Поэтому из двух возможных вариантов я выбрала третий и решительно направилась в редакцию "Сумерек Петербурга".
      Объяснить причину этого внезапного решения я вряд ли сумела бы даже себе.
      Сгоревшая редакция выглядела ужасно: выбитые стекла, обугленные столы, свисающие с потолка провода с разбитыми лампочками. На фоне почерневших стен белым пятном выделялось грозное объявление "Курить воспрещается!".
      В коридорах было пусто, я прошла в кабинет Вронского, откуда, если верить нашим репортерам, и начался пожар. На полу плотным слоем валялись обгоревшие бумаги, которые я зачем-то - сама не знаю зачем - стала ворошить ногой.
      Из-под бумаг показалось что-то блестящее - я нагнулась. Это была ручка. "Паркер". Я оттерла ее от грязи - и увидела выгравированную надпись "Чарлику в день рождения". Смешно.
      Я продолжила бессмысленно бродить по кабинету и под очередной грудой мусора наткнулась на пачку документов. Каким-то чудом они обгорели совсем немного, но текст был основательно испорчен водой, и разобрать написанное было почти невозможно. Зато шапка - Бюро региональных расследований сохранилась отчетливо.
      Это Бюро доставило немало неприятностей "Золотой пуле" и именно с ним было связано мое предыдущее приключение, когда волею судьбы я оказалась "внедренной" в него. Результатом этого внедрения стало мое купание в Финском заливе...
      Повинуясь внезапному импульсу, я сунула найденные бумаги в сумку и, выходя из кабинета, столкнулась с Женей Бахтенко. Мы не виделись с ним с тех самых пор, как он помог мне "внедриться" в Бюро региональных расследований.
      - Ты здесь?- удивилась я.
      - Теперь спроси меня - почему?- зло ответил Женя.
      При этих словах моя нечистая совесть болезненно екнула, потому что своей загубленной карьерой в Бюро мой бывший сокурсник был обязан исключительно мне.
      - Женечка,- начала я,- я очень виновата перед тобой. Я знаю, что подставила тебя, но ты прости меня! Ты ведь ко мне хорошо относишься?
      - Ладно, проехали,- немного помягчел Женя.- Сюда-то ты зачем пожаловала? Опять пришла внедряться по заданию своего шефа?
      Мне сделалось стыдно, а еще я подумала о том, что старая любовь действительно не ржавеет, и этот повзрослевший мальчик до сих пор относится ко мне хорошо. И я честно рассказала ему про звонок Вронского, про свое странное ощущение по поводу пожара в редакции, про то, что собиралась в библиотеку, а пришла сюда. Единственное, о чем я не смогла рассказать Женьке, была та ночь, которая не давала мне покоя.
      - Знаешь, Рыжая,- окончательно простил меня он.- Не суйся ты сюда.
      - Это почему?
      - Потому, что кончается на "у".- Голос Жени снова стал суровым.Объяснять ничего не буду, но если хочешь спокойно жить - забудь про Вронского и по пожар тоже.
      - А если не забуду?
      - Делай, как знаешь, но я тебя предупредил.- С этими словами Бахтенко со слался на занятость и ушел.
      Я осталась одна и стала думать, что делать дальше. Здравый смысл подсказывал мне, что к Женькиным словам стоит прислушаться, но какой-то вредный бес уже прыгал внутри меня, убеждая в обратном. В раздумье я побродила по пустому коридору и полезла в сумку за сигаретами. Потом вспомнила о грозном предписании и, чтобы не нарушать правила противопожарной безопасности, вышла на улицу.
      Я сидела в Агентстве и пыталась разобраться в документах, обнаруженных мной в редакции "Сумерек". Всего документов было девять. И только один относился заинтересовавшему меня Бюро региональных расследований. Насколько я смогла понять, это было какое-то деловое письмо главному редактору Вронскому, но основной текст письма был почти безнадежно испорчен - мне не удалось разобрать ни чего даже с помощью лупы. Еще три бумажки, насколько я поняла, были расписками - в получении каких-то (каких, было опять-таки непонятно) сумм Вронским.
