Род усмехнулся.

— Держу пари, детишки были жутко опечалены таким поворотом дела.

— Они так огорчились, что тут же пустились в пляс, — хихикнул Тоби. — А старик, испустив тяжелый вздох, рассудил, что такова, должно быть, божья воля, и благословил их.

— И тут снова вмешался Дюрер.

— Совершенно верно. Он встал перед королевой, когда та сидела за столом со всеми лордами и их женами, и принялся вопить, что она должна подтвердить справедливость ее нового порядка, лично рассмотрев данное дело. Ведь эти крестьяне из ее личных владений, не так ли?

Род ухмыльнулся и хлопнул себя по бедру.

— Она, вероятно, была готова плюнуть ему в глаза?

— О, ты не знаешь королеву! — Тоби закатил глаза к потолку. — Она с радостью воткнула бы ему нож меж ребер, но брошенный вызов требовал ответа, и ей придется самой разбирать данное дело, когда она будет проводить очередной Верховный Суд.

— Верховный Суд? — нахмурился Род. — Что это, черт возьми, такое?

— Каждый месяц в течение часа королева принимает тех своих подданных, которые желают, чтобы она их выслушала. Крестьяне, духовенство и знать — все собираются в главном зале. В большинстве своем Великие Лорды пристально следят за тем, на что жалуются крестьяне и мелкие дворяне. А в присутствии сильных мира сего на суд выносятся лишь какие-то незначительные обиды, можешь быть уверен.

— Вроде этого случая, — кивнул Род. — Когда состоится очередной Верховный Суд?

— Завтра, — ответил Тоби, — и мне кажется, что Лорды велят своим крестьянам и вассалам протестовать против новых судей и священников королевы. Конечно, сперва выкажут свое недовольство лорды, а те, кто попроще, поддержат их.

Род кивнул.

— Глас народа — глас божий. Но какую пользу надеется извлечь Дюрер из дела о соблазнении?

Тоби пожал плечами.

— Лишь Дюрер знает это.

Род, нахмурившись, откинулся назад и отхлебнул из кружки.

Рассматривая окружавшие его юные лица, он почесал в затылке.

— Мне кажется, подобная информация должна быть доведена до сведения королевы. Почему вы не поставили ее в известность?

Лица вокруг сразу протрезвели. Тоби закусил губу и уставился в пол. Род нахмурился.

— Почему вы не сказали ей об этом, Тоби?

— Мы пытались, дружище Гэллоуглас! — парень с безмолвной мольбой взглянул на Рода. — Мы пытались, но она не захотела выслушать нас.

Лицо Рода окаменело.

— Как так?

Тоби беспомощно развел руками.

— Посланный к ней паж вернулся со словами, что мы должны быть благодарны за предоставленную защиту, и нам не следует наглеть настолько, чтобы вмешиваться в ее правление.

Род быстро закивал, скаля зубы в невеселой усмешке.

— Да, это похоже на Катарину.

— А может, все к лучшему, — задумчиво произнес один из ребят. — У нее хватает забот и без наших грозных предупреждений.

Род грустно улыбнулся.

— Ты прав. Она занята по горло, ибо находится между молотом и наковальней — знатью и нищими.

Тоби кивнул с серьезным видом.

— Да, ей вполне достаточно неприятностей, связанных с советниками, Домом Кловиса и баньши на крыше замка. У нее весьма веские причины для беспокойства.

— Верно, — сказал Род глухим, напряженным голосом. — У нее действительно есть на то причины и, мне кажется, она здорово напугана.

Большой Том спал очень чутко. Как только Род на цыпочках подошел к койке, он тут же сел на своем тюфяке.

— Вы здоровы, хозяин? — спросил он оглушительным шепотом, в котором было не больше скрытности, чем в кваканье влюбленной лягушки-быка.

Род остановился и, нахмурившись, посмотрел на слугу.

— Да, вполне. А с чего это мне должно нездоровиться?

