить. Дома на улицах было трудно рассмотреть из-за вывесок, занимающих каждый сантиметр стен и висящих в самых неожиданных местах в самых разных положениях. Только одна странность была в этой толпе: изредка на тротуаре попадались люди в серых френчах, обтягивающих круглые маленькие животики, идущие уверенно и как-то отстраненно, и толпа как бы обтекала каждого такого человека во френче, оставляя между собой и ним пустое пространство.
      82
      Потом город кончился. Промелькнули белые корпуса каких-то фабрик, бетонные заборы, и началось многорядное шоссе, уходящее вдаль. Спутники молчали, и Сальвадор подумал, что они не знают языка, который был бы понятен им обоим. Может ли полковник КГБ знать английский язык? Сомнение разрешил индиец, который на ломаном русском спросил Сальвадора:
      - Как называть вас?
      Товарищ Херзон бросил на Сальвадора беглый взгляд, и тот ответил индийцу:
      - Сальвадор.
      - Salvatore? Espanol?
      - Нет, русский.
      - Я трудно звать русским. Звать я Жорж.
      - Джордж, - поправил товарищ Херзон. - Тут полно русских школ. Давайте отдохнем, у меня есть армянский коньяк.
      Жорж тут же стал перестраиваться в правый ряд, лихо срезая углы перед самыми носами других автомобилей. Раздались истошные визги клаксонов, но водители, замечая за рулем человека во френче, резко ускоряли движение и уезжали вперед. Жорж выехал с шоссе на обочину и остановил машину. Опять появились вчерашний коньяк и ветчина. Коньяка пили очень мало, только маленький стаканчик, и Жорж с сожалением проводил взглядом недопитую бутылку, исчезающую в сумке товарища Херзона. Зато ветчины, как и вчера, было много.
      - Надо всю ее съесть, - предупредил товарищ Херзон, - иначе она испортится.
      Все это походило на безобидный пикник. Потом они снова отправились в путь, причем Жорж выехал на самую левую полосу, где только изредка со свистом проносились длинные, наверное, американские, автомобили, и здесь Жорж показал класс. Ветер свистел в ушах, товарищ Херзон замер в напряженной позе, полусогнув руки и корпус, а горы на горизонте, казалось, приближались на глазах. Когда солнце стало краснеть и опускаться к горизонту пыльной каменистой равнины, они въехали в старинный город с узкими улицами. Сегодняшняя цель путешествия была достигнута: Химачал Прадеш, город Шимла.
      83
      В этом городе почти не было машин. Кривые узкие улицы вились по горным склонам, и можно было встретить здания разных эпох: от современных до старинных английских. Но, в общем, все это выглядело бедно, и Сальвадор догадывался, что за приличными еще фасадами скрываются обыкновенные трущобы. Шимла походила больше не на Ялту, а на Москву в районе Белорусского вокзала.
      Утром они все трое вышли из гостиницы и отправились куда-то по лабиринту старого города. Улицы были прохладными и коричневыми, а небо над железными крышами чистым и синим. Казалось, крыши соседствовали со снежными вершинами, откуда дул свежий ветер, но Сальвадор знал, что горы еще очень далеко. Иногда старая застройка как бы разрывалась, освобождая место для чистенького скверика и бетонного здания европейского вида с автостоянкой за сетчатым забором. Дворники поливали из шлангов цветы и деревья. Индиец Жорж пристальным взглядом осматривал подъезды гостиниц и перспективу улиц. Постепенно в воздухе стала появляться пыль, дальние горы в просветах улиц заволокло дымкой, стало жарко, и улицы начали наполняться пестрой толпой. Публика здесь была не такой, как в Дели: гораздо больше любопытных пузатеньких стариков и старушек с белой кожей (видимо, западных туристов), часто встречались пожилые мужчины в потрепанной шерстяной одежде, с усталыми и агрессивными, как у всех крестьян, лицами. Понтовые молодые люди, тоже в свитерах и каких-то шкурах, напоминали Сальвадору Беню Крика. По камням мостовых цокали копытцами мохнатые ослики, накрытые шерстяными покрывалами и навьюченные серо-коричневыми тюками. Вдруг Жорж тихо сказал что-то, и товарищ Херзон взял Сальвадора за руку и не торопясь развернулся лицом к витрине только что открывшегося магазинчика. Индиец пошел