Пришла очередь удивляться Татьяне Марковне.
      - Про платье?- спросила она удивленно.
      - Про платье. Когда я зашла за утюжком, ты как раз поспешно прятала его в шкаф.
      - Я действительно вешала платье в шкаф. Поспешно? Не думаю, чтобы я куда-то спешила... Зачем мне спешить, если я убираю в шкаф свое платье?
      - Твое платье? Твое?!
      - Мое, милочка, мое... не твое же.
      - Может, посмотрим в конце концов на это самое платье?- вмешался я.- И все станет ясно.
      - Действительно,- сказал Танненбаум.
      Татьяна Марковна кивнула, распахнула створку и извлекла платье на плечиках.
      Я в моде ни фига не разбираюсь, для меня что Парфенова, что Юдашкин... но платье производило впечатление. Я даже подумал, что Анька была бы в нем изумительно хороша. Впрочем, она в любом платье хороша. Да и без платья, наверное, тоже.
      - Оно!- закричала Светлана.- Оно!
      Мой эксклюзив от Козлевича.
      И так искренне она это прокричала, что я понял: это так и есть! Платье нашлось. Значит, нашелся и парик, и бинокль... Странно, никогда бы не подумал, что эта улыбчивая и обаятельная Татьяна Марковна способна на воровство. Тем более - у своих коллег. Впрочем - какая разница: у своих или нет? Кража все равно останется кражей.
      - И ты можешь доказать, что это твой эксклюзив?- спокойно спросила воровка. Ее спокойствие ошеломляло.
      - Еще бы!- победно ответила Светлана.- Минутку.
      Она вышла из номера. Мы - оставшиеся - испытывали неловкость... Через минуту вернулась Светлана, в руке она несла лист бумаги. На вид очень солидный, свернутый в трубку.
      - Вот! Извольте! Прочитайте, пожалуйста, вслух, Евгений Кириллыч.
      Танненбаум взял лист в руки, развернул, прочитал вслух:
      - Ателье авторской модели Эмилия Козлевича... настоящим подтверждаю, что платье "Каролина-изумруд" выполнено мною... по собственным эскизам... в единственном экземпляре... для Светланы Петрученко... дата. Подпись. Печать.
      - Вот тварь!- сказала Татьяна.
      - Сама ты тварь!- быстро отозвалась Светлана.
      - Не кипятись, девочка. Я не про тебя, а про Козлевича.
      - Не смейте. Не смейте так про Эмилия Вольфовича. Он - художник,звенящим голосом сказала Светлана.- Он - гений!
      - Тварь он, деточка, а не художник.
      У меня ведь тоже есть такая же бумажка:
      "в единственном экземпляре".
      - И вы можете ее нам показать?- спросил Танненбаум.
      - Сейчас не могу. Я ее дома оставила.
      - Конечно,- сказала саркастически Светлана,- дома. На рояле, где бумажник Бендера.
      - Дома,- спокойно подтвердила Татьяна.- Но даже без всяких бумажек с подписью и печатью легко убедиться, что это мое платье.
      "Нет,- подумал я,- голова у тетки все-таки пришита как надо, соображает".
      - Как это понимать?- спросил Танненбаум.
      - Буквально, Женечка,- вздохнула Татьяна.- Пусть Светик примерит мое платьишко-то. Можно прямо поверх свитера.
      Все посмотрели на Светлану - на Татьяну - на платье. И все стало ясно. Нелепость ситуации стала очевидной. Танненбаум кашлянул. Валентина сказала: "Ой! Как же так?!" А Светлана опрометью выскочила из номера. Сквозь открытую дверь я увидел, как она извлекла из своего шкафа... "Каролину-изумруд", выполненную "в единственном экземпляре". Танненбаум густо покраснел.
      Татьяна Марковна закурила и сказала Светлане то ли насмешливо, то ли участливо:
      - Если у тебя, Светик, лифчик пропадет - приходи ко мне, дам взаймы. Подложим ватки - будет в самый раз.
      Я пошел по коридору в сторону лестницы. Остановился, прикуривая. Ко мне подошел Евгений Кириллович.
      - Андрей Викторович,- сказал Танненбаум.
