Девочки не сомневались, что такому умнику наверняка известно и месторасположение райского сада тоже. И Геракл, прежде чем окончательно перейти в измененное состояние сознания, на всякий случай записал на заменяющей манжету львиной лапе адресок эрудированного пенсионера.

Последнее связное воспоминание о минувшем дне, всплывшее поутру в голове героя, было образом ресторанной нимфы, накладывающей из вазочки в тарелку черную икру и щебечущей:

— Ты, как придешь, либо в библиотеке смотри, либо на берегу — там он обычно кости греет.

Поскольку иных идей, кроме как подключить к расследованию престарелого знатока, все равно не имелось, то сразу после утреннего пива была отдана команда «на выход» и взято направление на север. К предполагаемому месту проживания предполагаемого источника информации.

Собственно говоря, в безвыходной ситуации прибегнуть к помощи экстрасенсорики незазорно. Немало серьезных людей пытались решать свои дела посредством специалиста по непонятно откуда берущейся информации. Результат был неоднозначен, но история знает и положительные примеры. Так, например, гитлеровский геракл Отто Скорцени, зайдя в тупик в поисках похищенного Муссолини, отыскал дуче именно с помощью своего арийского нерея. Но это уже, точно, совсем не наша история.

Аутентичный морской бог Нерей, принятый провинциальными девушками за престарелого вуайериста, не имел постоянного места жительства. Злостно нарушая паспортно-визовый режим, он по прихоти своей скитался по разным водоемам, ночуя, где его застанет темнота. Благо, на работу ему по старости лет поутру добираться было не нужно, и дедушка мог себе позволить такой разгульный в определенном смысле образ жизни. По летнему времени старичок спасался от жары как раз там, где его в последний раз видели девицы: в водах северной реки Эридан, в которую упал когда-то Фаэтон.

Путь к Эридану Геракл знал преотлично, и, что не менее важно, его на этом пути тоже уже знали. Поэтому по причине радушия местных жителей, всеми правдами и неправдами зазывавших к себе в гости иностранную звезду. Гераклов бег к морю регулярно прерывался на день-другой, возобновляясь каждый раз с той известной всем неохотой, с которой мы идем на работу в понедельник.

К сожалению, некоторые граждане видели в проходящей знаменитости не только возможность пообщаться с большим человеком, но и шанс приподнять за его счет свой собственный авторитет. Не один удельный властитель, используя административный ресурс, норовил приладить мировую славу героя под свои мелкопоместные нужды.

Первым в этой протяженной очереди оказался сатрап соседствовавшей с Грецией Македонии по имени Кикн. В длинном ряду правителей, олицетворявших поговорку: «Всяк сходит с ума по-своему», он стоял с табличкой «Битвы на колесницах». В гористой Македонии, где трудно было найти кусок ровной поверхности больше, чем на опции «разгон» и «экстренное торможение», уже сама по себе езда на колесницах была элитным видом спорта. А уж площадки, способные вместить две колесницы, вообще считались национальной диковиной. Арендная плата на них была не ниже, чем в России на теннисные корты в начале ельцинского правления.

Поэтому о громких победах на внутренней арене Кикну говорить не приходилось ввиду отсутствия конкуренции, а зарубежные спортсмены ехали в Македонию крайне неохотно. И шанс сразиться с самим Гераклом фанат квадриг воспринял с не меньшим энтузиазмом, чем нью-васюковская шахматная общественность — возможность противостоять в ходе сеанса одновременной игры заезжему гроссмейстеру.

В ажитации Кикн побежал к доводившемуся ему папой Аресу с просьбой о содействии. Никогда не любивший Геракла и небеспочвенно видевший в нем конкурента в борьбе за военную славу, Арес заявил, что с удовольствием не только поспособствует организации конного праздника, но даже и сам будет в нем участвовать. Чтобы, наконец, поставить на место зарвавшегося выскочку.

