Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Шторм

ModernLib.Net / Маньяки / Старлинг Борис / Шторм - Чтение (стр. 6)
Автор: Старлинг Борис
Жанр: Маньяки

 

 


Дважды моргнув, чтобы прогнать стоящий перед мысленным взором образ искалеченного тела Петры Галлахер, Кейт говорит:

– Я только что разговаривала с доктором Хеммингсом, патологоанатомом. Он представит полный отчет к полудню, но кое о чем уже сейчас говорит с уверенностью. В теле Петры обнаружена сперма, но вагинальные повреждения минимальны. Прежде чем Петра была убита, она подвергалась пыткам, однако расчленение произошло уже после смерти. Убийца использовал однолезвийный, незазубренный нож, которым нанес более двадцати ран. Четыре из них были смертельными. Удары наносились с большой силой и яростью.

Из всего этого я бы сделала вывод, что она знала своего убийцу. В общем, так обстоит дело с большинством жертв. Трудно предположить, что убийцу, кем бы он ни был, мог привести в подобное бешенство посторонний человек. Можно также предположить, что Петра имела с ним секс добровольно – либо в отчаянной попытке остановить его, либо потому, что не представляла себе, что он собирается с ней сделать. Поэтому мне нужны все подробности ее жизни. Имена дружков, прошлых и нынешних. Она могла дать от ворот поворот парню, который принял это слишком близко к сердцу. Выяснить, было ли такое. Далее: Петра стажировалась как репортер. Может быть, она готовила материал, познакомилась в ходе работы с каким-то придурком и чем-то его зацепила. Значит, надо проверить ее редакционную деятельность. Обратить внимание на Интернет – люди нередко знакомятся в чатах, а потом встречаются. Нужно проверить все, что могло привести к контакту убийцы с жертвой.

Для этого я намерена разделить вас на несколько групп и назначить в каждую ответственного. Она начинает загибать пальцы. – Уилкокс займется поступающими звонками и всеми полученными из этого источника наводками. А заодно ребятами, которые захотят взять вину на себя. Подробности насчет отсеченных конечностей и черной змеюки огласке предаваться не будут, и это позволит сразу отсеять тех, кто займется самооговором. Аткинс просмотрит "ХОЛМС"[6] и другие базы данных – меня интересуют лица, совершавшие насильственные преступления, сопряженные с сексом. Убийство совершено с особой жестокостью, и мне трудно поверить, что для убийцы это преступление – первое. Что нормальный, законопослушный гражданин вдруг, в один момент превратился в садиста и маньяка. Возможно, убивать он раньше не убивал, но мог привлекаться за изнасилование, хулиганство, нанесение телесных повреждений, непристойное поведение и тому подобное. Шервуд займется обходом домов соседей Петры. Четыреста ярдов в каждом направлении. На Рипли возлагается проверка транспортных средств и пешеходов в центре города и рядом с местом убийства, опрос людей – не видел ли кто чего-то необычного. Питер, мы с тобой отправимся в газету, где она работала. Кроме того, я схожу в университет и потолкую с тем малым, который забрал змею. Всем все ясно?

Детективы, которых она назвала, кивают.

– Сразу скажу, большая часть этой работы будет проделана впустую. – Кейт указывает на дальнюю стену, где красуется герб шотландской полиции. – Помните, что гласит девиз? "Semper vigilo" – всегда начеку. Мы будем копать во всех направлениях, они будут взаимно перекрываться, и рано или поздно чье-то имя начнет повторяться снова и снова. Главное, ничего не упускать потому что ключом ко всему может оказаться любая мелочь. Частично запомненный автомобильный номер, маловразумительное описание внешности, пятнышко крови – что угодно. Ничем, никакой ерундой, пренебрегать нельзя.

Кейт бросает взгляд на свои часы.