Большой Том глуповато улыбнулся.

— Спишь мало, — объяснил он. — Я подумал, что у тебя, наверное, лихорадка.

— Нет, — с облегчением улыбнулся Род, качая головой.

Он протиснулся мимо Тома.

— Это не лихорадка.

— А что же тогда?

Род рухнул навзничь на кровать, заложив руки за голову.

— Том, ты когда-нибудь слышал об игре под названием «крикет»?

— Сверчок? — нахмурился Том. — Это существо, которое стрекочет на очаге, господин.

— Правильно, но это также и название игры. Понимаешь, главное в ней — воротца. Одна команда пытается их сбить, бросая по ним мячом. Другая — защищает воротца, отбивая мяч битой.

— Странно, — пробормотал Большой Том, широко раскрыв глаза от изумления. — Крайне необычная игра, хозяин.

— Да, — согласился Род. — Но дальше еще хуже. Команды, понимаешь ли, время от времени меняются местами, и та, что прежде атаковала воротца, теперь защищает их.

Он посмотрел поверх пальцев ног на круглое, покрытое оспинками, лицо Тома.

— М-да, — пробормотал здоровяк, ошеломленно мотая головой. — И какой же смысл во всем этом, хозяин?

Род выпрямился и позволил себе расслабиться.

— Дело в том, что воротцам приходится одинаково туго независимо от того, кто победит.

— Да! — энергично закивал головой Большой Том. — Истинная правда, хозяин.

— Ну вот, у меня такое чувство, будто здесь идет грандиозная игра в крикет, только в ней участвуют три команды: советники, нищие...

— Дом Кловиса, — поправил Том. Род удивленно вскинул брови.

— Верно. Дом Кловиса. И, конечно, королева.

— Кто же тогда воротца? — спросил Том.

— Я, — Род перекатился на бок и, взбив кулаком подушку, со вздохом облегчения опустился на нее.

— А теперь я собираюсь соснуть. Спокойной ночи.

— Господин Гэллоуглас, — пропищал голос пажа.

Род закрыл глаза и помолился о ниспослании ему сил свыше.

— Да, паж?

— Вас зовут прислуживать королеве за завтраком, господин Гэллоуглас.

Род заставил себя приподняться и поглядеть в окно. Первые лучи солнца уже окрасили небо в розовый цвет.

Он зажмурился и сосчитал до десяти, чуть не задремав при этом. Затем сделал вдох, который заполнил бы бездонную шахту, спустил ноги с постели и сел.

— Эх, нет покоя воротцам. Что мне делать с этой проклятой формой, Том?

Род был вынужден признать, что Катарина Плантагенет обладает талантом драматурга и, более того, умело использует его в своих целях. Часовые заняли свои места в обеденном зале еще до рассвета. Лорды и леди, имевшие привилегию — или, точнее, несчастье — разделять с королевой ее утренний завтрак, прибыли сюда, как только прокричал петух. Но лишь когда все собрались и вдоволь наглазелись на поданное мясо, состоялся выход королевы. И, несмотря на столь ранний час, это был именно выход. Двери, ведущие в зал, широко распахнулись, и в океане света факелов появилась Катарина. Шесть трубачей затрубили в фанфары, все лорды и леди поднялись, а Род содрогнулся (высота тона в этой культуре была более или менее делом вкуса).

Затем Катарина, высоко подняв голову и слегка откинув назад плечи, вошла в зал. Она прошла четверть окружности зала и подошла к огромному позолоченному креслу во главе стола. Герцог Логайр шагнул вперед и отодвинул кресло. Катарина опустилась в него с изяществом и легкостью перышка. Логайр сел по правую руку от нее, и все остальные тоже опустились в кресла. Катарина взяла двузубую вилку, вельможи последовали ее примеру, и тут же со всех сторон налетели слуги в ливреях с деревянными блюдами в руках, наполненными беконом и колбасой, маринованной селедкой и белыми булочками, чашками с чаем и бульоном.