дальше. Сальвадор наблюдал за ним краем глаза. Жорж спокойно шел по самому краю тротуара и, поравнявшись со стоящей у обочины чужой машиной, небрежным движением (но Сальвадор заметил, с каким усилием тот зафиксировал тело в напряженной позе) опустил боковое стекло и просунул внутрь руку. Потом он открыл дверцу, сел в машину и немедленно поехал, развернувшись к Сальвадору и товарищу Херзону. Они подошли к проезжей части и плюхнулись в автомобиль почти на ходу, после чего индиец, медленно прибавляя скорость, помчался по наиболее прямым улицам. Потом он вдруг резко затормозил, свернул в узкий переулок, куда выходили одни только стены высоких домов без окон, и короткими четкими движениями заменил на машине номера. Товарищ Херзон смотрел на индийца с интересом и вместе с тем с каким-то неудовольствием. "Зачем эти уголовные штучки? - сказал он Сальвадору. - Плохо организовано". Сальвадор промолчал. Индиец ничего не понял или не расслышал, только поднял на них раскрасневшееся от работы потное лицо со злым взглядом. Товарищ Херзон с улыбкой сказал: "Ну, поехали", - и индиец опять уселся за руль, с довольным видом поерзав на кресле. Они с места рванули вглубь переулка, где дорогу перегораживала какая-то серая стена, но прямо перед ней обнаружился крутой поворот, и машина стала петлять по старинным улицам, постепенно переходящим в каменистые пустыри, где на веревках было развешано белье и возле камней лежали лохматые коричневые овцы с мусором в шерсти. Город закончился и началась индийская проселочная дорога.
      84
      - Если бы мы не были так заняты, - сказал товарищ Херзон, - мы бы заехали в дом Рериха. Вон там, - и он показал рукой. Там сейчас что-то вроде музея, но лучше нам туда не показываться.
      - И пионеров туда водят? - спросил Сальвадор.
      - Есть в Индии пионеры? - спросил товарищ Херзон у Жоржа.
      Тот оскалил белые зубы, ничего не поняв. Когда Жорж улыбался, в своем сером френче он походил на китайца с карикатуры в советской газете. Когда Жорж не улыбался, зубы прятались, и тогда он принимал серьезный, интеллигентный и даже немного надменный вид. Сальвадор привык, что люди в пиджаках имеют желто-голубые помятые лица и большие животы, и внешность подтянутого смуглого человека, не соответствующая френчу, импонировала Сальвадору. "Да, разные бывают санитары", - подумал Сальвадор. Глаза товарища Херзона были водянисто-серыми и ничего не выражающими, глаза Жоржа были коричневыми и спокойными. У Сальвадора глаза были вообще пестрыми. Он смотрел на себя и своих спутников как бы со стороны: по горным долинам в клубах пыли пробирается машина с тремя авантюристами, не хватает только белого шарфа на шее предводителя. Пыль стелилась сзади, оставляя за машиной длинный след. Жорж неистово крутил руль, лавируя между камней, и в конце концов выехал на чистую асфальтовую дорогу с защитной бетонной полосой - далеко от музея Рериха. Машин на дороге почти не было, дорога поднималась все выше и выше, потом прижалась к скале, а с другой стороны открылась глубокая просторная долина. Экспедиция Рериха шла по плохой дороге несколько дней (или даже недель?) - из отчета Альтшуллера этого нельзя было понять. Только два названия: монастырь Нанганарбат и село Чхота. Горы вокруг действительно были синими, черными и цветными. Иногда высоко в небе становились видны сияющие белые снега. Горы содержали в себе спокойствие, разрушаемое быстрым движением машины и видом разных блестящих и кожаных штучек внутри нее. Один раз индиец остановил машину, и все разбрелись между камнями и кустами, чтобы облегчиться. Три минуты отдыха. Сальвадор стоял под ветерком и смотрел на яркие и неподвижные горы. На севере, юге, западе и востоке лежали пространства заносимых песками пустынь сонных стран. Пусть спят. Может быть, в самом деле где-то есть убежище мудрецов, которые бодрствуют и мыслят вместо всех спящих? Сальвадор думал о том, какой сон соннее - сон равнин в форме автоматных очередей или сон сонных гималайских монастырей. Но потом он решил, что лучше тоже поспать и набраться сил. И он заснул среди камней, пропастей и свежего горного воздуха.
