САЗОНОВ (в слезах). Я знал, что мне ничего нельзя доверить!
      ЭММА. Parlez francais, s'il vous plait!1 БАКУНИН (в знак поддержки обнимает Сазонова). Я тебе доверяю. 1 Говорите по-французски, пожалуйста! (фр.) НАТАЛ и. С Георгом все в порядке? ГЕРЦЕН. В жизни не видел человека, который был бы в большем порядке.
      Натали идет к Георгу и Эмме.
      БАКУНИН (Герцену). Не заблуждайся насчет Георга Гервега. Его выслали из Саксонии за политическую деятельность. ГЕ Р Ц Е Н. Деятельность? У Георга?
      БАКУНИН. Кроме того у него имеется то, что требуется каждому революционеру, - богатая жена. Больше того, она ради него на все готова. Однажды я наблюдал, как Маркс битый час объяснял Георгу экономические отношения, а Эмма все это время массировала его ступни.
      ГЕРЦЕН. Ступни Маркса? Зачем?
      БАКУНИН. Нет, Георга. Он сказал, что у него замерзли ноги… Кажется, другие части тела ему согревает графиня д'Агу.
      НАТАЛИ (возвращаясь). Вот что такое настоящая любовь!
      ГЕРЦЕН. ТЫ упрекаешь меня, что я не позволяю нянчить себя, как ребенка?
      Н АТАЛ и. Никакой это не упрек, Александр. Я просто говорю, что на это приятно смотреть.
      ГЕ р ц Е н. На что приятно смотреть? На ипохондрию Георга?
      НАТАЛИ. Нет… на женскую любовь, преодолевшую эгоизм.
      ГЕРЦЕН. Любовь без эгоизма отбирает у женщин равенство и независимость, не говоря уж о других… возможностях удовлетворения.
      ГЕОРГ. Emma, Emma…
      ЭММА. Was is denn, mein Herz?1 ГЕОРГ. Weiss ich nicht… Warum machst du nich weiter?2 Эмма снова начинает массировать лоб.
      НАТАЛИ (понизив голос, обращаясь только к Герцену, как при личной беседе). Это бездушно так говорить.
      ГЕРЦЕН. Мне нравится Георг, но на его месте я бы чувствовал себя дико.
      НАТАЛИ (сердито). Идеальная любовь не предполагает отсутствие… Или ты это и хотел сказать?
      ГЕРЦЕН. ЧТО именно?
      НАТАЛИ. Это возмутительно намекать, будто Георг не способен… удовлетворить женщину. 1 Что, мой драгоценный? {нем.) 2 Не знаю… Почему ты остановилась? (нем.)

      ГЕРЦЕН (уколот). Наверняка способен, говорят, она графиня.
      НАТАЛИ. Понятно. Ну, если это всего лишь графиня…
      Она внезапно выходит из комнаты, оставляя Герцена в недоумении. Белинский стоит на коленях на полу над одной из купленных игрушек, головоломкой из плоских деревянных фигурок. Бакунин громко просит внимания.
      БАКУНИН. Друзья мои! Товарищи! Предлагаю тост. Свобода каждого - это равенство для всех!
      Происходит слабая принужденная попытка повторить его слова и присоединиться к тосту.
      ГЕРЦЕН. Что это значит? Это же бессмыслица!
      БАКУНИН. Я не могу быть свободен, если ты несвободен!
      ГЕРЦЕН. Чепуха. Ты был свободен, когда меня посадили.
      БАКУНИН. Свобода - это состояние души.
      ГЕРЦЕН. Нет, это когда не сидишь под замком… Когда у тебя есть паспорт… Я привязан к тебя, Бакунин. Меня забавляет гром, нет, скорее громыхание твоих изречений. Ты заработал себе европей- Г^ скую славу революционными речитативами, из которых невозможно извлечь ни грамма смысла, не говоря о политической идее или тем более о руководстве к действию. Свобода - это когда у себя в ванне я могу петь настолько громко, насколько это не мешает моему соседу распевать другую мелодию у себя. Но главное, чтобы мой сосед и я были вольны идти или не идти в революционную оперу, в государственный оркестр или в Комитет Общественной Гармонии…
      ТУ Р Г Е Н Е В. ЭТО ведь метафора, да?