Операция была проведена по высшему разряду. Дело оказалось обстряпано настолько тонко, что можно было подумать, будто им занимались съевшие обезьяну на провокациях в банановых республиках мастера интриг из какой-нибудь организации, обычно обозначаемой трехбуквенной аббревиатурой, а не местечковый лошадник и небесный солдафон. Люди Кикна перекрыли дорогу, по которой в Дельфы пересылался для принесения в жертву Аполлону скот, и по мере поступления заворачивали крупный рогатый на царские мясохладобойни. Обычно не церемонящийся в подобных случаях Аполлон, зная о близких отношениях Кикна с Аресом, на этот раз не спешил натягивать свой лук до уха. Во избежание межолимпийской склоки действовать приходилось окольным путем и чужими руками.

Не питавший особой любви к Гераклу, солнечный мальчик тем не менее хорошо понимал, кем доводится ему враг его врага. Хитрый Аполлон как бы между делом попросил симпатизировавшую герою Афину поспособствовать разрешению проблемы и попал в точку. Ненавидевшая Ареса Афина охотнейше метнулась к уже попиравшему македонскую землю Гераклу и в свою очередь попросила того оказать ей небольшую услугу. Геракл, которому не составляло никакого труда по ходу движения дать в бубен очередному недорослю, согласился, и в результате все — от Кикна до Аполлона — как будто получили то, за что боролись.

Править колесницей Кикна вызвался лично Арес, а для Геракла был выписан из Микен верный Иолай. Время до его прибытия принимающая сторона посвятила отработке синхронности действий при маневрировании колесницы и шлифовке атакующей тактики. Геракл же проводил досуг в местных шалманах, как написали бы в советском учебнике истории, попади паче чаяния туда эта страница, «в обществе простых людей», имея в виду, очевидно, простых в обращении девиц, толпой ходивших за героем, и еще более простых в общении собутыльников.

Сражение началось в воскресенье ровно в полдень и транслировалось на всю Македонию по обоим государственным каналам в прямом эфире. По выстрелу из стартового пистолета колесницы двинулись друг на друга, причем повозка Геракла поставила рекорд, разогнавшись до 100 километров в час за 31,6 секунды. Противники метнули друг в друга копья. И если копье Кикна отскочило от львиной шкуры, то оружие Геракла, попав в щит, вынесло его владельца из колесницы.

Иолай заложил вираж, и Геракл выскочил из телеги рядом с поднимающимся в облаке пыли македонцем. Кикн вытащил меч. При иных обстоятельствах над попыткой остановить Геракла мечом смеялись бы даже куры. Но падшему любителю конных скачек нужно было продержаться всего каких-то десять-пятнадцать секунд до прибытия подмоги: к нему на помощь на всех парах мчался Арес.

Геракл тоже достал меч, и последовавшая за тем комбинация вошла во все учебники в качестве образца атаки с ходу. После первого удара меч Кикна улетел за трибуны, и только отсутствие на стадионе комментаторской пары из Северной Америки не позволило зрителям узнать, что такой удар называется «хоум-раном». После второго выпада меч героя пробил и щит оборонявшегося, и его самого. На счет «три» Геракл развернулся и был готов встретить подлетающего Ареса, схватка с которым тоже длинной не получилась.

Агрессивно начав бой, бог войны уже после обмена несколькими ударами осознал, что легкой победы ему здесь не видать, если видать какой-нибудь вообще. А вскоре Геракл, поймав соперника на замахе, провел стремительный удар в ноги, который сегодня обычно именуют «лоу-кик», но отсутствие на стадионе комментатора из Южной Кореи лишило зрителей и этого знания. Рухнувший на землю Арес понял, что победа ему здесь не светит. И если бы не вмешательство верховного судьи, избежать разгрома богу войны не удалось бы ни при каких обстоятельствах.