– Вы все знаете правило "Двадцать четыре – двадцать четыре". Для раскрытия преступления важнее всего двадцать четыре часа, прошедшие перед ним, и двадцать четыре часа после. Сейчас половина одиннадцатого. Снова мы соберемся здесь в четыре тридцать. К тому времени я хочу знать, как провела Петра Галлахер каждую минуту из последних двадцати четырех часов своей жизни. И получить данные о первых подозреваемых. Сегодня к полуночи кто-то должен оказаться под стражей. Я хочу, чтобы это дело было раскрыто по горячим следам.

– А как мы его назовем, убийцу-то? – спрашивает Шервуд. – Нам нужно условное обозначение.

– Как насчет "Черного Аспида"? – предлагает Аткинс.

Все смеются.

По мнению Кейт, лучше бы, поскольку о существовании змеи решено не распространяться, выбрать другое прозвище, но, быстро обведя взглядом помещение и поняв, что предложение Аткинса всем понравилось, она решает не спорить. Было бы о чем.

"Черный Аспид". В других обстоятельствах такое прозвание вызвало бы у нее усмешку. Убийцам, как и ураганам, часто дают самые неподходящие имена, порой нелепые и комические, никак не соответствующие той беде, которую приносят они людям. В принципе это тяготение понятно: когда имеешь дело с чем-то нечеловеческим, может показаться, что, если как-то очеловечить его, будет немного легче.

– Хорошо, – говорит Кейт. – Черный Аспид так Черный Аспид. Но это имя не должно выйти за пределы данного помещения. Оно не будет использоваться ни публично, ни в каких-либо служебных документах.

* * *

– Здесь, у меня на диктофоне, записаны показания Кристиана Паркера, и сразу по возвращении в гостиницу я распоряжусь сделать распечатку. Однако его показания вразумительны и однозначны. На борту находилась бомба. Капитан Саттон получил предупреждение, принял решение сбросить подозрительное транспортное средство за борт, что и было осуществлено под его личным руководством. Но похоже на то, что он ошибся. Видимо, на пароме находился не один белый фургон "транзит", и Саттон отправил в воду не тот. Он был настолько потрясен этой ошибкой, что повернул "Амфитриту" не в том направлении, не прочь от шторма, а навстречу ему.

Лавлок весь внимание, но не более того. Он невозмутим и спокоен, как может быть невозмутим и спокоен только многоопытный руководитель высокого ранга. Никакого удивления, потрясения, волнения. Ничего.

Здесь же присутствует и Ренфру. Фрэнк попросил его прийти не только как главного констебля Грампиана, но и в связи с тем, что катастрофа, как выясняется, имела террористическую подоплеку.

В помещении мягко журчит кондиционер, и Ренфру, по правде сказать, очень рад возможности побыть в прохладе. Чувствует он себя не лучшим образом – в прошлом году перенес операцию коронарного шунтирования, и врачи предупредили, что может потребоваться еще одна. Его лицо, под шапкой курчавых каштановых волос, румяное и рыхлое, как подтаявший сыр.

Фрэнк делает паузу, чтобы все осознали смысл сказанного, а затем продолжает:

– Завтра я собираюсь организовать погружение, чтобы проинспектировать место происшествия. Не приходится сомневаться в том, что мы обнаружим существенное повреждение корпуса. Я совершенно уверен, что мы обнаружим существенное повреждение корпуса. Мощная бомба, заложенная на автомобильной палубе, наверняка проделала в "Амфитрите", возле самой ватерлинии, такую дыру, что хлынувшая туда вода быстро увлекла паром на дно.

– Это весьма необычно, – вступает Ренфру. – Я никогда не слышал, чтобы террористы нападали на паромы. Другое дело самолеты. Даже, куда ни шло, поезда. Но чтобы паромы! Да, на пароме в Холихеде в апреле тысяча девятьсот девяносто восьмого обнаружили бомбу, принадлежавшую террористам из Ирландской республиканской армии, но ее предполагалось взорвать на скачках "Гранд Нэшнл", а паром являлся лишь средством доставки. – Он резко поворачивается к Лавлоку. – Надеюсь, на борту "Амфитриты" не было ничего опасного, или, так сказать, потенциально опасного? Химикаты? Животные? Оружие?

