Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Быть драконом 2

ModernLib.Net / Стерхов Андрей / Быть драконом 2 - Чтение (стр. 13)
Автор: Стерхов Андрей
Жанр:

 

 


      Пока я соображал, чтобы такого умного предпринять, тот, который во мне сидел, уже выбрал в какую именно башню меня воткнуть. В правую. Отлично представляя, что сейчас случится, я начал изо всех сил противиться неизбежному. Пытался развернуться. Старался изменить угол атаки и использовать для набора высоты встречные воздушные потоки. Пробовал тупо свалиться в пике. Короче говоря, сопротивлялся чужой воле каждым своим болтом и каждой своей заклёпкой. А под конец начал даже взывать к радарам и ракетам ПВО. Однако, как это зачастую и бывает во сне, все мои усилия оказались бесполезны и вылились лишь в сдавленный, похожий на вой оголодавшего волка, крик ужаса.
      Столкновения не произошло. Я проснулся за миг до него, и увидел, что озадаченная Альбина трясёт меня за плечо. Убедившись, что я благополучно вынырнул в явь, она спросила:
      – Чего орёшь, дракон?
      – Кошмар приснился, – ответил я сиплым голосом.
 
Ведьма устало плюхнулась на стул и понимающе кивнула:
 
      – Бывает.
      – Ну как там у тебя? – зевнув в кулак, осведомился я. – Получилось?
      Она вытащила сигарету из моей пачки, прикурил, вкусно затянулась и только после этого ответила:
      – Фирма веников не вяжет.
      – И где мне паренька искать?
      – Показать на карте?
      – Покажи.
      Ведьма выхватила откуда-то (страшно даже подумать, откуда) колоду Таро, вытащила одну карту и кинула на стол:
      – Вот оно, то самое место.
 
Это был аркан "Мистерия".
 
      – Шутишь? – спросил я.
      – Отчасти, – ответила ведьма туманно.
      – А без шуток?
      – Без шуток ищи его в конце Пятой Советской. Номер дома не разобрала, но он крайний.
      – А по какой стороне? – уточнил я.
      – По чётной, – быстро ответила ведьма. Затем закрыла глаза, проверила себя и подтвердила: – Да, по чётной. – После чего встала, вытащила из шкафа две рюмки и графин с чем-то мутно-зелённым. Наполнила одну рюмку и, прежде чем налить вторую, спросила: – Будешь?
      – За рулём, – ответил я.
      Она понимающе кивнула, открыла холодильник, вынула початую бутыль "Столичной", наполнила мою рюмку и показала жестом – бери. Я взял.
      – Давай, дракон, за всё хорошее.
      Выпила она очень быстро. Залпом, уверенно, по-мужски. Я тоже выпил, взял горящую сигарету из её пальцев и одной затяжкой добил до фильтра. Вдавил окурок в пепельницу и хлопнул по коленям:
      – Всё, пора. Пойду. Высокая в небе звезда зовёт меня в путь.
      – Всё бегаешь, всё геройствуешь. – Альбина покачала головой. – И на кой тебе, скажи, все эти жалкие людишки?
      – Сам не знаю, – признался я. – Но лучше уж помогать людям, чем садовым гномам.
 
Ведьма потянулась и ласково стукнула меня кулаком по лбу:
 
      – И что ты за обалдуй такой-то? А, дракон? Скажи?
      – Нормальный я обалдуй.
      – Угомониться не собираешься?
 
Я аж крякнул:
 
      – Да что вы все сговорились, что ли, все сегодня?
      – А кто ещё? – прищурилась ведьма.
      – Да есть тут один крендель.
      – Поэт?
      – Он самый.
      Ответив, я стал выбираться из-за стола и неудачно при этом зацепил край стола. Бутылка покачнулась, но устояла, а вот рюмки нет. Упали на пол, и обе – вдрызг. Альбина сперва ахнула, а потом усмехнулась:
      – На счастье.
 
А я сразу же кинулся подбирать хрустальные осколки.
Ведьма шикнула:
 
      – Оставь, Егор, порежешься.
 