      ГЕРЦЕН. Необязательно.
      ТУРГЕНЕВ. ЭТО правда! Моя мать владеет оркестром в Спасском. Но я не могу понять, как она может владеть тамошними соловьями.
      ГЕРЦЕН. Как заговоришь о России, сразу все путается.
      САЗОНОВ. Оркестр - очень хорошая метафора. Противоречия между личной свободой и долгом перед коллективом не существует…
      ГЕРЦЕН. Хотел бы я послушать, когда они будут играть.
      САЗОНОВ…Потому что участие в оркестре - это личное право каждого.
      ГЕРЦЕН. Как же мы все этого не заметили. Платон, Руссо, Сен-Симон, я…
      БАКУНИН. ЭТО ТВОЯ вечная ошибка - сначала думать, а потом делать. Действуй, уничтожай все, а идеи придут своим чередом.
      ГЕРЦЕН. ЧТО за страсть разрушать?
      БАКУНИН. ЭТО творческая страсть!
      ГЕРЦЕН. Белинский, спаси меня от этого безумия!
      БЕЛИНСКИЙ. Никак не могу сложить из кусочков квадрат. Детская головоломка, а у меня не получается…
      Ту р г Е н Е в. Может быть, это круг?
      Коля входит в поисках своего волчка. НАТАЛИ входит и поспешно идет к Герцену, чтобы помириться.
      НАТАЛИ. Александр?..
      Герцен обнимает ее.
      ГЕ о р г. Mir geht es besser1. БЕЛИНСКИЙ. А Тургенев прав… ЭММА. Georg geht es besser2. 1 Мне лучше (нем.). 2 Георг чувствует себя лучше (нем.).
      Нижеследующие диалоги написаны для того, чтобы "потеряться" в гуле общего говора. Они произносятся одновременно, создавая общий шум.
      БЕЛИНСКИЙ. Наша беда - в феодализме и крепостничестве. Что нам до западных моделей? У нас огромная и отсталая страна!
      ТУ р г Е н Е в (Белинскому). Поместье моей матери в десять раз больше коммуны Фурье.
      БЕЛИНСКИЙ. Меня тошнит от утопий. Я не могу больше о них слышать.
      БАКУНИН (одновременно с предыдущим диалогом). Поляки должны быть заодно со всеми славянами. Национализм - вот единственное движение, достигшее революционного накала. Все славянские народы должны восстать! Дай мне закончить! Есть три необходимых условия: раздел Австрийской империи, политизация крестьянства, организация рабочего класса!
      САЗОНОВ (говорит одновременно с Бакуниным и поверх его голоса). Некоторые поляки считают, что ты царский агент. Французы презирают немцев. Немцы не доверяют французам. Австрийцы не могут договориться с итальянцами. Итальянцы не могут договориться между собой… Зато все вместе ненавидят русских.
      Одновременно с этим входит СЛУГА, чтобы обратиться к Герцену.
      ГЕРЦЕН (Георгу). Du riechst wie eine ganze Parfumerie1. ГЕ о P г. Wir haben der Welt Eau de Cologne und Goethe geschenkt2. СЛУГА (Герцену). II у a deux messieurs en bas, Monsieur le Baron, qui retiennent deux fiacres3. ГЕРЦЕН (слуге). Allez les aider a descendre leurs bagages4. СЛУГА. Helas, c'est mon moment de repos - с'est l'heure du cafe5. ГЕРЦЕН. Bien. C'est entendu6. СЛУГА. Merci, Monsieur le Baron7. НАТАЛИ (перекрывая предыдущие слова).
      И Гейне! 1 Ты благоухаешь, как целая парфюмерная лавка {нем.). 2 Мы подарили миру одеколон и Гете {нем.). 3 Там внизу два господина, барон, с двумя экипажами (фр.). 4 Помогите, пожалуйста, с чемоданами {фр.). 5 К сожалению, сейчас у меня перерыв, я собираюсь в кафе (фр.). 6 Конечно. Мы же условились (фр.). 7 Благодарю вас, господин барон (фр.).
