Вдруг над нами снова замерцали тысячи далеких звезд. Черная пропасть оставалась под нами, и, если бы не полярный холод, я совершенно успокоился бы - небо можно было наблюдать до самого горизонта. Но холод так донимал, что руки и ноги совсем окоченели. Мне казалось, что я замерзаю. Собравшись с силами, я хотел открыть дверь в кабину пилота и окликнуть его, но это не так легко было сделать. Не хватало сил подняться с кресла, что-то словно привязало меня к нему и не отпускало, несмотря ни на какие усилия. Каким-то образом мне удалось опуститься на пол и проползти один шаг, отделявший меня от дверцы в кабину пилота. Нужно было еще открыть дверцу. С величайшим напряжением я сделал и это. Атабаев обратил на меня внимание и, поняв, в чем дело, выпустил из рук штурвал, сбросил доху, которая была на нем поверх мехового комбинезона, и подал ее мне.
      Потом мы начали проваливаться в темноту, мне стало легче дышать и удалось натянуть доху. Мех быстро согрел меня, я получил способность двигаться и, хотя чувствовал себя так, словно меня избили, все же сел в кресло.
      Через некоторое время самолет снова начал подниматься. Я догадался об этом, потому что неожиданно опять появилось звездное небо. Снова мы летели на звезды, а совсем близко, под нами, белели покрытые снегом вершины гор.
      По ту сторону гор всходила луна. Над горами и дикой тайгой нас встретили могучие порывы северо-восточного ветра. Казалось, земля идет кругом и пилот выделывает невероятнейшие фигуры высшего пилотажа. Но он только боролся с ветром, побеждая стихию силой мотора и своим умением.
      16. НАВОДНЕНИЕ ПОД ЗЕМЛЕЙ
      Мы спустились на аэродром девятьсот двадцать пятой шахты перед самым рассветом.
      Стартер, встретивший нашу машину, поздоровался и спросил меня:
      - Инженер Макаренко?
      Я удивился.
      - Нет, моя фамилия Кайдаш. Разве Макаренко и Кротов еще не прилетели?
      - А кто раньше вылетел из Иркутска?
      - Они.
      - Нас так и уведомили...
      Из кабины вышел летчик Атабаев. Стартер обратился к нему:
      - Какая погода на трассе?
      - Плохая, - ответил пилот и начал осматривать горизонт.
      В районе девятьсот двадцать пятой ветер был небольшой, и в конце полета мне удалось подремать. Я чувствовал себя относительно свежим. Но меня тревожило, не случилось ли чего-нибудь с самолетом Макаренко и Кротова.
      Я тоже стал всматриваться в небо.
      Вдруг Атабаев указал на что-то рукой и сказал:
      - Летят.
      Сначала я ничего не видел. Но вот показалась черная точка. Она быстро приближалась, и вскоре самолет, очертив над нашими головами полукруг, пошел на посадку.
      На лицах инженеров было заметно утомление. Увидев меня, оба очень удивились.
      - Как вы успели попасть сюда раньше нас? - спросил Кротов.
      - Журналист всюду должен быть первым, - ответил я и, указав на Атабаева и его самолет, пояснил: - Мы вас обогнали.
      Инженеры, не медля, сели в ожидавший их автомобиль. Я попросил, чтобы они подвезли и меня.
      В это время к аэродрому подъехал один из помощников Кротова. Он был весь мокрый и грязный. Кротов попросил его пересесть в нашу машину, и он рассказал о происшествии в шахте.
      - Авария произошла вчера вечером, приблизительно без двадцати десять. Вода прорвала шлюзы, поток из подземного озера сначала устремился в русло, которое мы готовили для него, а потом вода быстро разлилась по шахте. Группе горняков и техников, работавших там, удалось закрепить один шлюз целиком, а второй - частично. Теперь в помещениях подземного вокзала уровень воды достигает ста двадцати, а в туннеле - девяноста пяти сантиметров, и она прибывает на четыре-пять миллиметров в час.