И накаркала.
Как я ни берёгся, один осколок шаркнул-таки мне по большому пальцу. Я выругался и пошёл к мойке. Ведьма меня остановила на полпути, схватила за руку и присосалась к ране.
 
      – Перестань, – поморщился я. – Сейчас сама свернётся. Чёрная ведь. Драконья.
      – Вовсе не чёрная, а кофейная, – оставив мой палец в покое, возразила Альбина. – И на вкус горчит, как двойное кофе.
      – Двойной, – машинально поправил я.
      – Ну да, двойной, – согласилась ведьма и вдруг замерла. Постояла тихо, будто прислушиваясь к чему-то. Потом посмотрела на меня как-то чудно и спросила: – Слушай, дракон, а у тебя всё в порядке?
 
В её голосе я услышал тревогу и сам забеспокоился:
 
      – В каком это смысле?
      – Ну, вообще, по жизни. Как оно всё у тебя сейчас?
      – А что такое?
      – Беды не чуешь?
      – Да нет вроде. Есть, конечно, проблемы всякие, но у кого их нет. На то они и проблемы, чтобы решать их.
      – Значит, никакой серьёзной опасности не чувствуешь?
      – Да говорю же, нет.
      – А вот кровь твоя чувствует. Беду она чувствует. И беда та идёт от каких-то близнецов.
      – От близнецов? – Я усмехнулся. – Если от близнецов, тогда всё понятно. Сейчас только близнецы снились. Башни-близнецы. Те самые, в которые самолёты врезались.
 
Альбина дёрнула меня за рукав:
 
