Если Танатос отказывается от притязаний на Алкестиду, он незамедлительно возвращается в родной Аид. В одиночестве, но в целости и сохранности. Если Танатос продолжает упорствовать в своем стремлении заполучить жену Адмета, он очень скоро поймет, что быть бессмертным в какой-то мере даже хуже, чем простым человеком. Потому что хотя у бессмертного все и отрастает на следующий день заново, но, когда им это все отрывают, больно бывает не меньше, чем смертным. Кроме того, даже такому отморозку, как Танатос, совсем не повредит немного простого человеческого тепла.

Геракл плюнул на паяльник, слюна зашипела на раскаленном металле, и Танатос вдруг вспомнил, что у него на этот вечер было запланировано еще немало важных встреч. И терять время из-за ложного вызова ему никак нельзя. Ведь он как чувствовал, когда летел в Феры. что это какая-то ошибка в списках и никто в этом чудном городе сегодня не умер. А что касается лежащей здесь женщины, то шла бы она лучше домой: нехорошо осквернять усыпальницу, прикидываясь мертвой, здесь все же дом смерти, а не МХАТ какой-нибудь.

Уже через пять минут после этого заявления Танатос переводил дух в Аиде, радуясь, что легко отделался, а Геракл, держа за руку Алкестиду, подходил к царскому дворцу. Слуги занавешивали зеркала, служанки плакали, Адмет сидел в своем Овальном кабинете и допивал то, что не успел допить Геракл.

«Вот ведь бесчувственная скотина, — подумал он, увидев входящего Геракла с женщиной под покрывалом. — Знает же, что у людей горе, и все равно — мало того, что нажрался, так еще сбегал бабу какую-то себе нашел».

Но Геракл уже достиг такого уровня куража, что постной физиономией его было не остановить. Подойдя поближе к трону, он попросил у собравшихся минуточку внимания и обратился к Адмету с речью, краткое содержание которой сводилось к следующим тезисам, изложенным в плохо дошедшей до нас трагедии неизвестного греческого драматурга:

«О, Адмет! Тебе известна давно бескорыстная дружба мужская. Друг твой — третье твое плечо. Друг всегда тебя сможет выручить, если что-нибудь приключится вдруг. И, видя твое горе, он привел эту женщину не себе, а тебе».

Кому-нибудь другому Адмет, несомненно, попытался бы что-то возразить, причем, учитывая ситуацию, можно предположить — сделал бы это в довольно резкой форме, но ему, как никому другому, было известно, что с Гераклом в определенные моменты было лучше не спорить. Заплаканный отец ферского народа послушно протянул руку к даме с вуалью, откинул покрывало и был поражен увиденным в осколки разбитого предыдущими событиями сердца.

С сорванных похорон Геракла провожали еще более горячо, чем с удавшейся свадьбы: вновь были обещаны вечная дружба, всемерная поддержка в любых начинаниях и вообще все находящиеся в Адметовой власти блага.

Непосредственно во Фракию Геракл решил прибыть водным путем, для чего благодарный Адмет пожертвовал собственную царскую ладью вместе с командой.

Оставшуюся часть пути герой под шум волн изучал собранное на Диомеда досье, рассматривал карту побережья и план конюшни, где содержались злополучные жеребцы. Как и следовало ожидать, Диомед оказался очередным мальчиком-мажором, которого папа усадил на высокий пост, хотя и не без своеобразного подвыверта в биографии.

Мать Диомеда, нимфа Кирена, была дочерью царя лапифов Гипсея, прославившегося своим удивительным умением врачевать переломы с помощью изобретенного им метода иммобилизации поврежденной конечности. В отличие от большинства своих современниц, Кирена предпочитала сидению за прялкой или стоянию у плиты беготню по окрестным горам за диким зверьем с копьем в руке. И к восемнадцати годам настолько отменно развила выносливость, что неоднократно становилась победительницей окружных соревнований по бегу.

Как-то раз ей довелось победить в «погребальных играх», как это называли греки, в честь уже упоминавшегося нами Пелия или, как сказали бы сегодня мы, в турнире памяти царя Иолка. И главный приз соревнования — двух борзых собак победительнице вручала специально приглашенная звезда, сам сиятельный Аполлон, девизом которого в таких случаях был старый советский призыв: «Не проходите мимо». Улучив удобный момент, олимпиец взял Кирену под локоток и в стороне от придирчивых глаз сделал девушке интересное предложение.