      - Как работы в туннеле?
      - Прекращены. Литостаты остановились, так как не могут работать конвейеры.
      - Есть жертвы?
      - Несколько человек во время паники получили значительные ранения, а двое погибли, когда старались закрыть шлюз.
      - Была паника? - поднял брови Кротов.
      - Была, - глухо ответил его помощник.
      - Еще что?
      - Затопило подступы к Северной штольне. Там выемка в шесть метров глубины, и она отрезает штольню от туннеля.
      - Людей оттуда вывели?
      - Нет, не успели. Там сейчас около двухсот человек. Мы поддерживаем с ними телефонную связь.
      - Кто там остался?
      - Группа литостатчиков, работники пайрекс-алюминиевого завода и группа профессора Довгалюка.
      - А где Лидия Шелемеха, сам профессор и Тарас Чуть? - опросил я.
      - Там... Но пока непосредственной опасности нет. Сейчас мы делаем лодки, чтобы переправиться туда. Они отсиживаются на вагонетках, которые еще не затопило.
      Мы подъехали к шахте. Возле нее стояли машины спасательных команд, много людей торопливо мастерили лодки.
      Макаренко и Кротов вошли в управление шахты и вызвали туда инженеров и техников. Все совещание продолжалось не более десяти минут. После этого Макаренко сказал Кротову:
      - Вам необходимо сейчас же спуститься в шахту. Руководите там, а я пока останусь наверху. Через час, не более, я присоединюсь к вам. Сообщите радиостанции, что мне нужна постоянная и надежная связь с Иркутском.
      Макаренко остался в кабинете возле телефона. Один за другим к нему входили инженеры и техники и, получив приказания, торопливо выходили.
      Я поспешил за Кротовым, чтобы спуститься под землю и посмотреть на последствия неожиданного наводнения.
      Лифт шел с максимальной скоростью, и только метров за сто до цели Кротов повернул рычаг пневматического тормоза, чтобы замедлить спуск. Наконец лифт остановился, и мы вышли из него. Сразу же под нашими ногами захлюпала вода. Она доходила только до лодыжек, потому что здесь уже успели сделать высокий помост и лифт остановился метра на полтора выше, чем обычно.
      Внизу, у остановки лифта, стояло несколько человек; на их лицах отражалось смятение.
      Я заметил, что почти везде светились синенькие лампочки, кое-где зеленые, а вдали - ярко-красные. Мне объяснили, что синие лампочки сигналы тревоги, зеленые указывают дороги, по которым еще можно передвигаться в шахте, а красные означают большую опасность.
      Вокруг царила тишина. Не слышалось ни скрежета машин, ни взрывов.
      Один из техников рассказал, что, как только произошла катастрофа, по всему руднику были переданы сигналы аварийного положения. Не зная еще, что случилось, большинство людей бросились к подъемным механизмам. Когда они по дороге встретили воду, паника усилилась. Люди бежали, натыкались на камни, на механизмы, толкали друг друга, падали, калечились. В этот момент вдруг погасло электричество, и в подземельях воцарилась абсолютная темнота. Еще страшнее стал грохот воды, которая бурным потоком устремилась в туннель. К счастью, минуты через две свет появился. Работники почти всех участков, кроме Северной штольни и группы, работавшей в районе шлюзов, быстро добрались к выходу, и их немедленно подняли на поверхность. Северную же штольню отрезала от туннеля вода, и выйти оттуда не было возможности.
      Как все это случилось? На это никто ответить не мог.
      - У меня такое впечатление, будто шлюзы почему-то сами открылись, угрюмо сказал техник. - Но пока никто еще точно не знает причин катастрофы.
      Он рассказал, что первая спасательная команда спустилась в шахту через десять минут после появления воды, но спасатели ничего не могли поделать с потоком. Не было также лодок, чтобы двинуться в разведку по шахте, превратившейся не то в реку, не то в озеро.