Однако допустить публичное избиение олимпийца Зевс не мог и был вынужден прервать поединок. Только вместо полотенца он по привычке бросил на ринг молнию, окончательно добившую зрителей, переживших и без того переполненный потрясениями день. Когда пыль осела, на стадионе стоял один Геракл. Недобитый Арес под шумок был доставлен до дома — лечить душевные и физические раны. Победитель же, дав положенное количество послематчевых интервью, отправился своей дорогой на встречу с эрудитом.

Разыскиваемый героем Нерей был самым старшим по возрасту из всех богов моря, и даже Посейдон годился дедушке разве что в очень дальние потомки.

Предвидеть будущее Нерей способностей не имел, но все уже случившееся мог изложить, как школьник третьего класса содержание рассказа «Муму». Правда, во-первых, в силу развившейся с возрастом мизантропии на контакт он шел крайне неохотно. А во-вторых и главных, старикана еще до визита Геракла пару раз очень конкретно предупреждали, что если он не перестанет трепать языком и выдавать на-гора чужие тайны, то ему этот язык точно укоротят.

— Ты, дед, по нашим подсчетам, и так уже лишних лет пятьсот по земле ходишь! — говорил престарелому водяному посланный, как обычно, с известием о воле богов Гермес.

По этим причинам Нерей старался идти на любые уловки, лишь бы удержать пока еще целый язык за зубами и не угодить на верховный прицел. Почему и предпочитал не только не отвечать на вопросы посетителей, но и при одном их появлении как можно скорее ретировался, не вдаваясь в дополнительные разъяснения. Не удивительно, что с ходу наладить диалог с нелюдимым пенсионером у Геракла не получилось.

В очередной раз пройдя пол-Европы, герой вышел на берег Эридана, на котором, сообразуясь с нарисованной на ресторанной салфетке план-схемой, и был обнаружен загорающий на солнышке всезнайка. В ответ на дружелюбное: «День добрый, дедушка!» — Нерей нелюбезно обернулся рыбой и попытался уплыть от разговора. И если бы не проворство Геракла, местонахождение сада Гесперид наверняка осталось бы неизвестным и по сей день.

В течение двух часов, последовавших за тем, как Геракл ухватил за хвост пожилого тунца, герою поочередно пришлось подержать в объятьях быка, небольшого льва, огромную змею, акулу, гигантского бобра, снова змею и снова быка. Вся эта фауна пыталась то вырваться, то, наоборот, напасть, но разорвать стальной захват не удалось никому. В конце концов, дедуган выбился из сил, вернулся в человеческий облик, который до этого утратил, и попросил перестать душить, дать попить водички и толком, наконец, объяснить, чего надо от старого человека.

Вода и объяснения человеку-амфибии были предложены в обмен на нужную информацию. Нерей отхлебнул из ковша, посмотрел в небеса, зажмурился, перекрестился, плюнул три раза через плечо и, непрестанно косясь на облака, прошептал на ухо Гераклу долготу и широту искомого объекта. Гром не раздался. Нерей подождал еще и, вжав голову в плечи, добавил подробностей про Гесперид, Атланта и дракона Ладош. Молния не блеснула. Обомлев от безнаказанности, пророк выложил про сад все, что знал, без остатка: пути проезда общественным транспортом и на своем автомобиле, годовую норму осадков и почвенный температурный режим, стоимость экскурсии с гидом и без него. Когда он, показав себя специалистом не только по фауне, но еще и по флоре, начал перечислять свежие садовые поступления растений с названиями на греческом, латыни и английском, Геракл понял, что пора уже откланяться. И ушел, оставив оживленного Нерея бормотать:

— Вот еще высадили недавно Lagurus ovatus, то есть Зайцехвост яйцевидный. Размножают посевом семян в грунт в мае или рассадой. Используют для свежих и сухих букетов.