      СЛУГА уходит.
      ЭММА. Und Herwegh!1
      НАТАЛИ. Да! Да!
      ЭММА. Du bist so bescheiden und grosszuegig.
      Schreibst du bald ein neues Gedicht?2 ГЕОРГ. Ich hass solche Fragen!3 ЭММА. Verzeihg mir - sonst weine ich4.
      Входит Коля В поисках волчка. Все предыдущие разговоры "продолжаются", но становятся беззвучны в один и тот же момент.
      Герцен наконец перебивает Тургенева и Белинского [смотри повторение этой сцены в конце первого действия], давая сигнал к общему выходу, по-прежнему в молчании. Тургенев и Сазонов несут саквояж и свертки Белинского. Сверток с халатом случайно забывают. Коля остается один.
      В отдалении гремит гром, которого Коля не слышит. Затем раскат грома ближе. Коля оглядывается, чувствуя что-то. 1 И Гервега! (нем.) 2 Ты так скромен и благороден. Скоро ли напишешь новую поэму? (нем.) 3 Я ненавижу, когда ты меня об этом спрашиваешь! (нем.) 4 Прости - а то я заплачу (нем.).

      Слышен усиливающийся грохот оружейной пальбы, крики, пение, барабанный бой… и звук женского голоса - знаменитая актриса Рашель поет "Марсельезу". Красные знамена и трехцветный французский флаг.
      Входит НАТАЛИ, подхватывает Колю и уносит его.
      [Монархия Луи-Филиппа пала 24 февраля 1848 года.] Март 1848 г.
      На улице (площадь Согласия) [В мемуарах Герцена: Это были самые счастливые дни в жизни Бакунина.] БАКУНИН размахивает огромным красным флагом. Он только что встретил КАРЛА МАРКСА, 30 лет. Маркс держит книжку в желтой обложке, "Коммунистический манифест". ТУРГЕНЕВ оглядывается в изумлении. Кажется, голубь уронил ему на голову помет. Он отряхивается.
      БАКУНИН. Маркс! Кто бы мог подумать?! МАРКС. ЭТО должно было произойти.
      Я этого ждал. БАКУНИН. Что же ты мне не сказал? Всю жизнь МЫ теперь будем вспоминать, где мы были, когда Франция снова стала республикой.
      МАРКС. Я был в Брюсселе. Ждал, когда напечатают первый тираж "Коммунистического манифеста"…
      БАКУНИН. Я тоже был в Брюсселе. Ждал, когда выйдет свежий номер "Ла Реформ" с моим открытым письмом французскому правительству…
      ТУ р г Е н Е в. Нет, это я был в Брюсселе! Слушал "Севильского цирюльника"… Можно взглянуть?
      Маркс дает ему книгу.
      БАКУНИН. Я на ногах по двадцать часов в день…
      МАРКС. Министр Флокон сказал, что, наберись три сотни таких, как ты…
      БАКУНИН…Проповедую бунт и разрушение…
      МАРКС…И Франция будет неуправляема.
      БАКУНИН.Я живу в казармах республиканской гвардии. Вы не поверите, я в первый раз в жизни встретился с пролетариями.
      МАРКС. Правда? И на что они похожи?
      БАКУНИН. Никогда не встречал такого благородства.
      ТУ р г Е н Е в (читает). "Призрак бродит по Европе - призрак коммунизма".
      БАКУНИН. В прусской Польше уже основан Польский Национальный Комитет для подготовки вторжения в Россию. Я должен быть там. Тургенев, я больше тебя никогда ни о чем не попрошу…
      ТУРГЕНЕВ. Попроси Флокона.
      БАКУНИН. Флокона? Ты думаешь, временное правительство даст мне денег на поездку в Польшу?
      ТУ р г Е н Е в. Наверняка.
      МАРКС (Тургеневу). Вот вы писатель. Вам не кажется, что "призрак коммунизма" звучит нескладно? Мне не хотелось бы, чтобы подумали, будто коммунизм мертв.
