- Ладно, насчет Жискара все ясно, - махнула рукой Рэнсом. - Но ты лишь объяснил мне, кто сейчас не является вторым кандидатом. А вопрос был о другом.
      - Прости, я отвлекся, - извинился Сен-Жюст. - Отвечаю на твой вопрос: единственным настоящим конкурентом МакКвин остается Томас Тейсман. Он значительно моложе ее, но является единственным флаг-офицером, выкарабкавшимся из операции "Кинжал" с репутацией настоящего воина, да и в битве за Звезду Тревора, прежде чем мы отозвали его оттуда, проявил себя наилучшим образом. При Сибринге он одержал одну из весьма немногих наших побед, но, хотя весь Флот видит в нем выдающегося тактика и стратега, этот малый настолько осторожен, что всегда и везде проявляет полнейшую аполитичность.
      - Это что, недостаток? - удивилась Рэнсом.
      - Ты теряешь хватку, Корделия, - мягко укорил ее Пьер, покачав головой. - Подобная аполитичность может объясняться только одним, и уж всяко не любовью к нам. Возможно, он и вправду предпочитает не ввязываться в более чем рискованную политическую игру, но умный человек - а флотоводец с таким послужным списком не может быть дураком! - при желании нашел бы не слишком бросающийся в глаза способ уверить нас в своей лояльности.
      - Его комиссар придерживается той же точки зрения, - вставил Сен-Жюст. - Из донесений гражданина Ле Пика следует, что как гражданин и человек Тейсман заслуживает восхищения. Он, безусловно, предан Республике, однако - и на сей счет комиссар предупреждает нас особо - в нашей политике его устраивает далеко не все. Адмиралу хватает осмотрительности этого не афишировать, но комиссар - человек наблюдательный.
      - Понятно, - пробормотала Рэнсом, заметно помрачнев.
      - Так или иначе, - Пьер поспешил продолжить разговор, чтобы она не успела дать волю своей подозрительности, - Тейсман вполне сгодился бы на роль Брута, но нам сейчас нужен Кассий. Честолюбие МакКвин может, конечно, сделать ее опасной, но амбициозный человек более предсказуем, нежели принципиальный.
      - С этим не поспоришь, - буркнула Корделия, хмуро глядя на стол, но, поразмыслив, уступила. - Ладно, Роб. Я понимаю, что вы с Оскаром твердо решили протолкнуть эту особу в Комитет, как бы я ни артачилась. Кроме того, не могу не признать, что некоторые ваши доводы не лишены смысла. Однако настоятельно призываю не спускать с нее глаз. Чего нам точно не надо, так это военного переворота, возглавляемого амбициозным адмиралом!
      - Это было бы все равно, что подложить гранату под собственный стул, согласился Пьер.
      - Но как бы мы ни решили вопрос с МакКвин, - продолжила Рэнсом, - меня беспокоит услышанное о Тейсмане. Как я понимаю, едва МакКвин превратится в действующего политика, он останется лучшим на Флоте и самым уважаемым товарищами строевым офицером?
      Сен-Жюст кивнул, и она нахмурилась еще сильнее.
      - В таком случае, полагаю, не помешало бы присмотреться к гражданину адмиралу Тейсману особо.
      - "Особо" в том смысле, что ты хочешь заняться этим сама? - словно бы мимоходом спросил Пьер.
      - Может быть, - ответила Рэнсом и задумчиво пощипала нижнюю губу. - Он сейчас на Барнетте?
      - Да, - подтвердил Оскар. - В должности командира системы. Базу "ДюКвесин" мы могли доверить только отличному флотоводцу.