      – А ну-ка давай поподробнее.
      – Да ерунда всё это, – отмахнулся я. – Бред. Оставь, Альбина, не парься.
      – Я-то оставлю, – строго, даже назидательно сказала она, – но твоё с тобой останется.
      – Разберусь.
      – Смотри.
      Убедившись, что кровь загустела, и разрез стал покрываться тонкой коркой, я клюнул ведьму на прощание в нос и пошёл в коридор. Альбина потянулась следом. У двери она меня развернула за плечи резко, притянула и впилась губами в губы.
      – Сумасшедшая, – прохрипел я, когда сумел оторваться.
      – А ты – чудовище, – отмерила она и, сунув в мою руку кепку, вытолкнула на лестничную клетку.
      Спускаясь по лестнице, я думал о том, что годы проходят, столетия, а мир не меняется. По-прежнему мужчине все женщины представляются сумасшедшими, а женщине все мужчины – чудовищами. Автор детективов и не последний мыслитель Честертон полагал такое положение дел биологической и социальной нормой, этаким статус-кво. И считал при этом, что оно может быть преодолено лишь иррациональным образом. А если перевести на нормальный язык, то с помощью безоглядной, неосторожной и взаимной любви. Так и только так. К сожалению, с любовью у меня никак, поэтому Альбина на какое-то неопределённо продолжительное время (а скорее всего, навсегда) так и останется для меня сумасшедшей. Ну а я соответственно для неё – чудовищем.
      Крайним домом по чётной стороне Пятой Советской оказалась трёхэтажная общага авиаремонтного завода. На вахте гонял чаи древний, но ещё бравый старичок. Я сунул ему кепку под нос и сказал, что ищу её хозяина, жердяя с родимым пятном на правой щеке. Наплёл, что денег ему должен, разбогател на днях, теперь ищу, чтоб долг отдать. Старичок, насадил на нос очки, долго вертел кепку в руках, щупал её, мял, чуть ли на зуб не попробовал. Потом сказал, что нет, не нужна ему такая кепка. Даже даром. Тут я понял, что старичок мой малость глуховат. Нервничать по этому поводу не стал, ещё раз объяснил, чего хочу. Теперь, правда, прибавив громкости. Такое терпение моё беспримерное было вознаграждено сторицей. Узнал и имя – Рома Щеглов, и номер комнатушки – триста шестнадцатый.
      Поднявшись на третий этаж, я Рому дома не застал. Застал его жену, толстую даму непонятного возраста, и его четверых детей, старшему из которых было лет двенадцать, а младшему – пожалуй, года четыре. Признаться, это было жалкое зрелище: пропахшая лапшой быстрого приготовления каморка размером три на три, несчастная мамаша с глазами насмерть перепуганной игуаны и чумазые гаврики мал, мала, меньше и меньше меньшего.
      На мой вопрос, где законный муж Рома, женщина нечего не сказала, явила себя стойкой партизанкой. Честь ей за это и хвала. А вот старший сын подвёл отца, сдал с потрохами. Сказал, что батя в магазин пошёл, но придёт с минуту на минуту. Повторив подвиг Павлика Морозова, пацан тут же получил от матери крепкую затрещину, а от меня благодарность.
      Сбегая вниз, я клокотал и возмущался. Народу им не хватает, елки-палки, всё рожать призывают. Этих бы сперва на ноги поставили. Вот этих вот, которые уже есть. И которые, между прочим, всё время хотят есть.
      Многодетного отца Рому Щеглова я решил подкараулить не в тёмных и затхлых коридорах общаги, а во дворе, который образовывали помимо общаги ещё две панельные пятиэтажки. Погода совсем наладилась, солнце пригревало (не так, конечно, как, допустим, в июле, но всё же), так что ничто не мешало организовать наблюдательный пункт на свежем воздухе.
      Это был тихий городской двор с обязательной детской площадкой: поломанные качели, песочница, разукрашенный под мухомор грибок. Чуть в стороне, под корявой яблоней-дичкой, виднелась длинная скамейка. На её солнечной половине основательно и, судя по всему, надолго расположились две старушки. Обычные такие старушки, пахнущие кипячёным молоком, сдобой и валерьянкой. Они походили друг на друга, только и различий, что одна одета была попроще – в драповое пальто, а другая с большей претензией – в пальто с меховым воротником. Я не постеснялся, подошёл, пожелал доброго здравия и уселся на другой конец скамейки. Туда, куда падала узорчатая тень. Старушки само собой тут же проявили бдительность, прервали болтовню и оценивающе покосились на меня – что за персонаж? Я боковым зрением это заметил, но сделал вид, что не заметил, а потом и вовсе повернул голову так, чтобы бабки оказались в мёртвой зоне. Впрочем, они в моём облике ничего подозрительного, видимо, не обнаружили и благополучно продолжили прерванную беседу.
      – Читала, Андреевна, сегодняшние "Файненшл Таймс"? – спросила одна.
      – Да некогда мне было, Леонидовна, – ответила другая. – Нина нынче во вторую, так я в кассу с утра. Компенсацию выправила, да за одно уж договор по срочному вкладу пролонгировала. Потом в клинику зашла на четверг на зубы записалась и… Что ещё? А-а, за телефон же оплатила. Так до обеда и пробегала. Не до газет было. А что пишут-то?
      – Так акции "Газпрома" на тридцать пунктов рухнули.
      – Да ты что?! Господи Иисусе! То-то я всю ночь промаялась. Только под утро и уснул. И сон главное снился какой-то такой странный. Будто птица я, а взлететь не могу. Разбегаюсь будто, разбегаюсь, а всё никак. Оно вот, стало быть, к чему.
      От бабкиных воркований я слегка размяк, и чуть было не уснул. Того гляди, и миссию провалил бы, но слава Силе едва начал клевать носом, во дворе застукало и забрякало. Сквозь ленивый кошачий прищур я увидел, как в сторону двух металлических гаражей пробежал заполошный мужик в спецовке и резиновых бахилах. На плече у него висела офицерская сумка, из которой торчала рукоятка разводного ключа. Мужик, испуганно озираясь, быстро шмыгнул в щель между гаражами и там затаился. И только он спрятался, во двор с диким гиканьем, поднявшим ввысь ленивых, жирных голубей, ворвалась ватага пацанов. Пугая небеса игрушечным оружием, пацаны вихрем пронеслись через двор и скрылись за углом общаги.
      – Ребятня опять Потапова гоняет, – объяснила происшествие Андреевна.
      – Судьба у него такая, – отозвалась эхом Леонидовна и пропела по-стариковски: – О-хо-хо хо-хо хо-хо.
      Что произошло потом, как судьба-злодейка обошлась с сантехником Потаповым, поймали его пацаны или нет, я так и не узнал, поскольку во дворе появился Рома Щеглов. Обознаться я не мог: высокий, тощий, чёрная блямба на правой щеке и авоська с продуктами в руках. Всё сходилось. Окончательно я убедился, что это он, когда окликнул его по имени. Услыхав своё имя, шустрила вздрогнул, оглянулся затравленно, подтянул "треники" и рванул к дверям общаги. Немедля не секунды, я сорвался со скамейки и с криком "Я – годзилла, ты – японец!" припустил за ним. Со старта развил приличную скорость и почти догнал его на пролёте второго этажа, но споткнулся о кинутую авоську и растянулся. А Рома поскакал себе выше. Я подумал, сейчас рванёт в коридор третьего этажа, но, отводя беду от собственного гнезда, Рома метнулся к металлической лестнице, ведущей на чердак. Взобрался быстро, по-обезьяньи, и выбил головой оцинкованный люк. К тому моменту я уже был совсем рядом, подпрыгнул и сумел ухватить беглеца за ногу, но он, будто ящерица хвост, оставил мне на память дранный кед и исчез в темноте.
      Экий ты, Рома, вёрткий, поразился я. Запустил трофеем в стену и тоже полез наверх. Пока выползал на чердак, Рома уже улизнул на крышу. Ничего не оставалась, как подняться по деревянному настилу к одному из трёх проёмов и выбраться наружу.
      Рома стоял на гребешке двускатной крыши и угрожающе размахивал прихваченным где-то по пути куском металлической трубы. Когда я сделал шаг в его сторону, он заорал:
      – Отвали от меня! Отвали!
      – Кончай, Рома, дурить, – сказал я как можно миролюбивее. – Брось дрын, шагай сюда. Перетрём и разойдёмся.
 