      Входит ГЕРВЕГ В красно-черно-золотой военной форме, которая слегка напоминает костюм из комической оперы.
      БАКУНИН. Гервег!
      МАРКС (Тургеневу). Вы знаете английский? Вы могли бы перевести?
      ТУРГЕНЕВ. Довольно прилично. Посмотрим… (По-английски.) "A ghost… a phantom is walking around Europe…" ГЕРВЕГ (слегка смущенный). Ну как вам?
      БАКУНИН. Прелестно. Ты масон?
      ГЕРВЕГ. Нет, я командую немецким Демократическим легионом в изгнании. Мы идем на Баден!
      БАКУНИН. Маршем до самой Германии?
      ГЕРВЕГ. Нет, зачем? До границы мы доедем поездом. Я взял шестьсот билетов.
      ТУ Р Г Е Н Е в. Вам Флокон дал денег?
      ГЕРВЕГ. Да, а вы откуда знаете?
      БАКУНИН. Замечательно!
      ГЕРВЕГ. Это Эмма придумала.
      ТУ Р Г Е Н Е В. Я так и знал, что вы на самом деле не поэт. Не только поэт. У вас есть военный опыт?
      ГЕРВЕГ. Эмма говорит, это не важно - поэт ты или революционер, а гений есть гений.
      Тургенев возвращается к изучению книги. Входит ЭММА. Она тоже одета в военном стиле, с красно-черно-золотой кокардой. Ее сопровождает мальчик в униформе модного магазина, нагруженный элегантно упакованными свертками. У него может быть маленькая тележка с эмблемой того же магазина.
      МАРКС (вмешиваясь). Минуту, Гервег… (Замечает Эмму.) ЭММА. Я приобрела провизию для марш-броска, мой ангел, - чудные маленькие пирожки с мясом от Шеве и индейку с начинкой из трюфелей…
      МАРКС. Негодяй!
      ЭММА. Карл, ему ведь надо что-то есть. Поедем с нами на Елисейские Поля - Георг будет принимать парад легионеров.
      К этому моменту Маркс вне себя от бешенства. Он преследует Гервега. .?••.,,.. |.,
      МАРКС. Авантюрист! Судьба Европы решится в схватке пролетариата с буржуазией! Кто дал тебе право вмешиваться в экономическую борьбу со своими глупостями?
      ЭММА. Не обращай на него внимания, любимый.
      Посыльный из магазина уходит вслед за МАРКСОМ И ГЕРВЕГОМ.
      ТУРГЕНЕВ (задумчиво). "Привидение… тень…" БАКУНИН (мечтательно). Вот ради чего все было, с самого начала… Мы с тобой в Берлине… Помнишь, ты в сиреневом жилете, я в зеленом, мы идем по Унтер-ден-Лин-ден и яростно спорим о духе истории…
      Ту р г Е н Е в (встрепенувшись) "Дух… дух бродит по Европе…" БАКУНИН. Революция и есть тот Абсолют, который мы искали в Премухине. Мы к этому всегда стремились.
      Ту р г Е н Е в (удовлетворенно хлопает по книге, с триумфом). "Жупел бродит по Европе - жупел коммунизма!" (Захлопывает книгу, смотрит вверх и понарошку дважды "стреляет", как будто из охотничьего ружья.) Звуки стрельбы и восстания. Быстро входят НАТАЛИ и НАТАША ТУЧКОВА, 19 лет. Обе в отличном настроении. У Наташи мокрые волосы. Натали завернулась в трехцветный французский флаг, как в шаль.
      НАТАЛИ И НАТАША. Vive la Repub-lique! Vive la Re-pub-lique! (Обе переходят в следующую сцену.) 15 мая 1848 г.
      Новая квартира Герцена рядом с недавно построенной Триумфальной аркой. ГЕРЦЕН И Коля. Герцен, в приподнятом настроении, прижимает ладони Коли к своему лицу.
      ГЕРЦЕН. Vive la Re-pub-lique, Ко-ля! (Обращаясь к Натали.) Где ты взяла флаг? НАТАША. Так теперь все носят!