      Рэнсом понимающе кивнула. Захват Мантикорским Альянсом Звезды Тревора позволил противнику вклиниться между самим сердцем Народной Республики и системой Барнетта, однако мощная инфраструктура базы ДюКвесин в сочетании с другими опорными пунктами позволяла сохранить оборонительный потенциал. Системе Барнетта изначально отводилась роль плацдарма, откуда развернется неизбежная война против Мантикоры, и режим Законодателей потратил двадцать стандартных лет на приспособление ее именно для военных целей. Возможно, монти предпочли бы не лезть в укрепленный сектор пространства и дождаться, пока эта ветвь на древе Республики отсохнет сама собой, но они не могли себе позволить оставить подобную звездную твердыню у себя в тылу. В отличие от древних морских парусников звездные корабли практически не рисковали оказаться перехваченными. Для того чтобы перебросить на Барнетт подкрепления (а то и свежие силы для наступления) окружными путями, требовалось время, однако это было возможно.
      Проблема заключалась в том, что монти имели возможность оказаться там гораздо быстрее. Пока Народный Флот сражался с их Шестым флотом за Звезду Тревора, остальные силы Альянса, воспользовавшись ситуацией, прибрали к рукам передовые базы Тредвей, Солвей и Матиас. Это и само по себе было плохо, так еще и все оборудование и вооружение досталось им практически нетронутым. Больше того, для них открылся выход к юго-восточному флангу Барнетта... и это не говоря уже о потере Звезды Тревора. С захватом Тревора Королевский Флот Мантикоры обрел контроль над всеми терминалами Сети, из чего следовало, что конвои (и оперативные соединения) могут перемещаться непосредственно от двойной системы Мантикоры к Звезде Тревора и атаковать Барнетт с севера.
      Из этого следовало, что Барнетт обречен. Однако битва за Звезду Тревора истощила и победителей. Должно было пройти некоторое время, прежде чем они, перегруппировавшись и зализав раны, перейдут в новое наступление. А поскольку именно Барнетт мог отвлечь их от сердца Республики и удержать на дальних рубежах, обеспечение долгосрочной обороны системы приобретало особое значение. А обороняться долго и эффективно система могла лишь под умелым командованием.
      - Судя по тому, что я слышала, он не склонен пороть горячку, - сказала Рэнсом, а когда Пьер кивнул, продолжила: - В таком случае мне, пожалуй, стоит наведаться туда самой. В конце концов, Комитету по открытой информации, так или иначе, придется освещать то, что там произойдет. И если этот адмирал окажется неблагонадежным, никто не помешает нам оставить его там... а со временем создать эпическое повествование о его геройской гибели в отчаянном, безнадежном бою с несчетными мантикорскими ордами. Или что-то в этом роде.
      - Но имей в виду, - предостерег Сен-Жюст, - списать его со счетов можно будет лишь в том случае, если окажется, что Ле Пик просмотрел нечто очень серьезное. Он слишком для нас ценен.
      - Оскар, - скривилась Рэнсом, - по-моему, для шефа секретной службы ты чересчур щепетилен и мягкосердечен. Следует помнить: "нет человека - нет проблемы". Мертвец ничем не угрожает. Вот пользу он принести может, да еще какую. Если твоему хваленому Флоту в очередной раз всыплют по заднице, мертвый герой окажется стократ полезнее и нужнее живого. Кроме того, меня всегда забавлял процесс извлечения максимальной пропагандистской пользы из потенциально вредных и опасных явлений.
      При этих словах на ее лице появилась плотоядная улыбка, наводившая страх даже на Сен-Жюста. Пьер пожал плечами: относительно ценности Тейсмана Оскар был прав, и глава Комитета не собирался списывать нужного человека просто так. С другой стороны, если Корделии так уж приспичит добавить голову Тейсмана к уже имеющейся коллекции, можно и уступить - в обмен на полную поддержку ею кандидатуры МакКвин. Но говорить ей об этом в любом случае не стоит.
      - Дорога в один конец займет у тебя три недели, - заметил он. - Можешь ты позволить себе отлучиться с Хевена на столь долгий срок?
      - А почему бы и нет, - ответила она. - Ты ведь не собираешься в ближайшие два месяца собирать Комитет в полном составе, не так ли?
