- Замерзли?- грудной женский голос раздался за спиной так неожиданно, что я чуть не выронила ключ.- А вы зайдите на секунду в мою каюту, я вас грогом угощу. Грог, как известно всем,- лучшее средство отогреть душу и кровь в те ночи, когда дует норд-ост с Ладоги.
      Как у нее в совершенно пустой каюте оказался горячий ром с водой - это мне и много дней спустя не давало покоя. Но грог был великолепный: я почувствовала, как что-то горячей волной действительно ударило и в душу, и в кровь.
      - Давайте знакомиться: я - Мария Эдвардовна,- сказала зеленоглазая.
      - В смысле - Эдуардовна?
      - Ну, если вам так легче... А вообще-то - Эдвардовна.
      - Странное отчество.
      - Почему же? В Англии, например, за сто лет до Елизаветы Тюдор (сильная и властная, между прочим, была женщина) правил такой король - Эдвард IV.
      - А-а, а вы, стало быть,- его дочь...
      Я, кажется, начинала хмелеть. На банкете пила только сок, а тут от одного бокала горячего рома стала "уплывать".
      Мэри внимательно смотрела на меня.
      Я с удивлением поняла, что мне трудно выдержать ее взгляд. И я перевела свой - на ее странно-красивые серьги, переливающиеся зелеными (изумруды?) и бриллиантовыми искрами. Наверное, Эдвард подарил.
      - Конечно - не дочь,- Мэри улыбнулась снисходительно.- Но дальняя-дальняя родственница. Ветка моего рода началась от женщины-ирландки, родившей девочку вне брака от короля Эдварда.
      С тех пор почти всем мужчинам нашего рода давали это имя.
      - А, так вы - ирландка?- спросила я как о само собой разумеющемся.
      - Вас это не удивляет? Ну да, вы же сами уверены, что когда-то жили в Шотландии.
      Я почувствовала, что пропустила удар.
      Поэтому схватилась за бокал, чтобы была возможность уйти из-под сверления ее зеленых глаз. Откуда она знает про мою Шотландию? Телепатия? Или я бредила на палубе? Или - говорила вслух?.. Голова была тяжелой, а руки и ноги ослабли.
      Теплоход качнуло, я дернулась, и вдруг, как в замедленном фильме, увидела осколки бокала, которые, крошась в моей руке, стали сыпаться на пол. Я тупо уставилась на свои пальцы, которые еще сохраняли форму пузатого бокала из хрупкого стекла: по мизинцу гранатовой змейкой вилась тоненькая струйка.
      И я, и Мэри, как загипнотизированные, смотрели на мой палец. Мэри медленно шагнула навстречу, взяла мою руку, поднесла к лицу и втянула палец в рот.
      При этом, не мигая, продолжала смотреть мне в глаза.
      Я почувствовала ее горячий язык и снова дернулась.
      - Не бойтесь,- Мэри опустила глаза. Ее дыхание участилось.- Сейчас кровь остановится.
      Мне стало холодно, словно вся кровь вытекла из моего тела через этот маленький разрез на пальце. Я в последнем отчаянии выдернула-таки свою руку из Мэриной пасти. Та только грустно улыбнулась.
      - А вы не замечали, милая, что люди очень боятся вида крови? Вот выдери у человека кусок тела, но оставь рану бескровной, и - ничего. А стоит появиться лишь капелькам крови на царапине и человек бледнеет, теряет сознание...
      Да, замечала, но не хотела обсуждать это с Мэри. С этой кельтской ведьмой. Или кельты жили в другой стране?
      А она продолжала:
      - Знаете, как раньше врачевали древние? Кровопусканием. Моя дальняя - в веках - родственница была монахиней, и она именно кровопусканием лечила сельских ирландцев. Это был тогда чуть ли не единственный метод: считалось, что болезнь уходит через рану вместе с "дурной" кровью, а взамен организм вырабатывает новую, здоровую. Потом появились пиявки.
      Только здесь уже не просто отсасывание крови. Пиявки - существа очень разумные и "дурную" кровь пить не будут. Поэтому сначала в ранку они "выплевывают" специальное вещество, которое меняет состав человеческой крови, а потом эту кровь и сосут... И только спустя много столетий уже появилась современная гемосорбция.
