2

Райте висел лицом вниз на широком плече и, сжав зубы, хватался за остатки сознания. Перед его льдисто-блеклыми глазами мелькали испачканные маслом камни и ноги монаха, который служил ему средством передвижения. Однако незримые чародейские очи видели все, что творилось вокруг.

Дамон вел небольшую группу эзотериков по сожженной земле. Оскальзываясь на покрытой маслом мостовой, судорожными перебежками они пробирались все дальше и дальше в бушующем пламени. Со всех сторон рушились дома. Монахам приходилось идти по опасно узким переулкам, где сновали злые солдаты, вооруженные лопатами и ведрами. Военным помогали горожане. Они уже не пытались спасать отдельные здания, а только сдерживали распространение пожара. Отряды засыпали масло землей, возводили разделительные полосы из песка, но огонь перепрыгивал через преграды, скакал от стены к стене, по крышам домов, и холмики песка, пропитавшись черной горючей жидкостью, вновь покрывались языками пламени.

Время от времени солдаты и добровольцы-штатские начинали сражаться не только с огнем, но и друг с другом. Малейшее разногласие перерастало в кровопролитие. Неистовство было более заразным, чем болезнь, вызывавшая безумие. Быть может, для поединка и требуется двое человек, но хватит и одного, чтобы наброситься на портивника. Один человек – и убийство становилось неизбежным.

Победителем в таких сражениях становился огонь.

В темной глубине души Райте рождалось ощущение, что на город с верховьев реки наползала тень, пустая и безликая. Он не мог описать это чувство – то был еще один дар богини и бога, боровшихся в его сознании. Но уверенность была настолько сильной, что не оставляла места для сомнений. К Анхане приближались артане.

Эзотерики прошли до середины Рыцарского моста и остановились. Впереди – там, где каменная дуга соединялась с массивными бревнами подъемного моста, – стеной стояли могучие дубы, с переплетенных ветвей сочилось черное масло.

– Попробуем пробраться, – задыхаясь, выговорил Дамон. – Вон там… – Он по очереди ткнул пальцем в нескольких монахов. – Ты самый сильный. Понесешь посла. Ты и ты, намочите свои рубахи. Оторвите рукава и закройте лица. Сквозь мокрую тряпку легче дышать.

Из его слов можно было сделать вывод: несмотря на свое убийственное безумие, Дамон не потерял присутствия духа. Собрав всю свою волю в кулак, Райте заставил себя заговорить. Он шевелил губами, словно ворочал тяжелые камни.

– Н-н-нет.

Дамон никак не отреагировал на его слова и уставился на деревья.

– Риз, исследуй левую опору моста. Рул и Коул, осмотрите центральную и правую части. Мы должны найти проход, иначе никто из нас не уцелеет.

– Н-н-нет, – повторил Райте. – Оста-авьте меня зде-е-есь.

– Не беспокойтесь, не оставим, – откликнулся Дамон. – Вы горожанин, попавший в беду и находитесь под защитой монастырского братства…

– Ос-ставьте м-м-еня здесь, – громко зарычал Райте. – Эт… Это пр-риказ!

Дамон обернулся и, ухватив Райте за волосы, поднял его голову. Потом наклонился к самому его лицу, словно хотел укусить, и рявкнул:

– Никогда не отдавай приказы в моем присутствии. Никогда! Я здесь командир! Я! Ты понял?

Однако Райте, похоже, не испугался.

– Н-нет, – ответил он. – Ты б-больше н-не к-командир.

– Я назначен Советом Братьев…

– Ты ос-свобожден от з-занимаемой долж-жности.

– У вас нет такого права!

Мало-помалу Райте вновь обретал контроль над губами и языком и говорил все увереннее.

– Совет избрал меня для общения с артанами. С актири и Кейном. Это… – Райте махнул здоровой рукой в сторону пылающего города: – Это р-работа актири.

Он сосредоточился так, что кишки свело от боли, и произнес идеально четко:

– Я н-наделен всеми пр-равами для вед-д-дения д-дел с артанами… и актири. Я здесь отдаю пр-риказы.