      Кроме того, среди найденных документов находились три счета и несколько платежных поручений. Деньги редакция "Сумерек" направляла каким-то ООО "Марта" и "КДК". В одной из платежек я разобрала отправленную со счета редакции сумму - 540 тысяч рублей. "Очень крупные для газеты деньги,подумала я,- почти двадцать тысяч долларов. Откуда в "Сумерках" такие деньги?" В журналистской среде постоянно ходили слухи о тяжелом финансовом положении редакции вечерней газеты.
      Нового редактора газеты Андрея Грустнова - я шапочно знала по его работе пресс-секретарем петербургского отделения Общего банка - главного акционера "Сумерек". Я позвонила ему и без проблем договорилась о встрече.
      Я сложила найденные документы в сумочку и отправилась обратно в редакцию "Сумерек", благо, идти было недалеко.
      Грустнов принял меня в маленьком кабинете возле туалета.
      - Извините, Валентина,- сказал он,- что принимаю вас в такой обстановке, но сами понимаете, половина помещений редакции сгорела, вот пришлось временно заселиться в этот кабинетик. Вы наверное, хотели поговорить со мной о пожаре.
      - Да,- подтвердила я.- О пожаре и об обстоятельствах смены руководстве в "Сумерках Петербурга".
      - Почему сняли Вронского? Это собирались сделать давно. И, на мой взгляд, сняли его совершено справедливо, хотя и несколько запоздало. Во-первых, газета не развивалась. Тираж падал. План по доходам не выполнялся. Во-вторых, банк давал газете деньги - на покрытие убытков. И деньги, заметьте, очень немаленькие. Но куда они исчезали, попав в газету,никому неизвестно. Сотрудники получали мизерные зарплаты. А Вронский катался по заграницам. В итоге банк решил, что на месте редактора хорошо бы иметь человека, которому можно доверять. Так главным редактором назначили меня. То есть вы утверждаете, что Вронский воровал?
      - Я ничего не утверждаю. Но и у меня, и у руководства банка есть подозрения.
      Эти подозрения чем-нибудь подтверждены?
      - К сожалению, практически все финансовые документы сгорели.
      - А пожар - это случайность?
      - Возможно, и случайность. Но как-то все очень вовремя случилось. Только Вронскому объявили, что он больше не редактор, как бац - и все сгорело.
      - Вы собираетесь сообщать куда следует о своих подозрениях относительно Вронского?- спросила я.
      - У нас нет документов, подтверждающих хищения. Если они найдутся вопрос об обращении в органы будет решать совет директоров банка.
      "Отдавать или не отдавать Грустнову найденные мной документы?" - вот какой вопрос мучил меня. Может быть, это именно те доказательства, которых недостает банкирам, чтобы обвинить Вронского в нечистоплотности. Я немного посомневалась, но мне стало жалко Вронского. А вдруг его посадят? Он же не выдержит тюрьмы! Нет, пусть лучше документы пока полежат у меня.
      Я вышла на улицу. Было отвратительно холодно. Несколько минут я безуспешно боролась с зажигалкой, которая гасла на ветру, а когда наконец прикурила, передо мной резко затормозила красная "вольво". Дверца распахнулась, и я услышала голос Вронского: "Садитесь, Валечка!" Если бы не мерзкая погода, я никогда не приняла бы его приглашения.
      Василий Петрович был настроен меланхолично.
      - Ну как, вам удалось что-нибудь выяснить?- спросил он.
      - Ничего такого, из чего я могла бы вылепить ваш светлый образ,ответила я.
      - Я не имею никакого отношения к этому пожару, и мне же приходится оправдываться,- горестно вздохнул Вронский.