      - Талант ваш Козлевич, господин Танненбаум, гений! А главное - патриот. Никуда не уезжает, работает для своих... вот повезло-то.
      - Да, неувязочка.
      - Я вам, Евгений Кириллыч, скажу по секрету: я сам собирался в Екатеринбурге посетить Эмилия Вольфовича Козлевича.
      - Зачем?- удивленно спросил Танненбаум.
      - Пуговицу мне пришить нужно. У меня - видите?- всего одна. Но теперь не пойду к Козлевичу.
      - Не пойдете?
      - Не пойду. Где же он найдет мне две одинаковые пуговицы, раз у него все "в единственном экземпляре"? Нет, не пойду к Козлевичу.
      Из-за истории с "эксклюзивными" платьями я опоздал на завтрак. "Ну и хрен с ним!" - подумал я. И решительно направился к домику Лукошкиной. Надо было разобраться, что за чертовщина у нас с ней такая получается.
      Аню я встретил уже в дверях.
      - Почему ты не пришел?- огорошила она меня вопросом.
      - Куда?- не понял я.
      - На свидание. С цветами.
      - Да где я здесь цветы возьму?- в очередной раз возмутился я. Потом понял, что какой-то дурацкий разговор у нас с Лукошкиной получается.- Да при чем здесь цветы! Я тебя ждал, как договорились, а ты меня за нос водишь.
      - И я ждала.
      - Где?- я постарался вложить в вопрос максимальное ехидство.
      - В бане, то есть - в сауне.
      - Когда?
      - В одиннадцать тридцать, как договорились. Погрелась полчаса в гордом одиночестве и ушла.
      - Не может быть,- запротестовал я.- Я был там и в половине двенадцатого, и в половине первого. И даже в семь утра.- Я умолчал, что в это время я находился в сауне в бессознательном, то есть сонном, состоянии. Да и какое это имело значение!
      - Хорошо,- сказала Аня.- Давай сверим часы. Может, у тебя какие-нибудь проблемы с определением времени. С гениями это бывает.
      По поводу особенностей гениев я с ней спорить не стал, но руку с часами протянул.
      - Все понятно,- весело сказала Лукошкина.- Ты опять ошибся. Ты пришел на свидание в 11.30 по местному времени, а я там была в 11.30 по московскому.
      Я не стал ничего говорить нашему высококвалифицированному юристу. Просто повернулся и пошел.
      Настроение было похабное. Тем более что очередная - третья по счету кража, несмотря на прогнозы, произошла. У Виктории украли сумочку. Там были деньги, документы, косметичка. Украли прямо из шале, в тот момент, когда Виктория была у себя. Не слышала ничего только потому, что принимала душ.
      - А дверь?- спросил Володя тигрицу.- Дверь наружную ты оставила открытой?
      - Я как-то не подумала. Я забыла, Вовик.
      - О Господи! Вика, нельзя быть такой беспечной! Ведь тебя же могли даже изнасиловать.
      - Ах!- ответила Виктория.- Конечно, могли бы... ах!
      Володя Соболин стал крутой, как Уокер, и каменный, как Брюс Ли.
      - Найти вора - дело чести. Теперь я отсюда никуда не уеду, пока не найду,- сказал он.
      Лукошкина, на которую я старался не смотреть и вообще всячески демонстрировал ей свою холодность, округлила глаза и невинным голосом произнесла:
      - Хорошо, хоть не изнасиловали. Вика этого бы не перенесла.
      Володя взвел курки обоих "смит-вессонов" и вышел. В нем была неотвратимость мстителя... ой-ей-ей!
      А настроение все равно было похабным. День сверкал, с крыш барабанила капель... и - весна. Весна! Но настроение - дрянь. Лекции до обеда мы отчитали кое-как. Плохо отчитали. Да и у слушателей настроение было никакое. В воздухе витала бацилла недоверия... Я и сам все время ловил себя на том, что, вглядываясь в лица, спрашиваю: кто? Кто из этих славных на вид людей вор?
      Ответа не было. Из собравшихся на базе комсомолии тридцати трех человек с уверенностью можно было исключить шесть человек обслуги. Я выяснил, что все они работают давно, за место держатся и вообще никаких эксцессов ранее не случалось. Можно исключить нас четверых.