      Мне было противно одно только упоминание о пиявках. А Мэри, видно, села на своего любимого конька:
      - Как вы считаете, а где у человека находится душа?
      - Ну, в сердце, наверное,- обрадовалась я, что пиявок мы благополучно обошли стороной.
      - Многие так думают. Однако если вы спросите любого известного кардиохирурга, что такое сердце, то в ответ услышите, что "это - мускульный орган, толкающий кровь по сосудам". Вы представляете, сердце - всего лишь банальная мышца, придуманная Создателем для перекачки крови.
      - Ну, тогда - в мозге.- Мне не хотелось говорить о душе с этой странной женщиной.
      - Академик Бехтерева тоже так считает. Эта старая бестия в своем институте Извилин многое, думаю, поняла про мозг.
      Но мало что говорит, отделывается лишь туманными намеками на какое-то Зазеркалье. И все-таки, несмотря на ее гениальность, она - не права...
      - ...Потому что душа - в крови,- мне интуитивно хотелось сопротивляться Мэри, и я решила, что съязвила.
      - Конечно! Кровь - это все! Почему, чтобы поставить диагноз, нужно делать анализ крови? Почему некоторые секты запрещают переливание крови? Почему очистка крови с помощью сорбентов помогает излечивать тяжелейшие заболевания? Почему про красивых девушек говорят - "кровь с молоком"?..
      - ...Почему у красивых и некрасивых раз в месяц бывает менструация?- Я казалась себе очень остроумной. Но Мэри подхватила "шар".
      - Да-да! Почему яйцеклетка, не встретившаяся со сперматозоидом, проливается кровью?..
      Мне, честно говоря, все это изрядно поднадоело. Я, в конце концов, приехала сюда отдыхать, а не слушать бредни сумасшедшей ученой. Хоть и родственницы короля. И тогда я решительно направилась к двери. Но Мэри меня тормознула:
      - А мы ведь с вами так и не познакомились. Как вас зовут?
      - Светлана Завгородняя.
      Было такое ощущение, что Мэри ударили по лицу.
      - Вы - из "Золотой пули"? От Обнорского?
      - Да. А что?
      Мэри о чем-то на секунду задумалась.
      - Мне просто казалось, что Светлана Завгородняя должна любить красные платья и соломенные шляпки.
      Я пропустила второй удар. Так, в чем дело? При чем тут платье Василиски? За ней следили у "Пролетарской"? То есть - вдруг дошло до меня за мной? Но кто?
      Вдруг стало страшно. Но интуитивно я понимала, что нужно что-то говорить:
      - Да, я действительно люблю испанскую соломку. Но не на банкет же в шляпке приходить...
      - Пойдемте лучше в музыкальный салон,- вдруг быстро засобиралась Мэри.
      С собой она зачем-то взяла изящный ноутбук. Краем глаза я заметила, что в каюте стояла спутниковая антенна. Такую до этого я видела только у Аркадия. Только Аркадий сейчас в Америке, а я вот здесь - незнамо с кем.
      - Ну, что? Не трахнула тебя еще Мэри?- хихикнула Кирка, подсаживаясь к моему столику с бокалом пива.
      Вокруг нас танцевали. Медсестры в перьях, закатив глаза, висели на своих считанных кавалерах. В салон заглянул Сергей и, грустно разведя руки, куда-то ушел: наверное, нести вахту. В динамиках мило коверкала язык Вайкуле: "Я не помню лицо утонувшего юнги..." Для теплохода в штормящей Ладоге - очень актуальная песня.
      - А с чего ты взяла, что она - лесбиянка?- я сначала спросила, а потом поняла, что краснею, вспомнив свой собственный палец во рту Мэри.
      - Так это все знают. Она Таньку Высочанскую совсем затрахала. Вцепилась в нее просто мертвой хваткой. Хотя, как говорят, от Мэри она погуливает с мужиками. Даже кто-то в Смольном есть.
      - Высочанская... Это - главврач наркодиспансера?