И чтоб окончательно его утихомирить, в два приёма вытащил кольт.
Однако вид оружия возымел на Рому обратное действие. Поначалу да, он замер, но спустя секунду издал рычащий возглас и кинулся в атаку.
Всё, пожалуй, закончилось бы рукопашной, когда бы не ветхость шифера. В одном месте он треснул, Рома споткнулся, потерял равновесие и, продолжая орать, теперь, правда, по другой причине, понёсся мимо меня к краю крыши. Потеряв по пути трубу, парень сумел ухватиться за волноводы самопальной антенны. На секунду показалось, что выкрутился, но антенна была закреплена так плохо, что ничем ему не помогла. Гнилые верёвочные растяжки лопнули, Рома ойкнул и сорвался. В последний миг, однако, извернулся и каким-то чудом ухватился за ржавый трос ограждения.
Ни фига не гимнаст, прикинул я. Больше двадцати секунд не провисит.
Подошёл и, глядя ему в перекошенное страхом лицо, спокойно поинтересовался:
 
      – Ну и как оно?
      – Да иди ты, – нашёл силы огрызнуться беглец и безуспешно попытался подтянуться.
      – Не груби, Рома, тебе не идёт. Скажи лучше, для кого мобилу тиснул?
      – Какую мобилу?
      – Со стола у дамочки в редакции журнала, – напомнил я. – Для кого?
 
Секунды ему хватило, чтоб вспомнить всё:
 