      Можно исключить троих пострадавших. Да еще, пожалуй, Танненбаума, Свету и Светину подружку Валю... Я присмотрелся к ним во время недоразумения с "Каролиной" - они явно не способны украсть. Ну и, разумеется, можно исключить уехавших супругов. Всего, таким образом, вне подозрений оказалось восемнадцать человек.
      Впрочем, неверно - семнадцать: Юрия Львовича я включил в список дважды. Как пострадавшего и как уехавшего.
      Итак, круг подозреваемых сократился вдвое. С этим списком работать уже реально. Я был уверен, что вора вычислить можно, но для этого нужно время. А вот его-то почти не осталось. Менее чем через сутки нам предстояло уезжать.
      "Да и черт с ним,- решил я зло.- Детей мне с воришкой не крестить. Мы улетим, а вы тут сами решайте свои проблемы". Так я размышлял, слушая, как Повзло читает лекцию. Это было до обеда.
      А в обед приехал мотоциклист...
      В обед приехал мотоциклист из N-ска.
      И привез пачку экземпляров газеты "Скандалы и светская жизнь N-ска". Экстренный выпуск. Главный редактор Бодрящий Ю. Л. Тираж - 200 экземпляров. Газета представляла собой обычный лист бумаги формата А4, отпечатанный с обеих сторон на ксероксе. Бумага выглядела слегка грязноватой из-за некачественного ксерокопирования и совершенно грязной из-за содержания.
      Статья в "Скандалах" называлась "Рассадник разврата, пьянства и воровства в бывшем комсомольском борделе". Она мигом разошлась по рукам и вызвала интерес больший, чем наши сегодняшние лекции.
      Пересказывать содержание не буду. Скажу только, что нам были посвящены три абзаца с подзаголовком "Бригада из бандитского Петербурга". Там упоминалось о моей судимости. О том, что на бильярдном столе "наш корреспондент" нашел дамские трусики и "...известно, что господин Обнорский-Серегин очень любит играть на бильярде. Интересно, в какие игры он играет?" Были еще и слова о том, что Повзло "пьет водку, как извозчик". У Лукошкиной - "глаза проститутки с Невского", а Володя Соболин - "фигляр из провинциального ТЮЗа". И, разумеется, намеки о нашей причастности к кражам.
      В обед я собрал наш маленький коллектив в своем шале. Каждый пришел с экземпляром "Скандалов". Настроение было паршивое. Только Аня улыбалась. А Соболин энергично ходил из угла в угол, курил, ронял пепел на палас. Что-то бормотал.
      Разобрать можно было только отдельные слова: из ТЮЗа... фигляр... едва не изнасиловали... светская жизнь!
      - Да я Гамлета,- сказал вдруг Володя громко, вскидывая голову, и тише добавил: - Мог бы сыграть.
      - Володя! Мы работать собрались, а не рефлексировать,- заметил я и изложил свои соображения о "круге подозреваемых". Все согласились со мной, что вычислить супостата в принципе можно, но - времени мало. Значит, необходимо еще больше сократить список.
      - А как?- спросил Володя.
      - Просто,- сказала Лукошкина.- Почему, как ты думаешь, они косятся на нас?
      - Потому что мы чужие, приезжие.
      - Верно,- кивнула Анька.- Но это еще не все. Есть еще один фактор.
      - Какой?- спросил Володя.
      А Лукошкина ответила:
      - Мы здесь новые. До нас здесь ничего подобного не было. Я узнавала у девчонок. Но не только мы здесь новенькие.
      - А кто? Кто еще, Аня? Не томи!
      Анна улыбнулась загадочно. Володя смотрел на нее пронзительным взглядом сицилийского мстителя.
      - Сюда впервые приехали два человека, ранее в эту тусовку не вхожие,Татьяна, которая с "Каролиной", и...
      - И? спросил Володя нетерпеливо.
      - И Виктория.
      Володя уронил длинный столбик пепла на палас.
      - Ну,- сказал он,- я ее за вымя-то возьму. Дело чести!
      - Кого?- спросил Повзло.- Татьяну или Викторию?
      - Коля,- ответил Соболин,- я вижу, что ты предвзято относишься к Виктории. Но повода для оскорблений она тебе не давала. Тем более что она сама стала жертвой. Так?