      В это время из туннеля вышли несколько человек и, по пояс в воде, подошли к нам. В первом из них я узнал старшего механика отряда литостатчиков, с которым мне уже приходилось встречаться на этой шахте в мой первый приезд.
      Кротов сразу же начал его расспрашивать:
      - Литостаты могут работать?
      - Безусловно, - ответил механик, - но конвейеры едва двигаются в воде.
      - А если мы усилим подачу электроэнергии?
      - Вряд ли это поможет.
      - А смогут литостаты выйти из Северной штольни и вывезти оттуда людей?
      - Там оборваны электрические провода. Я уже посылал туда один литостат, но он не смог пройти через выемку. Вода покрывает его.
      - Готовьте людей на литостаты. Сейчас мы окончательно выясним обстановку и решим, что делать.
      Кротов подошел к телефону и позвонил Макаренко:
      - Ярослав Васильевич, вода проломила шлюзовые заграждения. Бригадиру Яхонтову удалось спустить запасные шлюзы. Сейчас вода прибывает на четыре миллиметра в час, литостаты работать могут... Из Северной штольни литостаты выйти не могут... Слушаю, слушаю... Значит, вы согласны? Хорошо. Сейчас начнем работу. Свяжитесь с Самборским, пусть добавят нам электроэнергии... Да, да, все сделаю.
      Он повесил трубку и обратился к окружающим:
      - Товарищи, инженер Макаренко предлагает как можно скорее соединить Восточный сектор туннеля с Забайкальским. Тогда мы воду из туннеля и ту, что осталась в озере, спустим прямо в море. Начальник строительства академик Саклатвала одобрил этот план и распорядился усилить работу в Восточном секторе. Но от нас тоже зависит ускорить осуществление намеченных мероприятий. Мы должны бросить все силы на пробивку туннеля в восточном направлении. Конечно, все литостаты направить в туннель нельзя. Возьмем самые лучшие. Пусть люди часто сменяются, но работать нужно с полным напряжением. Остальные переключатся на конвейеры и отгрузку породы. Кроме того, необходимо принять все меры, чтобы вывести людей из Северной штольни.
      План Макаренко был ясен и прост: пробить перегородку между двумя частями туннеля, уже приблизившимися одна к другой, и выпустить подземное озеро в Охотское море. Очевидно было, что это сделать легче, чем выкачать целое озеро с глубины в полтора километра на поверхность.
      Старший механик сказал:
      - Через час мы сможем начать работы. Что касается Северной штольни, то метрах в четырехстах отсюда палеонтолог Догадов уже заканчивает постройку плота, на котором будет отправлена спасательная экспедиция.
      - Почему же мне до сих пор никто об этом не сказал? - удивился Кротов.
      - Наверху еще не знают. Этот ученый очень энергичный человек. С момента катастрофы он не поднимался наверх и очень нам помог, особенно во время паники.
      - Когда же он собирается плыть в штольню?
      - Да уже скоро. Там задержка только из-за машиниста для электровоза. Я обещал немедленно прислать. Нужно, чтобы электровоз буксировал плот до выемки... Товарищ Прохоров, - обратился механик к молодому рабочему, стоявшему возле него, - вы не побоитесь такой экспедиции?
      - Что я, хуже других? - ответил тот. - Куда угодно!
      И Прохоров направился к электровозу.
      - Мне можно туда? - спросил я у Кротова.
      - Идите.
      - Нужно позвонить в Северную штольню и сказать, что сейчас за ними поедут, - предложил механик.
      Кротов подошел к телефону. Мне хотелось сказать несколько слов Лиде или Аркадию Михайловичу, и я приблизился к инженеру. Он вызвал Северную штольню, но ответа не было.
      - Что такое?
      Кротов позвонил на станцию и спросил, в чем дело. Потом повесил трубку и тихо сказал:
      - Северная штольня уже полчаса не отвечает. Ускорьте посылку плота Догадова.
      Я ступил по пояс в воду и направился в полутемное подземелье вслед за машинистом электровоза.
      17. СПАСАТЕЛЬНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
      Возле одной из гигантских гранитных колонн была площадка, поднимавшаяся над уровнем туннеля больше чем на полметра. На этой площадке мы увидели Догадова и нескольких помогавших ему людей. Тут же, поднимаясь над водой, стоял один из самых мощных электровозов. Это был так называемый экспериментальный танкоход, последнее слово техники. Его испытывали в туннеле, прежде чем пустить в серийное производство.
      Узнав меня, Догадов, как всегда, обрадовался. Но сегодня ему было не до разговоров.
      Барахтаясь в воде, палеонтолог и его товарищи собрали все плавающие вещи, какие только можно было найти поблизости. Таких вещей в шахте было не так уж много, но все-таки нашлось несколько десятков досок и бревен и несколько автомобильных камер. Раньше, до введения электровозов-танкоходов, в руднике работали электровозы на автомобильных шинах. Оставшиеся шины теперь очень пригодились. Все, что могло пригодиться, было на скорую руку связано тросами, сбито гвоздями. Вышло три плота, не очень больших, но достаточных, чтобы выдержать десятка по два людей. Теперь оставалось прикрепить плоты к танкоходу, которому предстояло отбуксировать всю флотилию до выемки возле Северной штольни. На это ушло еще с четверть часа.
      Когда все было готово, Догадов распорядился, чтобы на каждый плот село по одному человеку. Каждому дан был шест, которым можно было кое-как править.
      - Вы с нами, конечно? - спросил меня Догадов.
      - Да.
      Я уже услел сказать ему, что телефон из Северной штольни не отвечает. Палеонтолога это взволновало, и он стал еще сильнее торопить своих помощников.
      Наконец все было готово. Догадов и я забрались на дно танкохода.
      - Отправляйтесь, - сказал Догадов машинисту.
      Танкоход тронулся в путь.
      Высокий корпус позволял танкоходу ехать по залитому водой туннелю и даже преодолевать небольшие выбоины.
      Мы продвигались примерно с такой скоростью, с какой идет хороший пешеход. За нами плыли плоты со своими рулевыми. Время от времени Догадов перекликался с ними.
      Маленький прожектор, установленный над кабинкой водителя, пробивал густую тьму впереди. Я напряженно вглядывался в эту тьму.
      Догадов внимательно следил за движением машины и за тем, что делалось вокруг нас. В любое мгновение обстоятельства могли измениться. Подземные воды могли внезапно хлынуть с новой силой и совсем затопить туннель и тех, кто ехал на танкоходе в Северную штольню.
      Скоро из нашего поля зрения исчезло все, кроме длинного темного коридора. Иногда справа и слева от нас появлялись словно черные пропасти. Это были боковые входы и выходы. Но мы двигались дорогой, которую наш водитель, видно, хорошо знал.
      Догадов немного успокоился и перестал напряженно вглядываться вперед. Мы заговорили.
      - Вы когда из Иркутска? - спросил он меня.
      - Вчера вечером вылетел самолетом.
      - Почему?
      - Узнал о катастрофе. Ну, а какой репортер в таком случае усидит?
      - Кто еще с вами летел?
      - Никто. Вторым самолетом прилетели Макаренко и Кротов.
      - Макаренко?.. А как же сессия Научного совета?
      - Пока приостановлена... Кажется мне, что эта катастрофа на некоторое время спасла Макаренко. Вчера там разгорелся отчаянный бой. Главного инспектора туннельных работ разносили в пух и прах. Только известие о катастрофе прекратило эти общие атаки на Макаренко.
      - Так... Он выступал?
      - Ну как же... Его доклад был первым.
      - Да нет. Выступал ли он с ответом своим критикам?
      Пришлось пересказать Догадову содержание всех выступлений. Он слушал очень внимательно.
      - Здорово! - сказал он, когда я закончил. - А впрочем, этого следовало ожидать... Но запомните мои слова: этот блестящий инженер победит. Непременно победит! Многих он уже убедил и остальных тоже убедит в своей правоте.
      - А эта катастрофа?
