— Китти любит новую одежду.
      — Оставь, Паппи, или ты заставишь меня поверить в это.
      — Ты и не должен верить в Китти, тебе достаточно ее увидеть.
      — Ну да, конечно… но ты ведешь себя, словно она… я имею в виду оно… способно понимать твои слова.
      — Ты в самом деле не веришь? — мягко и терпеливо спросил Паппи.
      — Брось, Паппи!
      — Хмм… дай-ка мне твою шляпу. — Паппи протянул руку и сдернул шляпу с головы Пита Перкинса. — Сюда, Китти, — сказал он. — Вернись!
      Смерчик, плясавший над их головами несколькими этажами выше, ринулся вниз.
      — Эй! Что ты собираешься делать с моей шляпой? — осведомился Перкинс.
      — Минутку… Кити, сюда! — Словно избавившись от какого-то груза, смерчик резко опустился еще ниже. Старик протянул ему шляпу. Смерчик подхватил ее и погнал вверх по длинной крутой спирали.
      — Эй! — заорал Перкинс. — Ты соображаешь, что делаешь? Кончай свои шутки — этот колпак обошелся мне в шесть кусков всего три года назад.
      — Не беспокойся, — спокойно сказал старик. — Китти принесет ее обратно.
      — Как бы не так! Скорее всего она окунет ее в речку.
      — О нет! Китти никогда не роняет ничего, что не хочет уронить. Смотри. — Шляпа танцевала над крышей отеля на противоположной стороне улицы. — Китти! Эй, Китти! Принеси ее обратно.
      Смерчик замедлил свое движение, и шляпа спустилась двумя этажами ниже. Затем она снова остановилась, и смерчик начал лениво жонглировать ею.
      — Принеси ее сюда, Китти, — повторил старик.
      Шляпа поплыла вниз по спирали и, внезапно закончив свое движение мертвой петлей, шлепнула Перкинса по лицу.
      — Она пыталась надеть тебе шляпу прямо на голову, — объяснил сторож. — Обычно это у нее получается довольно точно.
      — Вот как? — Перкинс поймал шляпу и, открыв рот, смотрел на завихрение.
      — Убедился? — спросил старик.
      — Ну, ну… — Он еще раз посмотрел на свою шляпу, потом на смерчик. — Паппи, я чувствую, мне надо выпить.
      Они пошли в сторожку; Паппи отыскал стаканы, а Перкинс наполнил их из прихваченной в машине почти полной бутылки виски и сделал два внушающих уважение глотка. Повторив эту процедуру, он снова наполнил стаканы и опустился на стул.
      — Это было в честь Китти, — сказал Перкинс. — Будем считать, что сие возлияние — компенсация за банкет у мэра.
      Паппи сочувственно пощелкал языком:
      — Тебе надо о нем писать?
      — Мне надо выдать очередную колонку хоть о ч е мн и будь, Паппи. Прошлым вечером Хиззонер, наш мэр, окруженный уникальным созвездием профессиональных шантажистов, взяточников, лизоблюдов и махинаторов, дал торжественный банкет в честь своего избрания… Придется написать об этом, Паппи: подписчики требуют. Ну почему я не могу, как все нормальные люди, немного расслабиться и идти отдыхать?
      — Сегодня у тебя была хорошая колонка, — подбодрил его старик. Он развернул "Дейли Форум"; Перкинс забрал газету и скользнул взглядом в низ полосы, где обычно помещалась его колонка.
      — Питер Перкинс, — прочел он. — Наш прекрасный город.
      Перкинс пробежал глазами текст:
      "Что случилось с экипажами? В нашем земном раю по традиции принято считать, что было хорошо для отцов-основателей, вполне подходит и нам. Мы спотыкаемся о ту же выбоину, в которой дедушка Тозье поломал себе ногу в 1909 году. Мы радуемся, зная, что вода, вытекающая из ванны, не пропадает бесследно, а возвращается к нам через кран на кухне, благоухая хлором. (Кстати, Хиззонер пьет только газированную воду из бутылок. Можете убедиться в этом сами.)
      Но тем не менее я должен сообщить вам ужасающую новость. Куда-то делись все экипажи!