      - Так, дружище, так... извини.
      Мы отстрелялись - прочитали вторую, послеобеденную часть лекций. Я сказал несколько заключительных слов, и мне даже чуть-чуть жиденько похлопали. Женя Танненбаум с кислым видом объявил, что программа нашего семинара завершена.
      Что все мы поработали очень конструктивно. Что через три часа здесь, в большом зале, состоится ужин. Из кармана Жениного пиджака торчала газета "Скандалы и светская жизнь N-ска". Экстренный выпуск.
      Мы с Повзло сидели в шале у Лукошкиной. Потихоньку пили коньяк, разминаясь, как сказал Коля, перед прощальным ужином. Сквозь щель в шторах была видна стоянка. Огромный "лэндкрузер"
      Виктории и сама Виктория вместе с Соболиным возле машины. Наш сицилийский мститель что-то горячо говорил, размахивая руками.
      - А разбить бы морду этому Юрию Львовичу,- мечтательно сказал Повзло, разглядывая на свет бокал с "мартини".
      - Бесполезно,- отозвалась Лукошкина,- ему уже сто раз били.
      - А ты откуда знаешь?- спросил Повзло.
      - С Танненбаумом поговорила. Меня, помню, удивил тираж этого сортирного листка - шесть тысяч! Я стала интересоваться. Танненбаум мне объяснил, что шесть тысяч - это годовой тираж! Пятьсот экземпляров на двенадцать месяцев вот тебе и шесть тысяч. Но даже по цене один рубль тираж не раскупают. Он его наполовину бесплатно раздает в пивнухе да в своей парикмахерской.
      - У Юрия Львовича своя парикмахерская?- удивился я.
      - Да, у них с Маргаритой - парикмахерская тире массажный салон. А сам Юрий Львович и есть парикмахер. А "журналистика" - это его "призвание",ответила Лукошкина.
      Нашим любовникам возле джипа, видимо, стало прохладно. Или им захотелось заняться любовью в просторном салоне авто... Так или иначе, но они сели в машину, спрятались за тонированными стеклами. Из выхлопной трупы "лэндкрузера" вырвалось облачко белого пара.
      - Очень интересно,- пробормотал Повзло.
      - Да,- согласилась Лукошкина.- Призвание у Юрия Львовича такое сплетни собирать. "Светской жизни" в N-ске, разумеется, никакой нет, если не считать каких-нибудь "звездных браков"... типа: дочь прокурора вышла замуж за сына агронома.
      Но скандалов и сплетен хватает. Вот их-то Юрий Львович вместе с супругой собирает и размножает на корейском ксероксе. N-ск - город небольшой, все друг друга знают.
      Сплетни про знакомых читают с удовольствием, а про себя... Так что, говорят, били уже Юрию Львовичу и лицо, и стекла в парикмахерской, но он дядька-кремень. Журналист, можно сказать, с большой буквы.
      - Да, Анна Яковлевна,- резюмировал я.- Битье морды тут не поможет. Так что предлагаю выпить за стойкость "журналистского" характера.
      Мы выпили. Спустя минут пятнадцать-двадцать к нам присоединился Соболин. Был он, как всегда в последние сутки, мрачен.
      - Садись, Володя, выпей с коллективом,- предложил Повзло.- Брось ты голову себе забивать... плюнь на все - завтра уже домой летим.
      Володя решительно выпил граммов сто коньяку, проигнорировал предложенный Анной шоколад и заявил:
      - Я никуда не лечу.
      - Ну, ясен перец. Дело чести!- с готовностью отозвался Повзло.
      - Я остаюсь потому, что встретил женщину, о которой мечтал всю жизнь.
      Я не хочу возвращаться в это болото, в котором...
      - Соболин!- прервала его Аня.- Соболин, ты пьян или ты дурак?
      - Он трезв как дурак,- глубокомысленно сказал Повзло.- Но это дело поправимое. Я вообще-то давно заметил, что трезвый человек абсолютно некритичен и иррационален. А по большому счету - опасен для самого себя... В философском же смысле...
      - Стоп!- сказал я.- Стоп! Вы, ребята, посидите тут, а мы с Володей пойдем погуляем.