– Мне, во всяком случае, об этом неизвестно, – говорит Лавлок. – В декларациях никаких указаний ни на что подобное не было. Обычные грузы – продовольствие, пиво, мебель. Ничего такого, что могло бы требовать особых условий транспортировки.

– Как известно, сфера деятельности вашей деловой империи весьма широка. Как насчет того, что могло бы вызвать резкое противодействие радикалов из числа защитников окружающей среды и им подобных? Ядерной энергетики, производства генетически модифицированных продуктов, экспорта живых животных?

– Ничем подобным ни одна из моих компаний не занимается. А вы, стало быть, разрабатываете такую версию?

– Она напрашивается сама собой. Борцы за права диких животных, группы противодействия трансгенным продуктам. Это экзальтированная публика, хотя, с другой стороны, они редко идут на столь экстремальные шаги. Это плохо вяжется с их же утверждениями насчет высшей ценности жизни.

– А как насчет "Гринпис"? Они не первый год устраивают акции против разведки нефти к западу от Шетландских островов.

– Вот уж кто бы никогда не пошел на такое, так это "Гринпис". Они как никто другой зациклены на ненасильственных действиях, и суть их паблисити сводится к тому, чтобы всегда выставлять себя жертвами насилия со стороны властей и крупных компаний. И потом, как мне казалось, ваш бизнес не связан с добычей нефти, разве не так?

– Напрямую не связан. Большая его часть – это сфера услуг. Конечно, значительная часть наших клиентов нефтяники, но то же самое можно сказать о любых других фирмах Абердина. А геологоразведочных компаний, буровых платформ, танкеров, трубопроводов и прочего в том же роде у меня нет.

– Но уж кто наверняка есть, так это чем-то обиженные бывшие сотрудники. В таком большом деле, как у вас, без этого не бывает.

– Таких, конечно, найти можно, но чтобы уволенный работник в отместку потопил паром водоизмещением в двадцать тысяч тонн? Сомнительно. Скорее уж можно подумать на помянутых вами ранее ирландцев.

– Исключать такую возможность, разумеется, нельзя. Я свяжусь с Особой службой[7] и Управлением военной разведки и попрошу выяснить все, что можно, через их агентов. Ответы будут получены через день-другой, но я бы не стал возлагать на это особых надежд. Если бы какая-то из известных террористических групп планировала нечто подобное, мы к настоящему времени уже бы хоть что-нибудь да унюхали.

Фрэнк не может не восхищаться находчивостью с которой Лавлок быстренько поставил разговор с ног на голову, так что он задает вопросы Ренфру, а не наоборот.

Ренфру обращается к Фрэнку:

– А каким образом капитан Саттон вообще узнал о бомбе?

– Паркер предполагает, что ему сообщили по рации. Мы, разумеется, проверяем все радиоконтакты. Если на "Амфитриту" действительно поступало такое сообщение, это станет известно.

– Или, может быть, один из команды увидел или услышал что-то подозрительное и рассказал ему.

– А может быть, водитель фургона сам по каким-то причинам слил ему эту информацию?

– Трудно поверить. Вряд ли, если он знал, что везет.

– А как насчет расследования всего остального? – интересуется Лавлок.