      Он покачал головой, и Рэнсом пожала плечами:
      - В таком случае мой голос в Комитете вам с Оскаром не понадобится, а я заберу с собой "Цепеш" в качестве мобильного пункта управления. Никто не утверждал, что все агитационные и пропагандистские идеи должны рождаться только на Хевене и отсюда распространяться по всей Республике. С текущими делами справится и мой заместитель, а серьезные материалы мы будем готовить на борту "Цепеша". Кстати, мы можем сбрасывать готовый материал прямо в периферийные сети: направление распространения информации значения не имеет.
      - Дело твое, - мягко сказал Пьер, немного помолчав. - Раз ты считаешь, что сможешь управлять своим Комитетом с борта крейсера, значит, так оно и есть. Мы, я думаю, сможем обойтись некоторое время и без тебя. Главное, прихвати с собой надлежащую охрану.
      - Прихвачу, можешь быть спокоен, - заверила его Рэнсом. - Но главное это персонал и аппаратура: мы сделаем прекрасную передачу, которую пустим в эфир после того, как система падет. Думаю, это как раз тот случай, когда военное поражение сможет обернуться для нас блестящей пропагандистской победой. В этом смысле, потеряв базу, мы, пожалуй, приобретем больше, чем если бы ее отстояли.
      Глава 1
      Уровень пыли в атмосфере сегодня заметно подскочил. Концентрация была недостаточно высокой, чтобы побеспокоить уроженцев Грейсона, почти за тысячу лет успевших адаптироваться к родной природе, но выходцы с других планет - с меньшим содержанием тяжелых металлов - воспринимали это явление иначе.
      Хэмиш Александер, Зеленый адмирал КФМ, тринадцатый граф Белой Гавани и командующий Восьмым флотом, родился на Мантикоре, планете, являвшейся центром одноименного Звездного Королевства, и к здешнему климату привычен не был. Граф прекрасно понимал, что, будучи единственным из собравшихся на посадочной площадке, кто надел дыхательную маску, он явно привлекает к себе внимание, однако длительная служба на Флоте приучила его относиться к опасностям, обусловленным окружающей средой, со здоровым уважением. Если для того, чтобы не наглотаться свинца и кадмия, приходится выглядеть белой вороной, то так тому и быть.
      Впрочем, адмирал выделялся среди собравшихся не только маской, но и черным с золотом мундиром Королевского Флота Мантикоры. Более половины его спутников были в гражданской одежде - две женщины носили юбки, достигающие лодыжек, и длинные жакеты, похожие на камзолы, - а остальные красовались в зеленых мундирах гвардии землевладельца Харрингтон или синей униформе грейсонского космофлота, причем тех и других было примерно поровну. Даже лейтенант Робардс, адъютант адмирала Александера, являлся уроженцем Грейсона. Поначалу это слегка смущало адмирала. Обычно он встречался с представителями союзных флотов дома, в Звездном Королевстве, а не на их родной земле, однако он быстро освоился с новым порядком вещей и вынужден был признать, что он вполне осмыслен. Восьмому флоту предстояло стать первым из флотов Альянса, в котором мантикорские корабли не будут составлять большинство. С учетом "старшинства" КФМ назначение адмирала с Мантикоры командующим споров не вызывало, но тот факт, что две трети включенных в состав нового формирования звездных кораблей принадлежали стремительно растущему ГКФ и меньшему по своим размерам флоту Эревонского союза, делал совершенно логичным размещение штаба формирующегося Восьмого флота на Грейсоне. Последние полтора месяца Белая Гавань (в качестве командующего) занимался вопросами организации нового соединения.
      То, с чем он встретился на этой планете по ходу дела, в целом производило сложное впечатление. Быстрый рост грейсонского флота вызвал острую нехватку офицеров и как следствие заполнение свободных вакансий мантикорцами. Примерно двенадцать процентов командных должностей занимали выходцы с Мантикоры. Грейсонские командиры эскадр и оперативных соединений понимали, что многие подчиненные им офицеры заняли свои посты, не имея достаточного опыта, и во избежание упущений изводили их муштрой и постоянной опекой. Адмирал был сторонником мантикорской традиции, предоставлявшей каждому офицеру широкую самостоятельность в пределах его должностной компетенции, однако готов был признать, что для молодого, находящегося в процессе становления флота избыток контроля лучше, чем недостаток. Возможно, маневрам грейсонского флота недоставало гибкости, но зато ему не приходилось сталкиваться с расхлябанностью и уж тем более с непониманием или неверным истолкованием приказов.