      – Для себя, конечно. Продал бы рубля за полтора.
      – Врёшь?
      – Нет, мужчина, не вру.
      Ответил и стал кусать губы. Силёнки кончились, терпёж тоже, висел чисто на характере. И оставалось ему висеть от силы секунд пять-шесть. Тут стало мне, конечно, понятно, что говорит он правду. В таком положении, в каком он в тот момент находился, врут только конченные придурки. Он придурком не был. Кем угодно – жуликом, забулдыгой, ненадёжным заёмщиком, скверным отцом, но только не придурком. И стало мне за него радостно. Снаряды тёмным не подносил, следовательно, не безнадёжен. А что версия оказалась пустоцветом, так это ничего. Отрицательный результат тоже результат.
      Быстро сунув пистолет в кобуру, ухватил я Рому за шкирку (верности ради – двумя руками), упёрся каблуками в стойки леера и потянул.
      – С виду худой, а по весу не скажешь, – проворчал я, когда беглец оказался в безопасности.
      – У меня кость тяжёлая, – на полном серьёзе пояснил он, рухнул обессилено и обнял шифер. Так, наверное, лапает землю матрос, которого выкинуло на берег после кораблекрушения.
      – Чего бегал-то? – спросил я, присев рядом.
      – А ты, мужчина, чего за мной бегал?
      – Я первым вопрос задал.
      Почуяв нутром, что никакой опасности от меня не исходит, Рома перевернулся на спину и признался:
      – Думал ты от Паши Йогурта. Денег я ему должен. Паше. Одиннадцать рублей. – И тут вновь насторожился: – Но ты ведь, мужчина, не от Паши?
      – Расслабься, не от Паши я. Не от Паши, не от Саши и даже не от Даши. Я от себя.
      Тут Рома попытался переварить, как любит выражаться Лао Шань, структуру момента, не смог и пожал плечами:
      – Так и не всосал, чего ты, мужчина, хотел-то.
      – Вопрос задать, – сообщил я. – Вопрос задал, ответ получил, могу теперь идти.
      – Ну ты, мужчина, и лось. Ну ты, блин горелый, меня и напугал.
      – А ты не воруй, пугаться не будешь. Бабки нужны, иди работать. Сварщиком, к примеру. Спрос на них сейчас большой. Я бы сам пошёл, да, видишь, глазки болят.
      Рома к тому моменту уже окончательно пришёл в себя. Сел, окинул меня недоумевающим взглядом и ответил, не претендуя на оригинальность:
      – Не учи жить, мужчина, помоги материально.
 
Я глянул на него с интересом и помыслил вслух:
 
      – Почему бы, собственно, и нет. – Выгреб из разных карманов купюр на общую сумму в девять с чем-то там тысяч и предложил: – Вот, держи. Как один нездешний дядя правильно заметил, милосердие иногда стучится в наши сердца.
 
Рома поначалу лапу-то протянул машинально, но потом опомнился, одёрнул.
 
      – Бери-бери, – стал настаивать я. – Бери, раз даю.
      Но он упёрся и ни в какую. То ли боялся, то ли гордость проснулась, то ли ещё чего. Тогда я свернул деньги в колбаску и затолкал их в карман его мастерки. А в нагрузку выдал слова напутствия:
      – Пацанам своим мяса купи, в их возрасте мясо нужно жрать от пуза. Не то вырастут дистрофиками. А на кой нам дистрофики? Нам дистрофики без надобности, нам мальчиши-кибальчиши нужны. Чтобы враг не прошёл. И чтоб друг уважал. А насчёт того, чтоб в сварщики переквалифицироваться, ты, отец-герой, подумай. Подумай-подумай. Что за радость от всякого встречного-поперечного по крышам овцой скакать.
      Залечил я его так грамотно и потопал, осторожно ступая по ненадежному шиферу к уделанному голубями лазу.
      – Слушай, мужчина, ты псих, да? – крикнул Рома мне в спину.
      Я не ответил ему. Не потому что мне нечего было ответить, а потому что в кармане зазвенел мобильный. Зазвенел он рингтоном, закреплённым за Серёгой Беловым. Ну наконец-то, обрадовался я, услышав знакомую мелодию Таривердиева, и так резко выхватил трубку, что чуть карман не разорвал.
      – Ты мне нужен, – сказал полковник.
      – Ты мне тоже, – ответил я.
      – Ты мне два раза нужен.
      – А ты мне – две тысячи раз.
      – Мы на Пролетарской, во дворе комплекса "Сезон". Там, где стройка. Знаешь?
      – Знаю.
      – Давай сюда. Скачками.
      – Уже.
      Если кто-то срочно нуждается в твоей помощи, нужно спешить. Если при этом ты и сам нуждаешься в его помощи, нужно спешить вдвойне. Я и поспешил. И, как это ни покажется странным, по дороге никого не рассмешил.
 
