4.4. Прокуратура заметает следы коробки

«По сути, Ельцин предал их и продал за коробку с долларами. Как один, так и другой считали, что их услуги стоят гораздо дороже»[174]. Это о Барсукове и Коржакове.

Первоначально в отставку Коржакова никто особенно не верил, вероятно, даже сами отставники [45]. «Не исключено, – писали несимпатизирующие им, – что и Коржакова с Барсуковым просто до лучших времен отправят на «скамейку запасных». Возможно, их звездный час, увы, еще впереди. Боги иногда возвращаются на затуманенные вершины Олимпа»[175].

Коржаков вспоминал: «Ночью, после увольнения, я обдумал ситуацию и понял, как ее можно изменить. Прежде всего я решил обратиться к шефу с письмом. В нем не встречалось слов «простите», «извините», а была описана ситуация перед выборами. Я искренне считал, что другого президента сейчас в России быть не может, и об этом тоже писал. А в последних строчках попросил нас с Барсуковым принять и выслушать»[176].

Письмо заслуживает того, чтобы его прочитать полностью. В нем и политическая оценка ситуации, и характеристики некоторых ведущих действующих лиц отечественной политики, и боль за судьбу страна, и донос на удачливых конкурентов, и попытка выгнанной собаки вернуться в привычную конуру. Оно написано по следам событий и, вроде бы, не должно быть слишком прилизанным.

Как известно, в пушкинской «Полтаве» приближенный украинского гетмана Мазепы направил письмо царю Петру о том, что гетман собирается изменить России. Царь Петр не поверил доносу и выдал автора на расправу тому же гетману. А Мазепа все же изменил России. Сходство с коржаковским письмом есть. Правда, тогда царем был Петр, а не Борис, а это уже большая разница. Да и Кочубей сначала донес, а потом его выдали на расправу, а главного охранника сначала выдали, а потом он пошел доносить.

Письмо достаточно красочно описывало нравы ельцинского окружения. Там полным-полно признаков преступной деятельности, на которую, кстати сказать, не реагировала прокуратура [46].

Оппозиционная пресса написала: «Судя по тому, что партия Сосковца – Коржакова – Барсукова именовалась здесь «русской», победу, выходит, одержала антирусская, или назовем ее как угодно, но смысл ясен»[177]. Михаил Назаров отметил: «Конечно, трудно испытывать симпатии к Барсукову и Коржакову, давшим приказ осенью 1993-го снайперам стрелять в собственный народ, – но все же теперь вместе с изгнанием их и Сосковца был нанесен удар по всему русскому флангу в партии власти, подвергнутому жесткой чистке (структуры ФСБ и ВПК)»[178]. Это отмечали и другие [47]. Мало того, это практически признал и сам Коржаков, достаточно внимательно прочитать его письмо к Ельцину [48].

Подчиненный Коржакова – Стрелецкий в своей книге «Мракобесие» писал: «Посмотрите: стоило только исчезнуть единственному фильтру между властью и капиталом – СБП, влияние Гусинского, Березовского и прочих «ских» стало резко возрастать. Началась смутная пора «семибанкирщины».

Сегодня государство работает не на народ. Огромная машина власти обслуживает маленькую группку людей, которые этот народ обкрадывают»[179].

Впрочем, некоторые были более прозаичными, когда считали: «…Не стоит в банальной кухонной сваре видеть святой бой за поруганное Отечество»[180].

Тут же услужливые люди заговорили о многочисленных расхождениях президента и его «кровного брата». Вячеслав Никонов, например, поведал: «…На протяжении последних лет Коржаков был сторонником Бориса Ельцина, но и все эти годы имел отличную от президента точку зрения»[181]. О том, что это утверждение не вполне соответствует действительности, можно найти много доказательств.

После падения Коржакова некоторые оппозиционные политики вновь стали говорить о важности доступа к СМИ. В 1997 году псковский губернатор Евгений Михайлов высказался: «…Коржаков почувствовал, что значит не заниматься средствами массовой информации. Имея вроде бы все, они не имели ничего…

Будучи недостаточно подготовленными к большой политике, – хотя люди были серьезные и с громадными возможностями – они настолько не придали значение средствам массовой информации, настолько оказались не готовы встретить их удар, что, видимо, сами были ошеломлены скоростью, с какой с ними расправились. Сейчас-то, конечно, они бы действовали по-другому, но шанс упущен»[182].

Полушутя можно сказать, что, не сумев донести свою правоту до президента через СМИ, они попытались сделать это индивидуальным письмом.

«Коржаков и его люди сумели все-таки напоследок устроить Чубайсу большую неприятность»[183].

22 июня, через два дня после отставки Коржакова, Чубайс встретился в «Президент-отеле» с двумя главными руководителями кампании: Виктором Илюшиным и советником по связям с общественностью Сергеем Зверевым. Их беседу кто-то записал – очевидно, кто-то верный Коржакову. «Надо найти выход на Коржакова и Барсукова, – сказал своим коллегам Чубайс, – и объяснить им ясно и однозначно ситуацию: либо они ведут себя по-человечески, либо будем сажать… либо они затыкаются, либо посажу, совершенно однозначно. Можете от меня лично им передать в качестве привета».