      С точки зрения графа, грейсонские адмиралы могли бы оставить своим людям больше простора для инициативы, но он не мог не восхищаться тем, что командование стремилось проводить учения не на компьютерных тренажерах, а в условиях, приближенных к боевым, и не скупилось на боеприпасы для учебных стрельб. В Королевском Флоте такой подход всячески приветствовали, однако на практике Адмиралтейство Мантикоры вынуждено было чуть ли не зубами вырывать у парламента необходимые ассигнования, тогда как гранд-адмирал Мэтьюс, Верховный главнокомандующий грейсонским космическим флотом, пользовался полной поддержкой и Протектора Бенджамина, и подавляющего большинства как Конклава землевладельцев, так и Палаты поселенцев. Возможно, это объяснялось тем фактом, что за последние восемь стандартных лет боевые действия четырежды разворачивались вблизи звезды Ельцина, тогда как к двойной системе Мантикоры ни один враг не прорывался уже два столетия, однако, с точки зрения адмирала, столь широкой общественной поддержке здешний флот был во многом обязан женщине. Той самой, которую и встречали сейчас на посадочной площадке.
      Стоило Белой Гавани вспомнить о ней, как его губы вздрогнули, а холодные, под стать полярному льду, глаза блеснули. На Мантикоре дама Хонор, графиня Харрингтон, капитан первого ранга, числившаяся за штатом с половинным жалованьем, пользовалась репутацией особы вспыльчивой, неуправляемой и непредсказуемой; ее вывод за штат был связан с громким политическим скандалом. Однако здесь, на Ельцине, все обстояло иначе: она имела чин полного адмирала и занимала второй по значению пост в иерархии здешнего флота. Возведенная в сан землевладельца, она принадлежала к числу восьмидесяти высших феодальных правителей планеты, причем являлась самой богатой среди них, единственной среди них женщиной и единственным из ныне живущих кавалером Звезды Грейсона, что, кстати, давало ей еще и титул Защитника Протектора. Но главное, эта женщина спасла звездную систему Ельцина от вражеского вторжения, и не единожды, а дважды. Самого графа Белой Гавани и флот, и народ Грейсона высоко чтили как флотоводца, выигравшего Третье сражение при Ельцине, однако при всем том он оставался для них "иностранцем". А вот Хонор Харрингтон мало того что стала своей, но, возможно даже не подозревая об этом, стяжала славу чуть ли не святой покровительницы их флота.
      Скорее, и впрямь не подозревая, рассудил Александер. Ей бы такое просто в голову не пришло. Однако все мантикорцы, служившие в космофлоте Грейсона, были в курсе дела. Центральную концепцию обучения ГКФ составляли фразы "дама Хонор сказала" и "дама Хонор сделала бы так". Обожание, с которым весь Флот воспринимал приказы одной-единственной, пусть даже весьма компетентной женщины, могло бы насторожить, не будь эта женщина напрочь лишена склонности к самообольщению и самолюбованию. И каким-то образом, - Хэмиш понятия не имел, каким именно - ей удалось привить Флоту и эту особенность своего мировосприятия. За что граф был ей глубоко признателен.