      85
      - Чхота, - донеслось до Сальвадора сквозь сон.
      Он открыл глаза. Машина, накренившись, стояла в тишине среди мелких камней и травы, шевелящейся от ветра.
      - Так быстро доехали? - спросил Сальвадор сонным голосом.
      Спутники стояли у открытой дверцы, молча смотря на Сальвадора с ожиданием и, как показалось ему, с презрением. Никакого признака жилья не было видно, только вверх и в сторону уходил длинный коричневый склон, усеянный мелкими камнями.
      - Ну что, пойдем, - произнес товарищ Херзон.
      - Где село? - спросил Сальвадор.
      - Там тоже нет никакого села, - ответил тот. - Села уже давно нет.
      Ветер усилился, и трава зашелестела. Индиец закрыл дверцы машины и указал рукой вверх по склону:
      - Туда надо идти.
      Склон поднимался к самому небу и был гораздо длиннее, чем выглядел от машины.
      - Надо через гору - сказал индиец.
      Склон становился то круче, то ровнее, но все никак не кончался. Спутники Сальвадора разошлись немного в стороны - так легче было идти по камням. Сальвадор посмотрел назад и увидел картину, знакомую по отчету Альтшуллера: пустая долина и неподвижный жучок машины внизу. Маленькие облака в небе рассеялись, и солнце засветило в полную силу. Только свет его здесь, на высоте, был слишком ярким, а воздух оставался прохладным. Монотонный ритм пути вызывал сонное состояние. Три человека шли под ослепительным светом звезды по белому озаренному склону на расстоянии, обходя камни, опустив головы и как бы задумавшись. Свет все больше походил на электросварку, в нем тонули очертания дальних гор, и бело-голубое сияние подбиралось к трем черным одиноком фигурам. Солнце разгоралось все ярче, и Сальвадор почувствовал, что растворяется в этом нестерпимо ярком свете. И он снова очутился в Перхушково.
      86
      Только вдали за полем виднелся лес, которого раньше не было. Сальвадор стоял на краю поля, над ним висели ветви старых берез. В этой роще обычно собирали грибы. Похоже, что начиналась осень, было мокро и прохладно. На том конце поля раньше была жиденькая лесополоса, по которой проходила дорога и где ездил автобус. Теперь там был виден лес, среди которого торчали острые деревянные крыши нескольких дач, над одной из которых возвышался тонкий шпиль или громоотвод. Сальвадор вышел из-под деревьев на поле и направился к лесу напрямик, застревая в мокрой траве. Лес начинал уже желтеть. Слева виднелось что-то вроде гор, очертания которых тонули в дождливом зеленоватом тумане. Надо было идти вперед через пустое поле. Сальвадор шел несколько минут, и знал, что идет правильно, что, может быть, цель достигнута и спешить некуда. Деревянная дача с громоотводом приближалась. Дача была новой, некрашеные стены дощатого домика с островерхой крышей еще не потемнели от времени, но были мокрыми от дождя или тумана. Сальвадор миновал загородку из жердей, какие бывают на лесных пастбищах, и увидел, что дом стоит среди высокой нетронутой травы, а дверь открыта.
      87
      Внутри сидели трое, и было много разных вещей. Люди сидели неподвижно в спокойных, непринужденных позах: слева мужчина лет тридцати в клетчатой рубашке, сжимающий в руке чашку с чаем или кофе, от которой шел легкий дымок; справа ближе ко входу другой, постарше; у дальнего края стола возле самого окна, выходящего в мокрый зеленый лес, черноволосая смуглая девушка почти без одежды. Она смотрела на Сальвадора в упор, и если во взгляде остальных было спокойствие и даже безразличие, то взгляд девушки был прямым и недовольным. Вся комната была заполнена вещами. Вещи эти были тоже какими-то спокойными, дождливыми и коричневыми, некоторые старинными, как потертые деревянные кресла, в которых сидели трое, некоторые - непонятными. Стол был покрыт старой зеленой тканью, на которой стояла квадратная хрустальная чернильница с серебряной крышкой, лежали перья, пожелтевшие бумаги и блестящие электронные часы. Там же был небольшой подносик, на котором располагался чайный прибор. Возле окна стоял фикус в деревянном ящике Слева высокий старый книжный шкаф, справа книжные полки, но там были в основном не книги (книги в старинных кожаных переплетах), а какие-то приборы, образцы минералов, сухие букеты, реторты, колбы и другие химические сосуды, кажется, даже пожелтевший череп. Некоторые вещи не помещались в шкафах, они стояли прямо на полу вдоль стен, доходя до самого входа. Дом был буквально завален хламом. Трое молча смотрели на Сальвадора. Наконец тот, что справа, спросил:
      - Кто вы?