– В настоящее время команда моих экспертов занимается моделированием шторма в нашей лаборатории в Саутгемптоне. В качестве исходной точки используются результаты первоначальных испытаний, которые проводили вы с "Кремер – Штайнбах", когда "Амфитрита" была только что построена. Надеемся получить нужные данные к концу недели. Параллельно ведется опрос всех спасшихся, причем мы стараемся провести его не только как можно быстрее, но и как можно тщательнее. Многие из них не хотят говорить об этом, и их можно понять. Других же практически не заткнуть. Иметь дело с пострадавшими очень непросто, и наши сотрудники, как вы понимаете, должны проявлять максимальную деликатность. Двое моих инспекторов направлены на вашу судовую верфь, где проводят аудит документации, касающейся техосмотров и профилактических ремонтов, и беседуют с персоналом, имевшим отношение к береговому обслуживанию "Амфитриты". Мы поддерживаем постоянный контакт с департаментом транспорта и уже завтра должны будем представить первый отчет. В связи с этой трагедией от нас ждут не только выявления причин, но и конкретных предложений по обеспечению большей безопасности перевозок. Наш представитель в Германии вступил в контакт с фирмой "Кремер – Штайнбах", у которой, как и у "Паромных перевозок" до этого случая, похоже, показатели аварийности были крайне низкими. Вот, пожалуй, и все. С утра в четверг я первым делом явлюсь сюда и расскажу, что удалось обнаружить при погружении.

Ренфру встает.

– Все это очень интересно, но мне пора идти.

– Убийство в "Роще"? – высказывает догадку Лавлок. – Я слышал об этом по радио.

– Оно самое. Жуткое дело.

– Сказали, что убита девушка. Кто она была? Проститутка?

– Нет.

– Я пойду с вами, – говорит Фрэнк.

Пресс-секретарь Лавлока Марита молча идет к лифту рядом с Ренфру и Фрэнком. Атмосфера в "Перевозках" претерпела изменения – на смену бурлящему хаосу пришла тягостная напряженность.

Дверцы лифта едва успевают закрыться, как Ренфру набирает номер на своем мобильном.

– Детектива Бошам, пожалуйста.

Фрэнк смотрит на него в удивлении. Ренфру этого не замечает.

– Кейт, это Ренфру. Есть подвижки?

Ее голос доносится до Фрэнка приглушенно, через Динамик телефона Ренфру. Он тешит себя мыслью, что узнал бы этот голос, даже не назови главный констебль ее имени.

– Хорошо, хорошо. – Ренфру кивает себе. – Четыре тридцать, говоришь? Я тоже приду, если ты не возражаешь. Договорились? Тогда до встречи.

– Это была Кейт Бошам? – спрашивает Фрэнк.

– Ага. А вы ее знаете? – Брови Ренфру мимолетно сходятся. Он выуживает визитную карточку Фрэнка из кармана пиджака и смотрит на нее. – Родственники?

– Она моя дочь.

– Ну да, ну да. Тесен мир. – Ренфру умолкает, а потом добавляет: – Редкостная женщина. Просто замечательная. Это ж кем надо быть, чтобы после всего этого сразу взяться за работу!

– После чего "этого"?

Ренфру смотрит на него в удивлении.

– После "Амфитриты".

* * *

– Чем занималась Петра вчера? Тут и думать нечего. Как и все мы, суетилась вокруг этой истории с "Амфитритой".

Фергюсон, с привычным для него выражением печальной обиды на весь, столь пренебрежительно относящийся к нему мир, стенографирует ответы Шиллинглоу в блокноте. Так они работают с Кейт: она разговаривает, он записывает. За годы они обнаружили, что это очень действенно не только потому, что освобождает Кейт и дает возможность думать, но также потому, что молчащий, но фиксирующий каждое слово Фергюсон нервирует тех, кому есть что скрывать.

Шиллинглоу откидывается назад на стуле и сцепляет руки за головой. Кейт с неудовольствием видит его потемневшую под мышками от пота рубашку. Он кивает ей.

– Неужели вам не жарко? Я так вообще не могу припомнить такой погоды. Можно подумать, что мы на экваторе, а не на полпути к Арктике.

– Спасибо. Я чувствую себя нормально. В какое время Петра пришла вчера на работу?