Каждую тарелку сперва подносили к Брому О'Берину, сидевшему по левую руку от королевы. Бром снимал пробу с каждого блюда и клал остатки на тарелку перед собой. Затем огромные деревянные блюда были расставлены по всему столу. И только тогда Бром О'Берин, убедившись, что все еще жив, передал наполненную тарелку королеве.

Общество с жадностью накинулось на еду, и желудок Рода настойчиво напомнил ему, что прошлой ночью в его пищеварительный тракт попало лишь вино со специями.

Катарина клевала пищу, как птичка. Ходили слухи, что она перекусывала в уединении своих апартаментов непосредственно перед формальной трапезой. Хотя она была столь худа, что Род находил эти слухи сомнительными.

Слуги носились туда — сюда с бутылками вина и огромными мясными пирогами.

Род стоял на посту у восточной двери. Таким образом он прекрасно видел всех, сидевших в северной части стола Катарину, милорда Логайра по ее правую руку, Дюрера справа от герцога и затылок Брома.

Дюрер нагнулся и прошептал что-то своему господину.

Логайр недовольно отмахнулся и кивнул. Он в один прием оторвал от куска мяса здоровенный ломоть, прожевал его и запил доброй порцией вина. Поставив кубок на стол, он повернулся к Катарине и прогрохотал:

— Ваше Величество, я встревожен.

Катарина холодно взглянула на него.

— Мы все обеспокоены, милорд Логайр. Но мы должны по мере сил нести бремя наших забот.

Губы Логайра плотно сжались, полоска его рта почти затерялась между усами и бородой.

— Я беспокоюсь о Вас и благополучии Вашего королевства, — продолжил он.

Катарина вернулась к своему блюду, сосредоточившись на разрезании кусочка свинины.

— Я смею надеяться, что мое благополучие и впрямь влияет на благополучие моего королевства.

Шея Логайра побагровела, но он упрямо гнул свое.

— Я рад, что Ваше Величество понимает: угроза Вашему благополучию означает угрозу всему королевству.

Катарина поморщилась и повернулась к герцогу.

— Я разделяю вашу тревогу.

— Зная, что жизни королевы угрожает опасность, народ испытывает беспокойство.

Катарина отложила вилку и откинулась на спинку кресла.

Голос ее был мягок и даже нежен.

— Значит, моей жизни угрожает опасность, милорд?

— Мне кажется, да, — осторожно промолвил Логайр. — Ибо баньши снова был ночью на вашей крыше.

Род навострил уши.

Катарина закусила губу и закрыла глаза. За столом воцарилось молчание. В наступившей тишине прогремел голос Брома:

— Баньши видели на крыше замка Ее Величества уже много раз, а королева до сих пор жива.

— Замолчи! — оборвала его Катарина. Она выпрямилась и, наклонившись вперед, взяла свой кубок.

— Я не желаю больше слышать о баньши.

Она осушила кубок и протянула руку вбок.

— Слуга, еще вина!

Дюрер сорвался со своего места и в миг очутился рядом с королевой. Выхватив кубок из ее рук, он повернулся к подбежавшему слуге и держал чашу до тех пор, пока тот не наполнил ее из кувшина, а весь двор пялил глаза — подобная учтивость по отношению к королеве была несвойственна Дюреру.

Советник повернулся обратно к королеве, опустился на колено и подал кубок. Катарина изумленно уставилась на него, затем медленно приняла чашу.

— Благодарю вас, Дюрер. Все-таки, должна признаться, я не ожидала от вас такой любезности.

Глаза Дюрера блеснули. Он с насмешливой улыбкой поднялся и поклонился ей в ноги.

— Пейте на здоровье, моя королева.

Но Род был менее доверчив, чем Катарина. Более того, он заметил, что перед тем, как слуга налил вино, Дюрер провел рукой над кубком.