      Вы можете мне не верить. Общественный транспорт ходит так редко и движется так медленно, что разница почти неразличима; и все же я могу поклясться, что не так давно видел на Гранд-авеню колченогую колымагу без всяких признаков лошадей поблизости. Не иначе, внутри ее была какая-то электрическая машина. Даже для нашего атомного века это уже чересчур. И я предупреждаю всех горожан…" — тут Перкинс разочарованно фыркнул.
      — Паппи, это стрельба из пушек по воробьям. Этот город прогнил насквозь, и он останется таким навечно. Почему я должен напрягать мозги из-за этой ерунды? Дай-ка мне бутылку.
      — Не расстраивайся, Пит. Смех для тиранов страшнее, чем пуля убийцы.
      — Хорошо излагаешь. Но мне не до смеха. Я потешался над ними, как только мог, — и все кошке под хвост. Все мои старания — такое же пустое сотрясание воздуха, как и у твоего друга, танцующего дервиша.
      Окно вздрогнуло от резкого удара ветра.
      — Не говори так о Китти, — серьезно заметил старик. — Она чувствительна.
      — Прошу прощения, — Пит встал и, повернувшись к двери, поклонился. — Китти, я приношу свои извинения. Твои хлопоты куда как важнее моих. — Он повернулся к хозяину. — Давай выйдем и поговорим с ней, Паппи. Лучше общаться с Китти, чем писать о банкете у мэра… Будь у меня выбор…
      Выходя, Перкинс захватил с собой пестрые остатки располосованных комиксов и стал размахивать в воздухе бумажными лентами:
      — Сюда, Китти! Сюда! Это тебе!
      Смерчик спустился и, как только Перкинс выпустил бумагу из рук, сразу же подхватил ее.
      — Она глотает все, что ей ни дашь.
      — Конечно, — согласился Паппи. — Китти словно архивная крыса. Все бумажки прибирает себе.
      — Неужели она никогда не устает? Ведь должны быть и спокойные дни.
      — По-настоящему здесь никогда не бывает спокойно. Так уж на этой улице, что ведет к реке, стоят дома. Но, я думаю, она прячет свои игрушки где-то на их крышах.
      Газетчик уставился на крутящуюся струйку мусора.
      — Бьюсь об заклад, у нее есть газеты за прошлый месяц. Слушай, Паппи, я как-то выдал колонку о нашей службе очистки и о том, как мы не заботимся о чистоте улиц. Было бы неплохо раскопать парочку газет, что вышли примерно года два назад, — и тогда я мог бы утверждать, что и после публикации они продолжают валяться по городу.
      — Зачем ломать голову? — сказал Паппи. — Давай посмотрим, что там есть у Китти. — Он тихонько свистнул. — Иди сюда, малышка, дай посмотреть Паппи твои игрушки.
      Смерчик, плясавший перед ними, изогнулся, его содержимое закружилось еще быстрее. Сторож прицелился и выдернул из этой мешанины кусок старой газеты.
      — Вот… трехмесячной давности.
      — Попробуй еще…
      — Попытаюсь, — он выхватил еще одну газетную полосу. — За прошлый июнь…
      — Это уже лучше.
      Прозвучал автомобильный сигнал, и старик поспешил открыть ворота. Когда он вернулся, Перкинс все еще продолжал вглядываться в столб бумажного мусора.
      — Повезло? — спросил Паппи.
      — Она не хочет мне ничего давать. Так и рвет из рук.
      — Китти, ты капризуля, — сказал старик. — Пит мой друг. Будь с ним полюбезнее.
      — Все в порядке, — сказал Перкинс. — Мы просто не были с ней знакомы. Но посмотри, Паппи, ты видишь этот заголовок? На первой полосе.
      — Она тебе нужна?
      — Да. Посмотри поближе — видишь в заголовке «Дью» и под ним что-то еще. Но не могла же она хранить этот мусор с предвыборной кампании 98-го года?
      — А почему бы нет? Китти крутится здесь столько, сколько я себя помню. И она постоянно все тащит к себе. Подожди секунду… — Он мягко сказал что-то Китти, и газета очутилась у него в руках. — Теперь ты можешь ее рассмотреть.
      Перкинс впился в листок.