      - Представитель, - ответил Сальвадор, чувствуя, что говорит правильно.
      - Чем вы это докажете? - спросил сидящий справа.
      Все оставались в тех же позах, не шевелясь и не отводя взгляда от Сальвадора. Сальвадор только теперь заметил, что рука его собеседника, спокойно лежащая на столе, держит что-то вроде длинной блестящей трубки с черной рукояткой. Девушка так же яростно и возмущенно смотрела на Сальвадора в упор, глаза ее блестели под мокрыми волосами. Сальвадор вынул из кармана талисман от покоя и подал его сидящему справа.
      - Может быть, это подойдет?
      Тот взял камень и не торопясь поднялся с кресла. Остальные все так же были неподвижны. Собеседник подошел ближе к Сальвадору и открыл дверцу какого-то прибора, стоящего на полу у самого входа. Прибор походил на высокотемпературную печь, в виде короткого круглого корпуса, горизонтально стоящего на ножках. Человек закрутил винты на толстой круглой дверце со стеклом, и сразу внутри прибора загудело, как при зажигании газа в духовке, и вспыхнуло оранжевое пламя. Потом гул неожиданно затих, и на стекле заслонки появилась картина. Сальвадор подошел ближе. Там была желто-коричневая степь с холмами на горизонте. Холмы были пологими и высокими, и трава на них качалась от ветра волнами, которые пробегали по подножиям холмов. В желтоватом небе светило мутное солнце. И вдруг Сальвадор увидел, что это не трава качается волнами от ветра, а стада каких-то огромных желтых животных проносятся по холмам и по равнине.
      - Что это? - спросил Сальвадор.
      - Архей, - ответил собеседник. - Этот камень очень, очень стар. Ему нельзя здесь быть, и, думаю, он вам больше не нужен.
      - В сущности, мир непроходимо сложен, - вступил в разговор тот, что сидел слева с чашкой в руке. - И единственное, что помогает хоть как-то с ним сладить, это не мораль, не разум и не знание, а дипломатический протокол. Протокол не требует никакого обоснования, никакого объяснения, никакого усилия. Мы с вами можем поговорить, прежде, чем сформулируем наш ответ.
      - Кто вы? - спросил Сальвадор.
      - Здесь специальное оборудование, - ответил человек с чашкой. - Оно сделано для дипломатических контактов. Машина дает нам равные возможности видеть друг в друге то, что соответствует понятиям каждой из сторон. Вы видите людей, и это значит, что в нас есть то, что соответствует людям в вашем понимании. На самом деле мы имеем совсем другую форму и сущность, но среди прочего мы еще и люди. Так и вы. Если бы мы имели вид, скажем, цветных кругов, мы видели бы вас в виде такого же существа, а вы нас - в виде людей. В нас есть общее, значит, мы можем разговаривать. Скорее всего, у нас нет возможности видеть друг друга в истинном облике. Только с помощью машин.
      - Протокол принят всеми? - спросил Сальвадор.
      - Да. Это не обычный протокол, он не такой жесткий, как у ваших дипломатов, и он регулирует более широкую сферу отношений. Некоторые не хотят вступать в прямой контакт, как мы, но никто не враждебен дипломатам. Например, у вас на Земле одна из цивилизаций не вступает с нами в контакт, но, так сказать, иногда подыгрывает нам в нашей дипломатии. Это более могущественная цивилизация, чем наша, они свободны от власти причин и расстояний. Мы пока даже не преодолели световой барьер. Наши машины были привезены сюда на космическом корабле, с большим трудом.
      - Еще одна цивилизация?
      - По крайней мере еще две. С вашими людьми мы встречаемся уже тысячи лет.
      - Почему тогда так сложно? Почему обрывается и не соблюдается последовательность, единая линия контакта?
      - Вы не поняли. Мы не хотим управлять. Стороны остаются свободны в своих действиях - в рамках дипломатического протокола.
      - Значит, все свободны только в этих рамках?
      - Тем не менее протокол принят всеми.