      - Почему вы не сказали мне, что звонили Обнорскому?- взвилась я.
      Вронский промолчал, и в его молчании было что-то тревожное. Я вспомнила слова Бахтенко и почему-то испугалась.
      - Остановите машину!
      - Что с вами, Валя? Я что, похож на похитителя? Взгляните, что творится на улице, или вы хотите простудиться?
      - Куда мы едем?- спросила я, успокаиваясь.
      - А куда бы вам хотелось?- поинтересовался Василий Петрович.
      - В Агентство или к ближайшей станции метро.
      - Я довезу вас до дому,- сказал Вронский. Озеро Чад сегодня явно не входило в его планы.
      В салоне "вольво" было тепло и уютно.
      Из динамиков слышалась негромкая музыка. Я зажгла сигарету, и моя тревога рассеялась окончательно. Машина постоянно попадала в пробки, она то ползла, как черепаха, то легко и стремительно вырывалась из плена. Вронский по-прежнему молчал, а я внимательно наблюдала за работой "дворников", которые неутомимо очищали стекло от тут же налипающего снега.
      - Я говорила с Грустновым,- наконец прервала молчание я.
      - И что?- мрачно спросил Вронский.
      - В банке считают, что вы - вор.
      - Бред!
      - Они говорят, что если появятся документальные подтверждения растрат, они могут заявить об этом в милицию.
      - Вряд ли,- я поразилась спокойствию Вронского,- они не будут ничего делать.
      - Почему?
      - Потому что... Потому что деньги в основном давались налом - в чемоданчике. Не думаю, что они захотят об этом рассказывать в милиции или прокуратуре.
      - Кому выгодно обвинить вас в поджоге?
      - Грустнову,- четко ответил Вронский.- Он всегда мечтал стать главным редактором. Я уверен, это он распространял в банке слухи о том, что в "Сумерках" воруют. И о том, что главный вор - я.
      А теперь, когда случился этот пожар, он сделает все, чтобы все думали, что это именно я поджег редакцию, заметая следы.
      - А куда исчезали деньги, которые давал газете банк?
      - Никуда они не исчезали. Мы их тратили. На производственные нужды: типография, знаете ли, бумага, зарплата опять-таки.
      - Говорят, зарплаты в "Сумерках" были просто мизерные.
      - Так денег на большее не хватало...
      Мы опять замолчали. Убаюканная равномерным движением машины, я погрузилась в некое подобие нирваны. Разговаривать не хотелось.
      Наконец "вольво" остановилась.
      Прежде чем выйти из машины, я сурово спросила Вронского:
      - Скажите честно, вы воровали?
      - Нет,- твердо и, как мне показалось, искренне ответил Вронский.
      - Поклянитесь!
      - Клянусь!
      - А что такое ООО "Марта"?
      - "Марта"...- Вронский задумался.- Что-то знакомое. По-моему, Лейкин упоминал как-то что-то похожее.
      - Кто такой Лейкин?
      - Коммерческий директор такой у меня. В смысле в "Сумерках". Очень способный молодой человек. Финэк закончил...
      Я сухо попрощалась с Вронским и вышла. Но дойти до дома мне не удалось. На моем пути неожиданно оказался бандитского вида верзила в куртке с капюшоном.
      Сомкнув на моем запястье стальные пальцы, он затащил меня в стоящую с заведенным мотором "девятку". Не знаю, почему, но я не кричала. Я сидела молча рядом с верзилой и думала только о том, какая гадина Вронский - он же фактически сдал меня этим бандитам. Специально повез домой... Минут через десять я вдруг осознала, что не понимаю - зачем? Зачем Вронскому отдавать меня этой братве? Я же ничего ему не сделала. Я же ничего не знаю...
      Машина заехала в какой-то двор и остановилась. Только в лифте верзила наконец отпустил мою руку, и я успела заметить, что он хоть и бандит, но симпатичный.