      Натали и Наташа находятся в состоянии той восторженной, романтической дружбы, когда все окружающее или радостно, или очень смешно, или переполнено чувством.
      НАТАЛИ. ЭТО тебе. Подарок от Наташи. ГЕРЦЕН. Ну… спасибо.
      Натали снимает "шаль" и преподносит ее Герцену. Теперь она полураздета, но обнажены только ее плечи и руки.
      Где же твоя одежда? НАТАША. На мне. Н АТАЛ И. Бедняжка пришла вся мокрая, я ей говорю… НАТАША. "Немедленно раздевайся!" НАТАЛ И. И заставила надеть мое платье. ГЕРЦЕН. Понятно. Я и не подозревал, что у тебя осталось только одно платье. Мне всегда казалось, что у тебя там целое ателье. НАТАЛИ. Мне хочется, чтобы она пахла мною, а у меня был ее запах. НАТАША. ТЫ пахнешь камелиями…
      Натали вдыхает порывисто и самозабвенно запах волос Наташи.
      НАТАЛИ. Россия!
      Входит МАТЬ.
      МАТЬ. Натали! А если войдет прислуга?! (Берет Колю.) Посмотри на свою ужасную мать… Если при Республике все себя так ведут… (Натали.) Тебе письмо.
      НАТАША. Это от меня!
      Натали берет письмо у матери. Натали и Наташа горячо обнимаются. Бенуа, лакей, со снисходительным видом впускает САЗОНОВА. Герцен спешно накидывает флаг на Натали.
      САЗОНОВ. Citoyens! - наконец-то вы вернулись…
      НАТАЛИ И НАТАША С радостным визгом убегают. Мать принимает поклон Сазонова.
      МАТЬ. МЫ вернулись десять дней тому назад. (К Бенуа по-французски.) Распорядитесь, чтобы детям накрыли ужин в детской комнате…
      Бенуа отвечает ей изысканным поклоном - как положено между аристократами - и уходит.
      Новый слуга еще больше задается, чем прежний. Тот в разговоры пытался вступать, а у этого такой вид, будто он меня собирается на танец пригласить. Пойдем, Коля, вам с Татой пора ужинать. (Она уходит вместе с Колей. Забывает взять его волчок.) ГЕРЦЕН. Труднее всего было привыкнуть к французской прислуге. Я знал, что их нельзя продавать, но кто бы мог подумать, что они начисто лишены призвания. САЗОНОВ. А кто эта молодая?.. ГЕ р ц Е н (легко). Моя жена влюблена… В Наташу Тучкову. Мы познакомились с ее семьей в Риме. В Москве они живут по соседству с Огаревым. САЗОНОВ. Нашли время ездить в Италию! Тут делается история. Российское правительство в тупике. Если они не хотят оказаться изгоями Европы, им придется сделать некий жест. ГЕ р ц Е н. О, они его сделают! Отменят казакам отпуска, и царь Николай останется последним законным правителем среди трусов и конституций. САЗОНОВ. Неужели ты не понимаешь? Пришло наше время. России понадобятся либеральные и образованные чиновники, люди с европейским опытом. Правительство поневоле обратится к нам.
      ГЕ р ц Е н. К нам с тобой?
      САЗОНОВ. Ну, к нашему кругу.
      ГЕРЦЕН (смеется). И какое же министерство тебе по душе?
      САЗОНОВ. Можешь смеяться… Только поле деятельности теперь куда шире, чем твои статейки в "Современнике".
      ГЕРЦЕН. Сегодня рабочие идут к Национальной ассамблее. Посмотрим, поведет ли себя по-республикански избранное ими правительство.
      Они уходят.
      Происходит переход - несколькими часами позже за окном шум уличных беспорядков. БЕНУА вводит Тургенева.
      БЕНУА. Барон скоро придет.
      Входит ГЕРЦЕН, усталый и сердитый. ГЕРЦЕН (обращаясь к Бенуа). Du vin1.
      Бенуа выходит.
      Ну, что ты теперь скажешь о своей демократической республике? 1 Вина(и«м.).