Дамон, не моргнув, выдержал его взгляд, с важным видом оправил испачканную одежду и вытер кровь, стекающую по подбородку.

– Я буду протестовать, – ответил он. – И направлю свой протест Совету!

– Прот-тестуй сколько влезет. Если т-только м-мы останемся в ж-живых.

Дамон отпустил голову Райте и, потупив взгляд, отступил. Райте похлопал по ноге монаха, который нес его на плече:

– Опус-с-сти м-меня на землю.

Монах подчинился и осторожно усадил его на каменные плиты моста.

– Да-амон, – позвал Райте.

– Слушаю… господин, – через силу, но уже покорно выговорил тот.

3

Преодолевая неимоверную слабость, Райте принялся отдавать приказы. Повинующиеся им эзотерики быстро рассеялись среди гниющих деревьев на Рыцарском мосту. Прикрыв глаза, Райте следил за ними. Ему предстояло сделать еще тысячу дел, а он так устал…

Дамон с тоской посмотрел вслед подчиненным.

– И все-таки я не понимаю, – всем своим видом он напоминал ребенка, потерявшего где-то своих родителей, – как это может спасти нас и город?

– П-помоги мне, – тихо произнес Райте. – Помоги м-мне п-подняться.

Опустившись на колени, Дамон положил себе на шею парализованную руку Райте. Затем медленно поднялся и поставил посла на ноги.

– Что нужно делать? – едва не плача от бессильной злобы, спросил он. – Куда идти? Я боюсь… боюсь, у меня не хватит сил нести вас, Райте. Простите… я вел себя отвратительно. Вы помните, что я натворил?

– К З-залу с-суда, – прошептал Райте. – Нам нужен Кейн… кровь Кейна…

– А как мы туда попадем? Зал суда закрыт на ночь. К тому ж он построен как крепость! Нам понадобится таран.

– Вот… вот к-как…

Райте призвал на помощь свой мысленный взор и без усилий нашел то, что искал. То же странное и загадочное нутряное чутье, что позволяло ему ощущать леденящее приближение артан, сделала это действие простым и естественным, как прикосновение в темноте одной руки к другой. Пламя на поверхности реки взметнулось вверх и расступилось, образовав круг. Вода в огненном кольце огня была тиха, будто горное озеро в безветренный солнечный день. В центре круга возник меч святого Берна.

Райте подтянул меч к себе – через пламя, дым и темноту.

Когда его пальцы сжали рукоятку, клинок зажужжал, пробуждаясь к жизни, и выпустил импульс Силы – тот пробуравил руку Райте, проник в левый бок и взорвался невидимыми жгучими брызгами. Внезапно Райте ощутил эту сторону тела. Паралич прошел. Прикосновение к эфесу Косалла воссоединило то, что прежде было рассечено. Он оттолкнул Дамона, вскочил на ноги и воздел меч к небу. Луч Силы вырвался из клинка, как белая молния.

«Хорошо, – подумал Райте. – Теперь все правильно».

Он опустил клинок, и ореол вокруг него исчез.

– Таран не понадобится, – со зловещим удовольствием сказал Райте. – Иди за мной.

И вдруг Дамон закричал. Его голос дрожал от животного ужаса и боли. Потом он отшатнулся, вцепился руками в грудь и плечо и, разрывая на себе одежду, упал на колени. Теперь он уже не кричал, а придушенно хрипе. Райте подбежал к нему и замер как вкопанный.

На грязной мантии Дамона проявилось пятно черного масла размером с кулак. Райте даже не успел удивиться тому, откуда оно взялось, как тело под одеждой начало дымиться. И через несколько мгновений загорелось. Дамон принялся срывать с себя одежду – масло попало на руки. Появившиеся волдыри лопались, не успевая набухнуть. Пальцы источали запах горелого мяса и оставляли в воздухе узкие струйки едкого дыма.