      Конечно, грейсонский космический флот предоставил ей куда большую свободу действий, нежели Адмиралтейство Мантикоры давало когда-либо хоть одному королевскому адмиралу, однако этот факт ничуть не умалял ее достижений. Гранд-адмирал Мэтьюс признался Александеру, что чуть ли не силком затянул ее на службу, чтобы получить возможность эксплуатировать ее знания и опыт. Граф отнесся к признанию с пониманием: Королевский Флот Мантикоры славился высоким профессионализмом своих офицеров, а Хонор при всех связанных с ее именем скандалах и политических проблемах занимала место среди лучших из лучших. Для любого флота, а уж тем более пребывающего в процессе становления подобная фигура являлась настоящей находкой. При этом она, как полагал Белая Гавань, не представляла себе, какое влияние оказали на Грейсон ее личность и ее мировосприятие. Местные жители с такой готовностью воспринимали ее идеи, что ей самой, должно быть, казалось, будто это она приноравливается к их философии. Так или иначе, даже понимая, как это вышло, граф не мог не удивляться тому, что по иронии судьбы грейсонский космофлот в некоторых отношениях оказался ближе к мантикорскому идеалу флота, чем собственно Королевский Флот.
      А кроме того, он не мог не признать, что этот Флот открыл новые перспективы для самой Харрингтон, да и ему позволил взглянуть на нее по-ново. Адмирал знавал проходимцев и лизоблюдов, делавших неплохую карьеру, прилепившись к удачливому, толковому офицеру; знавал и искренних почитателей, безоглядно следовавших за своим кумиром. На Грейсоне, в том числе и среди верных последователей Хонор, попадались и те, и другие, однако женщина-иностранка, не только вписавшаяся в теократическое патриархальное общество, но и снискавшая поддержку абсолютно разных людей традиционалистов (вроде лорда-регента лена Харрингтон Говарда Клинкскейлса), реформаторов (возглавляемых монархом планеты, Протектором Бенджамином Девятым), клерикалов (подобных главе Церкви Освобожденного Человечества преподобному Иеремии Салливану), утонченных аристократов-политиков (во главе с канцлером Генри Прествиком) и даже бывших офицеров Народного Флота (к каковым относился нынешний адмирал грейсонского космофлота Альфредо Ю) - не могла не быть выдающейся личностью. Эту незаурядность Белая Гавань ощутил в Харрингтон еще при первой встрече, хотя тогда, после Второй битвы при Ельцине, ее терзали и физическая боль, и чувство вины. Кроме того, их разделяла существенная социальная и служебная дистанция. Теперь ситуация изменилась. На службе Грейсону она получила равное с ним воинское звание, а ее сан землевладельца, пусть и непривычный для Мантикоры, по местным меркам весил даже больше, чем его древний графский титул.
      Хэмишу Александеру незачем было кому-то завидовать. Один из немногих пэров, имевших прямой доступ к королеве, он пользовался заслуженной репутацией лучшего стратега Мантикорского Альянса и в этом отношении не уступал ни одному из ныне живущих флотоводцев. Не выказывая - или стараясь не выказывать - и намека на высокомерие, граф, однако, прекрасно знал себе цену и не считал нужным это скрывать. Однако при всех своих выдающихся личных качествах и дарованиях Александер отдавал себе отчет в том, что с первого дня службы имел перед большинством молодых офицеров колоссальное преимущество, обеспеченное знатным происхождением и связями семьи. Ничего этого - ни громкого имени, ни знакомств, ни богатства - у Хонор Харрингтон в начале ее карьеры не было, но здесь, на Грейсоне, она получила возможность показать, на что способна, и ее стремительный взлет не мог оставить равнодушным такого человека, как граф Белой Гавани.
      Эта женщина, которая была вдвое моложе Александера, сделала карьеру в ходе охватившей этот сектор галактики опустошительной войны. Схватка не на жизнь, а на смерть велась здесь без перерыва уже шесть стандартных лет, и ей, несмотря на недавние успехи Альянса, не было видно конца. В обществе, где успехи медицины обеспечивали продление жизни до трехсот лет, продвижение по службе осуществлялось прямо-таки с ледниковой медлительностью, и лишь предвоенное наращивание сил Королевского Флота позволило большинству офицеров не ставить крест на своих карьерных чаяниях, открыв перед ними перспективы, по крайней мере, лучшие, чем на флотах Солнечной Лиги. Война, само собой, расширила круг командных вакансий, ибо даже самые победоносные адмиралы смертны, а численность личного состава Флота с момента начала военных действий выросла втрое. В каких же чинах закончит войну - если, конечно, останется в живых - офицер с дарованиями Хонор Харрингтон? Какой след оставит она в истории? То, что место на скрижалях ей уже уготовано, не вызывало ни малейших сомнений у всех кроме нее самой, однако оставалось неясным, будут ли ее достоинства оценены и ее родным Флотом. И, наконец, как распорядится она достигнутым успехом, почетом и славой?