      - Она - она. Она и главврачом-то стала с подачи Мэри. Сначала Мэри написала за Таньку кандидатскую, параллельно - докторскую за ее отца (отец работает в Военно-медицинской академии, и чтобы стать начальником кафедры, ему понадобилась степень; ну Мэри и написала что-то о том, как "обкумаривать" солдат, чтобы подымать их в атаку). А поскольку папаша человек влиятельный и дружит с министром, Таньку и пристроили в наркодиспансер главврачом.
      - Получается, что Мэри - специалист по наркологии?
      - Здра-а-сь-те! Еще какой! Да она на детоксикации собаку съела. И главный в городе специалист в экстракорпоральной гемокоррекции.
      Мне показалось, что этот набор слов я уже сегодня где-то слышала. Или вчера? Как-то уж слишком давно я уехала из Питера.
      - Экстра... какая коррекция?
      - Ну ты даешь! Гемокоррекция - это корректировка крови. Экстракорпоральная - внеорганизменная. То есть кровь последовательно выводится из организма, проходит очистку с помощью всяких мембран и сорбентов и возвращается обратно. Гениальная придумка!
      Влюбленная в медицину Кирка продолжала что-то трещать о современных методах очистки крови, но я ее не слушала.
      Я пыталась найти глазами в зале хоть одного мало-мальски приятного мужчину, а вместо этого новые имена и фамилии сами соединялись в моем мозгу, разлетались в разные стороны, создавали новые группы.
      Значит, Мэри - покровительница Высочанской? Вот тебе и уродина с толстыми очками! И за этой Высочанской - раздолбанный наркодиспансер с многочисленными замечаниями. Она, эта Танечка, не проста: собираясь в музыкальный салон, я успела бегло пролистать Акт проверки наркодиспансера КРУ. Там было столько замечаний и таких, что оставалось непонятным, как Высочанская еще на свободе. Самым любопытным был такой факт: чтобы попасть в наркодиспансер, нужно отстоять очередь в несколько месяцев; при этом бюджетные койки стационара постоянно незаполненные. По всему госпожа Чайка была права: кто-то перенаправляет потоки наркоманов из государственного центра - в коммерческие. За Высочанской никаких центров нет. Значит - за ее друзьями? Может, за Мэри?
      В этот момент к нашему столику, от которого Кирка постоянно отгоняла мужиков (она ждала, когда объявится ее пепельноволосый), подошел мрачного вида мужик.
      - Мария Эдвардовна приглашает вас за свой столик.
      Кирка присвистнула:
      - Нет, бьюсь об заклад, все-таки трахнет она тебя до конца поездки.
      - Почему меня, а не тебя?- полюбопытствовала я.
      - Мэри абы кого своим вниманием не жалует. Есть, видно, в тебе что-то... Завидую. Глядишь, скоро колечко тебе какое подарит. Ты какие камни больше любишь?
      Ну не могла я признаваться словоохотливой Кире, что сама Мэри меня интересует лишь с некоторых пор и по совершенно непонятным мне причинам.
      Мы встали и направились к угловому столику, где Мэри, завидев нас, сразу отложила ноутбук.
      - Угощайтесь.
      Я точно знала, что в баре ничего подобного не продавали. Но стол Мэри ломился. Мидии, маслины, сыр с плесенью, орехи, фрукты...
      - Что будете пить, девочки?
      - А что есть?- влезла Кирка.
      - Что хотите, то и будет.
      Кирка заказала финскую водку, я - джин с тоником.
      - Шотландский,- кивнула Мэри одному из своих прихлебателей.- "Гордоне".
      Один к трем.
      Уже через минуту на столике стояли высокие бокалы с напитками.
      - А почему вы занимаете каюту на нижней палубе?- Я не могла понять, но эта женщина просто заинтриговывала.- Вы же вроде могли выбрать себе любую.
      - Я, Светочка, люблю иллюминаторы: тогда полное ощущение, что ты на море. Ведь часть моих древних родственников пиратствовала у берегов Испании и Алжира. Так что у меня - морская душа.
      А на верхних палубах - окна, как в поезде, мне же поезда не нравятся. А вам не нравится внизу? Я могу переселить вас наверх, в отдельную.