Он покинул свой пост и выхватил кубок, когда Катарина поднесла его к губам. Она, побледнев, уставилась на него наливающимися яростью глазами.

— Я не звала вас, сударь.

— Прошу прощения. Ваше Величество.

Род отстегнул от пояса кинжал, положил клинок на стол и наполнил конические ножны вином. Слава небесам, он принял меры предосторожности, включив Векса перед тем, как заступить на дежурство! Он поднял вверх серебряный рог и сказал:

— Нижайше прошу прощения у Вашего Величества за то, что не могу анализировать свои действия. Все дело в том, что я боюсь за жизнь Вашего Величества.

Но Катарина уже забыла о гневе и завороженно следила за действиями Рода.

— Что это такое? — спросила она, показывая на серебристый конус.

— Рог единорога, — ответил Род и поднял взгляд, чтобы заглянуть в пылающие яростью глаза Дюрера.

— Анализ завершен, — прошептал голос у него за ухом. — Субстанция ядовита для организма человека.

Род угрюмо улыбнулся и надавил мизинцем на шишечку на острие ножен.

«Рог единорога» стал пурпурным. Весь двор ахнул от ужаса, ибо, согласно известному всем поверью, рог единорога приобретает пурпурный оттенок, если в него налит яд. Катарина побледнела и стиснула кулачки, чтобы скрыть дрожь. Рука Логайра сжалась в громадный кулак, он посмотрел на Дюрера сузившимися от ярости глазами.

— Ничтожество, если ты хоть как-то участвовал в измене...

— Милорд, вы же видели... — голос Дюрера стал хриплым. — Я только подал кубок.

Но его горящий взор впился в глаза Рода, будто намекая, что тот избавит себя от многих неприятностей и мучений, если сам, прямо здесь, выпьет это вино.

Роду и еще трем гвардейцам было поручено сопровождать Катарину от ее апартаментов до Большого Зала Верховного Суда.

Они вчетвером ждали у ее покоев, покуда не открылась дверь и не появился Бром О'Берин, возглавивший королевскую свиту. Между ним и Катариной встали два солдата, а Род вместе с еще одним гвардейцем замкнули шествие.

Они не спеша зашагали по коридору, приноравливаясь к Катарине. А укутанная в тяжелый меховой плащ королева, обремененная, к тому же, массивной золотой короной, шла очень медленно. Но каким-то образом она ухитрялась при этом выглядеть скорее величественно, чем неуклюже.

Когда они приблизились к Большому Залу, откуда-то выскочил худой изможденный человечек, одетый в бархат, Дюрер.

— Прошу прощения, — сказал он, трижды поклонившись, — но я должен поговорить с Вашим Величеством.

Губы его были крепко сжаты, глаза пылали гневом. Катарина остановилась и выпрямилась во весь рост.

«А она полностью готова к бою,» — подумал Род.

— Так говори же, — сказала она, глядя свысока на склонившегося перед ней человечка. — Но поторопись, смерд.

Глаза Дюрера вспыхнули от такого обращения. Прозвище «смерд» было зарезервировано за крестьянами. Однако он сумел сохранить почтительный вид.

— Ваше Величество, умоляю Вас без промедления выслушать петицию Великих Лордов, ибо они крайне возбуждены.

Катарина нахмурилась.

— А к чему мне оттягивать это? — Дюрер закусил губу и отвел глаза. В глазах Катарины вспыхнул гнев. — Продолжай, смерд, — приказала она. — Или ты хочешь сказать, что королева боится выслушать своих вельмож?

— Ваше Величество... — неохотно начал Дюрер, затем выпалил скороговоркой:

— Я слышал, на суде сегодня должно быть заслушано дело двух крестьян...

— Верно, — поджала губы Катарина. — Это дело было рекомендовано мне тобой, Дюрер.

Человечек злобно глянул на нее, но затем вновь надел маску покорного просителя.

— Я подумал... я слышал... я боялся...

— Чего ты боялся?

