Вечная
      Слава
      Героям!
      Слава героям!
      Слава!!!
      …Что-то шевельнулось в темноте - с левого края эстрады. Все скорей угадали, чем увидел - чёрный сгусток, имевший форму человеческого силуэта. Странно холодный, безликий, но сильный голос прозвучал из тьмы:
      - Но зачем она им, эта слава - мёртвым?
      Для чего она им, эта слава, - павшим?
      Всё живое - спасшим.
      Себя - не спасшим.
      Для чего она им, эта слава, - мёртвым?..
      Если молнии в тучах заплещутся жарко и огромное небо от грома оглохнет, если крикнут все люди земного шара, - ни один из погибших даже не вздрогнет.
      Знаю: солнце в пустые глазницы не брызнет.
      Знаю: слава тяжёлых могил не откроет…
      …Резкий взмах во тьме - словно махнуло чёрное крыло. И девушка, ломаясь в поясе, упала на колени и спрятала в ладонях лицо. Круг золотистого тёплого света начал сужаться, тускнеть…
      Но вдруг - тьму полоснула золотая дорога! Раздались чёткие, уверенные шаги. Чернота брызнула в разные стороны, и человек в форме РНВ, подойдя, поднял с колен и обнял девушку, с надеждой повернувшую к нему лицо - и в тишину упали слова сильного юного голоса, в котором звенел металл:
      - …Но от имени сердца,
      От имени жизни повторяю:
      Вечная!
      Слава!
      Героям!
      И голос девушки вновь зазвучал:
      - И бессмертные гимны, прощальные гимны над бессонной Россией плывут величаво…
      Пусть не все герои, - те, кто погибли, - павшим
      Вечная слава!
      Вечная слава!..
      …Свет погас совсем. В темноте прозвучал звук колокола - размеренный и странный. Потом мужской голос, похожий на голос диктора ради военного времени, отчеканил:
      - Вспомним всех поимённо, горем вспомним своим…
      Это нужно - не мёртвым!
      Это надо - живым!
      Вспомним гордо и прямо погибших в борьбе…
      Есть великое право: забывать о себе!
      Есть высокое право: пожелать и посметь!..
      Стала
      Вечною Славой мгновенная смерть!
      Колокол умолк. Зажглись круги холодного голубоватого света. В них стояли люди в разной форме - чэзэбэшники, регулярные военные старой армии, ополченцы, интернационалисты, казаки… Молодые мужчины и женщины, юноши и девушки. Мальчишки и девчонки… Но форма лишь просвечивала сквозь накидки, похожие на саваны, и головы стоящих были опущены.
      Потом они разом подняли лица. Губы их не шевелились - но один за другим начинали звучать горькие, недоумённые голоса - казалось, над эстрадой, сталкиваясь, бьются людские мысли…
      - Разве погибнуть ты нам завещала,
      Родина?! - горько спрашивал молодой мужчина.
      - Жизнь обещала, любовь обещала,
      Родина… - тихо сказал девичий голос.
      - Разве для смерти рождаются дети,
      Родина?! - звоном взорвался крик мальчишки.
      - Разве хотела ты нашей смерти,
      Родина? - хрипловато произнёс ещё кто-то.
      …Страшный грохот заставил всех вздрогнуть. Голубоватый свет погас; его сменило сплошное кровавое свечение, и на заднем плане всплыли зубчатые руины города. Верещагин почувствовал, как по коже побежал мороз, на миг он подумал: боги, неужели всё заново?! Елена сжала руку мужа.
      Саваны полетели прочь. И зазвучали уже живые, настоящие голоса…
      - Помнишь - ударило пламя в небо слепое,
      Родина?! - спросил почти яростно парень.
      - Тихо сказала:
      "Вставайте на помощь…", -
      Родина! - почти прошептала девушка.
      - Славы никто у тебя не выпрашивал,
      Родина! - запальчиво и гордо сказал мальчишка.
      - Просто был выбор у каждого: я или
      Родина?.. - спокойно и уверенно подытожил немолодой мужчина.
      Золотые, серебряные и голубые лучи побежали по развалинам, стирая их вместе с тьмой и алым светом. Вновь появились девушка и тот парень, и они читали попеременно:
      - Самое лучшее и дорогое -
      Родина!
      - Горе твоё - это наше горе,
      Родина!
      - Правда твоя - это наша правда,
      Родина!
      - Слава твоя - это наша слава,
      Родина!
      Тишина лопнула и разлетелась в куски. Каждый в огромной толпе принял всё сказанное, как обращение лично к себе.
      - Старые стихи… - сказал Верещагин, когда шум вокруг утих - словно волны откатились обратно в море. - Кажется, Роберта Рождественского.
      - Ничего. Напишут ещё новые - и о нас. Уже пишут.
      - Да… Мне знаешь что жаль только?
      - Что?
      - Что люди забудут о Великой Отечественной… Я даже чувствую себя виноватым… перед ветеранами…
      Ларионов-старший не ответил. На сцене уже разыгрывалась постановка, посвящённая славянским странам, вошедшим в СССР. На фоне белорусского флага кряжистый усатый мужик пел под гитару - а сбоку от него мелькали кадры хроники времён войны - защита Минска, пограничное сражение, взятие Люблина…
      - На русском поле "Беларусь" Пахал и пил взахлеб соляру, Давал на сенокосах жару… Но в бак ему залили грусть. Потом в застенках гаража На скатах спущенных держали. Скребла его когтями ржа. И под капотом кони ржали. И сотни лошадиных сил Рвались на русские просторы. Он слышал дальние моторы И каплю топлива просил. Без плуга корчилась земля. Без урожая чахла пашня. Двуглавый герб-мутант на башнях Венчал двуличие Кремля.
      И, окружив славянский дом, Пылили натовские танки. Глобальной газовой атакой На Минск надвинулся "Бушпром". И встал мужик не с той ноги, Ко всем чертям отбросил стопку, Заправил "Беларусь" под пробку. К рулю качнулись рычаги. Советский гимн запел движок (Его другому не учили), И, повернув колеса чинно, Он небо выхлопом обжег. И через ноздри клапанов Втянув убитой пашни запах, Он, вздыбившись, повел на Запад Ряды железных табунов. И понеслись в последний бой Все "Беларуси" - белороссы.
      На подвиг малые колеса Вели большие за собой. И странно было всей Руси, Великой некогда и смелой, Вставать за малой Русью - Белой И верить: Господи, спаси! И через поле, через мать… Опять сошлись надежды в Бресте, Где сроду с Беларусью вместе России славу добывать. И честью пахаря клянусь, Что, на бинты порвав портянки, Тараном в натовские танки Влетит горящий "Беларусь".
      Люди зашумели.
      - Лука-а-а-а!!! - орал кто-то одурело. - Батько-о-о-о!!!
      Верещагин сказал:
      - А что ни говори, а воевали мы его оружием. По крайней мере - вначале. Жаль, что не его избрали Вождём.
      - Говорят, он сам отказался, - ответил Ларионов. - Смотри, Боже Васоевич. Сам приехал.
      Юный глава югославской Скупщины, смущённо улыбаясь, поднятой рукой пытался успокоить людское ликование.
      - Я буду говорить по-русски, - сказал он. - В конце концов, это заслуга русских - что есть моя страна, что у меня, в конце концов, целы ноги. Здравствуйте, братья…
 