      - Нет, нет, мне нравится с Кирой,- по-моему, я сказала это слишком поспешно, потому что Мэри в который раз снисходительно улыбнулась.
      Кирка заказала еще одну рюмку. Я двинула ее под столом ногой, потому что она хмелела на глазах: подперла щеку рукой и зло смотрела, как ее любимый онколог в танце без зазрения совести лез носом в лифчик какой-то медички.
      - Прекрати надираться! прошипела я.
      - Отвяжись...
      Мэри внимательно посмотрела на Киру.
      - Да вы, Светочка, не волнуйтесь. Это дело - поправимо.- Она повернулась к одному из опекавших ее мужиков.- Принеси "синюю радиолу".
      Мужик исчез, но через пару минут вернулся с маленьким флаконом. Почему "это" называлось "синей радиолой" я не поняла, потому что Мэри капнула в стакан с "росинкой" три коричневые тягучие капли. Над столом поплыл сладкий запах щербета. Перехватив мой испуганный взгляд, Мэри капнула три раза и в свой бокал, а потом, весело рассмеявшись, выпила его до дна.
      - А теперь вы, Кира.
      Кирке, по-моему, было уже все равно, что пить, и она быстро осушила свой стакан.
      Все замолчали. Мэри смотрела на часы, а я на Киру. С коллегой на глазах вдруг стала происходить замечательная метаморфоза. Она подняла голову с подпиравшей ее ладони, встряхнула головой, дважды моргнула. Осоловевший было взгляд вдруг прояснился, глаза блеснули прежней веселостью.
      - Я, кажется, задремала?- Кира одарила нас улыбкой-извинением.
      - С тобой все в порядке?- Я все еще не верила своим глазам.
      - Да, как будто и не бодрствовала всю ночь.
      Я покосилась на окно. Было около пяти утра. Белая ночь разливалась над Ладогой. Светлое небо, светлая вода до горизонта, которого на самом деле не было видно вообще: небо совершенно непонятно в каком месте сливалось с прозрачной гладью. Через какое-то время, там, впереди, прямо из этой глади должны появиться первые скалы острова.
      - А абстинентный синдром так же легко снимается?- услышала я свой собственный голос.- Из такого же пузырька?..
      Мэри внимательно посмотрела на меня.
      - Ну, не из такого... И не. так просто.
      Поскольку отравление наркотиками и алкоголем - все-таки очень разные вещи.
      Но - можно. Если никто не мешает.
      - А - мешают?
      - Конечно. Разные остепененные бездари от науки. Разные чиновники, севшие за взятки в высокие кресла. Да мало ли еще в жизни разных тупоголовых мужчин, не способных ни на что. Разве что стоять на пути всего нового. И не пущать. Особенно если на их пути - женщина, особенно - если талантливая, умная и предприимчивая. Тут уж они не будут снисходительными. И про галантность свою фальшивую в момент забудут. Одного только эти глупцы не понимают: что на их оружие - есть оружие посовременнее, на их силу - сила еще более сокрушительная... На войне - как на войне.
      Глаза Мэри сверкали. Она выплевывала эти гневные фразы, как будто действительно объявила половине рода человеческого войну не на жизнь, а на смерть.
      Она была прекрасна в своем бешенстве.
      Она была страшна.
      Ложиться спать или уже бесполезно?
      Теплоход стоял в ледяном крошеве возле скалистого берега, а солнце золотило на пригорках первые примулы, тянуло к небу другие, невиданные до этого первоцветы.
      Такой май, говорят, бывает только на Валааме.
      В динамике раздалось пение лесных птиц, где-то далеко кричали петухи. Это сейчас такая на теплоходах побудка - вместо идиотского "Подъем!".
      Кирка, ушедшая в каюту за пару часов до меня, села на койке.
      - Ты действительно себя хорошо чувствуешь?- Я все никак не могла прийти в себя от увиденного.
      - Как никогда! Словно и мозги, и кровь мне прочистили.
      Что-то слишком часто я слышу слово "кровь" в этой поездке.
      - А что хоть ты чувствовала?