      Дальнейшие события напоминали полную фантасмагорию. Дверь в квартире на шестом этаже открыл Бахтенко. Он молча посторонился, придерживая огромного рыжего с белым бассета, который бросился к нам с хриплым лаем. Увидев Женю я вздохнула с облегчением и подумала, мое убийство с последующим расчленением в его присутствии не состоится. Мы чинно разделись и прошли в комнату, где царил идеальный порядок, а количество книг вызывало законное уважение. Около дивана на низком стеклянном столике стоял коньяк, минералка и раскрытая коробка конфет.
      - Садись,- предложил Бахтенко.
      - Ты всегда приглашаешь гостей подобным образом?- не выдержала я.
      - Это не мой дом,- хмуро ответил Женя.
      - А чей?
      Мой вопрос повис в воздухе, и тут же разрешился сам собой. Потому что в комнату вошел человек, при виде которого я невольно вздрогнула. Это был начальник отдела расследований Бюро региональных расследований - Виктор Эммануилович.
      - А, Валечка, здравствуйте!- загнусавил он, весьма довольный произведенным эффектом.- Сколько лет, сколько зим! А ловко вы меня тогда облапошили.
      Ведь я чувствовал, что неспроста вы появились у нас в Бюро. Но каюсь провели старика. Читал, читал в "Явке с повинной" ваше, с позволения сказать, расследование. Написано ловко, я бы даже сказал неплохо, вот и Женечка подтвердит,- кивнул Виктор Эммануилович на Бахтенко, который стоял, прислонившись к дверному косяку.- Только теперь, Валечка, должок за вами, а долги платить нужно, так ведь, или вас Обнорский иному учит? Что же вы молчите, словно аршин проглотили, или я не прав?
      - Чего вы хотите?- спросила я, чувствуя предательский звон в ушах и отчетливо сознавая, что влипла.
      - Покажите мне бумаги, которые вы забрали в "Сумерках".
      - А если я откажусь?
      - Мы ведь можем и сами их забрать.
      Но мы люди демократичные, любим, чтобы все было добровольно.
      Я гордо молчала.
      - Не хотите добровольно. Ладно. Женечка,- обратился Виктор Эммануилович к Бахтенко,- принеси, пожалуйста, сумочку нашей гостьи.
      Женя поставил перед Виктором Эммануиловичем мою сумку. Зловредный старикашка достал из нее пачку грязных бумаг и положил их на стол.
      - Большое спасибо за документики, я их внимательно изучу,- сказал Виктор Эммануилович.- А у меня к вам, кстати, есть еще одно дело: не хотите ли вы, Валентина Ивановна, стать нашим человеком, так сказать, агентом влияния в "Золотой пуле". Иногда - уверяю вас, очень редко - я буду обращаться к вам с просьбами, в которых вы, я надеюсь, мне не откажете. Это будут очень несложные просьбы: опубликовать убедительной материал в "Явке с повинной" на ту тему, которую мы вам подскажем, или просто рассказать, что творится в вашей "Золотой пуле". Деньгами мы вас не обидим - вам ведь нужны деньги, правда?
      - Благодарю вас, я хорошо зарабатываю.
      - Где-то я уже слышал это,- поморщился великий инквизитор.- Вы когда-нибудь задумывались о мотивах предательства?
      - А эту фразу я уже где-то читала!
      - Что ж, похвально, Валечка, похвально. Радует и то, что Андрей Викторович Обнорский старается брать к себе в Агентство людей образованных. Ну так что, согласны?
      - Не согласна.
      Виктор Эммануилович задумчиво посидел, потом вскочил с места - довольно резво для его возраста, я зажмурила глаза, ожидая, что сейчас он ударит меня по лицу. Но ничего не произошло.
      Я открыла глаза. Виктора Эммануиловича уже не было в комнате.
      - Ты можешь идти домой,- хмуро сказал мне Женя Бахтенко,- метро здесь рядом.