Растлитель подкинул красотке идею слетать с ним отдохнуть на один престижный курорт на африканском берегу Средиземного моря.

— Там сейчас как раз построили новый отель, — нашептывал девушке соблазнитель. — Не помню, как называется… «Чего-то там palace»… Бассейны с подогревом, спутниковое TV в номере, смена полотенец каждый день… В общем, супер-люкс, maximum inclusive и все такое.

Более того, Аполлон даже обещал в том случае, если, как он выразился, «все срастется», назначить Кирену управляющей отелем. Нужно ли говорить, что головка юной бегуньи моментально закружилась и она согласилась на maximum чего только можно было у нее inclusive.

По прибытии в этот самый пэлас, и в самом деле оказавшийся сущим дворцом, парочка незамедлительно поднялась в люксовские апартаменты, где, очевидно, все и в самом деле срослось как надо. Потому что в тот же вечер Аполлон пообещал Кирене в придачу к уже посуленным пятнадцати бочкам еще и долгую жизнь вкупе с удачной охотой на всем ее протяжении. Отгуляв на курорте отпуск, небожитель вернулся к своим делам, а девушка осталась на ливийской земле, где спустя положенный срок родила сына Аристея.

Видимо, отдых на южном берегу Средиземноморья настолько пришелся по душе Аполлону, что через год он вновь предпочел реализовать полагающееся по КЗОТУ каждому право на релаксацию там же — в объятьях Кирены. Итогом этого визита стало присвоение курортному городку имени хозяйки и рождение второго сына — Идмона. Больше Аполлона в тех местах не видали, но зато местечко приобрело небывалую популярность, путевки в Кирену рвали у туроператоров с руками. Причем наряду с зажиточными смертными нередко заезжали и олимпийцы.

Так. однажды к хозяйке курорта зашел засвидетельствовать свое почтение отдыхавший от тягот военной службы Арес. Через девять месяцев в семье Кирены было уже три мальчика. Несложно догадаться, что третьим стал как раз Диомед, благодаря поддержке свирепого папаши сделавший по достижении совершеннолетия отличную карьеру. Перебравшись с южного берега моря на северный, он занял фракийский трон, на котором и диктаторствовал беспробудно над народом с полуприличным названием «бистоны» до самого прибытия в его владения галеры Геракла.

Поскольку неофициальный статус визита не гарантировал горячего приема туземными властями, было решено бросить якорь подальше от столицы Фракии Тидеры и поближе к самой конюшне. И уже с этого плацдарма развивать наступление. План Геракла был, как всегда, незамысловат и состоял из двух традиционных для таких операций частей: хвать и бежать. То есть следовало: а) захватить добычу, б) уйти от погони. Но если с первым пунктом в случае внезапного нападения на конюшни проблем не предвиделось, то спастись от армии целого государства, готовой преследовать святотатцев хоть до края света, представлялось весьма непростым делом.

Вопрос, как обычно в таких случаях, решили технически. Тидера стояла не на самом берегу моря, а на некотором удалении от него, в большой долине, зажатой горами. Геракл, всегда имевший тягу к инженерным решениям, сообразил, что отвлечь тидерскую армию от погони сможет только что-то необычное. Например, небольшой канал с морской водой. Особенно, если эта вода льется из него в долину.

Махать лопатой герою было не привыкать, и уже к вечеру следующего дня Средиземноморканал имени товарища Диомеда был практически готов. Море от долины отделяла лишь тонкая перемычка. Ночью Геракл пробрался к конюшням, где не без шума, зато быстро решил вопрос с охраной. При этом оказалось, что один и тот же аргумент — традиционная дубина из оливкового дерева — одинаково эффективно действует и на секьюрити, и на замки на воротах.

Неожиданное затруднение возникло, когда герой начал выводить из стойл жеребцов. Непривычные к обращению без лишнего пиетета, те поначалу никак не желали покидать свои пятидесятизведочные апартаменты и по привычке даже попытались кусаться, но не Геракла было учить обращению с упряжными животными. Через пять минут все четыре зверюги шли за новым хозяином как шелковые, стараясь при этом держаться от сурового господина на максимально допускавшемся длиной уздечки расстоянии. Короткий пробег по ночному побережью — и все четыре ахалтекинца пинками загнаны на борт готовой отчалить галеры.