— Ваше Величество в последнее время уделяет особое внимание своим крестьянам... — Дюрер поколебался, затем продолжил:

— Я опасался... что Ваше Величество может...

Взгляд королевы посуровел.

— Что я могу выслушать этих двух крестьян прежде, чем предоставлю слово моим вельможам?

— Вы не должны так поступать, Ваше Величество! — Дюрер рухнул на колени и умоляюще простер к ней руки. — Не следует гневить сегодня Великих Лордов! Вы подвергнете опасности свою жизнь, если...

— Смерд, ты назвал меня трусихой?

Род закрыл глаза, сердце замерло у него в груди.

— Ваше Величество! — вскричал Дюрер. — Я только хотел сказать, что...

— Довольно! — Катарина повернулась, с презрением оттолкнув щуплого советника. Бром О'Берин и гвардейцы двинулись за ней. Огромные дубовые двери распахнулись перед ними. Род рискнул бросить быстрый взгляд через плечо. Лицо Дюрера расплылось в злорадной улыбке, глаза его светились торжеством.

Самый верный способ заставить девчонку сделать что-то — всячески отговаривать ее от этого...

Бром привел королевскую свиту в огромное помещение со сводчатым потолком. Свет проникал сквозь ряды фонарных* [31] окон, прорезанных во всех четырех стенах. На пятидесятифутовой высоте через весь зал тянулась, словно хребет, потолочная балка. От нее к гранитным стенам отходили дубовые ребра. С потолка свисали две огромные люстры из кованого железа с горящими в канделябрах свечами.

Они прошли к возвышавшемуся на десять футов над уровнем пола помосту, на котором стоял огромный золоченый трон.

Бром провел их к нему вокруг помоста. Гвардейцы выстроились по обеим сторонам трона, а Катарина сделала последние полшага и встала, стройная и гордая, подле него, глядя поверх голов сгрудившихся внизу людей.

Здесь собрались представители всех слоев населения.

Огромный зал был набит битком от ступенек помоста до тройных дверей в противоположном конце помещения.

На переднем плане в напоминающих песочные часы деревянных креслах, поставленных полукругом в двадцати футах от ведущих к трону ступеней, сидели двенадцать Великих Лордов. За ними стояли сорок-пятьдесят пожилых мужчин, облаченных в коричневые, серые или темно-зеленые одежды с бархатными воротничками. На голове у них красовались маленькие квадратные фетровые шляпы, на необъятных животах покачивались массивные серебряные и золотые цепочки. Бюргеры, догадался Род, местные чиновники, торговцы, мастера гильдий, словом, буржуазия.

Позади них виднелись черные рясы духовенства, ну а еще дальше толпились крестьяне, одетые в залатанную одежду унылых тонов. Род был уверен, что большинство крестьян пригнали с дворцовой кухни, дабы на Верховном Суде присутствовали представители всех классов. В центре толпы простолюдинов стояли четверо солдат в зелено-золотом — цветах королевы, а между ними переминались с ноги на ногу двое крестьян — один молодой, другой старый. Оба, явно перепуганные до смерти, нервно мяли в руках свои шапки. У старика была длинная седая борода, юнец же был чисто выбрит.

Одеждой им служили темные рубахи из грубого полотна и плотно облегающие брюки из той же ткани. Рядом с ними стоял священник, чувствующий себя так же неловко, как и они.

Все взгляды были прикованы к королеве. Катарина прекрасно понимала это. Она еще больше выпрямилась и оставалась в этой позе, пока в зале не воцарилась полная тишина. Затем она медленно села, а Бром пристроился, скрестив ноги, подле нее.

Тупые концы пик глухо стукнули о камень — Род и остальные гвардейцы стали по стойке «вольно», отставив пики под углом двадцать градусов. Бром прогремел на весь зал:

— Кто сегодня предстанет перед королевой?