      Бахтенко открыл дверь. Я кубарем скатилась с лестницы. В поисках выхода я долго блуждала по лабиринту дворов, пока не оказалась в крошечном тупиковом дворике с трансформаторной будкой. Неожиданно я поняла, что меня окружают одни предатели: Скрипка, променявший меня на Агееву, Вронский, сдавший меня этим бандитам из БРР, Женя Бахтенко, рассказавший о найденных мною документах Виктору Эммануиловичу. Я дала волю душившим меня слезам, а отрыдывшись, обрела способность соображать и выбралась на набережную. Метро действительно было рядом. Я шла, не замечая снега, который слепил глаза, и пыталась думать. Наверное, мне следовало утопиться. "Утопление. Черная речка. Горностаева",- представляла я рубрики завтрашней сводки, глядя на черную воду. Внизу по гранитному бортику, смешно перебирая лапами, бежала ворона. Перья ее были взъерошены на ветру.
      Домой я пришла в состоянии полной раздрызга.
      - Где ты ходишь?- напустилась на меня Сашка.- Звонила Агеева. Она хотела узнать, что тебе удалось найти в библиотеке по запросу Скрипки. Я не стала говорить ей, что сегодня последний вторник месяца и библиотека закрыта.
      - Я была в гостях. Включи мне, пожалуйста, воду в ванной. Я немного погреюсь, а потом все тебе расскажу.
      Сашка подозрительно посмотрела на меня и отправилась в ванную. Я заглянула в комнату, где мать укладывала Машку спать. Увидев меня, маленькая мартышка выбралась из кровати и закричала: "Хочу к Вале". Я взяла ее на руки прижала к себе худенькое тельце и пообещала, что в воскресенье мы обязательно пойдем в Сосновку кататься на большой лошади.
      Зазвонил телефон, и Сашка принесла мне трубку.
      - Слушай, Горностаева,- услышала я голос Скрипки.- Что ты себе позволяешь? Когда ты наконец принесешь мне материалы про отравления и яды? Ты что, не понимаешь, что из-за твоей безответственности мое расследование оказывается под угрозой срыва?
      - Я тебя ненавижу,- нажала я на кнопку отбоя.
      Потом я лежала в горячей воде и думала. Вернее, я пыталась думать, но выходило у меня плохо.
      Что же это получается? В редакции "Сумерек" я нахожу документы, вроде бы подтверждающие факт растраты Вронским казенных денег. Кстати, как-то слишком легко я нашла эти документы. Что же они там лежали почти у всех на виду, и никто их не замечал, а пришла глупая Горностаева, поковыряла ножкой - и вот они, документики! А потом эти документы у меня отнимают ребята из БРР. Зачем они им?
      Там про БРР - одна невнятная бумажка.
      И что же у нас выходит? А выходит все очень даже просто и понятно. Новый редактор "Сумерек" Грустнев мечтает смешать Вронского с грязью и подкидывает порочащие его документы, чтобы их обнаружили дознаватели. Но их нахожу я.
      И тогда Грустнев задействует ребят из Бюро региональных расследований, чтобы их вернуть и снова подкинуть.
      Придется, наверное, идти к Обнорскому и все ему рассказать. Пусть скажет, что теперь со всем этим делать.
      - Валь! Ты там жива?- постучала в дверь Сашка.
      Поздно вечером мы опять сидели на кухне и разговаривали.
      - Не впадай в кому,- утешала меня сестра, применяя свою медицинскую терминологию.- Иди ложись. Выспись хоть, а то на черта похожа, и отключи телефон в комнате, мне звонить будут...
      Удивляясь способности нынешних студентов учиться по телефону, я пошла стелить диван. Зазвонил телефон, и через минуту на пороге возникла Сашка.
      - Это тебя. Незнакомый мужской голос. Будешь говорить?