— Первый тайм мы уже отыграли, — констатировал Геракл и без промедления перешел ко второй части плана.

Армия у фракийцев была боевая. Достаточно вспомнить, что знаменитое восстание гладиаторов в Риме полтора тысячелетия спустя возглавил выходец как раз из Фракии, взявший сценический псевдоним в честь популярного футбольного клуба. И после сигнала тревоги на место происшествия незамедлительно выступил специальный отряд быстрого реагирования под предводительством самого Диомеда.

Завидев карательный корпус, двигающийся к берегу со стороны Тидеры по специально оставленным следам, древнегреческий диверсант номер один сделал отмашку дубиной, и операция вступила в свою вторую фазу. Земляная перемычка между морем в канале и долиной в мгновение ока была разрушена геройской оливой. И войскам кипевшего жаждой мести Диомеда пришлось противостоять не противнику с руками и ногами, а безжалостной стихии, сражаться с которой на равных может, как известно, лишь Министерство по чрезвычайным ситуациям Российской Федерации.

Многометровый вал воды, катящийся сверху, разом сбил наступательный порыв бистонов. Солдаты обратились в бегство, помышляя уже лишь о спасении самих себя, но никак не жеребцов своего владыки. Желающие лицезреть эту картину могут пересмотреть финальные сцены второй части х/ф «Властелин Колец», где войско нечестивого Саурона гибнет из-за диверсии на плотине.

Однако Геракл никогда не стал бы величайшим из героев планеты, если бы ограничивался программой минимум. Он здраво рассудил, что уйти восвояси с добычей — это очень большая удача, но Диомед никогда не простит нанесенного оскорбления и сделает все, чтобы отомстить. Возможности царя большой страны маленькими не назовешь, и наверняка лошадиный инцидент приведет в итоге к крупной войне. Гораздо разумнее будет сейчас, пользуясь суматохой и не дожидаясь ответного хода, ликвидировать самого Диомеда. Тогда и мстить за жеребцов станет уже некому.

Геракл выскочил из укрытия и, разгоняя дубиной бегущих в панике бистонов, принялся разыскивать в толпе их повелителя. С одной стороны, найти человека в бегущей толпе ничуть не легче, чем пресловутую иголку в пресловутом стогу, но с другой — если сообразить, что эту иголку, скорее всего, как магнитом тянет во дворец, то задача намного упрощается.

Убедившись, что воинственный пыл навсегда покинул противника, герой со всех ног припустил в сторону царского дворца. То ли суматоха на улицах меньше сказывалась на его скорости, то ли он просто бегал лучше, но к дворцовым воротам Геракл прибыл даже раньше Диомеда, для которого поражение в этом забеге стало роковым. И тут вновь проявилась небывалая дальновидность сына Зевса. Вместо того чтобы спихнуть труп в ближайшую канаву и возвращаться на корабль кружным путем, Геракл взвалил Диомеда на плечо и спокойно пошел к морю прямо через город.

Выбранный путь был не намного опаснее всех прочих. Охваченные паникой перед надвигающимся наводнением жители метались по улицам, причем большинство было занято не столько спасением собственного имущества, сколько присвоением чужого. И вид мужика, несущего среди этого разгула мародеров на плече другого мужика, у окружающих ничего, кроме внутреннего негодования по поводу потерявших всякий стыд извращенцев, не вызывал.

Бросить Диомеда у дворца означало дать его сторонникам шанс построить посмертный культ правителя, как это случалось — Геракл слыхал про такое — в некоторых азиатских державах, строящих для своих важных покойников комфортабельные мавзолеи в престижных районах. А культ погибшего вождя — это как минимум неизбежное расследование причин гибели монарха. Исчезнувший же в суматохе бесследно Диомед был опасен лишь появлением множества лжедиомедов, но это уже были внутренние проблемы Фракии. К Микенам гражданские войны далекой страны с выяснением, какой из царей настоящий, никакого отношения уже не имели.

И все прошло бы как по маслу, если бы жеребцы, оставленные на корабле на попечение оруженосца Абдера, не проявили в отсутствие героя просто свинскую невоспитанность. Когда опекун подошел поближе, дабы подкинуть свежей травки, звери в лошадином обличье доказали, насколько ошибочно было записывать их в травоядные. Абдер в две минуты был разорван на части и съеден кровожадными тварями. Поэтому, когда Геракл, доводя свой план до конца, кинул жеребцам тело Диомеда, они жевали уже неохотно и даже лениво.