      Мы с Соболиным вышли. Воздух бодрил, запускал холодные пальцы под одежду. Мы остановились на крыльце. И я начал говорить слова, которые мне говорить вовсе не хотелось, но сказать их я был обязан.
      Я представил себе лицо Ани Соболиной...
      Я говорил про семью. Про долг. Про то, что мужик, конечно, имеет право сходить налево - для того и командировки, но...
      Володя слушал меня безучастно. А может, вообще не слушал. Но я все равно говорил, потому что это именно я взял его в эту поездку и ощущал теперь некий "долг и ответственность руководителя". А если по-честному: мне было жалко Аню Соболину.
      - Послушай, Андрей,- перебил меня Володя,- я у тебя диктофон забыл.
      - Что?
      - Диктофон, говорю, забыл.
      Я понял, что убеждать дурака бесполезно. Видимо, человек так устроен: сколько ему ни говори, что стенка твердая - он не успокоится, пока не расшибет лоб... А в случае с "тигрицей" все именно так и будет.
      - Диктофон? Пойдем, отдам я тебе твой диктофон,- буркнул я, и мы пошли к моему коттеджу.
      Дорожка за день оттаяла до камня, но сейчас вновь подмерзла, и мы шли по скользкой ледяной корочке с вмерзшими в нее хвоинками... Когда мы проходили мимо джипа Виктории, я вспомнил, что диктофон еще утром собрался отдать Володе и положил его в наружный левый карман пиджака. Я хлопнул рукой по карману... Он был пуст.
      Хотелось курить, но пришлось терпеть, чтобы не нарушать правил светомаскировки. Было холодно - в салоне танненбаумовской "мазды" мы просидели уже минут двадцать. Я уже начал сомневаться в правильности своих выкладок.
      - Идет,- сказала Аня. Слух у нее оказался лучше, чем у Танненбаума или у меня.
      Спустя секунд десять на дорожке появилась тень. В темноте разглядеть детали было невозможно, но это и не требовалось: мы знали, кто идет к джипу Виктории.
      - Как только распахнет дверцу - выходим,- сказал я.
      "Лэндкрузер" и "мазду" разделяло всего метра полтора. Человек с сумкой в руке вошел в узкое пространство между автомобилями. Пискнула сигнализация, распахнулась дверь. Танненбаум резко откатил широкую боковую дверь микроавтобуса. Я включил фонарь. Одновременно Аня щелкнула затвором "кэннона". Виктория вскрикнула, обернулась и выронила сумку. Из сумки на лед стоянки вывалился диктофон и запел голосом Соболина:
      Жаркий взгляд...
      Как опасен твой тигриный взгляд!
      В салоне танненбаумовской машины было тепло и уютно. Под колесами шуршало сухое чистое шоссе - мы ехали в Екатеринбург.
      - Может быть, расскажете, Андрей Викторович, как все-таки вы ее вычислили?- спросил Женя Танненбаум.- Никому и в голову не могло прийти, что дочь милицейского начальника - воровка.
      Соболин с ненавистью посмотрел в бритый затылок Танненбаума, затем отвернулся и стал глядеть в окно.
      - Клептомания,- сказала Лукошкина,- это болезнь. А болезнь не разбирает, кто дочь министра, а кто - дворника.
      - Согласен,- кивнул Женя.- Но как все-таки вы ее вычислили?
      А как, действительно, мы ее вычислили?
      ...Я вспомнил, что еще утром положил диктофон в левый карман пиджака, собираясь вернуть его Володе. Сейчас диктофона в кармане не было. Машинально я похлопал себя по правому... Я отлично ПО знал, что положил диктофон в левый, но все же похлопал себя и по правому. Чуда, разумеется, не произошло - правый тоже был пуст. Парик - бинокль - сумочка - диктофон...
      Мы стояли возле джипа Виктории, и я, как дурак, хлопал себя по карманам. "В какой же момент,- думал я,- это произошло? Весь день я был в пиджаке и... Стоп!
      Стоп, я его снимал, когда мы читали дообеденные лекции. Я снял его, повесил на спинку стула. Видимо, именно тогда у диктофончика и выросли ноги".
      - Володя,- сказал я.- Ты извини, но... я, кажется, потерял твой диктофон.
      - Как потерял?
      - Как потерял? Как все теряют - по не внимательности.