      - Рыжая, не спишь?- раздался из трубки бас Женьки Бахтенко.
      - Что я должна сделать еще в угоду твоему Виктору Эммануиловичу?прокричала я, чувствуя, как бешено колотится сердце.- Взорвать "Золотую пулю"? Убить Обнорского?
      - Ничего. Ничего делать не нужно.
      Я хочу объяснить тебе, что ничего страшного не произошло, если хочешь я отдам тебе документы, которые у тебя забрали.
      - Ты что, их украл?
      - Нет. Просто они нам не нужны.
      - Объясни мне, Женя!- взмолилась я.- Разве тебя не выгнали из Бюро после той истории с моим внедрением?
      - Выгнали. Но из Бюро не уходят.
      Если им надо, найдут и заставят работать.
      - Так это вы подожгли "Сумерки"?
      - Нет.
      - Значит, Вронский?
      - Нет.
      - Тогда кто - Грустнов?
      - Не знаю я, кто поджег. Я думаю, что пожар был случайным.
      - А зачем вы меня похищали?
      - Никто тебя не похищал. Тебя просто привезли на деловую встречу.
      - И зачем?
      - Чтобы посмотреть, что ты там нашла. Понимаешь, Бюро довольно плотно работало с "Сумерками", и новому редактору газеты, да и акционерам об этом знать не стоило. Другое дело, что ничего компрометирующего Бюро в твоих бумажках не оказалось. Так что можешь их забрать. Если хочешь, я пошлю их тебе в Агентство с курьером...
      Утром я обнаружила на своем столе запечатанный пакет, в котором лежало все семь найденных мною в редакции "Сумерек" документов. Не хватало только бумажки с логотипом БРР.
      Я опять разложила перед собой все эти счета, платежки и расписки и задумалась.
      Схема получалась другой - не той, что возникла у меня в голове вчера вечером, кто-то подкинул эти бумаги на пожарище.
      Этот кто-то явно не Вронский. И не сотрудники БРР. Грустнов? Но зачем ему изобретать такой дикий способ обнародования документов? Мог бы и просто отдать их куда следует.
      Я пошла к Каширину и попросила её выяснить, что такое ООО "Марта" и ООО
      "КДК". Вскоре он сообщил, что с точки зрения учредителей эти фирмы вряд ли меня заинтересуют, скорее всего - это компании, через которые "Сумерки" обналичивали деньги.
      "Странно,- подумала я,- зачем Вронскому было обналичивать какие-то деньги со счета "Вечерки", если банк и так давал ему "наличку"?"
      О ком там говорил Вронский - о каком-то молодом экономисте Лейкине, который зачем-то пришел работать коммерческим директором в убыточную газету.
      Я попросила ребят выяснить, что это за Лейкин.
      Ага: Лейкин Ефим Борисович, 25 лет, экономист, работал в представительстве Фонда Хаммера, потом ушел в "Сумерки".
      Не женат, живет с мамой - Лейкиной Агнессой Михайловной.
      Теперь мне все стало понятно: этот самый Лейкин обманывал несчастного интеллигентного и доверчивого Вронского и воровал деньги, которые газета зарабатывала на рекламе и подписке. Когда Вронского сняли, Лейкин испугался, что его преступную деятельность могут разоблачить и решил незаметно подкинуть документы, свидетельствующие о том, что к исчезновению редакционных денег имеет отношение исключительно главный редактор Василий Петрович Вронский. Однако документы нашла я...
      Этого Лейкина надо разоблачить, а репутацию Вронского восстановить. В этом я не сомневалась. Но одной мне это вряд ли под силу. Собравшись с силами, я пошла к Обнорскому, но секретарь мне сообщила, что Андрей Викторович еще утром убыл в командировку в Тобольск и вернется только через неделю.
      Я прошла по коридору и решительно толкнула дверь кабинета Скрипки.