      Белая Гавань не мог не задаваться этими вопросами, хотя бы потому, что с прибытия в систему звезды Ельцина он оказался гостем Хонор. Она проявила естественное радушие, предоставив ему возможность обосноваться во Дворце Харрингтон, своей официальной резиденции, откуда во время пребывания землевладельца на Грейсоне осуществлялось управление поместьем. Это имело смысл хотя бы потому, что космодром Альвареса - главная планетарная база и месторасположение новейшего Центра тактического моделирования Бернарда Янакова - находился всего в тридцати минутах полета на аэромобиле. Каковы бы ни были предпочтения грейсонцев или самого графа Белой Гавани, но до полного ввода в строй большей части кораблей формируемого Восьмого флота обучение личного состава приходилось проводить главным образом на тренажерах, а стало быть, адмиралу не помешало бы постоянно жить неподалеку от учебного полигона. Кроме того, поселив его в своем доме - в то время как сама она вернулась ненадолго в Звездное Королевство, - Харрингтон как бы одобрила и санкционировала его отношения с грейсонским космофлотом. Он, возможно, в этом вовсе не нуждался, и уж во всяком случае Хонор ни о чем подобном даже не думала, но граф Белой Гавани был достаточно опытен и рассудителен, чтобы не отказываться от очевидных преимуществ.
      Однако, проживая в доме Хонор, где о его удобствах заботились ее слуги, постоянно общаясь с ее регентом, ее офицерами, ее телохранителями, адмирал невольно открывал для себя неожиданные стороны ее личности, которые, как ему сейчас казалось, и могли быть обнаружены лишь в отсутствие хозяйки дома. Он, проживший на свете девяносто два стандартных года и многое повидавший, не уставал удивляться фантастическим достижениям женщины, с которой ему и разговаривать-то случалось не больше дюжины раз. В определенном смысле он практически не знал ее, однако в другом успел узнать так хорошо, как очень немногих людей в своей жизни, и в глубине души неосознанно искал способ как-то примирить это противоречие.
      * * *
      Откинувшись в кресле бота, Хонор Харрингтон безуспешно пыталась спрятать улыбку, пока майор Эндрю Лафолле, заместитель командующего гвардией лена Харрингтон и командир ее личной охраны, сполз на пол и попытался втиснуться под сиденье.
      - Ясон, вылезай! - говорил он с мягким, как нельзя лучше подходящим для уговоров грейсонским произношением. - С минуты на минуту мы войдем в атмосферу. Ну, пожалуйста... зачем ты прячешься?
      Ответом ему было веселое мурлыканье. Офицер попытался протиснуться еще глубже, но чуть не застрял и, попятившись, сел на палубу. Его каштановые волосы были взъерошены, а сердитый блеск в серых глазах недвусмысленно указывал на то, что вздумавшему посмеяться над нынешним положением майора придется несладко. Впрочем, таковых поблизости не наблюдалось: остальные гвардейцы Харрингтон сосредоточенно, с восхитительно серьезными физиономиями смотрели в разные стороны.
      Покосившись на них с подозрением, Лафолле вздохнул, ухмыльнулся и перевел взгляд на свернувшуюся на сиденье рядом с Хонор стройную бело-коричневую пятнистую древесную кошку.
      - Не сочти за критику, - сказал он, - но, по-моему, выманивать его наружу следовало бы тебе.