***

 
      Где-то уже шумела стройка.
      По предрассветной почти пустой улице ветер гнал клочок бумаги.
      От водохранилища тянуло речной водой.
      Сидя на скамейке, Верещагин слушал Пашку Бессонова.
      - Ты знаешь - мне приснился странный сон.
      Смешной и страшный, путаный и длинный…
      Как будто я был вылеплен из глины
      И с жизнью человечьей разлучён…
      Как будто я нездешний, неземной,
      И будто крови нет во мне ни грамма,
      И будто кто-то гонится за мной,
      И будто нет тебя на свете, мама…
      Как будто бы чужую чью-то роль,
      Заставили играть в чужой квартире,
      А из всего, что было в этом мире,
      Остались одиночество и боль…
      И я не знал, где мне тебя искать…
      Но я искал, слезу сглотнув упрямо…
      Не страшно даже камню кровь отдать,
      Чтоб только ты ко мне вернулась, мама…
      И не пойму - во сне иль наяву
      Мне на плечи твоя рука ложится.
      Взаправдашние утренние птицы
      Вдруг радостно рванулись в синеву… (1.) - певец прихлопнул струны исцарапанной ладонью, покрытой ещё не сошедшим с лета загаром и тихо сказал, ни на кого не глядя:
      - Стихи В.Крапивина.
 
      Не бойся. Это сон. Это неправда…
      - Пашка, - спросил Верещагин, - скажи мне ты. Всё то, что мы потеряли. Все те, кто погиб. Это было не зря?
      - Димка верил, что не зря, - Пашка встал. - А значит - не зря, Олег Николаевич… Ну, я пойду. Хоть пару часов посплю. Вы заходите в отряд, он там же, только не в подвале, конечно.
      - Зайду, - сказал Верещагин и, откинувшись на спинку скамьи, закрыл глаза.
 

***

 
      А теперь я хочу обратиться к своим читателям. Я получил немало откликов (фу, какой казённый стиль…), где мне предлагалось превратить этот цикл рассказов в роман. Делать этого я не хочу. Не потому, что не могу, а потому, что - не хочу, и всё. Но я отдаю эту тему и её героев всем, кому пришлись по душе мои рассказы. Почти три года войны, в течении которой я описал лишь два десятка дней из первых восьми месяцев - это благодатный и обширный материал. Условие лишь одно: происходящее должно соответствовать концовке - вот этому рассказу. А так - если у кого-то вдруг появится желание - я ничего не буду иметь против. Если же ни у кого такого желания не появится - я тоже не обижусь. Мне вполне достаточно того, что эти рассказы читали…
 

С ДНЁМ ПОБЕДЫ!!!