      - Катастрофа? Да ведь это неотразимое доказательство того, что туннель следует возможно лучше укрепить и герметизировать. Иначе такие наводнения то и дело будут на длительные сроки прерывать нормальную эксплуатацию Глубинного пути. Мое мнение, что не следует останавливаться перед дополнительными затратами, только бы такие случаи не повторялись.
      - Гм!.. - задумчиво проговорил я. - А как произошла эта катастрофа?
      - Очевидно, шлюзы были построены не так, как требовал Макаренко: они не выдержали натиска воды. Говорят, будто они сломались со страшным грохотом, подобным взрыву большой фугаски, и сейчас же с бешеной силой хлынула вода. Этим потоком захватило двух смельчаков, которые старались закрыть шлюзы. Герои!
      - Все-таки им удалось спустить запасные заслонки?
      - Да. Но им не удалось сделать это достаточно тщательно, так что вода понемногу прибывает. И сами они при этом погибли... Вы не знаете, что собираются предпринять наши инженеры?
      - Хотят спустить воду в Охотское море.
      - Но как?
      Я коротко рассказал ему о плане Макаренко.
      - Здорово!.. И все-таки мне неясно... - задумчиво протянул Догадов. Впрочем...
      Танкоход очутился перед небольшим поворотом, и машинист круто свернул туда.
      - Приближаемся к Северной штольне, - сказал Догадов и крикнул об этом же плотовщикам.
      Мы заметили, что вода поднимается и начинает заливать борта нашей машины. Это означало, что начался спуск к выемке.
      Мы осторожно проползли еще несколько метров и остановились: дальше танкоход пройти не мог.
      Догадов приказал одному из плотовщиков измерить глубину воды у главного входа, а сам начал вымерять глубину возле танкохода. Получив нужные сведения, он стал рассчитывать, сколько должно быть воды в Северной штольне. Выводы были, вероятно, не особенно утешительны, потому что палеонтолог покачал головой, вздохнул и подозвал плотовщиков.
      Он приказал еще раз проверить, в каком состоянии плоты, и изложил свой план прохода в Северную штольню.
      - Я надеялся, что мы будем перевозить людей на плотах только через выемку, а до выемки и отсюда они пойдут пешком. Но в штольне вода глубже, чем в туннеле. Итак, придется возить людей на плотах и через штольню. Вы, - обратился он к водителю танкохода, - оставайтесь на этом месте. Если вода будет и дальше подниматься, понемножку отходите. Ждите нас два часа. Если за это время мы не вернемся и никаким способом о себе не дадим знать, то отправляйтесь к ближайшей телефонной будке, звоните Кротову и слушайте его распоряжения.
      - Есть! - коротко сказал водитель и, усилив свет прожектора, навел его луч на выемку и вход в штольню.
      Догадов и я перешли на плоты. Теперь эти плоты казались мне еще меньшими и совсем ненадежными.
      Освещенные лучами прожектора, мы направлялись к Северной штольне. Сначала мой плотовщик отталкивался веслом, но скоро оно перестало доставать дно. Нужно было переплыть самое глубокое место выемки, а это было нелегко с тем единственным веслом, вернее - шестом, который имелся у плотовщика. Вдруг Догадов прыгнул в воду. Он сейчас же вынырнул и поплыл, подталкивая впереди себя плот. Следом за ним, не раздумывая, прыгнули и мы с плотовщиком. Действительно, наш плот теперь поплыл быстрее, не отставая от первого. С нами плыл третий плот, но его подталкивал только один плотовщик.
      "Догадов подобрал себе смелых помощников", - подумал я.
      Где-то позади нас остался одинокий водитель танкохода со своей машиной. Чуть двигая лучом прожектора, он старался осветить нам путь.
      Но вот Догадов нырнул и высунул из воды руку. Видны были только пальцы. Это значило, что самая глубокая часть выемки пройдена. Мы влезли на плоты, так как снова можно было отталкиваться шестами. Теперь плоты опять стали двигаться быстрее. Скоро выемка осталась позади, и мы очутились под сводами штольни.