Как стало ясно из показаний свидетеля, сад Гесперид находился в Африке в Атласских горах, неподалеку от того места, где титан Атлант держал по приговору суда на своих плечах небесный свод. И теперь для выполнения задания Гераклу нужно было найти Атланта и уже у него, как у местного жителя, выяснить детали. По сравнению с Европой, Азией и всем содержимым омывающих их океанов, такая локализация цели была колоссальным прогрессом. И герой в приподнятом настроении пустился на юг, в Африку.

Умеренный энтузиазм жителей отдаленных северных районов не слишком задерживал его в пути до тех пор, пока земля под ногами не начала бугриться, рваться к небу или проваливаться куда-то вниз, герой добрался до Кавказских гор.

Это открытие было ознаменовано громким криком:

«Вай, дорогой! Как хорошо, что ты зашел!» — раздавшимся откуда-то сверху, едва Геракл ступил на извилистую тропу. Тосты, спичи, здравницы и величальные песни, сопровождавшие героя весь его путь по Кавказским горам, порядком скрасили карабканье на перевалы и крутые спуски в долины. Никто не вел учет количества вина, выпитого Гераклом в ходе путешествия по Кавказу, из-за чего у героя был украден еще один подвиг. Поскольку обычному человеку пить в объемах, предложенных радушными хозяевами гор, и двигаться в заданном изначально темпе невозможно даже гипотетически.

При этом Геракл успевал еще и знакомиться с местными достопримечательностями. Так, с большим интересом он осмотрел нефтепровод Баку — Новороссийск, полюбовался пятигорским Провалом и лишь однажды вышел из себя: во время визита на выставку инсталляций «Прометей прикованный». Предприимчивые горцы приспособились сделать из ежедневного прилета орла-стеревятника аттракцион наподобие того, что происходит каждый полдень в Москве на театре кукол имени Образцова. Только, в отличие от московского шоу, на кавказском местные прохиндеи вовсю вели среди туристов разнузданную торговлю билетами на места с лучшим обзором и собирали добровольные пожертвования на корм птице, вынужденной питаться лишь одни раз в сутки и всегда одним и тем же.

Геракл, не имевший чести быть знакомым с Прометеем лично, но много наслышанный о нем, пришел в ярость при виде того, как мерзкая тварь с лету засадила клюв в печень титана. Он попытался отогнать пернатого камнями, но, видя, что тот не желает покидать недоеденную трапезу, отбросил всякие церемонии и засадил извергу стрелу в брюхо. Стоявшие поблизости горцы завыли было: «Бизнес, какой пропал бизнес!» — но под суровым взглядом осеклись и быстро побежали за альпинистским снаряжением — снимать титана со скалы.

Герой собственноручно сбил дубиной с Прометея оковы и был очень удивлен сдержанной реакцией того на досрочное освобождение. Когда же титан объяснил ему, что без решения Верховного суда это освобождение все равно, что побег, а сам Геракл — попросту сообщник, пришел в еще большее возмущение. И наверняка наломал бы немало дров, если бы не тот же Прометей.

Как говорится, лучше с умным потерять, чем с дураком найти. Освобожденный узник собственной совести поблагодарил героя за помощь, сказав, что главное все равно сделано, а юридическими закавыками он займется сам, к этому ему не привыкать. И добавил, что только отважнейший из людей мог, увидев несправедливость, без колебаний нарушить волю самого Зевса.

Тут же Прометей сделал первое после вынужденного простоя пророчество, предсказав, что Геракла ждет впереди величайшая слава. Чем привел в возмущение стоявших вокруг горцев, зашумевших, что таким предсказаниям место во вчерашних газетах, а Геракл уже давно обладает невиданной славой, давайте лучше выпьем по этому поводу!

Поняв, что люди так и не научились ценить долгосрочные прорицания, Прометей дал герою конкретный совет.