      Позы хозяев дома стали свободнее. Они продолжили прерванное появлением Сальвадора чаепитие, но ему чая никто не предложил. Девушка у окна все так же смотрела на Сальвадора в упор, но теперь она наклонила голову, и прядь волос упала ей на лоб. Сальвадор отчетливо увидел, что она красива.
      - Я тоже хочу, - сказала она. - Но мы должны ответить.
      - Но корабль возвращается с ответом!
      - Нет, - ответила девушка у окна. - Там нет никого. Только бомба.
      Этого Сальвадор не мог понять и замолчал, обдумывая сказанное.
      - Зачем тогда эти разговоры? - спросил он наконец.
      - Никто не говорит, что бомба должна взорваться, - пояснил человек, сидящий справа. - Просто с самого начала было решено, что здесь должен находиться космический корабль. А теперь здесь должна находиться еще и бомба.
      - Для уничтожения людей? А вы и те, другие? Или вы не живые существа, а тоже машины? Бомба может уничтожить всю Землю?
      - Все цивилизации. Всю эту... как вы ее называете... брамфатуру.
      88
      Собеседники опять застыли в спокойных, но слишком уж неподвижных позах. Комната, только что наполненная влажным осенним воздухом, на глазах теряла свежесть красок, и лес за окном походил теперь на театральную декорацию. Волосы девушки стали как будто нарисованными грубыми мазками густой масляной краски. Комната становилась меньше, наконец стала плоской и превратилась в картину - картину, выполненную в зеленовато-коричневых тонах, на которой было изображено трое спокойных людей среди уютного интеллигентского хлама. Какое-то мгновение картина представляла собой целый триптих: слева пустой пейзаж с лесом и дачами у горизонта, в центре комната, а справа тот же пейзаж, но с ярко горящей на громоотводе звездой электросварки. Потом картина покрылась сеткой трещин, краски стремительно поблекли, потускнели, и перед Сальвадором осталась только покрытая трещинами поверхность большого плоского камня, а сам Сальвадор стоял возле этого камня в какой-то яме среди каменных обломков. Дно ямы поднималось вверх, а большой камень уменьшался, и вот уже кругом был все тот же склон холма, а в стороне двое сидящих на земле людей.
      89
      И не было никакого оружия. Сальвадор стремительно и бесшумно лег на землю среди камней. Наверное, когда он шел по полю, то он шел и по этому склону, и теперь у него был шанс продолжить дипломатию отдельно от своих спутников. Он лежал, уткнувшись лицом в камни. Какой-то из этих камешков мог быть домом пришельцев. Теперь все было понятно. Каждый, попавший сюда, видел то, что готов увидеть, из того, что здесь есть. Какие-то монахи искали мудрости - и с ними вели ученые беседы. Советские жлобы доросли до космического корабля и получили его. Дальше был запущен механизм непонятной космической дипломатии. Странный галактический закон: привезли бомбу, и никто не возражает, а даже, как тот выразился, "подыгрывают". И покорность судьбе, выбравшей первого разгильдяя, прочитавшего журнал и позвонившего в редакцию. Нужно было немедленно попасть в монастырь Нанганарбат, и во что бы то ни стало найти конец той нити, которая кончалась человеком по имени Шин. Похоже, что особисты не заметили Сальвадора, и он стал отползать за перегиб холма, а потом вскочил и скрылся в лабиринте кустов и скал.
      ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. МОРЕ
      90
      Учитель уже проснулся и стоял у открытого окна. В комнате было холодно: наверное, окно было открыто всю ночь. Он был стар, любой старик в Европе закрыл бы окно - но не этот человек в льняной рубашке. Другой сидел на стуле, одетый в зеленый брезентовый комбинезон. Учитель пристально всматривался в горы и обернулся не сразу. Но, обернувшись, он начал разговор в несвойственной ему манере.
      - У нас мало времени. Пятьдесят лет назад русская экспедиция нашла в горах базу пришельцев. Их люди улетели на космическом корабле. Наш агент был убит, другим агентом был я. Я не всегда был ученым. Сейчас корабль возвращается, в корабле какое-то оружие.