– Я пришел в половине третьего, а она вскоре после меня. Без четверти три, может быть, в три. Не позднее.

– В три часа ночи?

– Ага. Паром затонул чуть позже часа.

– Знаю. Я была на борту.

Шиллинглоу слегка наклоняет голову вбок и смотрит на Кейт искоса, с откровенным любопытством. Она в ответ смотрит на него в упор и говорит:

– Интервью, как свидетельница этих событий, я вам давать не буду.

Если ей и удалось прочесть его мысли, он не подает виду.

– Мне трудно поверить в то, что случилось с Петрой, – говорит Шиллинглоу. – Как такое возможно? Я что хочу сказать – в нашей работе поневоле всякого повидаешь...

– В нашей тоже, – сухо вставляет Кейт.

– ...Членовредительство, убийство, все что угодно, но это всегда происходит с другими. Вы меня понимаете?

– Понимаю, мистер Шиллинглоу. Но у этих других всегда есть родные, друзья, коллеги, для которых случившееся не проходит бесследно. О чем люди вашей профессии часто забывают, так это о том, что убийство не просто горячая тема для публикаций, на день или два. Это меняет жизни людей.

– Детектив, я потрясен не меньше вашего. Я только что разговаривал по телефону с моим криминальным обозревателем, так он ошеломлен настолько, что едва в состоянии говорить. А не случись катастрофы с паромом, смерть Петры вызвала бы еще более сильный резонанс. Впрочем, что я тут читаю вам лекции?

Кейт слегка постукивает по колпачку шариковой ручки.

– Вы можете подробно рассказать мне о вчерашних передвижениях Петры?

– Вот так навскидку, до новостной конференции, то есть до восьми, она находилась в офисе.

– Чем она занималась?

– В основном принимала и записывала звонки от других репортеров, работавших на выезде.

– Это потому, что она практикантка?

– Кто-то должен был этим заниматься.

– Что потом?

– После совещания было решено направить во все места, так или иначе имевшие отношение к основной новости, еще нескольких репортеров. Петре я дал задание побывать в лечебнице, посмотреть, как там дела, и по возможности поговорить с кем-нибудь из спасшихся.

Вот оно что! Кейт находилась там несколько часов, дожидаясь осмотра, и теперь пытается припомнить, видела ли в клинике Петру. Надо же, их пути пересеклись. Кейт, только что заглянувшей в лицо смерти, и Петры, не знавшей, что ее от кончины отделяют лишь несколько часов. Вполне возможно, что личико этой хорошенькой блондинки и мелькало где-то в толпе докторов, сестер и похожих на зомби спасенных пассажиров, но уверенности у Кейт нет.

– И она выполнила задание?

– Она записала несколько высказываний.

– Именно так? Не более чем несколько высказываний?

Шиллинглоу кривит губы.

– Да. Ничего такого, ради чего стоило срываться с места.

– То есть на вас это впечатления не произвело?

– Можно сказать и так.

Ну что ж, Шиллинглоу, по крайней мере, честен. В подавляющем большинстве случаев люди стараются говорить о покойных только хорошее, считая иное недопустимой бестактностью. Так, вежливость – это, конечно, прекрасно, но раскрытию убийств куда более способствует объективность. Поэтому Кейт ценит Шиллинглоу.

– Когда она вернулась?

– Кажется, к ланчу.

– И получила втык?

– Да. Я разозлился. И посадил ее в офисе собирать базовые сведения. Самые крупные несчастные случаи за последние годы, конструкции и безопасность, спасательные мероприятия – все в этом роде.

– До конца дня?

– Да.

– Когда она ушла?

– Точно не знаю. В шесть или семь, вероятно.

– Вы видели, как она уходила?

– Нет. Но я ушел без четверти восемь, а ее к тому времени уже не было.

– Вы не знаете, куда она пошла?

– Домой, наверное.

– Не в паб?