      - Знаешь, даже не могу тебе объяснить... Как будто сон снился. Какой-то цветной, хороший. Люди какие-то возле меня. А вот о чем говорили - не помню.
      Как за минуту все пролетело. Потом - вспышка, и я снова с вами за столом.
      Я вспомнила, что "просыпалась" Кира от своей хмели действительно ровно минуту.
      - На семинар пойдешь?- уточнила я.
      - Еще чего!- фыркнула Кира.- Я и так знаю, что там будет. Будут обсуждать метадоновую программу. Кто-нибудь, как всегда, будет орать, что надо, мол, надо внедрять, что на Западе она давно действует, и очень эффективно. Другие будут топать ногами и кричать, что метадон - это наркотик, а лечить наркоманов наркотиками - нельзя... В общем, поорут и ни до чего не договорятся...
      - Понятно, тогда и я не пойду. Ты мне уже и так все популярно объяснила.
      Я надела шорты, кроссовки, куртку (именно такая экипировка как нельзя лучше подходит для третьей майской декады на Валааме) и сошла по трапу на берег.
      ...Как хорошо, что начальники из Агентства все-таки вытолкали меня в эту поездку. Пахло водой, снегом, солнцем, травой, шишками, корой, первыми листочками.
      Я зажмурилась от солнца, просто захлебнулась от этого - из другой жизни - воздуха.
      Да и сойти на твердую землю после палубы - тоже было очень приятно.
      На взгорке, куда прямо, от трапа вилась широкая, вытоптанная еще с прошлого года тропинка, я заметила парня. Вернее, сначала я увидела лайку, скрещенную с дворнягой, а потом уже аборигена рядом.
      Незнакомых собак я побаиваюсь, а потому остановилась, разглядывая ее хозяина.
      Высокий, широкоплечий, с копной светлых волос. Лицо уже не по-весеннему бронзовое, от этого его синие от природы глаза казались просто фиалковыми. Нет, все-таки в этих сельских молодых мужичках что-то есть...
      - Не бойся, Холм не кусается.
      Странно: ничуть не коробило, что этот улыбчивый, пожирающий меня глазами, с первой минуты - на "ты". Холм, видно, понял, что о нем речь и дружелюбно завилял своим хвостом-колечком.
      - А я и не боюсь,- шагнула я навстречу.- А что это ты ему такой странный ошейник надел?
      На шею полулайки была повязана шелковая синяя косынка на манер пионерского галстука (такой вот пес - пионер-тельмановец). Холму ошейник явно не нравился, и он все время пытался лапой высвободить шею.
      - А чего? Синенький скромный платочек... Мне - нравится.
      А мне уже - не знаю, чем - этот абориген.
      - Ты ведь - местный? Покажешь мне остров?
      Парень как-то нервно вдруг глянул мне за плечо, в сторону теплохода. Ждал кого-то? Я почувствовала легкое разочарование.
      - А впрочем, я и одна могу погулять.
      - Да нет же, я с удовольствием тебе все покажу. Как тебя зовут?.. А меня - Марэк: Просто, Света, я подумал, что ты ведь не завтракала. А потом в поселке негде будет. Ты сходи, а я тебя подожду.
      - Так пошли вместе, там и подождешь.
      Марэк снова как будто испугался чего-то:
      - Нет-нет. Местным на туристский теплоход не положено. Я тебя здесь подожду.- Потом вдруг о чем-то вспомнил и, слегка смутившись, добавил: - А вот если ты мне из бара пива принесешь... импортного... это было бы здорово.
      Вот хитрый нищий!.. Захотелось послать подальше этого островного альфонса, но - с другой стороны - за экскурсию надо платить.
      - Ладно. Жди. Скоро вернусь.
      Я заспешила по тропинке вниз. Уже взбегая на трап, боковым зрением вдруг заметила, что возле одного из иллюминаторов нижней палубы (возле моего?) трепыхало на ветру что-то синее, похожее на косынку Холма, только чуть меньших размеров. Или мне так показалось издали.
      Я оглянулась, чтобы махнуть Марэку рукой. Он сидел на корточках, обхватив пса за шею. Потом потрепал его по холке и крикнул: "Домой!". Холм стремглав бросился вверх по тропинке. На его массивной шее... не было косынки-ошейника.