      Наше внимание привлек какой-то черный предмет в воде. Мы подплыли к нему. Я наклонился и увидел утопленника. Кто это? Один из тех героев, которые погибли, стараясь спустить в шлюзах запасные заслонки, или несчастный, застигнутый катастрофой в Северной штольне?
      - Возьмем его на плот, - тихо сказал мой спутник.
      Вдвоем мы вытащили мертвеца на плот. На нем была одежда вахтера. Далекого света прожектора не хватало, чтобы разглядеть лицо неизвестного.
      К нам приблизились два других наших плота. Товарищи видели, что мы вытащили из воды человека.
      - Мертвый? - спросил Догадов и, помолчав, добавил: - Накройте его чем-нибудь, чтобы люди в штольне не видели... Не нужно паники.
      Мой спутник взял два мешка, захваченных нами на всякий случай, и бросил их на утопленника. Я старательно расправил их и плотно укрыл труп.
      - Двигаемся дальше, - скомандовал Догадов.
      И плоты поплыли один за другим вперед.
      Уровень Северной штольни был сантиметров на тридцать ниже туннеля. По первоначальному замыслу, штольня предназначалась для вагоноремонтного завода Глубинного пути. Спустя некоторое время в ней открыли залежи сырья для пайрекс-алюминия и решили строить завод. Именно в этом месте Аркадий Михайлович собрался устроить один из своих подземных садов, предлагая выкопать огромный грот с высоким потолком и с полом ниже уровня туннеля, чтобы можно было уложить для растений слой земли...
      Штольня поворачивала наискосок от главного пути, и, когда наши плоты углубились в нее, свет прожектора исчез. Теперь штольня превратилась в колоссальную пещеру с подземным озером. Озеро чуть освещали фонари, укрепленные наверху на значительном расстоянии один от другого.
      Вскоре мы увидели верхушки вагонеток, нагруженных породой и остановившихся, когда случилась катастрофа. Эти вагонетки могли еще служить убежищем для людей. Я вспомнил галерею, которую видел на подземной Ангаре у Самборского. Будь такая галерея-балкон здесь, все давно бы уже спаслись.
      Плоты еще раз свернули, и мы увидели вдалеке несколько подвижных огоньков, словно кто-то размахивал фонарями. Здесь было гораздо светлее. Мы проплыли еще немного и вскоре уже могли разглядеть неясные фигуры людей.
      - Го-го-го! - закричал Догадов.
      Мы все присоединились к нему, и наши голоса зазвучали под сводами штольни. Нас услышали и тоже что-то закричали.
      Я сменил своего товарища и начал что было силы отталкиваться шестом. Вероятно, я работал неплохо, так как наш плот начал догонять плот Догадова. Третий плот немного отстал, но и на нем плотовщик не жалел сил. Всем нам хотелось поскорее добраться до этих людей, успокоить их, уверить, что теперь опасность им не грозит.
      Вот уже первые фигуры. Люди стоят на вагонетках, кое-кто сидит, некоторых, как мы замечаем, поддерживают товарищи. Как видно, здесь есть контуженные, раненые или просто обессилевшие.
      Здороваемся с первыми, кого встречаем. Я вижу, что, перепрыгивая с вагонетки на вагонетку, к нам спешит какой-то человек.
      18. В СЕВЕРНОЙ ШТОЛЬНЕ
      Тот, кто спешил встретить нас, был горный техник Гмыря, руководящий в штольне выемкой грунта. Теперь он возглавлял всю группу людей, застигнутых здесь наводнением. Техник плюхнулся в воду, ухватился рукой за шест и с помощью Догадова влез на плот. До ближайшей вагонетки с людьми оставалось не более десяти метров.
      - Тут у нас есть несколько человек с переломами ног и несколько очень обессилевших, - сказал техник. - Вы спасете их в первую очередь. А остальных возьмете потом. Раненые там, дальше, на литостатах.