      — Да я завтра же буду сенатором! Ты понимаешь, что это такое, Паппи?
      Заголовок гласил: "Дью вступает в Манилу". На листке значилась дата — 1898 год.
      Двадцать минут спустя, прикончив бутылку виски, они все еще продолжали беседовать. Газетчик не отрывался от пожелтевшего ветхого листа бумаги.
      — Только не говори, что это болталось по городу без малого восемьдесят лет.
      — А почему бы и нет?
      — Почему бы и нет? Ну, лaдно, я еще могу согласиться, что улицы с тех пор ни разу не убирались, но бумага столько не выдержала бы. Солнце, дождь и все прочее сделали бы свое дело.
      — Китти очень заботится о своих игрушках. Уверен, в плохую погоду она все прятала под крышу.
      — Но, ради всего святого, Паппи, не веришь же ты в самом деле, что она… Нет, тебя не переубедить. Хотя, откровенно говоря мне не так уж важно, где она раздобыла эту штуку. Официальная версия сведется к тому, что этот грязный клочок бумаги невозбранно носился по улицам нашего города последние восемьдесят лет. Ну и посмеюсь же я над ними, старик!
      Он аккуратно свернул газету и принялся засовывать ее в карман.
      — Нет-нет, не делай этого, — запротестовал хозяин.
      — Почему? Я возьму ее в редакцию, чтобы там сфотографировать.
      — Ты не должен этого делать. Это вещь Китти, я ее только одолжил…
      — Ты что, псих?
      — Она рассердится, если мы не вернем ей газету. Пожалуйста, Пит, она позволит тебе посмотреть на нее в любое время, когда ты только захочешь.
      Старик был настолько серьезен, что Пит задумался.
      — Я боюсь, что мы ее никогда больше не увидим, — сказал он. — А у меня это будет отправной точкой для раскрутки темы.
      — С твоей стороны это не совсем хорошо… История должна была бы быть про Китти. Но не беспокойся — я скажу ей, что эту бумагу терять нельзя.
      — Ну, ладно, — они вышли, и Паппи что-то серьезно объяснил Китти, а затем вручил ей обрывок газеты за 1898 год. Китти сразу же подняла его на самый верх своей покачивающейся колонны. Перкинс попрощался с Паппи и двинулся к выходу, но вдруг резко повернулся, не скрывая легкого смущения.
      — Слушай, Паппи…
      — Да, Пит?
      — Но на самом деле ведь ты не веришь, что эта штука живая, правда?
      — Почему бы и нет?
      — Почему бы и нет? Ты хочешь сказать…
      — Ну, — рассудительно сказал Паппи, — а откуда ты знаешь, что ты живой?
      — Но… да потому, что я… хотя, если разобраться… — он остановился. — Сам не знаю. Ты мне заморочил голову, приятель.
      Паппи улыбнулся.
      — Значит, ты понимаешь?
      — Хм… Хочу надеяться. Всего, Паппи. Всего, Китти. — Он приподнял шляпу, обращаясь к смерчику. Пыльный столбик качнулся в ответ.
      Шеф-редактор послал за Перкинсом.
      — Слушай, Пит, — сказал он, решительно хлопнув по пачке исписанных листов, лежавших перед ним, — задумка у тебя была неплохая, но… хотел бы я увидеть хоть парочку твоих статей, написанных не в пивной.
      Перкинс взглянул на лежащую перед ним газетную полосу.
       Наш прекрасный город
       Питер Перкинс
       СВИСТНИ НА ВЕТЕР
       Прогулка по улицам нашего города всегда полна неожиданностей, а порой и приключений. Прокладывать путь приходится среди самого разного мусора, осколков посуды, мятых сигаретных пачек и прочих малопривлекательных предметов, которыми пестрят тротуары города. В это время в лицо нам летят сувениры в виде конфетти от давно прошедшего праздника, истлевшие листья и другая труха, которая под воздействием непогоды утратила свой первоначальный вид и не поддается опознанию. Правда, я всегда был уверен: самое тщательное знакомство с сокровищами наших улиц не может обогатить вас реликвией более чем семилетней давности…
      Дальше шел рассказ о смерчике, который почти столетие таскает по улицам ставшую антикварной газету. Кончалась заметка вызовом в адрес других городов страны — могут ли они похвастать чем-либо подобным?