– В тот день всем было как-то не до выпивки. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Кейт кивает.

– Кто ее непосредственный начальник?

– Ирвин Скулар. Редактор службы новостей.

Кейт смотрит сквозь стеклянную стену на помещение отдела новостей, где вовсю готовят сегодняшний первый выпуск. Половина персонала энергично стучит по клавиатурам, вторая половина говорит по телефонам. Некоторые одновременно делают и то и другое.

– Который он?

– Его сегодня нет. Прошлым вечером на него напала шпана.

– Надо же, как некстати.

– Говорят, беда не приходит одна. Поскольку он мой заместитель, обязанности редактора новостей теперь приходится выполнять мне.

Дверь в кабинет Шиллинглоу открывается, и входит сотрудник с гранками первой страницы в руках.

– Оставь это там, Брюс, – говорит Шиллинглоу, указывая на маленький столик у окна. – Я посмотрю через секунду.

Брюс смотрит на часы.

– Это должно пойти в набор...

– Я знаю.

Брюс кладет гранки на стол, разглаживает бумагу и, с любопытством поглядывая на Кейт и Фергюсона, направляется к выходу. Дождавшись, когда дверь за ним со щелчком закроется, Кейт говорит:

– Вы сказали, что с заданием в госпитале Петра справилась не лучшим образом. Это было для нее характерно?

Шиллинглоу подается вперед, положив локти на стол.

– Она проходила практику с шестимесячным испытательным сроком. Ее контракт закончился месяц тому назад. Я не собирался ее оставлять.

– Она знала об этом?

– Нет.

– А что у нее было не так?

– Вопрос не в том, что было, а чего не было. Ну да, она была славной девочкой – совсем зеленой, неопытной, по-детски самоуверенной, но славной. Людям она нравилась. Она умела относиться к себе с иронией, а в таком деле, как наше, это дорогого стоит. И не то чтобы ей не хватало амбиций или драйва. Она всегда говорила о том, как ей хочется поехать в Косово или Индонезию, хотя на самом деле представление насчет всех этих мест у нее было весьма смутное. Но вот настоящего журналистского чутья у нее, хоть убей, не было. Часто бывало, что, отправляясь на интервью, она задавала вовсе не те вопросы, какие нужно, да и вообще действовала по шаблону, без выдумки. Взять хоть вчерашний день – лечебница, все эти перенесшие шок, усталые люди...

Он осекается, вспомнив, что среди этих людей находилась и Кейт, но та кивком дает ему знак продолжать.

– ...все это могло стать основой для яркого, эмоционально насыщенного материала. Требовалось лишь сочетание объективности с индивидуальным подходом. И с чем она вернулась? Как я и говорил, с какими-то высказываниями, которые я мог бы сочинить и сам. Я не хочу, чтобы мои слова звучали цинично, но, если говорить о шкале новостных ценностей, такие возможности, как вчера, выпадают нечасто. Ей была предоставлена прекрасная возможность проявить себя, но она ею не воспользовалась.

– Ну а другие возможности проявить себя с лучшей стороны у нее были?

– А как же? Было немало сюжетов попроще, с которыми она тоже не смогла толком справиться.

– Какого рода?

– Да всякие мелочи. Уход за зелеными насаждениями. Уличное движение. Проблемы местного самоуправления.

– А не могла она, выполняя эти задания, кого-то основательно задеть?

– Ничего потенциально опасного я не припоминаю. Впрочем, у нас есть архив, и вы можете посмотреть статьи, которые она написала.

– То есть вы не верите, что кто-то мог расправиться с ней в отместку за публикацию?

– Господи, конечно нет! У нас же Абердин, а не Сицилия.

– Может быть, она сталкивалась с чем-то странным или необычным? С человеком, который пытался войти с ней в контакт после написания статьи?

– Мне, во всяком случае, ни о чем таком не известно.

Кейт встает.