Вперед вышел герольд с пергаментным свитком и зачитал список, состоящий из двадцати пунктов. Первой стояла петиция двенадцати вельмож, последней — петиция крестьян.

Катарина стиснула подлокотники трона и сказала высоким ясным голосом:

— Господь наш говорил: униженные да будут возвышены, последние да станут первыми. Поэтому давайте сначала заслушаем показания этих двух крестьян.

На миг все от изумления смолкли. Затем поднялся старый лорд Логайр и вскричал:

— Показания! Неужели они Вам так необходимы, что Вы ставите эту деревенщину впереди знатнейших из Ваших вельмож?

— Милорд, — огрызнулась Катарина, — вы забыли о своем месте при моем дворе.

— Нет, это Вы забылись! Вы не уважаете традиции, а также все законы, которые Вам с детства внушал Ваш отец!

Старый лорд выпрямился во весь рост и свирепо посмотрел на нее.

— Ваш отец никогда не обесчестил бы своих вассалов! — прогремел он.

— Опомнись, старик! — холодно и надменно ответила Катарина. — Я бы все отдала, чтобы мой отец был до сих пор жив, но он умер, и теперь правлю я!

— Правишь! — губы Логайра скривились в усмешке. — Это не правление, а тирания!

Потрясенный зал умолк, затем по нему, все нарастая, пополз шепот.

— Измена! Измена, измена! Измена!

Бром О'Берин поднялся, дрожа от ярости.

— Теперь, милорд Логайр, вы должны пасть на колени и просить прощения у Ее Величества королевы, иначе вы будете навеки осуждены как изменник трону.

Лицо Логайра окаменело, он выпрямился, расправил плечи и выставил вперед подбородок, но прежде, чем старик успел сказать хоть слово, Катарина произнесла глухим дрожащим голосом:

— Можете не просить прощения, ибо оно не будет дано. Принимая во внимание тяжесть оскорблений, нанесенных королевской особе, вы, милорд Логайр, отныне и на веки веков изгоняетесь из Зала Суда и из круга моих приближенных.

Старый герцог медленно поднял взгляд и встретился глазами с Катариной.

— Как же так, малышка? — пробормотал он, и Род с изумлением увидел слезы в уголках глаз старика. — Деточка, неужели ты обойдешься с отцом так же, как обошлась с сыном?

Лицо Катарины стало мертвенно-бледным. Она привстала с трона.

— Так поспеши же покинуть место сие, милорд Логайр! — голос Брома дрожал от ярости. — Поторопись, или я спущу на тебя собак!

Логайр опустил взгляд на Брома.

— Спустишь собак? Не сомневаюсь в этом, ведь ты самый верный сторожевой пес нашей доброй королевы! — Он снова посмотрел на Катарину. — Эх, леди, леди! А я-то мечтал умилостивить тебя борзой, прежде чем умру.

Катарина вновь села и гордо выпрямилась.

— У меня есть мастифф* [32], милорд, и пусть держат ухо востро мои враги!

Старик медленно кивнул, его полные горя глаза никак не могли оторваться от ее лица.

— Значит, ты будешь считать меня своим врагом...

Катарина еще больше задрала нос.

Глаза Логайра посуровели. Холодная гордость стерла скорбь с его лица.

Он резко развернулся и направился через весь зал к выходу. Толпа раздалась перед ним, образовав узкий проход. Гвардейцы по обеим сторонам огромной центральной двери встали по стойке «смирно» и распахнули порталы.

Герцог замер на пороге и взглянул поверх голов на Катарину. Его низкий старческий голос в последний раз прозвучал в этом зале.

— И все же прими от меня, Катарина, которую я звал когда-то своей племянницей, мой последний дар, — произнес он неожиданно мягко, почти дружелюбно. — Покуда я жив, можешь не бояться армии Логайра.

Он помедлил мгновение, глядя ей прямо в глаза, затем, взмахнув полами плаща, повернулся и исчез.