      ТУ р г Е н Е в. Моей? Я всего лишь турист, как и ты. Ты бы парижан спросил, что они думают. Самое поразительное, что понять их совершенно невозможно. Они вели себя так, будто купили билеты на представление, чтобы посмотреть, чем все кончится. Повсюду крутились продавцы лимонада и сигар, очень довольные; словно рыбаки, вытягивающие богатый улов… Национальная гвардия выжидала, чтобы посмотреть, на чьей стороне сила, а потом набросилась на толпу. ГЕРЦЕН. Толпу? Рабочие шагали под своими знаменами. ТУРГЕНЕВ. Да, а потом они вломились в Национальное собрание и потребовали самороспуска законно избранного парламента, который пришелся им не по вкусу. Это был бунт, но порядок восторжествовал. ГЕРЦЕН. Тургенев! Ты мне говоришь о вкусе? Республика ведет себя как монархия, которую она сменила не потому, что кого-то подводит вкус. Это республика только с виду; только по риторике: "Vive la Republique!" Оказывается, существование республики делает революцию ненужной. Более того - нежелательной. Зачем делиться властью с невеждами, которые строили баррикады. Ведь они слишком бедны, чтобы с ними считаться. Только не думай, что сегодняшним днем все и кончится. Когда с этого котла сорвет крышку, разнесет всю кухню. Когда рабочие повышибают двери и возьмут власть, все твои культурные ценности и тонкости, которые ты называешь торжеством порядка, сожгут в печи или отправят в выгребную яму. Пожалею ли я о них? Да, пожалею. Но раз мы вкусно поужинали, нечего жаловаться когда официант говорит: "L'addition, messieurs!"1 ТУРГЕНЕВ. О Господи… Грехи Второй республики не стоят этой мести поваров и официантов. Временное правительство обещало выборы. Выборы состоялись. Впервые в истории проголосовало девять миллионов французов. Да, они голосовали за роялистов, рантье, адвокатов… и за жалкую кучку социалистов, чтобы другим было кого пинать. Кто-то недоволен? Что ж, переворот, организованный рабочими, и здоровая доза террора исправят дело. Тебе бы быть министром парадоксов и отвечать за во1 "Расчет, господа!" (фр-) просы иронии. Герцен, Герцен! Несмотря на всю продажность, которую мы видим, Франция остается высшим достижением цивилизации.
      НАТАЛИ И НАТАША ВХОДЯТ С ГЕОРГОМ, который лишился бороды, усов и чувства собственного достоинства.
      ГЕ Р ц Е н (удивлен). Да?.. ТУРГЕНЕВ. Это Гервег, он вернулся из 1ер-мании. Без бороды.??
      Следом входит БЕНУА с бокалами вина.
      ГЕРЦЕН. Ach, mein armer Freund…1 НАТАЛИ. За его голову была назначена награда!
      Герцен обнимает Георга, который начинает рыдать..
      ГЕРЦЕН. Trink enen Schluk Wein. Du bist ein Held!2 Герцен подает бокал Георгу. Тургенев, Наташа и Натали берут бокалы с подноса. 1 Ох, дорогой мой друг… (нем.) 2 Выпей вина. Ты герой! (нем.) (Поднимая тост.) Auf die Revolution in Deutschland!1 ГЕОРГ. Danke schoen, danke… (Поднимая бокал.) Auf die Russische Revolution… und auf die Freundschaft!2 НАТАЛИ. За дружбу!
      НАТАША. И за любовь!
      ТУ Р г Е н Е в (поднимая тост). Vive la Repub-lique!3 ГЕРЦЕН (поднимая тост). A bas les bourgeois! Vive le proletariat!4 БЕНУА выходит с чуть заметным выражением страдальческого упрека.
      Mille pardons, Benoit5.
      Георг снова начинает плакать. Натали его утешает.

      1 За революцию в Германии! (нем.) 2 Спасибо, спасибо… За русскую революцию и… за дружбу! (нем.) 3 Да здравствует республика! (фр.) 4 Долой буржуазию! Да здравствует пролетариат! 5 Извините, Бенуа (фр.).