      - Алексей,- сказала я как можно более официальным тоном,- я не считаю, что наши с вами отношения - не бойтесь, Алексей Львович, прошлые отношения!должны препятствовать нашей профессиональной деятельности.
      - Не должны препятствовать,- радостно подтвердил Скрипка.
      - Так вот, я прошу вас помочь мне.
      Я рассказала Скрипке историю с "Сумерками Петербурга", показала найденые мною документы. И изложила выводы к которым пришла.
      - Да-а,- сказал Скрипка,- негусто.
      С этим Лейкина не посадишь.
      - Я не хочу его сажать,- объяснила я.- Я вообще не хочу никого никуда сажать. Я хочу помочь Вронскому. Мне жалко его доброе имя.
      Скрипка посмотрел на меня удивленно:
      - Ладно,- сказал он, секунду поразмыслив,- собирайся, пойдем к Лейкину, посмотрим, что это за фрукт.
      Ефим Лейкин оказался довольно милым молодым человеком. Мне такие нравятся. Вернее - нравились раньше.
      Мы со Скрипкой ввалились к нему домой без предупреждения, а он как ни в чем не бывало поил нас кофе и рассказывал о своей работе в Фонде Хаммера.
      Скрипка о пожаре в "Сумерках Петербурга" не заикался, я тоже не знала, как начать разговор на нужную нам тему, и занималась тем, что гладила развалившегося у моих ног кокер-спаниеля.
      Я услышала, как открылась входная дверь и кто-то вошел в квартиру.
      - Чарлик, ты дома?- из коридора раздался противный женский голос.
      Я думала, что сейчас на зов вскочит собака, но она продолжала спокойно лежать. Зато Ефим Лейкин быстро поднялся:
      - Я дома, мама. У нас гости.
      Тут я все поняла. Я порылась в сумке и довольно скоро обнаружила найденный в обгорелом кабинете Вронского "Паркер" с забавной надписью "Чарлику в день рождения".
      Пока Чарлик Лейкин общался со своей мамой, я быстро поделилась своим открытием со Скрипкой. Скрипка расцвел. Теперь он знал, что делать...
      Под Скрипкиным напором - уж я-то знаю, как трудно перед ним устоять,Лейкин быстро раскололся. Он признался в том, что, узнав о снятии Вронского с поста главного редактора, поджег его кабинет и случайно потерял там свой "Паркер". Зачем Лейкин устроил этот пожар?
      Потому что испугался, что, изучив финансовые документы, новое начальство поймает его за руку.
      Единственное, в чем категорически не хотел признаваться Чарлик Лейкин,то это в том, что он специально подкинул компрометирующие Вронского документы в его кабинет после пожара. "Я вообще в редакции с момента пожара не был", уверял он. Видимо, в моих логических построениях была допущена ошибка, и документы нашлись действительно случайно.
      Мы со Скрипкой понимали, что доказать причастность Лейкина к финансовым махинациям вряд ли возможно. Тем не менее какое-то наказание он должен понести. Наконец Скрипка сказал Лейкину:
      - Вы должны перевести все украденные вами деньги в Фонд защиты диких животных. Если в течение недели вы этого не сделаете, мы дадим делу официальный ход.
      - Почему на защиту животных,- удивилась я.- В фонд защиты журналистов.
      Пять минут мы спорили со Скрипкой и наконец пришли к консенсусу: половину денег - на животных, половину - на журналистов.
      Перепуганный Лейкин обещал все сделать.
      Мы уже уходили, когда я вспомнила про несчастного Вронского.
      - Мы должны реабилитировать Василия Петровича!- закричала я.- Вы,повернулась я к Лейкину,- должны опубликовать в какой-нибудь крупной газете статью о том, что Вронский - хороший человек, профессиональный редактор и...
      - И красивый мужчина,- добавил Скрипка.
      Самое удивительное в этой истории то, что Ефим Лейкин все наши требования выполнил.