— Когда доберешься до сада, не рви яблоки сам, — втолковывал он Гераклу. — Там охрана, дракон здоровенный, драка будет, крики, шум… Тебе это надо? Договорись лучше с Атлантом: ты полчасика за него небо подержишь, а он тебе за это яблок принесет. И все будет чинно-благородно.

На этом, довольные друг другом, они разошлись каждый по своим делам. Геракл пошел дальше к садово-ягодному хозяйству Гесперид, а Прометей помчался улаживать свои формальности. Что, в общем-то, несложно при любом бюрократическом режиме, если знаешь, куда со своим вопросом нужно войти и на кого с ним следует выйти. Прометей, само собой, это знал.

Он быстренько договорился в инстанциях о взаимозачете его вечного заключения на бессмертие кентавра Хирона, добровольный отказ от которого тот давно уже был готов подписать.

Страдания мудрейшего из кентавров от полученной отравленной стрелой раны не уступали Прометеевым. Но если титану раз в сутки в течение пятнадцати минут выгрызали печенку, а все остальное время он мог беспечно любоваться прекрасными видами Кавказских гор, то Хирона мучения не оставляли ни на мгновение. И, в конце концов, переполнили чашу терпения. Лучший кентавр на земле захотел умереть. Но для этого он должен был отдать свое бессмертие кому-то, кто был бы его достоин, а найти такого персонажа даже при всем многообразии греческой фауны было непросто.

Поэтому освобождение от мук Прометея стало одновременно еще и освобождением от страданий Хирона. Кентавр составил завещание, подписал дарственную на бессмертие, простился с друзьями и умер. О чем — без преувеличения! — скорбело все прогрессивное человечество. Зато Прометей смог вернуться и без соизволения Зевса, при одном лишь его тихом попустительстве.

Он заказал себе из железа своих оков кольцо и велел впаять в него гранитный камень из скалы, к которой был прикован. Так, кстати, было сделано первое в мире кольцо с камнем, эпатировавшее публику не хуже толстой солдатской шинели. И если были впоследствии в мировой истории эффектные сцены возвращения домой, то эпизод с участием Прометея лежит в их основании. Когда, помахивая справкой о досрочно-условном освобождении, с кольцом на руке и с песней: «Вот я откинулся, какой базар-вокзал?» — Прометей поднялся по главной лестнице олимпийского дома культуры, собравшиеся там боги были, мягко говоря, шокированы.

— Титан, который вернулся с севера, — долгое время шептались потом в спину Прометея олимпийские обыватели. Гераклу же просто вернуться с севера для обретения свободы было недостаточно. Для этого ему нужно было, как тому Джеймсу Бонду, еще и попасть на запад.

Чтобы избежать риска в очередной раз заблудиться в европейских извилинах, герой переправился на африканский берег и прямым путем двинулся к указанной цели. Хотя, если бы он знал, какие нравы царили в это время в Африке, он, вероятно, предпочел бы поплутать по старушке Европе. Неприятности поджидали героя на территории первого же государства — в Египте, где в то время правил гражданин по фамилии Бусирис.

К моменту пересечения Гераклом государственной границы Египта, фараонов в стране еще не было, но проблемы уже имелись. Как раз перед визитом героя на берегах Нила отметили невеселый юбилей «Десять лет, как нечего есть». Десять лет подряд страну неизвестно за какие провинности поражала засуха, в результате которой еще не успевшее перепрофилироваться с сельского хозяйства на строительство пирамид население голодало так, что подъело всех крокодилов в своей полноводной реке.

Правительство во главе с Бусирисом искало методы борьбы с неурожаем и за эту декаду уже исчерпало практически все сколько-нибудь реальные меры воздействия на природу. Не помогли ни окуривания полей благовониями, ни битье в тамтамы в режиме нонстоп, ни даже жертвоприношения в разных количествах и сочетаниях. На начальном этапе борьбы со стихией Бусирис попросил подвизавшегося на ниве оракульства племянника Фрасия, заехавшего к нему погостить с Кипра, разведать волю богов по государственно важному вопросу.