 
Глава 13
 
 
Наблюдая за тем, как бьются в конвульсиях обычно невидимые, на этот раз проявленные воздействием волшебных концентраторов линии Силы, я подумал, что они сейчас похожи на жирных лазурных анаконд, которых терзают электрическим током какие-нибудь отмороженные изверги.
 
      – Впечатляет? – спросил встретивший меня у первой линии оцепления Боря Харитонов.
      – Впечатляет, – признался я.
      На самом деле впечатляло. Очень. Команда Серёги Белова превратила строительную площадку в настоящий театр боевых магических действий: строители и зеваки эвакуированы, территория оцеплена низшими чинами, вдоль забора из гофрированной жести через каждые пять шагов расставлены похожие на античные вазы концентраторы Силы, а само недостроенное здание будущего торгово-офисного центра от основания до самого последнего этажа скрыто в клубах магической Завесы Анкара. Обычно эта мутно-серая пелена вызывается коллективным заклинанием, дабы скрыть нечто важное и непредназначенное для чужого взора. Либо для этого, либо для того, чтобы на какое-то время – вот неподвластный уму парадокс – остановить поток времени. Но чаще всего – поскольку спрятать что-либо и устроить безвременье можно и менее затратными способами – используется она тогда, когда нужно устроить и то и другое одновременно. Одновременно и безотлагательно.
      Позволив мне оценить масштаб происходящего, но ничего до поры до времени не объясняя, Боря повёл меня за вторую линию оцепления.
      – Как у тебя вчера с Ирмой сложилось? – поинтересовался я, нырнув под оранжевую оградительную ленту. – Стыковка прошла в штатном режиме? Или пришлось перейти на ручной?
      В ответ Боря издал протяжный звук, похожий на стон подбитого изюбря. И обронил, не поворачивая головы:
      – Сыпанул ты, братишка, мне соль на свежую рану. Вот такую вот горсть сыпанул. За что, спрашивается?
      – Неужели разругались?
      – Хуже. Девчонка динамо крутанула.
      – Быть такого не может.
      – Может, дракон, ещё как может. Исчезла в полночь как профессионалка, я даже глазом не успел моргнуть.
      – Бывает, – посочувствовал я.
      – Она исчезла, – продолжил Боря с покаянной искренностью старого пьяницы, – а я с горя до хрустального звона дозаправился. Худо мне сегодня. Ой, худо, Егор. И душа болит, и головушка.
 
Не найдя, чего сказать, я вновь протянул:
 
      – Бывает.
      – Ага, бывает, – вздохнул Боря и, нервно одернув полу чёрного бушлата, добавил: – Отчего-то в последнее время всё чаще и чаще.
      До служебного, напоминающего бронетранспортёр, "хаммера", возле которого Молотобойцы организовали нечто вроде временного штаба, оставалось шагов двадцать. Там под пляжным тентом клоунских цветов стоял канцелярский стол, за ним в легкомысленном плетёном кресле, с которого даже не удосужились сорвать огромный пластиковый ценник, сидел Серёга Белов и напряжённо говорил с кем-то по спутниковому телефону. Исполосованное шрамами лицо главного опера местного Поста было мрачнее тучи, свободная ладонь то теребила бороду, то оглаживала ворот бессменной кожанки, то сжималась в кулак. Давненько я не видел своего приятеля в столь растрёпанном расположении духа.
      Остальные служивые (кто в чёрно-оранжевых форменных комбинезонах с монашеского вида капюшонами, кто по гражданке, но все – с поясами Молотобойцев и боевыми мечами инхипами) стояли полукругом на почтительном расстоянии от своего командира в готовности немедленно выполнить любой его приказ. Было их по какой-то странной случайности, как апостолов, двенадцать. Большинство я знал шапочно, на уровне "Привет, как дела? – Пока не родила". Близко – лишь боевого мага Володю "Нырка" Щеглова, эксперта по заклинаниям Самохина и чародейку Нашу Машу, длинноногую буряточку, состоящую в штате Поста на должности со столь замысловатым названием, что без ошибок произнести его вслух пока ни кому не удавалось.
      Приметил я и ещё одного персонажа развернувшегося фантасмагорического действа. В стороне от кондотьеров, вдоль забора, что огораживал строительный котлован, прохаживался, заложив руки за спину, незнакомый мне человек в сером пальто и серой же щегольской шляпе. Было ему лет тридцать-тридцать пять, он заметно нервничал, хотя всеми силами и пытался выглядеть спокойным. Незнакомец мне этот почему-то сразу не понравился. Было в нём, при всей его смазливости, нечто отталкивающее. Похож на фигуру, вырезанную из второсортного картона, подумал я про него. Такой же серый и плоский.
      Мы не дошли до внедорожника всего ничего, когда Боря вдруг потянул меня в сторону:
      – Отойди-ка, Егор, пока вон туда, к будке строителей. Жди и делай вид, что не при делах. А я пока доложу Архипычу, что ты уже прибыл.
 