– Питер, ты вернешься сюда после полудня, просмотришь архив и поговоришь с коллегами Петры.

– Детектив, они все очень заняты, и я буду вам весьма благодарен, если вы сочтете возможным побеседовать с ними после пяти часов. Вы же понимаете, новости дело горячее и промедления не терпит.

– Как и расследование убийства, – говорит Кейт. – Спасибо за то, что уделили нам время, мистер Шиллинглоу.

Кейт идет через отдел новостей, и ее взор, словно радар, сканирует столы сотрудников. Неожиданно в ней вскипает гнев и, хотя сейчас все это сугубо спекулятивно, возникает желание поддержать юную, амбициозную полную мечтаний и верящую, что вся жизнь впереди, девушку в ее борьбе за достойное место в мире мужчин. Кейт прекрасно понимает, что чувствовала Петра, потому что сама прошла через все это – и сомнения, и надежды, когда поступила на работу в полицию. Ей чертовски жаль Петру, в частности и потому, что в погибшей она видит себя в былые годы.

* * *

Петра Галлахер жила одна. Кейт обходит ее квартиру с одной спальней на четвертом этаже многоквартирного дома в Мастрике, жилом комплексе к северо-западу от центра города, и понимает, что здесь и в одиночку-то особо не развернешься. Крохотная гостиная с примыкающей к ней кухонькой, невероятно маленькая ванная – можно сесть на унитаз, не вставая, повернуть краны ванны и раковины – и спальня, практически всю площадь которой занимает невесть как втиснутая туда двуспальная кровать. Пространство между рамой кровати и стенами настолько мало, что Кейт удивляется, как Петра вообще ухитрялась заправлять постель. Окна выходят на грязный внутренний двор, сразу за стенкой находится соседняя квартира.

Восемнадцать лет и совсем недавно из школы. Должно быть, Петра думала, что это рай.

Кейт просматривает почту Петры, которую забрала из главного холла на нижнем этаже. Два конверта из компании кредитных карт, со вчерашним почтовым штемпелем, проспекты, приглашающие участвовать в розыгрыше призов, тоже вчерашние. Броский темно-синий конверт с серебристой надписью и невзрачный коричневый, с адресом на наклейке. На обоих субботние штемпели.

Субботняя корреспонденция должна была прийти вчера. Получается, что если вчера вечером Петра после работы и пришла домой, то почту она не забрала. Однако синий конверт выглядит как личное послание, а такое письмо девушка в ее возрасте ни за что не отложила бы на потом. Скучные деловые депеши можно не вскрывать неделями, но письмо от молодого человека должна быть прочитано немедленно.

Отсюда вывод – скорее всего, вчера Петра вообще не заходила домой после работы. Шестнадцать часов она как и все, занималась происшествием с паромом, а потом куда-то пошла. Куда? На встречу со своим убийцей? Или куда-то, где он увидел ее и последовал за ней? Усталая и расстроенная – день выдался нелегкий, да и девушка наверняка в глубине души понимала, что справляется с работой не лучшим образом, – она была весьма уязвима. Одним словом, легкая добыча.

Но где бы ни повстречалась Петра с убийцей, это произошло не у нее дома. Никаких следов борьбы в квартире нет. Более того, Кейт не ожидала, что жилище столь молодой особы может быть таким прибранным и аккуратным.

А не слишком ли здесь все аккуратно? Мог ли Черный Аспид прийти сюда, убить ее, а потом навести порядок?

Перед мысленным взором Кейт предстают образы искалеченного тела Петры. Ступни и кисти рук, отрубленные так чисто, как будто убийца воспользовался гильотиной.

Контраст. Ярость нападения, двадцать различимых колотых ран. А здесь выверенный порядок, все находится на своем месте. Нет, трудно представить себе, чтобы человек, впавший в такое бешенство, стал бы потом наводить здесь идеальный порядок.