Целых три вдоха в зале царило гробовое молчание, затем остальные одиннадцать Великих Лордов поднялись, как один, и двинулись гуськом к огромной центральной двери, отправившись вслед за Логайром в изгнание.

— Ну и как она решила дело тех двух крестьян? — спросил Векс. Род скакал верхом на роботе-коне по склону холма за стеной замка. Он сказал конюху, что хочет «поразмяться», но на самом деле ему нужно было посоветоваться с Вексом относительно того, Что Все Это Значило.

— О, — ответил он, — она поддержала решение приходского священника: самым подходящим наказанием для парня является брак. Старику это не слишком понравилось, но тут Катарина достала из рукава туза — пареньку придется содержать тестя на старости лет. Услышав это, старик усмехнулся, а жених ушел с таким видом, будто был не вполне уверен в том, что вышел из схватки победителем.

— Превосходное решение, — пробормотал Векс. — Возможно, юной леди стоит всерьез заняться юриспруденцией.

— Да чем угодно, лишь бы не лезла в политику... Славные закаты на этой планете.

Они скакали навстречу заходящему солнцу. Его угасающий шар окрасил небо в багровые и золотистые тона от горизонта почти до самого зенита.

— Да, — выдал справку робот, — закаты здесь так великолепны благодаря густой, почти в полтора раза плотнее земной, атмосфере. Однако на этой широте из-за наклона оси планеты, который равен...

— Верно, верно, я занес все это в бортовой журнал, как только мы приземлились. Не забивай мне голову, будь так любезен... Я заметил, что лучи солнца приобрели кроваво-красный оттенок...

— Весьма кстати, — буркнул Векс.

— М-м-да. Это возвращает нас с небес на землю, не так ли? Что если грядет еще одно убийство?

— Не убийство, Род, — покушение.

— Ну хорошо, покушение. Прости меня за неудачный термин и давай перейдем к делу.

Векс сделал секундную паузу, помещая новые данные в заранее подготовленный доклад.

— Политическая борьба на острове Грамарай ведется между тремя независимыми партиями: роялистской и двумя антироялистскими. В роялистскую фракцию входят королева, ее главный советник — некий Бром О'Берин, духовенство, королевская армия, телохранители королевы, а также группа эсперов, известных здесь как «ведьмы».

— А как насчет судей?

— Я как раз собирался сказать, что государственных служащих можно также отнести к роялистской фракции, за исключением тех чиновников, чья продажность вынуждает их противиться реформам королевы.

— М-м-да. Я как-то забыл о коррупции. Есть ли у Плантагенет еще сторонники?

— Да. Подвид Homo Sapiens, отличающийся ярко выраженной карликовостью и известный в народе как «эльфы».

— Ну, во всяком случае, они вроде бы не против нее, — пробормотал Род.

— Примечательно, что антироялистские фракции так и не объединили свои усилия в целях совместной борьбы против трона.

Одна фракция — аристократы во главе с двенадцатью герцогами и графами. Их лидер — герцог Логайр. Стоит отметить, что аристократы едины в своей оппозиции королеве. Подобное единодушие среди аристократов феодальной культуры не имеет аналогов в истории и, следовательно, должно рассматриваться как аномалия.

— Какова же причина возникновения этого странного объединенного фронта?

— Данное согласие можно рассматривать как результат влияния группы так называемых советников, каждый из которых является главным консультантом одного из двенадцати Великих Лордов. Сходство физического облика членов данной группы указывает...

Род резко опустил голову и уставился на уши робота коня.

— Повтори!

— Все советники отличаются сутулостью, крайней худобой, плешивостью, бледной кожей, а также пожилым возрастом.

Род поджал губы.

— О-очень интересно! Но лично я не вижу во всем этом ничего особенного.

— Подобный физический облик характерен для крайне развитого технологического общества, в котором взята под контроль продолжительность жизни, а также регулируется метаболизм и подверженность воздействию ультрафиолета.