      — Разве это так плохо? — осведомился Перкинс.
      — Это прекрасная идея — пошуметь о грязи на улицах, Пит, но материал должен быть обоснован. Перкинс наклонился над столом.
      — Шеф, он полностью обоснован.
      — Не глупи, Пит.
      — Он говорит — не глупи. Ну, ладно… — и Перкинс положил перед редактором обстоятельный отчет о Китти и о газете 1898 года.
      — Пит, должно быть, ты крепко хватил в этот день.
      — Только томатного сока. У меня в тот самый день так схватило сердце, что думал — отдам концы.
      — А как насчет вчерашнего дня? Могу ручаться, этот… смерчик явился в бар вместе с тобой.
      Перкинс с достоинством выпрямился:
      — Однако таковы факты.
      — Успокойся, Пит. Я ничего не имею против того, как ты пишешь, но фактов должно быть больше. Раскопай данные о поденщиках, узнай, сколько им платят за очистку улиц, сравни с другими городами…
      — И кто будет читать эту тягомотину? Пойдем спустимся по улице вместе со мной. И я тебе покажу истинные факты. Подожди только минуту — я приглашу фотографа.
      Через двадцать минут Перкинс уже знакомил шефредактора и Кларенса В. Уимса с Паппи. Кларенс стал готовить камеру.
      — Щелкнуть?
      — Обожди, Кларенс. Паппи, можешь ты попросить Китти притащить нам ту музейную штуку?
      — Конечно, — старик посмотрел вверх и свистнул. — Эй, Китти! Иди к Паппи. — Над их головами пролетело несколько пустых жестянок, охапка листьев, и к ногам легло несколько обрывков газет. Перкинс посмотрел на них.
      — Но здесь нет того, что нам нужно, — удрученно сказал он.
      — Сейчас она притащит, — Паппи сделал движение вперед, и смерчик обхватил его. Они видели, как шевелятся губы Паппи, но слов не разобрали.
      — Щелкнуть? — спросил Кларенс.
      — Пока нет.
      Смерчик поднялся вверх и исчез где-то меж крыш соседних зданий. Шеф-редактор открыл было рот, но снова закрыл его.
      Китти скоро вернулась. Она притащила много разного хлама, и среди всего прочего был и тот самый газетный лист.
      — Вот теперь щелкай, Кларенс!
      — Щелкай, пока она висит в воздухе!
      — Раз — и готово — отозвался Кларенс, вскидывая камеру. — Сдай чуть назад и подержи ее так, — сказал он, обращаясь к смерчику.
      Китти помедлила, потом легко качнулась назад.
      — Осторожненько развернись, Китти, — добавил Паппи, — и поверни листик. Нет, нет, не так — другим концом кверху.
      Газета развернулась и медленно проплыла мимо них, демонстрируя заголовок.
      — Поймал? — осведомился Перкинс.
      — Раз — и готово, — сказал Кларенс. — Все? — спросил он у шеф-редактора.
      — М-м-м… я думаю, что все.
      — О'кей, — сказал Кларенс, захлопнул камеру и исчез.
      Редактор вздохнул.
      — Джентльмены, — сказал он, — я думаю, надо выпить.
      Даже после четырех рюмок спор между Перкинсом и редактором не затих. Паппи это надоело, и он ушел.
      — Не будьте идиотом, босс, — говорил Пит. — Вы же не можете печатать статью о живом смерче. Вас же засмеет весь город.
      Шеф-редактор Гейне гордо выпрямился.
      — Таково правило «Форума» — печатать абсолютно все новости, ничего не скрывая. Раз это новость — мы ее публикуем. — Он несколько расслабился. — Эй! Официант! Повторить — и поменьше содовой.
      — Но это невозможно с научной точки зрения.
      — Ты же все видел своими глазами!
      — Да, но…
      — Мы обратимся в Смитсоновский институт с просьбой провести расследование.
      — Они поднимут нас на смех, — продолжал настаивать Перкинс. — Ты когда-нибудь слышал о массовом гипнозе?