 

1

 
      Июнь 1848 г.
      НАТАЛИ И НАТАША; невинно обнявшись, они полулежат на диване; ГЕОРГ при них, хандрит.
      ГЕОРГ. Все обсуждают меня. Говорят, что я спрятался в канаве, как только показался неприятель. Вы же этому не верите, нет?
      НАТАЛИ. Конечно, не верим.
 

U ТУ

 
      НАТАША. Конечно, нет.
      HAT АЛ и..И Эмма не верит. Она же там была.
      ГЕОРГ. ЭТО она меня туда втянула.
      НАТАЛИ. В канаву?
      ГЕОРГ. Нет, во все это дело… Эмма все еще верит в меня. Она была влюблена в меня до того, как она со мной познакомилась. Так же как половина женщин в Германии. Мой сборник стихов выдержал шесть изданий. Я встречался с королем. Потом я стал встречаться с Эммой.
      НАТАЛИ. И ты достался ей!
      ГЕОРГ. Нужно было Маркса слушать.
      НАТАЛИ. Маркса? Почему?
      ГЕОРГ. ОН пытался меня отговорить.
      НАТАЛИ (поражена). От женитьбы на Эмме?
      ГЕОРГ. Нет, от немецкого Демократического легиона.

      ГЕ о Р г. Теперь он рад моему унижению… после всего, что я для него сделал. Я ввел его в лучшие дома, представил в салоне Мари д'Агу.
      НАТАЛИ. Графини д'Агу?
      ГЕ о Р г. Да, она была одной из моих…
      НАТАЛИ. Завоеваний? (Кокетливо.)Я думала, вы были одним из ее.
      ГЕ о Р г. Почитательниц, я хотел сказать.
      НАТАША. Я тоже ею восхищаюсь. Влюбившись в Листа, она последовала зову сердца. Ничто не могло ее остановить - муж, дети, репутация…
      HАТАЛ и. Прямо как Жорж Санд и Шопен!.. Ох уж эти пианисты! А вы играете, Георг?
      ГЕОРГ. Когда-то играл. Я и сочиняю немного. Эмма говорит, что если бы я занимался, то берегись и Шопен и Лист.
      Натали вскакивает и тянет Георга за руку.
      НАТАЛИ. Тогда пойдемте!
      Входит ГЕРЦЕН.
      Георг нам сейчас сыграет!
      НАТАША (обращается к Натали, предостерегающе). Натали…
      НАТАЛИ (притворяется). Что?
      НАТАША. У нас нет рояля. HAT АЛ и (с вызовом). Ну и что?
      Женщины бурно и весело обнимаются и уводят ГЕОРГА. Вдали слышны раскаты грома. 21 июня 1848 г.
      Улица. Нищий в рваной рубахе с костылем. ТУРГЕНЕВ пишет за столиком в кафе. Сначала ничего не было заметно… Но чем дальше я подвигался, тем более изменялась физиономия бульвара. Кареты попадались все реже, омнибусы, совсем исчезли; магазины и даже кофейни запирались поспешно… народу на улице стало гораздо меньше. Зато во всех домах окна были раскрыты сверху донизу; в этих окнах, а также на порогах дверей теснилось множество лиц, преимущественно служанок, нянек, - и все это множество болтало, смеялось, не кричало, а перекликивалось, оглядывалось, махало руками - точно готовилось к зрелищу; беззаботное, праздничное любопытство, казалось, охватило всю эту толпу. Разноцветные ленты, косынки, чепчики, белые, розовые, голубые платья путались и пестрели на ярком летнем солнце, вздымались и шуршали на легком летнем ветерке… Впереди вырезалась неровная линия баррикады - вышиною аршина в четыре. По самой ее середине, окруженное другими, трехцветными, расшитыми золотом знаменами, небольшое красное знамя шевелило - направо, налево - свой острый, зловещий язычок… Я подвинулся поближе. Перед самой баррикадой было довольно пусто, человек пятьдесят- не более- бродило взад и вперед по мостовой.