      Это было совсем не в том стиле, в каком мы обычно разговаривали. Учитель был стар, но не глуп и не склонен к дешевым эффектам. Я молчал и внимательно смотрел на учителя и того, другого. Учитель изменился: обычно рассеянный взгляд его стал твердым, жесты быстрыми. Я привык, что возраст учителя трудно определить: ему можно было дать и двадцать лет, и семьдесят. На самом деле ему было больше девяноста лет. Он продолжал:
      - Тайны гор содержатся не только в бумагах. Вы неплохой мастер игры в бисер, но сейчас вам придется участвовать в другой игре. Для этого я слишком стар. Это русский, который шел по следу. Вы вместе с ним должны сделать все, что сможете, а сейчас срочно уберите его отсюда, например, в Пакистан. Вы говорили, что служили в армии?
      - Да. Правительство оплачивает мое обучение. Десантные войска флота.
      - Внизу вас ждет машина. В ней много оружия и горючего.
      Он повернулся боком к окну. Я сомневался. Странно, но меня убедила какая-то схожесть этих двоих: старика у окна с буграми мышц на прямой спине и сосредоточенного русского в зеленом комбинезоне, похожего на затравленного и готового прыгнуть зверя. Учитель произнес совсем уже несвойственным индийскому гуру издевательским тоном:
      - Русский расскажет вам подробности. По-русски. Убирайтесь быстрее. К старым книгам мы вернемся потом.
      Я не стал возвращаться к себе и оставил и магнитофон, и документы. Мне не понравились слишком частые взгляды в окно. И когда я это понял, опять почувствовал себя в старой тарелке: рядовой Людвиг Витгенштейн готов к выполнению задания. Только ехать пришлось без музыки.
      91
      Машина была подходящая: на плитах чистого маленького дворика у самых ворот стоял зеленый открытый джип. Никого вокруг не было - и ладно, меня не интересовало, кто занимается экипировкой. Внутри лежали два ручных пулемета, автоматы, гранаты и магазины. Похоже, что в монастыре держали целый арсенал. Двор, освещенный утренним солнцем, пересекали густые черные тени. Было тихо. Можно было ехать. Русского я посадил, вернее, уложил на заднее сиденье, чтобы его поменьше видели - неизвестно, кому он тут был знаком. Хорошо отрегулированный мотор работал бесшумно. И некоторое время я окончательно просыпался, обдуваемый холодным воздухом гор, с такой бесцеремонностью вытолкнутый из монастырских библиотек. Очень, очень резко пришлось просыпаться: вдали уже слышался звук мотора. Я знал, что скоро дорога выйдет с карниза на ровное место, где есть заросли кустарника - но пока наш джип был виден как на ладони со следующего витка серпантина. Еще каких-нибудь двести метров. Мы успели. Я как мог аккуратно свернул и заехал подальше за кусты и камни. Там было довольно ровно, но все-таки ехать было некуда, уйти можно было только пешком. Я взял один пулемет и, пригнувшись, вылез вместе с русским к кустам над дорогой. Русский без приглашения захватил автомат. На другой стороне ущелья из-за скал выезжали три зеленые грузовика, крытые брезентом. "Не стрелять" - сказал я русскому, и кажется, тот понял. Через некоторое время эти машины проехали мимо нас; позади брезент был завернут. Грузовики битком были набиты людьми неизвестной мне народности или касты, похожие на европейцев. Они сидели на лавках и подскакивали на ухабах, мотая плечами и головами, как резиновые куклы. Все они были какими-то худосочными, с белыми или, наоборот, красными лицами, и держали между колен автоматы Калашникова. Вся Азия наводнена этими дрянными автоматами. "Vagnky", - тихо с ненавистью проговорил русский. Машины проехали, но я остался лежать неподвижно, и русский тоже. Некоторое время было тихо: шум моторов заглушала стена, за которой начинался ведущий к монастырю карниз. Облаву надо было начинать гораздо дальше от монастыря, нам уже почти повезло. Потом на дороге появилась еще одна такая же машина, и мы решили больше не глазеть, а прижались к земле у самых корней. Эти тоже проехали мимо. Я подождал еще пять минут, и мы продолжили путь. Теперь нужно было как можно дальше уехать на машине, тем более что мне жалко было бросать такой арсенал. Русский утащил к себе на заднее сиденье второй пулемет, хотя я сомневался, что он умеет им пользоваться. Пока мы ехали, он внимательно его рассматривал, а потом наконец отложил, видимо, изучив и удовлетворившись. Мне было легче: моя подготовка предусматривала владение всеми видами оружия, кроме, может быть, самых экзотических. "What Your name?" - со скверным произношением спросил русский. Я назвал имя и фамилию, и русский весело рассмеялся. Может быть, он тоже был игроком в бисер? "True Liudwig Wittgenstеin" - с обидой произнес я. Не хватало еще показывать документы, хотя они все равно остались там. Русский тоже назвался, как-то длинно и непонятно. Я стал называть его по-французски: "Nicolas", и его это устроило. Кроме всего прочего, еще надо было где-то найти время и тихое место, чтобы поговорить! А сейчас говорить было некогда.