Непонятно, чем думал Фрасий, когда доводил до дяди волю жителей небес, но он ответил, что богам угодно, чтобы им ежегодно — а лучше и чаще — приносили в жертву чужеземца. Бусириса настолько вдохновил подобный подход, что он приказал незамедлительно проверить прописочку у Фрасия и после подтверждения у того иностранного подданства тут же принести в жертву Посейдону его самого. А также повелел впредь приносить в жертву богу морей всякого чужеземца, попадающего в Египет хоть с рабочей, хоть с туристической визой.

Таким образом, в отдельно взятом государстве на целых десять лет была воплощена в жизнь мечта московского градоуправления, когда не надо душить иногородних разрешениями и регистрациями, травить их милицейскими проверками паспортного режима и вообще разводить псевдодемократическую канитель. Все приезжие расстреливались прямо на вокзалах, и не создавали начальству головной боли. На сельское хозяйство эта мера вопреки ожиданиям не оказала никакого воздействия, засухи следовали одна за другой, а разливы Нила были ничтожны, но постановления никто не отменял. Возможно, Бусирис надеялся, что в конце концов количество, согласно известному закону, перейдет в качество и климатическая ситуация все же изменится к лучшему.

Поэтому, когда Геракл пересек государственную границу Египта, к нему тут же подошли двое в штатском и отконвоировали в сопровождении нескольких человек в набедренных повязках, без погон и знаков различия, в царский дворец. Там Бусирис, совмещавший пост царя с должностью главного жреца государства, велел связать доставленного и отвести в зал ритуальных услуг. Геракл, пребывавший в недоумении от такого замысловатого церемониала приема важных гостей, безропотно позволил проделать над собой все описанные процедуры и был покладист до тех пор, пока в залу не вошел царь с топором в руках и недобрым выражением на лице.

Когда Бусирис сказал: «Именем Посейдона — аминь!» — Геракл ощутил неопределенную тревогу. Когда он замахнулся топором, герой почувствовал какой-то подвох. И лишь когда негостеприимный царишка попытался рубануть сплеча по беззащитной шее, понял, что ему здесь официально не рады.

Бусирис потом долго извинялся, приговаривая: «Ну, ты же понимаешь, ничего личного, только бизнес». Извинения были охотно приняты, но монарху это не помогло. Вместо чужестранца Посейдон на этот раз получил в жертву царя Египта в компании с его сыном Амфидамантом.

В Египте произошла смена правящей династии, в результате чего страна навсегда излечилась от ксенофобии, взяв диаметрально противоположный курс на развитие туризма и добрососедских связей. По всей стране развернулось строительство отелей и пирамид для привлечения публики, местные жители принялись изучать иностранные языки («Товарищ! Карашо! Чай!»), и через некоторое время Египет благодаря Гераклу превратился если не в рай для отдыхающих, то во что-то стремящееся к этой субстанции. В чем сегодня легко может убедиться любой желающий, всего за двести баксов купив путевку на Красное море в ближайшем туристическом агентстве.

Геракл тем временем продолжил свой путь вдоль по берегу, и местное население, помнящее тяжелую руку героя еще по его бычьему походу, волей-неволей оказывало герою должное гостеприимство, пока тот не добрался до территории Ливии.

И сегодня европейскому туристу не слишком рады в этой стране, а три с половиной тысячи лет назад забредший в ливийскую пустыню гражданин не имел никаких шансов выбраться оттуда целым и невредимым. Правивший в то время в Ливии сын Посейдона и Геи-земли, брат приснопамятного Бусириса Антей очень сокрушался, что Гераклу давеча удалось беспрепятственно миновать его владения по пути к Гелиосу. И потому он был несказанно рад, когда ему доложили о повторном визите героя.