      - Ну, шеф, ты даешь!- сказал Володя, резко повернулся и пошел прочь.
      А я остался возле джипа. На "торпеде"
      "лэндкрузера" тревожно вспыхивала красная точка сигнализации... И я вдруг все понял!
      Я быстро вернулся в шале. Повзло посмотрел на меня и спросил:
      - Ну, провел воспитательную беседу? Спас семью Соболиных?
      Не отвечая ему, я обратился к Ане:
      - Аня, ты где носишь ключи от машины? В сумочке или в карманах?
      - А при чем здесь ключи?- удивилась Анна.
      - Ответь: в сумочке или в карманах?
      - Ну, в сумочке... А что?
      - Нет, ничего. Это я так,- ответил я и вышел.
      Я пошел в шале к Виктории. Проходя мимо джипа, снова увидел яркую точку на "торпеде"... Доказательство или нет?..
      Нет, не доказательство. Лукошкина носит ключи в сумочке, а Виктория, допустим, в кармане... Нет, не доказательство. Фигня, а не доказательство... Я думал, что Соболин окажется у тигрицы, но его там не было. Может, и к лучшему.
      - Открыто,- сказала Виктория, когда я постучал в дверь.- Открыто, войдите.
      Я вошел, и она, кажется, нисколько не удивилась.
      - Если вы ищете Вовчика,- сказала она,- то его нет.
      - А я, собственно говоря, к вам, Виктория. Можете уделить мне минут пятьдесять?
      - Да, конечно. Проходите, Андрей... Кофейку или чего покрепче?
      - Кофейку, если не затруднит,- ответил я, усаживаясь в кресло.
      - Какие же тут могут быть затруднения? Напротив, мне весьма приятно попить кофе в обществе знаменитости.
      Виктория прошла в крохотный кухонный "отсек", примыкающий к гостиной.
      Она была в футболке и плотно обтягивающих кремовых джинсах... А обтягивать было что! Тигрица звякала посудой и что-то мурлыкала. Через пару минут на столике дымились две чашки с кофе. Насыпая мне песок в чашку, Виктория нагнулась, и я смог заглянуть в лабиринты декольте. Лабиринты впечатляли. И она отлично знала, куда я заглядываю.
      Песок она насыпала долго. А когда выпрямилась, посмотрела на меня с довольно откровенной улыбкой... Но это ты, тигрица, зря. Этот номер не катит.
      - Вы, наверное, о Володе хотели поговорить, Андрей?
      "Не столько о Володе, сколько о тебе, тигрица",- подумал я, но говорить стал о Володе. Я стал говорить о том, что Соболин - человек неплохой, но несколько импульсивный, увлекающийся. Что он женат, что немножко устал за последнее время... Виктория слушала с улыбкой, иногда кивала...
      "Зачем тебе этот парик?- подумал я.- У тебя прекрасные волосы..." Я говорил, она улыбалась и кивала. Я пытался вспомнить, что я знаю о клептомании. Главным образом меня интересовало: что клептоман делает с украденным? Выбрасывает или оставляет "на память"?.. Выбрасывает или оставляет? Но так ничего и не вспомнил.
      - Еще кофе?- спросила Виктория.
      - Нет, спасибо...
      - А я, пожалуй, сделаю себе еще,- сказала она и снова прошла в кухонный "отсек", демонстрируя "вид сзади". Снова поколдовала с посудой, что-то напевая... Я прислушался, и мне очень понравилось.
      Виктория вернулась с чашечкой кофе, села:
      - На чем мы остановились?
      - На том, что Володя - человек увлекающийся. Он даже собрался посвятить вам стихи. Или, вернее, шлягер... Не слышали?
      - Нет, не слышала... Если вы, Андрей, пришли спасать семью вашего увлекающегося Вовчика, то я могу вас успокоить: он мне на хер не нужен. Он же нищий?
      - Весьма не богат,- подтвердил я.
      - Так что зря вы беспокоитесь... Я сама скажу ему вечером, чтобы летел к своей кастрюле. О'кей?
      - О'кей,- ответил я и поднялся.- Спасибо за кофе. Надеюсь, еще встретимся на ужине.
      - Конечно. Я рассчитываю, Андрей, что вы пригласите меня танцевать.