Не говоря уж о том, что почва, там, где нашли тело, пропитана кровью. Может быть, Петра просто была аккуратным человеком. Она ведь наверняка только-только начала жить самостоятельно и воображала себя совсем взрослой. Этой крохотной съемной квартиркой в муниципальном доме, среди бездельников, живущих на социальные пособия, и наркоманов (семьдесят процентов совершающихся в Абердине преступлений в той или иной степени связаны с наркотиками), девушка наверняка гордилась, как другие гордятся загородной виллой.

Бедная Петра Галлахер, изо всех сил старавшаяся играть в молодого профессионала.

Кейт осматривает квартиру на пару с Фергюсоном, который следует за ней, отставая на полшага, словно потенциальный покупатель или агент по недвижимости. Она пытается составить представление о том, как и чем жила эта девушка.

На полках книги: пара ранних Джилли Купер, с заголовками, представляющими собой женские имена, "Пляж", "Ржавый алюминий", сценарии "Криминального чтива" и "Бешеных псов" бок о бок с "Педди Кларк Ха Ха Ха". Компакт-диски, сложенные стопкой на полке над маленьким музыкальным центром. Кейт склоняет голову набок, чтобы прочитать корешки. "Блур", "Пропеллерхедз", "Трэвис". Саундтрек к "Чикаго". "Рудник душ" в исполнении "Зе Зе". Кейт невольно задумывается о том, где это Петра откопала "Зе Зе". Этой группой увлекалось поколение Кейт, и можно лишь подивиться тому, что музыкальные интересы Петры простирались так далеко в прошлое.

Рядом с дисками альбом с фотографиями. Петра с друзьями, с родителями. Рождество, день рождения, где-то на солнышке. Петра улыбающаяся, дующаяся, ныряющая в бассейн.

В маленьком шкафчике в ванной полно косметических флакончиков и полупустая коробка из-под "Тампакса". Пара бумажных салфеток, носовой платок, а вот оберток от тампонов нет. В эти дни месячных у Петры не было.

В платяном шкафу одежда. Джинсы, пара юбок, блузки, ярко-красный жакет. Не много, но достаточно, чтобы, комбинируя это в разных сочетаниях, разнообразить свой облик.

Фергюсон все записывает, но он мужчина, а они находятся в жизненном пространстве женщины. Кейт знает, что он не увидит и половины того, что увидела она.

И она узнает все. Все, что нужно, об этой несчастной девочке, так и не успевшей никем стать.

На полу у кровати – места для прикроватной тумбочки или столика в спальне нет – будильник с откидной крышкой, на которой изображена стилизованная карта мира с временными поясами, и маленькая фотография в серебряной рамке. Петра и мужчина, мужчина постарше. Лет под сорок или слегка за сорок. Годится ей в отцы, только вот обнимает он ее совсем не по-отечески. Стоит сзади, взяв руками за груди, а она отклоняется назад, чтобы поцеловать его шею.

По спине Кейт пробегает холодок – она узнает его.

Дрю Блайки.

* * *

Блайки приводят на допрос перед полуднем.

Он чертыхается и вовсю поносит полицейских за то, что они забрали его прямо из офиса. Он уважаемый архитектор, а его позорят перед друзьями и коллегами. Чего проще, позвонили бы ему да пригласили – он бы сам пришел. Так нет же, обязательно надо устроить шоу. И вообще, из-за чего весь этот переполох?

Ничто в его словах или поведении не указывает на то, что ему известно о смерти Петры. Он не упоминает ее, и Кейт ловит себя на том, что ей трудно поверить в то, что даже такой тип, как Блайки, мог бросить истерзанное тело своей подружки на виду у каждого, кто мог проходить – или пробегать – мимо, и спокойно отправиться на работу. Хотя, с другой стороны, если он и вправду виновен, что еще ему оставалось делать? Как раз пойти на работу и ждать, когда явится полиция и сообщит, что его подружка мертва.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25