      Я даже не заметила, как в первый раз, словно случайно оскользнувшись на прошлогодних листьях, его качнуло в мою сторону, и он обхватил мою талию. Я не отдернула его руку.
      - У тебя красивые ноги,- покосился он на мои шорты.- И - грудь...
      Еще бы. Эта грудь в свое время самого Обнорского потрясла: сразу по окончании конкурса "Мисс Бюст-98", где Андрей Викторович был в составе жюри, он и позвал меня в "Золотую пулю". А вот романа у нас с Обнорским не было, хотя многие в Агентстве считают по-другому. Просто как раз в то время он крутил с Машкой - дочкой Агеевой, и ему было ни до кого.
      Мы свернули с тропинки и пошли по широким гранитным плитам. Казалось, что эти плоские, ровные камни уложены здесь кем-то огромным специально, но я понимала, что на самом деле так виртуозно поработала сама природа. Мы присели на поваленное замшелое дерево. Марэк без слов затянул что-то заунывное, грустное.
      - Что это за песня такая? Никогда не слышала.
      И тогда Марэк завел речитативом:
      "...В дальних северных полянах, На просторах Калевалы, Их певал отец мой прежде, Топорище вырезая;
      Мать меня им научила, За своею прялкой сидя..."
      ...и что-то еще про страну Похъелу, ее хозяйку - хитрую Лоухи, про мельницу Сампо...
      Мне отчего-то стало грустно-грустно.
      И вроде как жаль этого синеглазого парнишку.
      - Так ты - карел?
      - Нет, вепс.
      Где-то далеко-далеко, словно в другой жизни, были Питер, "Золотая пуля", мои коллеги. А я сидела в траве на необитаемом острове в центре океана и утешала, не знаю от какой тревоги, представителя гордого, но вымирающего клана. Кругом рос вереск. Пахло рододендронами. С моих плечей сползало платье из зеленого органди. Где-то пел то ли пастуший рожок, то ли волынка. К моим губам прикасались другие - горячие - губы, которые совсем не были чужими... .
      А потом - началось:
      - Светик, ну возьми меня в мужья...
      Я ведь здесь пропаду.
      Мы сидели на куртке и штормовке, обхватив колени, потягивали баночное пиво и говорили о жизни на острове.
      Марэк уверял, что с момента, как единоличными хозяевами Валаама стали монахи, жизнь для поселковых стала просто невыносимой. Раньше все здесь принадлежало им, местным. Его ровесники еще с детства знают здесь каждую тропинку, каждое дерево, каждый мостик через ручей. А сейчас сюда - не ходи, туда - только с благословения. Да что люди, коров пасти негде, повсюду монастырские выпасы. Хотя сами монахи - хозяева никудышные. Вот нынешней зимой даже лунки во льду внутренних водоемов не удосужились прорубить - вся рыба и задохнулась. А какая рыба!
      Да с чего им быть хорошими хозяевами, рассуждал Марэк, ведь и не монахи они вовсе. Как кто? Разбойники и убийцы. Что значит - мифы Острова? А кто тогда местных убивает? Что ни полгода, то - труп. Толика вон Костияйнена мертвым в лесу нашли. А Ольгу Кирски кто убил? Ну кому навредила девятнадцатилетняя девчонка? Причем, гады, сначала изнасиловали, а потом убили.
      - А кто по ночам, когда туман, к острову причаливает и втихаря в монастыре скрывается?- продолжал мой гид. Конечно, подрасстрельные. Марэк сам в тюрьме год сидел и слышал, как некоторые про рецидивистов говорили: им легче в монастыре отсидеться, чем под "вышку" идти. Вот они и скрываются...
      Чем больше и тише шептал он про всякие ужасы Острова, тем неуютнее становилось мне в этих редких кустах.
      ...Мы вздрогнули одновременно. В нескольких метрах от нас по тропинке шли люди. Они были недостаточно видны (зелень распустилась уже прилично), но чувствовалось - не туристы. Туристы (в том числе - наши медики с "Котлина") ходят не так: говорят громко, фотографируются, ахают-охают по поводу местного воздуха и редкой флоры, от вида любой деревянной лавки, гармонично "вписанной" в пейзаж.