      - Разумеется... Буду счастлив.
      Виктория вышла вместе со мной в прихожую... Невзначай прижалась грудью.
      - Так что зря вы, Андрей, беспокоились. Ну, пошалили немножко, приятно провели время... А завтра разъедемся. И - никаких слез!
      - Да,- подтвердил я.- Завтра разъедемся... Кстати, как вы, Вика, поедете?
      - У меня джип,- сказала она.
      - Я знаю. "Лендкрузер", шикарный аппарат... Я имел в виду, что у вас украли сумочку. Видимо, и ключи тоже украли?
      Виктория осмотрела меня внимательно... "Жаркий взгляд... Как опасен твой тигриный взгляд!"
      - Нет,- сказала она,- ключи, слава Богу, не украли. Я их в кармане куртки ношу.
      - Вот и замечательно,- ответил я и вышел. Воздух на улице был бодрящим и свежим. Замечательно, но... не доказательство.
      - Вот теперь понял,- сказал Танненбаум.- Вы решили, что Виктория имитировала кражу сумочки с целью отвести подозрения от себя, но не учла одного момента: ключи должны были пропасть вместе с сумкой. Так?
      - В общем - да. Однако доказательством это быть не может. Аня носит ключи от своей машины в сумочке, а Виктория - в кармане. Реально? Вполне... Доказательством ее... э-э... болезни стал другой факт.
      - Какой же?- спросил Женя крайне заинтересовано.
      - Песня, которую она мурлыкала, когда делала кофе.
      - Песня? Что же такое она пела?
      - Она пела песню, которую не могла слышать. Текст существовав только на кассете диктофона, украденного у меня.
      Воздух на улице был бодрящим и свежим. Я прошел мимо джипа, подмигнул ему, и он подмигнул мне в ответ огоньком сигнализации... "Жаркий взгляд... Как опасен твой тигриный взгляд!"
      Я вернулся в коттедж Лукошкиной, отобрал у Коли Повзло коньяк и наказал больше не пить. Потом изложил ситуацию. Потом мы отправились на прощальный ужин.
      Первым делом я поймал Соболина, еще раз извинился за "потерянный" диктофон и поинтересовался между делом: не давал ли Володя послушать свой бессмертный шлягер марсианской тигрице? Володя ответил: нет, не давал. Текст сыроват, да и вообще... хочу сделать сюрприз. Ну-ну, сказал я, сюрприз святое дело. Сам люблю делать сюрпризы. Сомнений у меня больше не было тигрица! Осталось только поймать ее в ловушку. И я построил эту ловушку.
      После того как отзвучали дежурные тосты за гостей и за хозяев, и обстановка сделалась непринужденной, а зал заполнился голосами, я попросил слово. Слово мне дачи и начали наполнять рюмки и фужеры напитками.
      - Коллеги,- сказал я,- я отвлек ваше внимание не ради тоста, а для того, чтобы сделать небольшое объявление. Мы с вами не худо поработали и не худо повеселились... Все это здорово, но наш семинар был омрачен некоторыми известными вам происшествиями крайне неприятного свойства. (После этих слов слушать меня стали гораздо внимательнее.) Я знаю, что кое-кто из вас, коллеги, склонен был подозревать нас... Для нас это было крайне неприятно, но... Мы, дорогие друзья, провели свое собственное расследование и вычислили вора.
      По залу прокатился гул. Быстрый, неразделимо-слитный, как накат волны на галечный пляж. А потом несколько голосов почти одновременно выкрикнули:
      - Кто?
      - Имя! Назовите имя.
      - Не назову,- ответил я.
      - Почему?- выдохнул зал.
      - Потому,- ответил я,- что я хочу дать ему шанс... (Гул.) Да, я хочу дать ему шанс. Сейчас двадцать один ноль три. Ровно в полночь я назову имя... Если до этого времени похищенные вещи не будут возвращены, я назову имя. Ровно в полночь.
      Некоторое время за столом царила тишина. Затем зазвучали голоса:
      - Назовите сейчас!
      - Серегин, вы даете преступнику шанс избавиться от украденного.
      "Правильно,- подумал я,- даю... или, во всяком случае, предлагаю это сделать.