Организаторы кампании признали, что вынос коробок с валютой из ельцинского предвыборного штаба был обычной процедурой. Виктор Илюшин сказал, что вскоре после скандала он обсуждал этот вопрос с Ельциным.

«Я шефу сказал, когда вчера с ним разговаривал. Я говорю: «Борис Николаевич, вот сейчас, если захотеть, около «Президент-отеля» можно поймать как минимум 15–20 человек, которые выносят спортивные сумки из нашего здания с деньгами…Потому что если мы будем перечислять деньги по неизвестным каналам, то выборы мы не сможем организовать…». «Понимаю», – сказал президент»[184].

Практически на материальный носитель было зафиксировано доказательство причастности некоторых членов избирательного штаба к разбазариванию денег и выносу злосчастной коробки, из-за которой разгорелся сыр-бор, а следовательно, и публичной лжи, высказанной Чубайсом на пресс-конференции.

Мало того, через некоторое время достоянием гласности стал сам этот разговор от 22 июня. А Генеральный прокурор Скуратов заявил, что опубликованная в газете расшифровка пленки соответствует содержанию пленки, поступившей в прокуратуру.

Журналистом Чубайсу был задан вопрос о пленке и получен неопределенный ответ: «Прокомментирую так: Скуратов знает, что говорит. А что еще комментировать? Я прекрасно знаю, кто подбрасывал в прокуратуру эту «запись». Кто обходил с нею все редакции газет. Я знаю этого человека»[185].

Кстати, Чубайс зря ставил кавычки к слову «запись». Генеральная прокуратура признала запись подлинной[186]. Что же касается «знания» Чубайса, то поражает, что он всегда все и всех знает, но редко называет. А все это свидетельствовало о самоуверенности главного приватизатора, который предпочитал представляться всезнайкой.

Кто «подбрасывал в прокуратуру», Анатолий Борисович, естественно, так и не сказал, храбрясь, что он не боится этого «московского Уотергейта»: «Конечно, определенные политические группы мечтают о крупномасштабном скандале. Но скандал возможен только в том случае, если общество глубоко сомневается в исходе прошедших выборов. Если население считает, что демократия у нас и впрямь «вылезла из коробки»… Но это не так. Более того, к чести проигравших надо сказать, что они признали результаты выборов»[187].

Анатолий Борисович, как обычный политик новой России, оказывается, склонен к демагогии. Стоит обратить внимание, как он пытается увязать скандал, в котором сам замешан, с признанием исхода выборов президента, да еще и подтянуть в защиту лидера КПРФ. Даже если президент выбран в полном соответствии с духом и буквой закона, это еще не значит, что его приближенные имеют право публично говорить неправду. Однако, демагогией российских политиков того времени нормальных людей не удивишь.

Коржаков же после отставки продолжал пока еще хранить какую-то верность президенту РФ. Во время второго тура голосования он публично сказал, что проголосовал за Ельцина, и соврал, что не знает о его состоянии здоровья[188].

Он продолжал приходить на службу, ездил играть в теннис в Президентский клуб, давал рекомендации своим уже бывшим подчиненным. Но постепенно его перестали везде пускать. Правда, уже после выборов.

Молчание Коржакова было крайне важно для успеха второго тура выборов. Но не менее важно было и другое молчание.

«…Ельцинский штаб не мог допустить, чтобы «черная касса» вновь стала предметом гласности. Замять это дело могла только прокуратура. «До третьего числа (второй тур выборов) нам никакого шума не надо», – по словам Илюшина, сказал он генеральному прокурору Юрию Скуратову. Во время встречи с Чубайсом Илюшин позвонил Скуратову. «Юрий Ильич, – сказал ему Илюшин, – вот какой вопрос возник: можно было бы сделать таким образом, чтобы документы, которые к вам придут (из ФСБ), ни к кому, кроме вас, в ближайшее время не попали? И чтобы они у вас некоторое время полежали до совета с Борисом Николаевичем… после того как вы с ними ознакомитесь лично… Потому что у нас есть сведения опасаться того, что это очень быстро перетечет, если кто-то у вас будет заниматься другой, в стан наших противников…Да, пусть это лучше полежит у вас лично, и никому не передавайте в производство. А потом подумаем, ладно? Потому что нам это нежелательно»[189].

Прокуратура в лице Скуратова выполнила просьбу. «Однако этот случай, несмотря на всю обнаруженную грязь в правительственных кругах, не сыграл решающую роль в избирательном процессе»[190].

Сначала «коробку» называли провокацией. «Потом по нескольким телеканалам прошла совершенно другая версия: западную валюту никто не подбрасывал… а просто на эти полмиллиона не было соответствующих документов, а когда они через несколько часов были представлены, Лисовский и Евстафьев были из-под ареста… освобождены»[191].

А что же коробка с 500 тысячами долларов? «Прокуратура начала расследовать дело о коробке с валютой на основании нескольких обвинений: незаконные операции с иностранной валютой и мошенничество. 5 января 1997 года обвинение в незаконных операциях с иностранной валютой было снято – валютные сделки перестали караться по закону. Дело по обвинению в мошенничестве и краже было прекращено 7 апреля 1997 года, не потому, что Коржаков и его сотрудники плохо сделали свое дело, – просто никто не знал, откуда взялись деньги.