      - А ведь он прав, Сэм, - заметила Хонор, улыбаясь, на щеке ее образовалась ямочка. - Ясон - твой сын, к тому же в отличие от майора ты помещаешься под сиденьем.
      Саманта вскинула на нее полыхающие зеленым огнем глаза и лениво зевнула, обнажив белые острые, как иглы, клыки. Две другие, меньшие по размерам кошачьи головки сонно поднялись над образованным свитым в кольцо маминым телом уютным гнездышком. Ласково уложив малышей обратно мягким движением лапы, кошка покосилась на лежавшего неподалеку крупного кремово-бежевого кота, и Хонор уловила слабый отголосок сложного ментального обмена. Никто из присутствовавших людей не мог бы сказать, что именно сказала Саманта своему другу, - на самом деле никто, кроме Хонор, даже не ощутил телепатического потока - однако сам факт общения стал очевиден для всех после того, как Нимиц вздохнул, дернул в знак согласия ушами и соскользнул на палубу.
      Используя все три пары конечностей, он протек вдоль прохода, устроился перед креслом, под которое тщетно пытался забраться Лафолле, положил подбородок на скрещенные передние лапы, устремил мечтательный взгляд под сиденье - и Хонор вновь ощутила эхо чужих мыслей. Более того, ей даже удалось разобрать, что отец одновременно восхищен и раздражен поведением самого энергичного из своих отпрысков.
      Насколько было известно Хонор, никто из людей не воспринимал мысли и чувства древесных котов с такой остротой, но, несмотря на это, суть ее связи с Нимицем оставалась для нее неясной. Она лишь понимала, что этот мысленный импульс совсем простенький... и неудивительно, учитывая что он обращен к котенку, которому еще не исполнилось и четырех месяцев.
      В течение нескольких секунд ничего не происходило: потом она уловила ответный импульс, представлявший собой некий отголосок ментального посыла Нимица. Джеймс МакГиннес, бессменный стюард Хонор, окрестил котенка Ясоном в ознаменование его пристрастия к странствиям и исследованиям, и Хонор прекрасно понимала, что малыш просто не мог не заглянуть под кресло. Наверное, ей было бы легче, окажись он не столь любознательным, однако этим свойством характера обладали все древесные коты. Во всяком случае молодые. Более того, все отпрыски Нимица и Саманты были наделены незаурядной страстью к путешествиям. Ясон просто был самым непоседливым из них, полностью оправдывая свое имя. Временами Хонор задавалась вопросом: как удается хоть кому-то из древесных котов достичь зрелости, если они все настолько любопытны в дикой природе? Впрочем эта семейка более не жила "в дикой природе" и все окружающие люди понимали, что за котятами нужно приглядывать.
      Сами коты тоже прекрасно все это понимали. В то время как Нимиц своей гибкой лапой извлекал Ясона из-под кресла, его бело-коричневая подруга ловила извивавшегося и выворачивавшегося Ахиллеса, братишку вышеназванного Ясона.
      Наблюдая за котами, Хонор вдруг спросила себя: осознает ли МакГиннес, какое это редкое зрелище для человеческих глаз? Древесные коты, принявшие людей, почти никогда не обзаводились собственными семьями. Если кошке случалось понести, она возвращалась к своему клану, и котят вне естественной среды Сфинкса практически никто не видел.
      Но Нимиц с Самантой повели себя совершенно неожиданно, и их решение озадачило не только Хонор, но и Королевский Флот. Поскольку те редкие случаи, когда беременные древесные кошки оказывались на кораблях, регламентировались специальными правилами, Хонор восемь месяцев назад, после возвращения из Силезской конфедерации, временно приписали к флоту метрополии, двойной системы Мантикоры.