Райте Косаллом вспорол одежду Дамона и, оторвав сухой лоскут, принялся стирать масло с груди и ладоней несчастного. В правой руке Райте крепко держал меч – расстаться с Косаллом он не смел.

Дамон лежал на холодных плитах моста и, сжавшись в комочек, дрожал от боли. Из глаз его текли слезы. Райте молча смотрел на скомканную одежду и не верил тому, что видел. Ткань набухла от масла. На краях прорех выступали черные капли и одна за другой падали на камни. Райте поддал ногой грязный ком, и тот влажно шлепнулся поодаль. Райте поднес к глазам левую руку и стал разглядывать кисть. На глянцевой, влажно блестящей черной перчатке не осталось ни одного светлого пятнышка.

Тогда он сжал кулак, и сквозь поры выступила густая вязкая жидкость – черное масло слепого бога.

4

Добравшись до Десятой улицы Квартала менял, Райте подвел Дамона к подъезду дома, что как раз напротив Зала суда, и усадил на крыльцо. Тот со вздохом опустился на испачканную маслом ступень и свернулся клубком, закрывая обожженную маслом грудь. Взгляд его был обращен в никуда, как это бывает с ушедшими слишком глубоко в целительный транс. Райте прижал жужжащий Косалл к бедру и отошел.

Десятая улица была запружена народом: мужчинами с мешками на спинах и с тюками в руках; старухами, толкавшими коляски, и стариками, тянувшими телеги; женщинами, которые несли на руках детей и тащили на привязи домашних животных; юношами, искавшими путь из города. Их покрасневшие лица были скорбны и угрюмы. Кто-то искал родных, выкрикивал имена, и призывы эти заглушались воплями, стонами и проклятиями.

Шутовской мост и Воровской были охвачены огнем. Тысячи горожан, собравшие все, что могли унести, направлялись к западной части Старого города. Но и Рыцарский мост уже лизали языки пламени – дубовая роща, выросшая на одном из пролетов, загорелась через несколько секунд после того, как Райте увел оттуда Дамона. Теперь единственной дорогой с острова был Царский мост – длинная арка, подходы к которой охраняла рота пехотинцев в тяжелых доспехах. Их капитан не желал пропускать этот сброд потенциальных мародеров в богатые кварталы Южного берега.

Пламя медленно ползло на запад по изогнутым улочкам и кровлям. Оно пересекало каналы по дощатым настилам и летело по ветру вместе с роем горящих искр. Весь город к востоку от улицы Мошенников пылал, и огонь сгонял в Квартал менял все больше и больше народа. Слабые гибли в давке – то здесь, то там толпа расступалась, обнаруживая тела горожан, затоптанных, сраженных дубиной или убитых в толкотне ножом. Когда масло, текущее с верховьев реки, вспыхнуло, стало казаться, будто Старый город обнимают гигантские огненные руки.

Косалл жужжал в руке Райте, роняя крохотные капли черного масла. Тот задумчиво смотрел на эту непрерывную капель. Он вспоминал о боли, которую делил с богиней в тот момент, когда масло лишь начало появляться повсюду. Вся правая – чистая – сторона его тела была покрыта волдырями и ожогами, и в каждом пульсировала боль; мышцы вздулись и оцепенели, будто вареные. Другая половина не болела, и это ужасало его.

Далеко-далеко, у границ внутреннего взора, – слабо, но настойчиво, словно навязчивый фрагмент мелодии, застрявший в мозгу, – тлели образы существ, находившиеся в бассейне реки, тех, кто еще остался в живых. Самыми четкими были образы мужчин и женщин, толпившихся на улицах неподалеку. А еще Райте чувствовал мужчин – очевидно, солдат – в Зале суда. И невнятно ощущал растерянных монахов, которые заперлись в посольстве – среди них вспыхнула ссора, перешедшая в стычку, и в нескольких комнатах лежали трупы тех, кого убили обезумевшие жертвы вируса.