      — Это не аргумент, тем более, что Кларенс тоже его видел.
      — При чем здесь Кларенс?
      — При том, что надо иметь, что гипнотизировать.
      — С чего ты взял, что у Кларенса нет мозгов?
      — Попробуй опровергнуть меня.
      — Ну, во-первых, он живое существо — значит, он должен иметь хоть какие-то мозги.
      — Как раз об этом я и говорю — эта воздушная штука тоже живая, она двигается; значит, у нее есть мозги. Перкинс, если эти яйцеголовые из Смитсоновского института будут настаивать, что это антинаучно, помни, что за тобой стоят «Форум» и я. Ни шагу назад!
      — А вдруг?..
      — Никаких вдруг! А теперь отправляйся на стоянку и возьми интервью у этого торнадо.
      — Ты же все равно не будешь меня печатать.
      — Кто не будет тебя печатать? Я изничтожу его на корню! Отправляйся, Пит. Давно пора взорвать этот город и распылить по ветру. Хватит разговоров! На первую полосу! За дело! — Он напялил на себя шляпу Пита и поспешил в туалет.
      Расположившись за столом, Пит поставил рядом с собой термос с кофе, банку томатного сока и положил вечерний выпуск газеты.
      Под снимками Киттиных забав, разверстанными на четырех колонках, помещалась его статья. Надпись над жирной 18-пунктовой линейкой указывала: "СМОТРИ РЕДАКЦИОННУЮ ПОЛОСУ, СТР. 12". На 12-й странице над такой же черной линейкой значилось: "ЧИТАЙТЕ "НАШ ПРЕКРАСНЫЙ ГОРОД" на стр. I":.
      Но он прочел только заголовок: "ГОСПОДИНА МЭРА — В ОТСТАВКУ!!!"
      Пробежав нижеследующие строки, Пит прищелкнул языком.
      "Затхлый душок — символ духовной заплесневелости, притаившейся в темных углах нашей мэрии, приобрел размеры циклона и указывает на то, что давно пора вымести на свалку администрацию, погрязшую во взяточничестве и бесстыдстве".
      Далее издатель указывал на то, что контракт на уборку улиц и вывозку мусора был вручен деверю мэра, но что Китти, смерчик, прогуливающийся по городским улицам, сможет сделать эту работу и дешевле и лучше.
      Зазвонил телефон. Пит поднял трубку:
      — О'кей, начало положено…
      — Пит… это ты? — прорезался голос Паппи. — Они тащат меня в участок.
      — Чего ради?
      — Они обвиняют Китти в нарушении общественного спокойствия.
      — Сейчас буду.
      Он вытащил Кларенса из отдела иллюстраций, и они поспешили в полицейский участок. Перкинс решительно вошел внутрь. Паппи сидел там под надзором лейтенанта, вид у него был довольно обескураженный.
      — Что тут случилось? — спросил репортер, тыкая пальцем в Паппи.
      — Щелкнуть? — спросил Кларенс.
      — Пока подожди. Меня интересуют новости, Дамброски — я думаю, вы помните, что я сотрудник газеты. Так за что задержан этот человек?
      — Неподчинение полицейскому при исполнении последним служебных обязанностей.
      — Это правда, Паппи?
      На лице у старика было написано отвращение ко всему происходящему.
      — Этот тип, — он указал на одного из полисменов, — пришел на мою стоянку и попытался забрать у Китти ее любимую бумажку — рекламу сигарет. Я сказал ему, чтобы он оставил ее в покое. Тогда он замахнулся на меня дубинкой и приказал, чтобы я забрал у Китти эту бумажку сам. А я сказал ему, куда он может засунуть свою дубинку. — Паппи пожал плечами. — И вот я здесь.
      — Понятно, — сказал Перкинс и повернулся к Дамброски. — Вам звонили из мэрии, не так ли? Поэтому вы послали Дюгана на это грязное дело. Единственное, чего я не понимаю, — это почему именно Дюгана. Говорят, он так глуп, что вы даже не позволяете ему собирать взятки на его участке.
      — Это ложь! — вмешался Дюган. — Я их сам собираю…
      — Заткнись, Дюган! — рявкнул его начальник. — Видите ли, Перкинс… вам лучше покинуть помещение. Здесь нет ничего интересного для вас.