— Современная медицина и бледность завсегдатаев баров, — кивнул Род. — Но зачем им понадобилось так сутулиться?

— Можно предположить, что это часть их имиджа. Они желают выглядеть подобострастными, хотя нелепость их поведения доказывает, что подобные манеры им не свойственны.

— Финегл, закон Реверса, — кивнул Род. — Продолжай.

— Роялистская фракция стремится к упрочению центральной власти. Советники же, похоже, делают все, чтобы ее ликвидировать, установив при этом политический строй, известный как воеводства.

— Который является разновидностью анархии, — добавил Род.

— Вот именно. Таким образом, напрашивается предположение, что советники замыслили сперва разбить страну на воеводства, затем — на приходы, дабы в конце концов прийти к полной анархии.

— Так вот почему они стремятся убить Катарину!

— Совершенно верно. Надо использовать любую возможность ликвидировать центральную власть.

— Значит, королева в опасности. Давай-ка вернемся в замок.

Он натянул поводья, но Векс отказался подчиниться.

— Пока что опасность ей не грозит, Род. Мифология данной культуры требует, чтобы перед чьей-либо смертью на крыше дома обреченного видели призрак, известный как «баньши». А тот появляется лишь после захода солнца.

Род посмотрел на небо. Уже наступили сумерки, но на горизонте еще пылали последние искры заката.

— Ладно, Векс. У тебя есть еще минут пятнадцать, максимум — полчаса.

— Свидетельства принадлежности советников к обществу, обладающему высокоразвитой технологией, — монотонно бубнил робот, — указывают на то, что они прибыли с другой планеты, поскольку единственное государство на этой планете — королевство Катарины, которое находится на средневековом уровне развития. Другая антироялистская партия также несет печать инопланетного происхождения.

— Мне кажется, что я это уже слышал раньше, — задумчиво сказал Род. — Прокручиваешь все заново, да?

— Конечно. Вторая антироялистская фракция известна как Дом Кловиса. Название предположительно происходит от ритуала избрания древних королей. Рядовой состав Дома Кловиса — это нищие, воры, а также другие преступники и изгои. Их номинальным лидером является объявленный вне закона аристократ — туан Логайр.

— Минуточку, — прервал его Род. — Номинальным лидером?

— Да, — подтвердил Векс. — На первый взгляд Дом Кловиса, с точки зрения организации, недалеко ушел от толпы, но более глубокий анализ позволяет обнаружить сплоченное ядро, одной из задач которого является добыча пропитания и одежды для членов Дома.

— Но ведь именно этим и занимается Туан!

— Разве? Кто снабжает обитателей Дома Кловиса самым необходимым?

— Ну, Туан дает деньги трактирщику — этой маленькой кривобокой мартышке, которую они зовут Пересмешником.

— Вот именно.

— Так ты хочешь сказать, — медленно произнес Род, — что Пересмешник использует Туана в качестве источника финансирования и вождя-марионетки, в то время как истинный босс — он сам?

— Мне кажется, все говорит в пользу данного предположения. Каков физический облик Пересмешника, Род?

— Отталкивающий.

— А как он заработал кличку «Пересмешник»?

— Ну, предполагается, что он своего рода «Человек с Тысячью Лиц»...

— И все же, как он выглядит. Род?

— Э-э... — Род откинул голову назад, прикрыл глаза и вызвал образ Пересмешника. — Ростом он примерно метр семьдесят, ходит все время сгорбившись, будто у него искривлен позвоночник, телосложение... весьма хрупкое, будто он съедает всего калорий двести в день... волос на голове почти не осталось...

Он резко открыл глаза.

— Эй! Да он выглядит точь в точь как советники!

— А значит, он, судя по всему, выходец из общества, обладающего высокоразвитой технологией, — подвел итог Векс. — И, следовательно, тоже прилетел с другой планеты. В пользу данного предположения говорит и его политическое кредо, изложенное в речи Туана перед толпой черни.