Райте чувствовал присутствие других людей. То были напуганные призраки, что прятались за запертыми ставнями, и безумцы с улыбкой на окровавленных губах. Еще он увидел нескольких счастливых в своем неведении горожан, которые мирно храпели в своих кроватях, видели сны и ничего не знали о неистовстве и пожарищах, охвативших город.

Он ощущал призраков в подземных лабиринтах. Нелюди, напуганные и свирепые, ревущей лавиной текли по темным подземным коридорами. Он слышал эхо приказов их безумной королевы, отзывавшееся в сердцах огров и троллей, перворожденных и древолазов. Райте видел, как выглядит их цель, и чувствовал переполнявшую их жажду крови. Он знал, что, если промедлит, у Кейна не останется крови для спасения мира.

Другим жутким фрагментом этих видений была картина, которую он видел на другой стороне улицы: у открытых дверей величественного здания Зала суда, на верхней площадке широкой лестницы стояли два вооруженных Глаза Божьих. Фасад здания озаряли оранжевые сполохи огня. Плющ, некогда украшавший его стены, превратился в гниющее месиво, из которого сочилось масло и растекалось сиропными волнами по широкой обнесенной перилами веранде. Стражники в ужасе отступали к дверям, стараясь держаться подальше от черной вязкой жидкости, и с завистью смотрели на прохожих, словно только страх чего-то худшего, чем огонь, держал их на посту.

Еще Райте боялся того, что пугало охрану. Потому что он знал, чего они боятся. Чувствовал.

Тем же чутьем, которым Райте отслеживал приближение артанской гвардии по реке к окраинам города, он улавливал присутствие в Зале суда некоего огромного, темного и неистового зверя – раненого существа, которое жадно лизало свои язвы. Охранники, стоявшие у двери, боялись этого чудовища, не понимая, что сами являются частями его лап. Райте тоже боялся безумного зверя – потому что знал, кто это был.

Через меч ему в душу лился поток темной Силы, и Райте потянулся к его струям. «Мне все равно, какая это сила, – думал он. – Я должен взять все, что смогу забрать».

Он почувствовал врата, которые богиня закрыла в его сознании, – врата, приоткрывшиеся после его прикосновения к мечу. Сосредоточившись, он разбил их на части, чтобы никто и никогда не захлопнул этот портал. Ему пришлось вытерпеть сильную боль – будто полчища крыс глодали его внутренности, будто открылись стигматы, источающие черное масло. Вполне сносная кара за его огромные грехи.

Райте приподнял Косалл за петлю на рукоятке. Таинственное жужжание меча утихло. Однако пальца левой руки по-прежнему послушно сжимались в кулак, а левая нога без труда держала вес тела. Стараясь не касаться лезвия, он медленно и осторожно сунул клинок за пояс.

– Дамон!

Райте поднял обессилевшего беднягу на ноги и грубо встряхнул.

– Дамон, пошли. Быстрее! Это приказ.

Взгляд несчастного прояснился.

– Да, слышу, – послышался тихий шепот.

Лицо его исказилось от вернувшейся боли. Он обнял себя за плечи, словно замерз и пытался защитить от холода нагую обожженную грудь. На нем были только штаны и башмаки.

– Кто вы? – жалобно спросил Дамон. – Вы Райте? Что случилось? Что… Мне больно. Отпустите меня. Я пойду в посольство. Братья-монахи помогут мне и позаботятся о моих ранах.

Райте сплел пальцы в сложный узел, который настраивал сознание на особый вид действий. Масло с левой руки попало на правую, и в том месте кожа с шипением задымилась, но он держал себя в руках. Эта боль принесла ему облегчение – он понял, что может принять таким же образом и собственный страх. Страх и боль превратились в обычные факты жизни.

– Оставайся здесь и жди солдат из посольства, – сказал он Дамону. – Будешь у них за главного. Охраняйте Зал суда. Удерживайте его во что бы то ни стало. Не позволяйте никому входить, пока не получите иного приказа от меня или от того, кого пошлет Совет Братьев. Понял?