Как всегда бывает, если первое лицо в государстве увлекается каким-либо видом спорта, этот вид получает колоссальный толчок в развитии по всей державе. В Ливии спортом номер один при Антее была вольная борьба. На тогдашнем государственном гербе были высечены, может быть, несколько легкомысленные для этого места, но в принципе очень верные слова: «Спорить с тренером по борьбе может только тренер по стрельбе».

Антей, для которого земля в буквальном смысле была матушкой, обладал способностью черпать силы от прикосновения к почве и не проиграл ни одной схватки в спортивной карьере. Благодаря чему носил в своем официальном титуловании звание «подобный Карелину». Правда, злые языки хоть и втихаря, но все-таки говорили, что согласно субординации и названию подданные просто поддаются боссу. Потому Антей старался поддерживать свое реноме поединками с зарубежными соперниками.

А поскольку иных иностранцев в Ливии, как и по всей прочей Африке, помимо заблудившихся путешественников, не водилось, то бороться приходилось этим беднягам, что, впрочем, довольно обычный жребий всех землепроходцев того времени. Черепами побежденных Антей украшал крышу храма Посейдона, как современные мужики украшают крыши гаражей пустыми пластиковыми бутылками, отработавшими свое воздушными фильтрами и прочей противоестественной дрянью.

Поединок с Гераклом был разрекламирован по всем канонам шоу-бизнеса. Газетная шумиха, растяжки, билборды, ролики по ТВ про подвиги героя, и особенно про его бой с Амиком, — все было сделано для того, чтобы победитель (а Антей был уверен, что знает его имя) под фанфары вошел в только начинавшуюся историю вольной борьбы.

Перед схваткой Геракл, как было принято у борцов чуть ли не до середины прошлого века, натер тело маслом. Антей же, чтобы улучшить заземление, наоборот посыпал ноги песком, что при определенных обстоятельствах могло быть сочтено употреблением допинга.

Сравнивать с величайшим из героев какого-то африканского лося, конечно, глупо, но справедливости ради стоит сказать, что это был все-таки очень здоровый лось. И Гераклу не сразу удалось провести захват и бросить соперника. Когда же это произошло, тот вскочил с земли свежий, как огурец. Как будто и не тратил сил, сопротивляясь атакам лучшего единоборца мира.

Геракл попытался провести проход в ноги, но с удивлением увидел, что подуставший противник сам плюхнулся на землю. И, находясь в партере, с каждой секундой становится все сильнее. Лишь убедившись лично, герой понял, что доходившие до него слухи о нечестной борьбе и подлых приемчиках — чистая правда.

Антей прибег к своей крайне оригинальной, но весьма прагматичной тактике борьбы. Теряя силы, он прижимался к земле и набирался новых. В наше время с такой манерой он проиграл бы по очкам даже второкласснику. Но по тогдашним правилам победа присуждалась лишь тогда, когда побежденного утаскивали за ноги, поэтому борцы вынуждены были уродоваться не хуже современных титанов рестлинга. Не имеющий возможности восстанавливаться так быстро соперник ливийца был обречен. Имелся лишь один способ победить грязного борца, но, кроме Геракла, он никому больше не был по силам.

Как только судья возобновил схватку, герой провел захват и поднял над головой Антея (кстати, в честь того впоследствии назвали тяжеленный самолет, который просто оторвать от земли — уже большая победа). При этом Геракл так сжал противника, что сломал ему ребра, и держал над собой, пока тот не испустил дух. После чего швырнул за спину на землю, содрогнувшуюся от падения огромной туши.

По понятным причинам, никаких памятников, увековечивающих этот исторический поединок, как планировалось изначально, сотворено не было. Единственным упоминанием об уникальной схватке стал созданный много позже культурный памятник со словами «поднял и бросил, чуть попридержав». Но, несмотря на эту установившуюся атмосферу замалчивания, чинить Гераклу какие-то препятствия в его продвижении дальше по африканской береговой линии в Ливии никто больше не посмел.