      92
      Мы отъехали уже далеко от монастыря и даже проехали два поселка. Было слишком рано, и нас мало кто мог видеть - но мог. Русский никак не хотел быть ниже бортиков и все время высовывался. В конце концов я решил: черт с ним, он может увидеть что-то, чего я сам бы не понял. Так и получилось. Мы выехали на развилку. Налево уходила хорошая асфальтовая дорога - на юг, в сторону Шимлы. Прямо - дорога на Лахор. По асфальту двигалась какая-то машина, и на перекрестке мы оказались совсем рядом. Русский был оригинален: он расстрелял содержимое этой машины в упор. Я даже затормозил, чтобы он мог полнее завершить процесс. Мне оставалось надеяться, что он не ошибся, тем более, что деревня была совсем недалеко. Впрочем, в этих горах привыкли к стрельбе. Русский с довольным видом заменил магазин - магазин на двести патронов - и поднял большой палец. Все-таки плохо, что он не знал английского языка. Дальше все шло тихо. На дороге стали появляться погонщики с козами и ослами, и даже автомобили. Я надеялся, что расстегнутая джинсовая куртка сойдет за военную форму. Зеленый комбинезон русского меня в этом смысле устраивал. Наконец мы въехали в довольно большое село, где было полно народу и стояло несколько машин и повозок. Я поставил машину в переулок возле какого-то бара и купил в этом баре еды. Дорога и площадь хорошо отсюда просматривались, а двое аппетитно завтракающих на виду у всех военных не привлекали внимание. Там я и попытался объясниться, и главное вроде понял. Теперь мне нужен был надежный контакт с ЦРУ, и для этого лучше всего было убраться из Индии. Чертовы горы, и оставшиеся в монастыре документы. Впрочем, брать их было бесполезно: там куча всяких других бумаг обо мне, рекомендации из университета, переписка, свидетели... Я был настроен решительно и готов был идти на прорыв границы - тем более с такой экипировкой.
      93
      Для этого надо было двигаться быстро. Каких-нибудь триста километров по прямой - но горы... И все же все было спокойно. Я про себя благодарил монахов - наверное, про этот автомобиль мало кто знал и ничего никому не сказал. Из бормотанья русского я понял, что в расстрелянной машине были идеологи всей операции - значит, руководить и стремиться к цели некому. Те, что ехали в монастырь, выполнят приказ и успокоятся, а нового приказа, скорее всего, никто не получит. Кроме пограничников и служб безопасности. Может быть, стоило переодеться? Но я решил, что нет - тогда будет слишком заметный контраст с военным джипом. Я даже вытащил наружу пулемет, и управлять машиной сразу стало легче. Я интуитивно чувствовал, что здесь мы проскочим. Горы становились ниже, и вот мы уже были на каменистой равнине. Несколько раз попадались другие военные машины, и от предчувствия пуль холодела даже моя джинсовая куртка. Но все обошлось. В одном из придорожных баров - даже не знаю, как их правильнее называть - нашлась туристическая карта. Не знаю, правда, каких туристов мог привлечь такой неспокойный район. И мы ехали уже по карте, как настоящие туристы. Русский, во всяком случае, усердно вертел головой по сторонам, хотя все, что нужно, он уже расстрелял. Я не знал, понимает ли он, что бесполезно думать о смерти. Я думал только о границе, и все больше убеждался, что без этой машины шансов у нас никаких нет. Американец совсем лишний в этом азиатском углу, тем более русский. К тому же, похоже, еще и дело у этого русского было срочным, и не стоило терять время. Но все-таки мы должны были остаться целыми. Я не думал, что граница окажется сложной. Все-таки это не граница с Россией. Но после шума должна была начаться погоня, причем как индийская, так и пакистанская, русская и еще непонятно какая.