– Но…

– Ты понял?

– Да. Да, господин. Но…

Райте повернулся и, оставив Дамона на крыльце, зашагал вдоль по Десятой улице. Большинство людей в толпе расступалось перед ним. Тех же, кто-то этого не делал, Райте слегка касался левой рукой. Вопль боли и вид дымящегося ожога действовали на других упрямцев лучше всяких слов.

– Но господин! – закричал ему вслед Дамон. – Ваш приказ… Это же объявление войны!

– Война уже идет! – тихо ответил Райте, обращаясь больше к себе, чем к Дамону. – Пора действовать.

Он поднялся по ступеням и направился к Глазам Божьим, охранявшим Зал суда.

5

– Вам сюда нельзя, – произнес один из охранников, завидев человека, поднимающегося по лестнице.

Райте пересек залитую маслом веранду и остановился в пяти шагах от двери.

– Почему? – вежливо осведомился он.

– Вернись на улицу, приятель, – ответил второй страж и указал мечом на толпу людей. – Никому не позволено подходить к дверям.

– Но я хочу войти.

– Вали отсюда! – Шагнув к Райте, охранник угрожающе поднял меч. – Зал суда закрыт на ночь. Приходи утром.

– Почему же дверь открыта?

– Не твое дело!

Райте вновь сплел пальцы, не обращая внимания на то, как вновь зашипела обожженная кожа.

– Скажи, почему дверь открыта, – настойчиво повторил он.

– Потому что в здании находится патриарх, – покорно ответил стражник. – А он не любит находиться в закрытом помещении…

– Дорри! – сердито зашипел его напарник. – Ты что, с ума сошел?

Первый Глаз Божий изумленно оглянулся.

– А?

– Патриарх? – спросил Райте.

– Дорри, заткнись, – сказал второй охранник.

Обойдя напарника, он нацелил меч в живот Райте.

– Мотай отсюда. И ты ничего не слышал, понял? Патриарха здесь нет, а если ты расскажешь кому-нибудь о нашем разговоре, я найду тебя и убью, как собаку.

Но тут голос его дрогнул – он увидел, как с левой руки Райте капает масло.

– Ты… это… – пробормотал он в замешательстве. – Поди-ка вымой руки. Я это к чему говорю… разве ты не знаешь, что эта дрянь опасна?

«Да уж не дрянней тебя», – подумал Райте и снова сплел пальцы.

– Я посол Райте, из Монастырей. Патриарх направил ко мне гонца и попросил прийти. Пропустите меня к нему немедленно.

– Я… я… это… – заблеял стражник. – Ваше превосходительство, видели бы вы свою одежду! Я…

– Немедленно, – повторил Райте. И, не дожидаясь ответа, быстро прошел мимо охранников под темные своды здания.

– Идите в часовню, – крикнул страж за его спиной. – Он в часовне. Мы… это… мы должны оставаться на посту.

– Я сам его найду, – ответил Райте и двинулся по темному проходу.

Атрий здания походил на огромный склеп, исчерченный танцующими оранжевыми крестами, – приближающееся пламя вырисовывало на стенах контуры крестообразных окон. Райте шел, прислушиваясь к звукам собственных шагов. В тишине, царившей здесь, они казались слишком громкими. Он бывал в этом здании тысячу раз, когда в отрочестве служил мальчиком на побегушках в «Имперском вестнике», помогал отцу оплачивать свою учебу в монастырской школе. Однако сейчас, когда видишь пляшущие, клочковатые тени и чувствуешь приторный затхлый запах…

Зал суда всегда имел свой специфический запах: ароматы пудры и цветочного масла благородных судей смешивались с миазмами страха и пота избитых и напуганных обвиняемых. Эта смесь годами впитывалась в стены – смесь роскоши и вины, ставшая для Райте запахом юриспруденции. Но теперь здесь пахло прелой листвой и горючим маслом.