      Эти трое шли не так. Молча, сосредоточенно. Казалось, что они специально стараются идти тише, на всякий случай жмутся к обочине. В руках несли тугие пакеты из полиэтилена. Мне показалось, что Марэк побледнел, всматриваясь в их спины. Я тоже, пригнувшись, подползла к тропинке и раздвинула кусты. Один из них оглянулся прямо в нашу сторону. Я вдруг не к месту вспомнила, как в одной операции "Золотой пули", которую проводили Каширин и Горностаева в Тайцах, мне велели голой выйти перед теми, за кем они следили. Вот бы сейчас выйти в чем мама родила из кустов! Я хихикнула, и Марэк испуганно прижал меня к земле. Но еще раньше, чем я скрылась за ветками, успела заметить лицо одного мужика. Да это тот же, из музыкального салона, который приносил Кирке "синюю радиолу".
      Я оглянулась на Марэка:
      - Они?
      - Кто - они?- опешил тот.
      - Разбойники-убийцы?..
      - ...Да нет, те - по ночам...
      - Но эти тоже какие-то противные.- Я была почти уверена, что Марэк до этого уже видел этих троих, хоть и не был на теплоходе. И - узнал.
      От всех этих тайн мне стало совсем нехорошо. Я молча стала натягивать одежду, Марэк последовал моему примеру.
      Он уже застегнул джинсы, когда я, в очередной раз любуясь на его загорелый торс, скользнула взглядом по мышцам. И вдруг - замерла. На сгибе его руки были отчетливо видны следы от шприца. Марэк поймал мой взгляд и стал быстро натягивать рубашку.
      Солнце сделало огромную дугу по небу (сейчас оно светило уже с другой стороны), на траву упали первые тени. Я не знаю, сколько минут прошло с того момента, как я увидела эти дырки в его венах, а мы все молчали. Наконец я не выдержала:
      - Колешься?
      Он издал какой-то странный звук - то ли кашлянул, то ли всхлипнул.
      - Света, я боюсь!.. Их боюсь,- он кивнул в спину ушедших мужиков,- ее еще больше!- Кивок по направлению к причалу.
      - Кого - ее?- мне показалось, что я неожиданно осипла.
      - Блад!
      Не может быть, чтобы я ослышалась.
      Перед глазами - как наяву - всплыли листочки с компьютера, которые, уходя из Агентства, всучил мне Каширин. Листочки со списками учредителей разных коммерческих антинаркотических клиник и центров: Лившиц, Гуренкова, Блад, Арсеньев, снова Лившиц, снова - Блад, снова - Гуренкова, снова Блад... Так, значит, Блад - на теплоходе?
      - А как она выглядит?..- Я еще не договорила фразу, а ноги уже сами подкосились от страха.
      - Да она же там - главная. Мария Эдвардовна.
      Идиотка! Боже, какая я идиотка! Не удосужиться у Кирки даже фамилию Мэри уточнить! Кажется, я говорила вслух. Кажется, я материлась на весь Остров. Кто бы слышал, как я материлась!
      - У Киры?- прервал меня Марэк.- У Гуренковой, что ли?
      Меня чуть столбняк не разбил от этого его вопроса.
      - Ты что, Киру знаешь? Журналистку из "Питерского доктора"?- Я даже дышать перестала.
      - Я не знаю, есть ли такая газета, только Кира Гуренкова - не журналистка. Она - в "шестерках" у Блад. Когда-то училась в Первом медицинском, ее отчислили. Работала медсестрой в наркодиспансере, там ее Мэри и подобрала.
      Я ничего не понимала.
      - А что она у Мэри делает?
      - Ну... разное. Вот девиц иногда красивых, вроде тебя, ей "подтаскивает". А так - на разных мелких поручениях.
      Я лихорадочно стала вспоминать все наши разговоры с Киркой. Ничего особенного. Мэри она подхваливала, иногда - с иронией, иногда снисходительно. Она ведь и не скрывала, что все про нее знает... Кирка! Ну какова же сука!