      - А почему вы не передвинули литостаты ближе к выходу? - спросил я.
      - Нет тока, - ответил техник. - Вероятно, где-то поврежден электропровод.
      - Телефонная связь не восстановлена?
      - Нет. Имейте в виду, что об отсутствии телефонной связи большинство здесь не знает. Я держал это в секрете, чтобы не понизить еще больше настроение у людей.
      Скоро мы очутились возле литостатов. Там было еще светлее. Я увидел Лиду, Аркадия Михайловича, Тараса и еще несколько знакомых лиц.
      Аркадий Михайлович выглядел настороженным, Тарас хмурился. Почему? Может быть, они были особо чем-нибудь встревожены?.. Лида, волнуясь, пожимала мне и Догадову руки. Она просила прежде всего забрать раненых и обессилевших, за которыми ухаживала. На плоты в первую очередь перенесли тех, кто нуждался в помощи, Догадов осмотрелся.
      - Я считаю, что в первую очередь нужно забрать женщин и детей, заявил он.
      - Здесь только три женщины, - сказал Гмыря. - Две из них уже на плоту.
      - Значит, прежде всего заберем инженера Шелемеху, профессора Довгалюка и Тараса Чутя.
      - Обязательно!
      Но Лида и Тарас решительно отказались ехать первыми. Аркадий Михайлович тоже отказался. Ясно было, что старик не хочет оставлять Тараса.
      Я сказал Догадову, что остаюсь здесь и таким образом на плоту освобождается еще одно место. Палеонтолог обнял меня и сказал:
      - Я и сам бы так сделал, но мне нужно все организовать. До свиданья! Мы скоро вернемся.
      Забрав с полсотни людей, плоты медленно двинулись из штольни, направляясь к выемке на главном пути, где их ожидал танкоход и откуда можно было пройти к выходу из шахты пешком. Теперь на литостате, где я примостился, осталось совсем мало людей. Аркадий Михайлович полулежал, Лида сидела возле него, Тарас все еще стоял, опираясь на перила, и следил за тем, как исчезают вдали огоньки на плотах.
      - Вы устали, Аркадий Михайлович?
      - Нет, просто сберегаю силы. Расскажите, голубчик, что делается на белом свете, как случилось наводнение, много ли наделало оно вреда, всех ли удалось спасти. Кстати, каким образом вы здесь очутились? Ведь вы должны были быть в Иркутске.
      Хотя мне не терпелось расспросить о событиях в штольне, но пришлось уступить и рассказывать первым. Я передал своим слушателям все, что знал о причинах катастрофы и о плане ликвидации наводнения.
      Когда я упомянул о том, какое впечатление произвело в Иркутске на заседании сессии Научного совета сообщение о катастрофе, Лида меня перебила:
      - Вы тоже были на сессии? Расскажите, как она проходила.
      Я знал, что именно интересовало ее больше всего, и постарался изложить все возможно обстоятельнее.
      Слушатели внимательно следили за моим рассказом.
      - Значит, все против него? - тихо опросила Лида.
      - Кажется, Кротов хотел выступить в защиту Ярослава, но не успел. Из всех инженеров только он один, как видно, целиком поддерживает Макаренко. Правда, я знаю еще одного человека, который безоговорочно отстаивает проект герметизации туннеля...
      - Кто это? - поинтересовалась Лида.
      - Наш новоявленный палеонтолог.
      - Догадов? - в один голос воскликнули Лида и Тарас.
      Но, если девушка воскликнула это почти с радостью, то у Тараса удивление прозвучало почти предостережением.
      - Он толковый журналист, - оказал я о Догадове. - надо полагать, что он не ошибается, поддерживая Макаренко.
      После этого я рассказал, как летел самолетом, и, наконец, начал требовать подробного рассказа об их приключениях.