Огорчению героя, обнаружившего, что бывший патрон у четвероногих в этот день уже второе блюдо, местами даже переходящее в десерт, не было предела. Потеря при исполнении служебных обязанностей очередного оруженосца повергла его в глубочайшую депрессию, результаты которой были более чем печальны для Тидеры и ее жителей. Просидев в бесчувствии всю ночь, Геракл просто забыл заделать канал специально приготовленными валунами. Из-за чего восход солнца вместо долины и города Тидеры приветствовало, игриво поблескивая в волнах тысячью зайчиков, новое соленое озеро.

Кстати сказать, этот случай стал причиной рождения красивой легенды. Отрывок из сказания о Китеж-граде дошел до нас сквозь века, хотя и пострадал впоследствии при переводе и адаптации. В оригинале он звучало примерно так:

Так в план, состоявший изначально из двух частей, вписалась непредвиденная третья. Геракл, взяв с уцелевших жителей слово, что возрожденный город будет назван именем его безвременно погибшего адъютанта, в течение месяца помогал строить на берегу образовавшегося озера-залива новую столицу Фракии. Уже налаженная инфраструктура и куда более благоприятный климат позволили ему справиться с задачей гораздо быстрее, чем шедшему много веков спустя тем же путем Петру Первому. Город был заложен и отстроен с небывалой скоростью.

Параллельно с рытьем котлованов, закладкой фундаментов и возведением стен Геракл, впервые в жизни получивший возможность реализовать не только свою силу разрушительную, но и мощь созидательную, исподволь проводил в жизнь социальные реформы. И к тому моменту, когда, сказав краткую прочувствованную речь, он перерезал ленточку, открывающую один из строящихся новых микрорайонов, в экс-Тидере, а теперь уже Абдере, прошли выборы в местное законодательное собрание, были основаны департаменты здравоохранения, образования и культуры. И вовсю гремела избирательная кампания в мэры города.

Наблюдая за ходом основанных героем Абдерских игр, совмещенных с первым Днем города новой столицы Фракии, Геракл, таким образом, мог быть удовлетворен проведенной работой. Впоследствии, как и в случае с кентаврами, некоторые издания утверждали, что истинной целью операции было именно устранение Диомеда и изменение общественного строя. Правда, никаких подтверждающих эту теорию сведений до нас не дошло.

Абдерские игры стали традиционными и немногим уступали по размаху прославившимся позже Олимпийским. Единственной дисциплиной, безжалостно вычеркнутой Гераклом из списка соревнований, оказалась «гонка на колесницах».

— С проклятым прошлым должно быть порвано навсегда, — заявил он членам оргкомитета.

С учетом труда на стройках народного хозяйства и социальных преобразований фракийская экспедиция заняла несколько больше времени, чем планировалось изначально. На море наступила пора зимних штормов, и обратный путь Геракл предпочел проделать посуху. Тем более что средство комфортного передвижения по земляной тверди все еще стояло на галере. После перехода с белковой диеты на вегетарианскую жеребцы сильно сдали, но протащить общими усилиями колесницу полторы тысячи километров до Микен им было по силам.

Эврисфей, напуганный саблезубыми скакунами ничуть не меньше, чем прежними леденящими душу трофеями, замахал в ужасе руками, повелев отвести жеребцов куда подальше, хоть за Можай, хоть в Южное Бутово, хоть на гору Олимп. Только бы с глаз долой.

— И в лесу оставить там, на съедение волкам, — добавил он, спускаясь со стены после сеанса связи. — Или кому они там по зубам будут.

Эпопея с плотоядными лошадьми стала последним в биографии Геракла подвигом, в котором ему пришлось тратить силы на земных чудовищ. Осознав, что Гея так и не смогла породить главному герою человечества достойных противников, Гера с Эврисфеем впредь выбирали ему испытания, руководствуясь уже иными соображениями, нежели прежде. Хотя порой эти соображения оказывались более чем странными. Так следующим приказом витязь в львиной шкуре был делегирован за море на добычу обновок для царской дочки.

— За зипунами, — как сказали бы об этом запорожские казаки.