      А уж как он поступит - одному Богу известно". Голоса звучали, я молчал. Я молчал до тех пор, пока не прозвучал главный вопрос - тот вопрос, которого я ждал.
      - Ну, допустим, Андрей, вы назовете имя... А чем вы подтвердите свои обвинения?- спросил какой-то бородач. Молодец! Умница! Я ждал, чтобы кто-то задал этот вопрос.
      - Хороший вопрос, коллеги,- ответил я.- Очень правильный вопрос. Итак, чем я подтвержу свои обвинения?.. Украденными вещами, коллеги. Но при одном условии.
      - При каком?- спросил один голос.
      - Что за условие?- спросил другой.
      - Почему вы навязываете нам какие-то условия?- выкрикнул третий.
      - Я не навязываю, я предлагаю. А условие простое: мы должны разделить ответственность,- сказал я и обвел взглядом зал.
      На меня смотрели глаза: заинтересованные, насмешливые, удивленные, негодующие...
      Виктория смотрела с ироничной улыбкой, и я вдруг подумал: "А если сорвется? Если я не прав и - сорвется?"
      - Какую ответственность?- спросил бородач.- Объясните, Андрей.
      - Охотно. Я знаю, коллеги, где лежат похищенные вещи. Точно знаю, наверняка. Но - коли воришка не захочет сам их вернуть - нам придется провести обыск.
      Абсолютно незаконный обыск. Я, со своей стороны, гарантирую, что вещи окажутся именно там, где я скажу. Но нам, однако, придется проголосовать.
      Проголосовали единогласно. Вот так.
      Наш прощальный ужин продолжался.
      Ко мне парами, группами или поодиночке подходили коллеги и задавали вопросы: а кто же все-таки вор, Андрей?.. Расскажите, как вы его вычислили?
      Но чаще всего говорили: зачем вы загодя предупредили злодея? Он сумеет спрятать награбленное!
      Я отвечал, что имя назову в полночь. Что обязательно расскажу, как мы его вычислили. Но - опять же - в полночь. Что же касается "предупреждения", то я надеюсь, что воришке хватит здравого смысла вернуть вещи, и тогда инцидент будет исчерпан...
      Кто-то со мной соглашался, кто-то нет.
      Вечер продолжался, горячительные напитки текли рекой, и о моем заявлении вспоминать стали реже. Вот тогда-то ко мне подошел Володя Соболин. Мы с ним выпили по рюмке, и Володя задал мне те же самые вопросы: кто? Как? Зачем я предупредил?
      Я напустил туману, обещая раскрыть суть дела чуть позже, а на последний вопрос ответил:
      - Это ловушка, Володя. Вор, конечно, захочет избавиться от краденого. Но сделает это ближе к полуночи, когда все будут основательно пьяны. А мы до полуночи ждать не будем. В двадцать три часа мы с Танненбаумом неожиданно и негласно произведем обыск. Просек?
      - Просек,- серьезно ответил Володя и стал набиваться в помощники.
      Я отказал. Я довольно язвительно и жестко ему отказал, и он пошел к Виктории... Честно сказать, мне было его очень жалко.
      Из сумки вывалился диктофон и запел голосом Соболина: "Жаркий взгляд... Как опасен твой тигриный взгляд..." Щелкал затвор фотоаппарата, и пыталась отгородиться от него рукой марсианская тигрица... или, вернее, марсианская гиена.
      На этом можно было бы поставить точку. Вполне можно было бы, но какая-то незаконченная у нас получается история, усеченная, оборванная... не хватает какого-то штришка, что ли?
      Мы попрощались с Танненбаумом в зале аэропорта. Нормально попрощались, по-дружески вполне.
      - Ну вы, ребята, не обижайтесь,- сказал Женя.
      - Брось ты, Женя,- ответил Повзло за всех.- Плюнь. Всякое бывает. Езжай себе домой со спокойной душой.
      - Нет,- сказал Женя,- я сейчас не домой. Я сейчас в парикмахерскую к Львовичу заеду.
      - Зачем вам, Женя, в парикмахерскую?- спросила Анька.- У вас с прической все в порядке.
      - Это только на голове порядок,- отозвался Танненбаум и провел ладонью по бритому черепу.- А вот кулаки сильно заросли.