Других желающих померяться силами с супергероем в Африке не нашлось, и Геракл без приключений добрался до Марокко, на территории которого в Атласских горах и держал свою небывалую ношу Атлант. Собственно говоря, эти самые Атласские горы — не что иное, как горы Атласа, то есть Атланта. И в принципе можно было бы догадаться, что где Атла-с — там и горы, а где горы — там и Атла-нт. Но только после консультаций с человеком-рыбой-быком-огнем-водой-и-чем-только-пожелаете и видным (до освобождения — практически с любой точки на Северном Кавказе) специалистом у Геракла отпали всякие сомнения. И лишь пройдя полторы тысячи километров, он смог сделанные теоретически изыскания подтвердить на практике.

Низведенный к приходу Геракла до уровня рядовой кариатиды, Атлант был для Древней Греции чем-то вроде генерала Деникина, Бориса Савинкова и Льва Троцкого в одном лице. Титан второй волны, он, можно сказать, стоял у основания эллинской даже не государственности, а всего эллинского мироздания.

В начале греческих начал утомленные одиночеством Гея с Ураном от скуки родили шестерых богов первого поколения, впоследствии названных титанами: Океана, Коя, Крия, Гипериона, Иапета и Кроноса. Те, в свою очередь, тоже не отставали от родителей, начали усиленно плодиться и произвели на свет уже Гелиоса, Прометея, Атланта и прочая, прочая, прочая. Попутно, как это всегда и бывает, первая шестерка постоянно конфликтовала с папой. И этот конфликт отцов и детей вышел далеко за рамки, указанные школьникам Иваном Сергеевичем Тургеневым.

Ни друг Аркадий, ни даже циничный Базаров не бросались, чтобы отстоять свои взгляды на жизнь, на Кирсанова-старшего со скальпелем, ограничивая собственный юношеский задор исключительно лягушками. В Элладе нравы были жестче, и в один прекрасный день Кронос, не видя иного выхода из круга противоречий, полоснул спящего папашу серпом по первичным половым признакам. Серп был специально изготовлен подземными мастерами-циклопами из, как значилось в инструкции, «седого железа с адамантовым напылением» и сработал безотказно. Этим оружием позже воевал против Медузы Персей и тоже остался очень доволен. Бессмертный отец всего живого, в буквальном смысле — отец народов, скончался, успев, правда, перед смертью проклясть отпрыска и предсказать, что и его сынишка когда-нибудь поступит так же неблагодарно. В общем, что тут говорить: борьба за власть — вещь жестокая.

По поводу восшествия Кроноса на престол и одновременно его женитьбы на сестре Рее прошли широкие празднования, и даже объявили всеобщую амнистию, по которой были выпущены из Тартара порожденные Ураном в пьяном виде сторукие-гекатонхейеры и циклопы. Но очень скоро новый правитель осознал свой излишний демократизм и загнал всю эту шоблу назад в Тартар под благовидным предлогом «смотреть на них противно».

Вообще, уже с первых же своих шагов молодое греческое мироздание осознало, что новый режим должен уметь защищаться, и светлое будущее без тюрем не построишь. И использовало Тартар в качестве мест весьма отдаленных самым активнейшим образом. Этот эллинский Алькатрас находился под Аидом, как московское метро-2 находится под метро обычным, и был засекречен примерно так же. То есть все про него слышали, но никто не видел. А те, кто видел, по понятным причинам уже никому ничего рассказать про него не могли.

В сохранившихся документах греческих диггеров, взявшихся по глупости исследовать эти подземелья, записано, что «сброшенная в Тартар медная наковальня достигает дна подземелья через девять дней». Поскольку больше никаких подробностей о тюрьме богов там не значится, есть основания предполагать, что охрана Тартара все же смогла исправить упущения и предоставила незваным ученым возможность лично убедиться в точности своих вычислений — достичь дна в означенный девятидневный срок.