«Исчерпав все возможности, следствие не установило источник, из которого были получены изъятые доллары, – объяснял генеральный прокурор. – Факт причинения кому-либо ущерба подтверждения не нашел. Не установлен и законный владелец указанной валюты. Все эти обстоятельства позволили следствию сделать вывод об отсутствии признаков мошенничества или иного преступления». Другими словами, раз никто не знал, кому принадлежали 500 тысяч долларов, как можно утверждать, что их похитили»[192].

Сложно сказать, чего больше в этих словах: цинизма или угодничества. Впрочем, что еще можно ожидать от высокого должностного лица, которому просто-напросто нельзя поступить по-иному. Иное для него означает отставку, а высокая должность так привлекательна.

Вот после отставки такие люди становятся уже более откровенными. «Летом 1999-го Скуратов, уже отлученный от должности, вспоминал:

«Меня попросили, чтобы эти материалы не стали достоянием общественности, чтобы вокруг не было поднято шумихи. Да, я сделал это, но не вижу здесь никакого нарушения закона: есть тайна следствия. Если же такое обращение трактовать как просьбу притормозить расследование, этого как раз сделано не было.

Ведь Чубайс что говорил? Что это гэбэшная провокация, что денег не было, что во всем виноваты Коржаков – Барсуков. Мы сказали, что Чубайс лжет, что деньги выносили – никуда не денешься. Другое дело, что нам не удалось привлечь этих лиц к уголовной ответственности.

По многим причинам. Во-первых, не было оперативной поддержки: спецслужбы здесь ничего не сделали. Нам не удалось пройти всю цепочку, установить следственным путем собственника денег: все от них открещивались. Во-вторых, Дума введением нового Уголовного кодекса декриминализировала этот состав преступления. Конечно, если бы удалось «раскрутить» это дело, был бы большой скандал. Наверное, то, что этого не получилось, объективно помогло президенту…»[193]

Несколько лукавит экс-генпрокурор. Спецслужбы сделали главное – задержали. Они сделали телефонную запись переговоров Илюшина, Чубайса и других о предмете преступления – коробке с долларами. Впрочем, доля истины в его словах все же есть.

Ответственный сотрудник генеральной прокуратуры РФ Г. Чуглазов пояснил: «…Погрешности… в работе сотрудников Службы безопасности вообще превратили дело о коробке в бесперспективное. Они… действовали наспех, во имя сиюминутных интересов. Для них, повторяю, было главным: задержать курьеров, доложить выше. А дальнейшая судьба дела их мало интересовала. По сути, они нас оставили один на один со случившимся»[194].

Конечно, в спецслужбах такая торопливость совсем не редкость. Но это только одна версия. Вторая в том, что следователи прокуратуры все равно бы не пошли против президента и его команды. Они должны были прекратить уголовное дело, и они прекратили его. Обычное дело в демократической России времен первого российского президента.

Позже Скуратов признал: «…Я допустил ряд просчетов – кое-где мне не хватило воли и твердости. Особенно в начале моей работы. В частности, в ситуации с коробкой из-под ксерокса, но это – наука»[195]. Насчет начала работы – это лукавство. Работал он генеральным прокурором уже долго, а жизненный опыт должен бы быть и еще больше. Но тогда более выгодным было плыть в фарватере президента.

Дальнейшие объяснения просто несерьезны: «Расчеты же тех, кто надеялся подвергнуть сомнению итоги президентских выборов по материалам этого уголовного дела, – говорил тот же Чуглазов, – построены на песке правовой невежественности. Если бы я даже и смог доказать, что в предвыборном штабе президента существовала «черная касса», то все равно бы это не привело ни к каким результатам. Согласно российскому законодательству превышение средств на предвыборную кампанию не является основанием для отмены итогов голосования и тем более для возбуждения уголовного преследования»[196].

Тут господин из прокуратуры лукавит. На самом деле, если бы он доказал существование «черной кассы» (а, по сути дела, ее наличие не вызывает сомнения), то власть Ельцина получила бы звонкую пощечину. Очень звонкую, такую, что после авторитет его власти был бы гораздо ниже. Именно это нужно было оппозиции. Но и для страны истина бы никогда не помешала.

Недаром известный адвокат Генри Резник говорил: «Могущественная оппозиция держала под своим жестким контролем инцидент с выносом коробки. Она дышала прокуратуре в затылок. И следствие мучилось с бесперспективным делом, чтобы сказать силам, противостоящим президенту: старались, мол, бились, но ничего не вышло»[197].

Впрочем, если верить самому Скуратову, толчковым моментом в изменении их отношений с Ельциным стала та самая пресловутая коробка с деньгами. «Если бы я, – писал Юрий Ильич в 2000 году, – в нарушение закона, сделал вид, что ничего не заметил, – у меня до сих пор с президентом были бы наишоко-ладнейшие отношения»[198].

Глава 5

«Царь Борис» выбирает преемника