      Эта мера одновременно ограждала Саманту от радиационной и других опасностей, связанных со службой в космосе, и позволяла ей находиться в непосредственной близости от Сфинкса, а стало быть, своего клана, или клана Нимица. Конечно, несколько сбивал с толку тот факт, что Саманта не приняла Хонор в полном смысле, но смерть принятого ею человека сделала Нимица и Хонор ее единственной семьей. Адмиралтейство сочло естественным предоставить Хонор положенный предродовой отпуск, тем более что это позволяло приписать ее на время "отпуска" к Комиссии по развитию вооружения. Ведь, в конце концов, только она могла снабдить Комиссию последними сведениями о том, как работают последние детища разработчиков: ведь она одна была единственным человеком, командовавшим эскадрой, состоявшей из наспех вооруженных транспортов. Удивительное дело, новые обязанности Хонор понравились.
      Правда, невзирая на все старания Флота удовлетворить все нужды древесной кошки, Саманта упрямо не вписывалась ни в какие шаблоны. Что, по сути, и не должно было удивлять: до сих пор, в отличие от котов, лишь немногие древесные кошки, хоть когда-либо принявшие человека, вообще покидали Сфинкс. Хонор предприняла небольшое исследование. Закона, регламентировавшего регистрацию приручения, не существовало и, следовательно, сведения содержащиеся в документах были не полны. Но так или иначе за пятьсот стандартных лет в истории фигурировало лишь восемь кошек, приручавших человека не работавшего рейнджером на Сфинксе... и в это число входила и Саманта. Следовательно, Хонор следовало бы догадаться, что Саманта вряд ли будет вести себя как обычная древесная кошка... хотя она все равно удивилась, узнав от Нимица, что Саманта хочет со всеми котятами перебраться на Грейсон - когда Нимиц вернется туда с Хонор.
      Не самая лучшая идея. Хонор и Нимицу предстояло вернуться к своим обязанностям на борту боевого корабля, что автоматически оставляло молодую маму с четырьмя шаловливыми котятами наедине с опасной окружающей средой, в какой не стоило оставаться и взрослому коту, не то что котенку. Хуже того, она и ее дети окажутся единственными представителями своего вида на планете, иными словами, ей не к кому будет обратиться за советом.
      Хонор попыталась довести эти соображения до Саманты и Нимица, и в том, что Нимиц ее беспокойство понял, не сомневалась. Но вот в том, что Нимиц сумел внушить ее ощущения Саманте, у нее уверенности не было. Правда, сомнения могли быть беспочвенными. Саманта выглядела совершенно беспечной.
      Лишь с большим опозданием, за неделю до отлета на Грейсон, Хонор задумалась о том, каким высоким авторитетом пользуется Саманта среди особей своего вида. Она была моложе Нимица, и Хонор полагала, что молодая кошка, принадлежащая к клану лишь "по браку", не может иметь особого влияния. Однако это мнение изменилось после того, когда к ее дверям прибыло сразу восемь представителей племени древесных котов, включая трех кошек старше Саманты.
      В ту пору она гостила в родительской усадьбе, построенной пятьсот лет назад на склонах Медных гор, и когда вся эта компания появилась у порога, просто не могла поверить своим глазам.
      Вначале ей вообще показалось фантасмагорией: прозвучал дверной звонок, МакГиннес отворил дверь, и в прихожую ввалилась целая кошачья орава. Нимиц и Саманта приветствовали новоприбывших довольным урчанием; выглядели они радушными хозяевами, встречающими долгожданных гостей. Не принять подобных гостей - такое просто не могло прийти никому в голову, и потому вскоре все восемь котов и кошек расположились на старом столе в гостиной. Нимиц мысленно напомнил Хонор, что неплохо бы представиться, а МакГиннес поспешил на кухню за сельдереем, любимым лакомством древесных котов.
      Гости отнеслись к знакомству с полной серьезностью, и хотя по обычаю не принято было присваивать коту имя до того, как он примет человека, Хонор пришлось отступить от традиции, чтобы хоть как-то ориентироваться в этой компании. Благодаря ее любви к военно-морской истории пятеро котов получили имена Нельсон, Того, Худ, Фаррагут и Хиппер, но вот с кошками оказалось сложнее. Хонор потребовалось несколько дней, чтобы подобрать имена, отражавшие их личность.