      — Ничего интересного? — мягко переспросил Перкинс. — Полицейские пытаются арестовать смерч, и вы говорите, что нет ничего интересного?
      — Щелкнуть? — спросил Кларенс.
      — Никто не пытался арестовать смерч! А теперь убирайтесь!
      — Тогда почему вы обвиняете Паппи в неподчинении полицейскому? Чем Дюган там занимался — ловил бабочек?
      — Сторож не обвиняется в неподчинении полицейскому.
      — Ах, не обвиняется? Тогда какой же параграф вы хотите на него повесить?
      — Никакого… Мы просто хотим его спросить…
      — О, это уже интересно! Ему ничего не инкриминируют, нет ордера на арест, он ни в чем не обвиняется… Вы просто так хватаете гражданина и тащите его в участок. Стиль гестапо. — Перкинс повернулся к Паппи. — Ты не под арестом. Мой тебе совет — встать и выйти вон в ту дверь.
      Паппи приподнялся.
      — Эй! — лейтенант Дамброски подскочил на своем стуле, схватил Паппи за плечо и усадил его обратно.
      — Есть приказ. Ни с места…
      — Щелкай! — гаркнул Перкинс. Магниевая вспышка заставила всех застыть.
      — Кто пустил их сюда? Дюган, забрать камеру! — взъярился Дамбровски.
      — Раз — и готово! — сказал Кларенс, уворачиваядь от полицейского. Их движения напоминали танец на лугу. — Хватай его! — веселился Перкинс. — Вперед, Дюган. И главное — камеру, камеру. А я сейчас же принимаюсь писать: "Лейтенант полиции уничтожает свидетельства полицейской жестокости".
      — Что я должен делать, лейтенант? — взмолился Дюган.
      Дамброски с омерзением посмотрел на него.
      — Садись и прикрой физиономию. А вы, — обратился он к Перкинсу, — не пытайтесь публиковать эти снимки. Я вас предупреждаю.
      — О чем? Что я не должен танцевать с Дюганом? Идем, Паппи. Идем, Кларенс. — И они вышли.
      На следующий день в колонке "НАШ ПРЕКРАСНЫЙ ГОРОД" появилась очередная статья.
       "Мэрия затеяла генеральную чистку. Пока городские мусорщики предавались своей обычной сиесте, лейтенант Дамброски, действуя в соответствии с приказом, полученным из канцелярии Хиззонера, отправился на Третью авеню за нашим смерчиком. Но результаты рейда оказались плачевными: патрульному полицейскому Дюгану не удалось засунуть смерчик в машину для заключенных. Однако неустрашимый Дюган на этом не успокоился; он арестовал стоявшего поблизости гражданина, некоего Джеймса Меткалфа, сторожа автомобильной стоянки, по обвинению в соучастии. Соучастии кому — Дюган отказался уточнить, потому что всем известно, что соучастие — это штука довольно расплывчатая. Лейтенант Дамброски допросил арестованного. Можете полюбоваться на снимок. Лейтенант Дамброски весит 215 фунтов — без башмаков. Задержанный — 119 фунтов.
       Мораль: не болтайся под ногами, когда полиция ловит ветер.
       Р. S. Когда номер готовился к печати, смерчик все еще играл с антикварной редкостью — газетой 1898 года. Остановитесь на углу Мейн-стрит и Третьей авеню и посмотрите наверх. Только поторопитесь — Дамброски не будет медлить с арестом смерчика".
      На следующий день в колонке Пита продолжались уколы в адрес администрации.
       "Считаем своим долгом сообщить читателям, что в последнее время в Большом жюри не раз случался переполох в связи с исчезновением документов, пропадавших прежде, чем с ними кто-то успевал ознакомиться. Мы предлагаем мэрии кандидатуру Китти, нашего смерчика с Третьей авеню, на должность внештатного клерка, следящего за бумагами. Как известно, Китти отличается редкой аккуратностью; у нее ничего не пропадает. Ей остается только выдержать экзамен для поступающих на гражданскую службу, но, как показывает практика, его сдают и круглые идиоты.