Часовня некогда служила святилищем Проритуна – бога небес, который был хранителем людских клятв и защитником законов Анханы. В этом зале судьи молились и очищали свои помыслы перед судебными заседаниями. Им помогал жрец небесного бога, который благословлял ревнителей закона и освобождал их от возможных чар принуждающей и убеждающей магии. Несмотря на то что Проритун больше не почитался в судах Анханы, часовня осталась. И с некоторых пор стала святилищем Ма’элКота.

Ее открытые двери охраняли Глаза Божьи.

– Эй ты, – угрожающе прошептал один из них, словно боялся, что его услышит патриарх. – Не знаю, как тебе удалось попасть сюда, но тебе здесь не место. Пошел прочь!

Райте остановился у колонны, которая была наполовину алой от отблесков пожара, а наполовину скрывалась в черной тени. Он сплел пальцы.

– Я посол…

– А мне плевать, кто ты такой, приятель.

Стражник двинулся к непрошеному гостю, и на одежде его заиграли отблески пожара.

– Дуй отсюда, а иначе мой меч окажется в твоих кишках. Считаю до трех. Раз!

Райте нахмурился. Неужели сказывалось влияние Проритуна? Он снова сплел пальцы и приказал:

– Опусти меч.

– Два!

– Действительно, шел бы ты отсюда, – посоветовал второй охранник. – А то ведь он и впрямь убьет тебя.

Райте сосредоточил внимание на собственном теле. Сделав глубокий вздох, он перенес всю его тяжесть на пальцы левой ноги. Его правая рука легла на рукоятку Косалла.

– Я не хочу кровопролития.

– Не волнуйся, это наша забота.

Глаз Божий подошел еще ближе. Теперь он стоял в шаге от Райте.

– Три!

Однако стражник не стал нападать. Возможно, он увидел собственную смерть в печальных блеклых глазах визитера.

– Ваше сияние! – громко крикнул Райте. – Ваше сияние, это я. Посол Райте.

– Допустим, что так, – отозвался второй стражник.

– Ваше сияние, я должен поговорить с вами о важном деле.

Через открытую дверь из часовни донесся замогильный голос, наполнивший пустое помещение гулким эхом:

– Уходи.

– Ты слышал, парень? – спросил первый стражник.

Приблизившись на полшага, он поднял меч, словно ребенок, решивший отогнать палкой незнакомую собаку.

– Ваше сияние, я насчет Кейна, – крикнул Райте. – Я должен поговорить с вами о Кейне.

Некоторое время никто не двигался.

– Пропустите его.

Стражник отступил на шаг и указал мечом на дверь. Пройдя мимо него, Райте затылком почувствовал, как этот голодный хищник изготовился к нападению.

– Не делай этого, – посоветовал он и остановился.

Черное масло стекало с его левой ладони и густыми каплями падало на пол. Охранник за его спиной неохотно и медленно опустил занесенный было меч.

– Ты меня не испугаешь.

– Да, – не оборачиваясь, согласился Райте. – Но я могу убить тебя, хотя мне не нужна твоя смерть.

Он снова почувствовал движение голодного зверя – на сей раз тот медленно отступил. Райте кивнул и двинулся дальше.

6

Высокие своды часовни озарял слабый свет пламени. Блики просачивались через цветные стекла вентиляционных шахт и плясали на рядах подставок для колен, обитых мягким плюшем. Танец мерцающих отсветов придавал подобие жизни лику каменного Ма’элКота. Его изваяние высотой с два человеческих роста возвышалось за алтарем, а впереди на полу лежала груда грязного тряпья, пропитанного маслом и дымом.

Взглянув на бога, Райте замер.

Из его правого глаза выкатилась слеза и, скользнув по складке у рта, сорвалась с подбородка. Медленно, почувствовав себя вдруг слабым и старым, Райте опустился на одно колено и склонил голову. Потом он ударил себя кулаком в грудь повыше сердца и, разжав пальцы, протянул ладонь к образу бога. «Отче, прости меня, – безмолвно взмолился он. – У меня не было выбора».