      - Мы услышали что-то похожее на сильный взрыв, - начал Аркадий Михайлович. - Кое-кого этот звук немного удивил. В первую минуту ничто не вызывало тревоги. Вдруг послышались сигналы, вспыхнули синие лампочки. По телефону из пункта управления было передано приказание, чтобы все немедленно оставили штольню. Но неожиданно погасло электричество. Наш техник, - профессор указал на Гмырю, - все время старался успокоить людей. Он показал себя неплохим руководителем. Скоро электричество зажглось снова, но под ногами появилась вода, которая быстро прибывала. Перейти выемку мы уже не смогли. Броситься вплавь никто не отважился, боясь сильного течения и не зная, что делается в туннеле. Вода прибывала, а мы медленно отступали, пока она не загнала нас на вагонетки и литостаты. Настроение было очень невеселое. Только телефонные разговоры нашего товарища Гмыри с центральным управлением поддерживали людей...
      Профессор, очевидно, тоже не знал, что телефонная связь между штольней и "белым светом", как он говорил, прервана.
      - Ну, а все остальное вам известно, - закончил Аркадий Михайлович.
      Мы ждали возвращения Догадова. Утомленные люди говорили тихо, некоторые, немного успокоившись, дремали. Ведь они уже много часов провели, окруженные со всех сторон водой.
      На Аркадия Михайловича было больно смотреть. Старик выглядел крайне усталым, но делал вид, что чувствует себя хорошо, хотя вряд ли это могло кого-нибудь обмануть.
      Кто в самом деле держался исключительно бодро - это Лида. Девушка шутила, заботилась обо всех, и, когда я смотрел на нее, мне казалось, будто я никогда не видел ее ни больной, ни ко всему равнодушной...
      - Профессора нужно обязательно отправить со следующей партией, шепнул я ей.
      Она кивнула головой в знак согласия. Но, когда палеонтолог вернулся, Аркадий Михайлович категорически заявил, что поедет последним. Так же решили Лида, Тарас и я. И вот спасательная экспедиция вторично увозила людей, а мы снова остались на литостате.
      - Скажите, пожалуйста, - обратился ко мне профессор, когда плоты отплыли, - вы не встречали в Иркутске Томазяна? Помните, следователя.
      - Встречал.
      Сказав это, я сразу вспомнил о письме, полученном следователем перед отъездом из гостиницы. Тогда мне бросилось в глаза, что адрес на конверте написан как будто знакомым почерком, а сейчас мне показалось, что этот почерк принадлежал Аркадию Михайловичу.
      - Давно вы видели Томазяна? - поинтересовался профессор.
      - Вчера, перед тем как вылетел сюда. Он был на заседании совета. А что?
      - Ничего, - ответил как будто в некотором смущении он. - Ничего... просто вспомнил.
      Теперь меня охватила уверенность, что спешное письмо было от профессора Довгалюка. Почему же Томазян ничего не сказал мне о содержании этого письма?
      Лида еще и еще расспрашивала меня о сессии, о докладе Макаренко и выступлениях членов совета. Она требовала от меня чуть ли не стенографического отчета, но я, разумеется, не был способен на такую точность и, почувствовав, что уже начинаю кое-что выдумывать, постарался перевести разговор на другую тему.
      Вдали появились подвижные огоньки: это в третий раз к литостату приближались плоты, чтобы забрать последнюю партию. Возле нас вдруг очутился техник Гмыря. Он был радостно возбужден.
      - Телефон работает! - крикнул он, обращаясь ко мне.
      - Как - работает? - удивился Аркадий Михайлович.
      - Простите, но приблизительно за час до прибытия плотов телефонная связь была прервана.
      - И вы мне не сказали? - с укоризной проговорил профессор. - Неужели вы думали, что я испугаюсь?
      - Простите... Лидия Дмитриевна, вас просит к телефону Макаренко.
      Лида вспыхнула.
      - Иду, - сказала она и соскочила с литостата в воду.
      - Вы напрасно на меня сердитесь, - виновато сказал профессору Гмыря. - Я об этом никому не говорил. Я вынужден был придумывать свои разговоры по телефону. Вы ведь сами видели, как это поддерживало людей.