       Но почему Китти должна ограничиваться столь низкооплачиваемой работой? Она отличается старательностью и исправно делает все, за что берется. И может ли кто-либо с полным основанием утверждать, что она менее квалифицированна, чем некоторые из отцов города!
       А не выдвинуть ли Китти в мэры? Она является идеальным кандидатом: весьма общительна, отличается упорядоченным мышлением, ходит только по кругу и никогда налево, она знает толк в наведении чистоты, так что у оппозиции не может быть к ней никаких претеизий.
       Кстати, мистер Хиззонер, так сколько же стоит подряд на уборку Гранд-авеню?
       Р. S. Китти все еще владеет газетой 1898 года. Приходите и полюбуйтесь на нее, пока еще наша полиция окончательно не запугала смерчик".
      Пит нашел Кларенса и поехал к стоянке. Она теперь была обнесена забором; человек у входа протянул им два билета, но от денег отмахнулся. За забором толпа людей обступила круг, в центре которого рядом с Паппи весело кружилась Китти. Они пробились к старику.
      — Вот как ты теперь зарабатываешь деньги!
      — Мог бы, но я этим не занимаюсь. Они хотели меня прикрыть. Предложили мне заплатить налог в 50 долларов на карнавалы и шествия, а также почтовый сбор. Поэтому я отделался от билетов и даю их только для контроля.
      — Не огорчайся, мы их еще заставим попрыгать.
      — Это еще не все. Сегодня утром они попытались захватить Китти.
      — Ну?! Кто? Как?
      — Копы, Они приехали сюда с такой большой машиной, ну, знаешь, которой вентилируют подвалы, ночлежки, чердаки. Развернули ее и включили всасывающее устройство. Они думали всосать внутрь или Китти, или то, чем она играет.
      Пит присвистнул.
      — Ты должен был вызвать меня.
      — Зачем? Я предупредил Китти. Она куда-то спрятала эту газету времен испанской войны и вернулась обратно. Ей понравилось. Она проскакивала сквозь эту машину раз шесть, словно в ручеек играла. Пролетала сквозь нее и выпрыгивала такая бодрая, что я только диву давался. В последний раз она сорвала фуражку с сержанта Янцеля, пропустила через машину и выплюнула ее в таком виде… Ну, они тоже плюнули и уехали.
      Пит засмеялся.
      — Ты все же должен был бы позвать меня. Кларенс сделал бы отличный снимок.
      — А я что, раз — и готово, — сказал Кларенс.
      — Что? Ты был здесь сегодня утром?
      — Конечно.
      — Кларенс, дорогой, смысл новостей в том, чтобы как можно скорее их печатать, а не разыскивать в отделе иллюстраций.
      — Все на твоем столе, — безмятежно сообщил Кларенс.
      — М-да… Ладно, переключимся на другую тему. Паппи, я задумал кое-какую петрушку.
      — Почему бы и нет?
      — Хочу основать здесь штаб-квартиру кампании по выбору Китти в мэры. Над стоянкой из угла в угол натянем плакат, чтобы его было видно со всех сторон. Он будет здесь очентз кстати, а у входа будут стоять симпатичные девочки. — Пит показал головой, где именно они будут стоять.
      Сзади него уже командовал сержант Янцель.
      — Отлично, отлично! — давал он указания. — Двигай! Очистить здесь!
      Вместе с тремя сопровождающими он вытеснял людей за пределы стоянки. Пит подошел к нему.
      — Что происходит, Янцель?
      Янцель оглянулся.
      — О, это вы? Ну что же, и вас попрошу… Мы должны очистить это место. Срочный приказ.
      Пит посмотрел через плечо.
      — Попроси Китти убраться в другое место, Паппи, — приказал он. — Кларенс, щелкни!
      — Раз — и готово, — сказал Кларенс.
      — О'кей, — ответил Пит. — А теперь, Янцель, объясните мне толком, что тут происходит.
      — Хитер, парень. Но лучше бы вам и вашему напарнику убраться отсюда, если хотите сохранить головы на плечах. Мы готовим базуку.
      — Готовите что? — Питер обернулся и недоверчиво посмотрел на патрульную машину. Действительно, двое полицейских уже вытаскивали из нее базуку. — Готовься к бою, — сказал он Кларенсу.