Ничего не понимая, я проворчал:
 
      – Сами вызвали, теперь церемониал какой-то левый устраиваете.
      – Так надо, Егор, – извиняющимся тоном сказал Боря и коротко кивнул в сторону незнакомца. – Видишь, мы тут не одни.
      – Заметил. А кто это?
      – Да так. Прыщ один из столичного Поста.
      – Чего тут забыл?
      – Это тебе Архипыч расскажет, я не уполномочен. Хотя, признаться, сказал бы сейчас насчёт этого козодоя пару ласковых. Ох, сказал бы. Да ещё бы, будь моя воля, и настучал ему по черепку. Знаешь, так от души бы настучал. Со всей пролетарской ненавистью.
      После этих гневных, горячечных, подкреплённых взмахами огромного кулака слов Боря оставил меня, а сам, ускорив шаг, направился к своему командиру. Подойдя к столу, дожидаться, когда полковник закончит телефонный разговор, не стал, пригнувшись, сунулся под тент и зашептал в свободное ухо. Главный опер сразу просветлел лицом, нашёл меня глазами, отсалютовал уставными "вилами" и сделал знак рукой, который я понял так: подожди немного, дракон, сейчас закончу.
      В ответ я сдержано кивнул, дескать, ладно, жду. И доставая на ходу сигареты, направился к выкрашенному в ядовито-зелённый цвет вагончику на колёсах, который строители установили недалеко от аккуратно сложенных в стопку железобетонных плит перекрытия. Не успел я сделать в сторону бытовки и трёх шагов, как услышал хорошо знакомый голос:
      – Глаза дракона сияют. Лик его ужасен. Движения быстры. Он прекрасен. Он весь, как божия гроза. Привет, старичок.
      Я обернулся. От здания торгового комплекса ко мне приближался эгрегор Кика, яркий представитель той когорты удивительных существ, которые появляются в Пределах в результате волевого порыва людей, объединённых единым желанием.
      Бывают эгрегоры жадности, бывают – глупости, бывают – хаоса, случаются эгрегоры твёрдого порядка, народного гнева и благородной ярости. Ну а мой знакомец Кика – эгрегор нездорового любопытства. Материализовался в Пределах в перестроечные времена благодаря неудержимому желанию горожан во что бы то ни стало узнать всё то, что семьдесят лет скрывала от них родная Советская Власть. С тех пор подвизается на ниве журналистки, в последние годы – в качестве фрилансера. Работает сразу со всеми газетами Города, вхож во многие благородные дома, обладает способностью присутствовать одновременно в нескольких местах и всегда знает все последние городские новости. Одним словом, очень информированное существо. Самое, пожалуй, информированное.
      С виду он обычный человек, у него даже имя человеческое есть, хорошее такое имя – Илья Комаров, и надо быть посвящённым, чтобы увидеть, что у этого дружелюбного, бодрого пятидесятилетнего толстячка нет души. Нет как таковой. Как и у всякого, кто рождён далеко-далеко за Пределами.
      Пожимая пухлую, никогда не знавшую грубой работы ладошку, я поинтересовался:
      – Чего тут нужно представителю продажной прессы?
      – Вызвали, – коротко пояснил Кика, кивнув в сторону молотобойцев.
      – Тебя-то зачем?
      – Всегда, старичок, вызывают, когда нужно грамотно соврать профанам. На птичьем языке спецслужб это называется "информационным прикрытием".
      – Ты у них в штате? – удивился я. – Вот не знал.
 