Слезы брызнули у него из глаз.

«Прости меня».

Но где-то в глубине сердца горело тайное пламя. Даже слезы, катящиеся по щекам, казались неискренними – лицедейскими .

«Во что я превратился?!»

– Райте…

Голос доносился со стороны большой статуи. Райте поднял голову и увидел, что груда тряпья у подножия алтаря зашевелилась. Из нее выглянуло грязное и изможденное лицо. Потом эта куча встряхнулась и двинулась в сторону Райте, странно подрагивая, словно под ней скрывалось какое-то студенистое морское существо, похожее на густой кисель.

– Ваше сияние, – произнес Райте. – Спасибо, что приняли меня.

Куча медленно поднялась вверх и стала ростом с человека.

– Я знаю, почему ты здесь.

«Сомневаюсь», – подумал Райте и, не поднимаясь с колен, сказал:

– Я пришел, чтобы спасти Империю и город.

– Не лги мне, Райте.

Тряпичная куча вновь потащилась к нему.

– Все мне лгут. Я не могу понять, почему люди решили, что мне неизвестна конечная истина.

Из тряпок высунулась длань, похожая на раздувшуюся руку трупа, и грозно указала на Райте пальцем:

– Ты пришел за Кейном. Ты был с ним с самого начала.

– Ваше сияние, я могу помочь вам. У меня есть лекарство. Я могу вернуть вам здоровье.

– Не лги мне!

Рука замахнулась на него, словно хотела ударить.

– Ты явился ко мне с этой идеей… Тебе захотелось привести его сюда. Ты пришел вместе с ним. Навязал его мне и городу! Все это… – Рука сделала жест, очевидно, подразумевающий бескрайние просторы разоренной империи. – Все это дело рук твоих. Ты обрек нас на это бедствие, Райте!

В воздухе мелькнуло белое пятнышко плевка.

– Ты! Ты! Ты!

С каждым вскриком взмах десницы карающей становился все ближе и ближе. Райте опустил глаза и изумился: край патриаршего одеяния, прикрывавший изрезанные, окровавленные ноги, был испачкан черным маслом.

– Ваша сияние, – начал он, – пожалуйста…

Услышав крики патриарха, Глаза Божьи поспешили на помощь. Позади Райте послышался топот – топот множества ног.

– Ваша сияние, есть лекарство! Вас можно спасти. Империю можно спасти…

Скрюченный палец указал на Райте:

– Арестуйте этого человека! Возьмите его и убейте!

– Мы можем спасти род людской… – тихо докончил Райте.

Вокруг коленопреклоненного монаха вырос лес кольчужных наголенников поверх кожаных башмаков.

– А мы за тобой, приятель. Отдай нам меч.

Райте поднялся с колен.

Пятеро Глаз Божьих стояли с мечами наготове. Еще трое ожидали сзади. Зверь пытался взять его в кольцо.

– Меч, придурок! Ты не справишься с нами.

Райте поднял блестящую черную руку и поднес правую ладонь к эфесу Косалла.

– Нет, справлюсь.

– Ты покойник!

Райте встряхнул левой рукой, и капли черного масла брызнули на лицо охранника, сказавшего последнюю фразу. В тот же миг Райте сжал рукоятку Косалла и повернул пробудившееся лезвие. Первый Глаз Божий упал и завыл: горючее масло попало ему в глаза. Второй стражник ошеломленно смотрел на обрубок своего меча – Косалл рассек рукоятку чуть ниже его пальцев.

Когда первые двое отступили, вперед вышли остальные.

– На моей совести смерть многих людей, – промолвил Райте. – Я без труда убью вас всех. Но если вы хотите пожить еще немного, то лучше уходите отсюда.

Из тряпичной кучи раздался голос зверя:

– Тот, кто покинет часовню, пока предатель жив, почувствует на себе всю тяжесть имперского правосудия.

– Имперского правосудия больше нет, – сообщил офицерам Райте. – А этот человек скоро умрет и не успеет наказать вас. Уходите.