      — Что мне, раз — и готов, — сказал Кларенс.
      — И перестань чавкать жевательной резинкой. Послушайте, Янцель, я же все-таки газетчик. Объясните, Христа ради, что вы собираетесь делать?
      — Походите и подумайте, — Янцель отвернулся от него. — Все в порядке? Внимание! Приготовиться! Огонь!
      Один из копов посмотрел вверх:
      — По кому, сержант?
      — Я думал, у тебя хватит ума сообразить — по смерчу, конечно.
      Паппи высунулся из-за плеча Пита:
      — Что они делают?
      — Кажется, я начинаю догадываться. Паппи, попроси Китти убраться с глаз долой — я думаю, они собираются загнать ей ракету в глотку. Это может нарушить ее динамическое равновесие или как-то повредить ей.
      — Китти в безопасности. Я посоветовал ей спрятаться. Пит, они, должно быть, полные идиоты.
      — А в каком законе сказано, что коп должен быть в здравом уме при исполнении обязанностей?
      — По какому смерчу, сержант? — спросил наводчик.
      Янцель начал возбужденно объяснять ему, но затем отменил все свои указания, когда убедился, что в поле зрения нет никакого смерча.
      — Это ты убрал свой смерч?! — обернулся он к Паппи. — Ты! — гаркнул он. — Немедленно верни его!
      Пит вытащил блокнот.
      — Вот это уже интересно, Янцель. Не ваши ли профессиональные знания позволяют вам отдавать приказания смерчу, будто он дрессированная собака? И какова на этот счет официальная позиция полицейского управления?
      — Я… Комментариев не будет. Прекратите, или я прикажу вас вывести.
      — Не сомневаюсь. Но вы установили своего клоподава так, что осколки пролетят сквозь смерч и закончат свой путь не иначе, как на крыше мэрии. Скажите, является ли это частью заговора с целью убить Хинззонера?
      Янцель резко обернулся и проследил взглядом воображаемую траекторию.
      — Эй, оттащите ее оттуда! — заорал он. — Разверните ее в другую сторону! Вы что, хотите пришибить мэра?
      — Вот это уже лучше, — сказал Пит сержанту. — Теперь они могут потренироваться на Первом национальном банке. Но я больше не могу ждать.
      Янцелю пришлось снова оценивать ситуацию.
      — Направьте ее в безопасную сторону, — приказал он. — Неужели я должен за всех вас думать?
      — Но, сержант…
      — Что еще?
      — Это же вы указали направление. И мы готовы к стрельбе.
      Пит посмотрел на них.
      — Кларенс, — вздохнул он, — пойди пройдись и сделай снимок, как они втаскивают эту штуку обратно в машину. Это произойдет минут через пять. Мы с Паппи будем в гриль-баре. Постарайся, чтобы физиономия Янцеля попала в кадр.
      — Что мне, раз — и готово, — отозвался Кларенс.
      Новая публикация под рубрикой "НАШ ПРЕКРАСНЫЙ ГОРОД" занимала три колонки и была озаглавлена: "Полиция объявляет войну смерчику". Пит взял номер газеты и поехал на стоянку, чтобы показать статью Паппи.
      Его там не было. Отсутствовала и Китти. Пит порыскал по закоулкам, сунул нос в сторожку и в бар. Никаких следов.
      "Не иначе, Паппи пошел за покупками или отправился в кино", — подумал Пит и вернулся обратно в редакцию. Сев за стол, он было попытался набросать начало завтрашней колонки, но скомкал бумагу и пошел в отдел иллюстраций.
      — Эй! Кларенс! Ты сегодня был на стоянке?
      — Не-а.
      — Паппи исчез.
      — Чего ради?
      — Пошли. Мы должны его разыскать.
      — Зачем? — спросил Кларенс, но тут же схватился за камеру. Стоянка была по-прежнему пустынна — ни Паппи, ни Китти, ни даже малейшего дуновения ветерка. Пит повернулся.
      — Слушай, Кларенс, сегодня хорошо снимать?
      Кларенс поднял камеру и прицелился в небо.
      — Нет, — сказал он. — Света маловато. Но там что-то есть…
      — Что?