      - Так, стоп! А "синяя радиола" - это что же, тоже - игра, блеф?
      - Капельки такие коричневые? Сладким пахнут? Так Мэри их Кирке периодически капает: Гуренкова ведь - алкоголичка. У Блад таких капель, знаешь, сколько? Разного цвета. И не только капель...
      Марэк вдруг как-то неожиданно обмяк, присел на траву. Он как будто уже не замечал меня.
      - Что с тобой?
      - Света... Мне плохо...
      Он не успел договорить, как я догадалась сама. Ломка!
      Марэк обхватил руками плечи, начал раскачиваться из стороны в сторону. Казалось, что каждая пересохшая клеточка его организма разрывалась от боли и от жажды.
      - Света, мне надо в одно место... Там мне помогут. Там все есть...- Он устало провел дрожащей рукой по лицу.
      Низкое солнце еле просвечивало из-за соседнего холма. Под деревьями уже лежали глубокие синие тени. Похоже, что было около девяти вечера.
      - Что это за место?
      Марэк как будто задумался. А потом посмотрел на меня пустыми глазами.
      - Знаешь, Света... Ведь у Мэри на острове - клиника тайная... Она там опыты над наркоманами проводит.
      - Пошли!
      - Нет, Света. Ты - оставайся. Тебе туда нельзя. Тем более что это далеко: по дороге - километров двенадцать.
      Я даже рот открыла. Проведя целый день на полянке в трех километрах от пристани, я была убеждена, что нахожусь в центре острова.
      Теплоход отчаливал в пять утра. Вообще-то, как правило, на Валааме туристы проводили день, отплывали вечером, а утром шли в сторону Онеги - на Кижи. Но нынче вышло так, что в Онегу "Котлин" заходить не мог из-за больших нерастаявших льдин. И руководство семинаров, пообщавшись с командой теплохода и диспетчером в Питере, приняло решение изменить маршрут: с Валаама выйти позже, а потом, после Ладоги, сделать "зеленую стоянку" в Нижних Ветлугах. Там, на красивом берегу Свири, один из питерских бизнесменов (в частности владелец ресторана, в который якобы любил захаживать будущий последний президент России) задумал новую деревню. Понастроил бревенчатых изб с наличниками в стиле "а-ля рус", проложил дорожки из чурок, посадил цветы. В одном из домов устроил выставку предметов старого быта, в другом - музей самогоноварения, в третьем открыл сувенирную лавку.
      Предполагалось, что иностранные туристы на этой "зеленой стоянке" будут оставлять много зеленых денежек...
      Получалось, что до клиники туда и обратно - двадцать четыре километра.
      Успеть к отплытию можно, но - рискованно.
      - А если - напрямую?
      - Восемь километров. Но - лесом.
      - Бежим! Все равно я без тебя дорогу к теплоходу не найду. У меня, как говорит мама,- географический кретинизм.
      В поселке, как рассказал по дороге Марэк, для местных жителей фактически нет работы. Живут, можно сказать, на подножном корме. Делать мужикам нечего, а выпить от тоски хочется часто.
      Однажды в поселок пришел незнакомый мужчина, прилично - по-городскому одетый. Поговорили хорошо за жизнь, угостил их приезжий в тот день тоже хорошо. Заодно сказал, между прочим, что бывает кайф и получше, чем от водки. Снова пришел (вкрадчивый такой, убедительный), снова угостил.
      Через неделю Марэк с другом опять встретились с ним - уже в условленном месте: в отремонтированном здании бывшего скита. Тогда-то первый раз они с приятелем и укололись. Понравилось. И стали захаживать.
      Уже через пару месяцев желание получить "дозу" стало невыносимым. А тут и "ломки" начались.
      А незнакомец - "Сергей Кириллович" - вдруг из ласкового и обходительного стал жестким, несговорчивым. Сказал, что может помочь, но теперь уже за услугу. Услуга заключалась в том, что за получаемую "дозу" парни должны периодически ложиться в новую маленькую больничку на так называемое "обследование". И никому ничего не рассказывать, иначе - им же хуже будет.