Кика покрутил пальцем у виска:
 
      – С ума, что ли, сошёл? Как я могу быть у Молотобойцев в штате? Я ведь, старичок, не человек, я инфернальный выродок. Забыл?
      – Ну не человек. И что?
      – Как "что"? Души нет, стало быть, священных клятв давать не могу, и высоких обетов принимать не смею. Потому работаю исключительно по разовым, ни к чему меня не обязывающим, договорам. Так и только так.
      – Платят-то хоть хорошо? – спросил я не столько из интереса, сколько для поддержания разговора.
      – Платят, – уклончиво ответил Кика.
      – Мало значит.
      – Курочка по зёрнышку клюёт.
      – Ха-ха.
      – Только за плату работает быдло.
      – Идейный?
      – Типа того.
      – Уважаю.
      Играя в такой вот словесный пинг-понг, мы дошли с ним до вагончика строителей. Подложив под зад пакет с журналом, я замечательно устроился на откидной лестнице и похлопал по ступеньке, приглашая Кику присесть рядом. Эгрегор провёл по металлической поверхности пальцем с отполированным ноготком, удостоверился, что пыльно-грязно, и воздержался. Поберёг свой стильный светло-бежевый плащ.
      – Не в курсе, что тут происходит? – закурив, спросил я. Протянул пачку эгрегору, вспомнил, что не курит, и спрятал её в карман.
      – Когда позвонили, – подставляя лицо лучам слабого осеннего солнца, ответил Кика, – сказали, что КС четвёртой степени,
      – А мне дежурный сказал, что второй.
      – Второй? – Кика скосился в сторону спрятанной в клубах Завесы новостройки, потом задумчиво подёргал ухо в районе богемной серьги и, продолжая по-кошачьи щуриться на солнце, заметил: – Сдаётся, старичок, косяки у них по ходу дела пошли.
      – К бабке не ходи, – сказал я. – Оттого и интересуюсь: что за блудняк? Колись, Кика. Быть такого не может, чтоб не знал.
 
Эгрегор не сразу, но ответил:
 
      – Утверждать, старичок, ничего не берусь, но краем уха слышал, что с рассвета хидлера по городу гоняют.
      – Демона душевного смятения?
      – Ага, длиннохвостого.
      Тут Кика усмехнулся чему-то своему и продекламировал, весьма удачно имитирую голос Левитана:
 
 
Внимание, внимание,
Апофеоз камлания.
Сегодня под мостом
Поймали хидлера с хвостом.
 
 
После чего спросил:
 
      – Помнишь стишок?
      – Стишок помню, – сказал я. – А почему такой кипеш, признаться, не пойму. Хидлер – существо вредное, конечно, но не столь опасное, как, например, кятлот, крым-рым или угрюм-акар. Взять его для опытного мага – пара пустяков. Да? Нет?
      – Ты маг, тебе видней. Случись, сам бы сумел захомутать?
      – Будь при Силе, запросто. Причём, в одиночку. – Похвалившись, я кивнул в сторону молотобойцев. – А тут таких, как я, человек шесть. И ещё человек шесть тех, кто намного меня круче. Я уже не говорю об Архипыче, маге высшего уровня.
      – Стало быть, старичок, что тут не так, – рассудил Кика.
      – Да, похоже на то, – согласился я. А затем, держа в уме свои недавние злоключения, решил воспользоваться тем, что встретился с самым информированным существом Города. Спросил как бы между прочим: – Что нового слышно? Чем город дышит?
      – Чем попало, – ответил Кика и взял паузу.
      Я не стал его торопить, знал, немного потерплю, и сам всё расскажет. Так и случилось.
      – Кто-то диким войну объявил, – не выдержав и пяти секунд, начал Кика с самого на его взгляд любопытного. – Два трупа нашли поутру на берегу Ухашовки, а ещё двое у них без вести пропали. Слышал о таком?
      – Краем уха, – соврал я.– А с чего ты решил, что это война?
      – Говорят, – пожал плечами Кика.
      – А ещё что говорят?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27