Зачем эта детская игра в кораблики перед лицом сильного, опасного и умелого – да, да, умелого, очень умелого! – противника? Или все они искренне уверены в том, что, как сказал ван Стрэлан, командир «Явы»: «Да, нас перемелют в фарш, но японцы за это дорого заплатят!»? Во флоте ABDAF в Яванском море больше адмиралов, чем кораблей, – голландец Хелфрих, британец Палисьер, американец Глассфорд, – и все они корчат из себя великих стратегов… А суть-то проста: японцы сомнут нас и пройдут по нашим трупам, даже не посмотрев под ноги».

– Будет ли у нас прикрытие с воздуха? – подчёркнуто холодно спросил кэптен Белл, командир «Эксетера» (гордому британцу очень не нравилось быть в подчинении у какого-то голландца, пусть даже тот выше чином).

– Будет, – ответил Доорман. – Американский авиатранспорт «Лэнгли» направляется в Чилачап с истребителями на борту.

Англичанин кивнул, хотя по лицу его было видно, что в обещанное прикрытие он не верит ни на грош – подобные обещания командиры кораблей ABDAF слышали по десять раз на дню. Ни Белл, ни Доорман ещё не знали, что «Лэнгли» уже потоплен японской авиацией, но были уверены: никаких американских истребителей не будет.

– Мой крейсер, – с оттенком виноватости произнёс командир «Хьюстона», молодой и симпатичный офицер в чине коммандера, – потерял кормовую башню главного калибра: она разбита попаданием японской бомбы. Я не могу вести огонь в кормовых секторах, поэтому, как мне кажется, мой корабль нельзя ставить в хвост нашей кильватерной колонны.

«Бойскаут, – неприязненно подумал Бернаже, глядя на американца. – Участие флота США в предстоящей операции ограничивается присутствием в составе соединения тяжёлого крейсера и дивизиона старых четырёхтрубных эсминцев, ровесников Ютланда. Где могучий американский флот? Удар, который он получил в Пёрл-Харборе, был тяжёлым, но далеко не смертельным – у янки есть и линкоры, и крейсера. И авианосцы у них тоже есть, и парочка авианосцев поубавила бы спеси самураям, возомнившим себя непобедимыми. Нас бросают на убой, а янки будут смотреть с интересом, как это будет происходить. Любят они воевать чужими руками…».

– Я понимаю, – Доорман словно прочёл мысли командира «Ламотт-Пике», – что наша операция выглядит самоубийственной, но другого выхода нет. Солдат выигрывает много, когда он выигрывает время – нужно завершить подготовку к обороне Австралии, Цейлона и Британской Индии. И нужно время, чтобы вывести из строя нефтеперегонные заводы на Яве и Суматре – японцы рвутся сюда за нефтью, которая им необходима. И мы выполним свой долг!

«О долге ты мог бы и не говорить, – подумал Беранже. – Это само собой разумеется, всегда и везде. Вот только сдается мне, что вокруг этой нефти затеялась грязная игра. Нефть принадлежит Голландии, значит, голландцы и должны её защищать. Янки, конечно, помогли бы, но… Ну не могут они, войдите в их положение! А может, не хотят? Самураи вышибут голландцев с архипелага, а потом сюда придут освободители-американцы, и нефть поменяет хозяина – янки наверняка не будут спешить возвращать законным владельцам их Инсулинду – «Изумрудное Ожерелье», как называют голландцы свою Ост-Индию. В конце концов, надо полагать, вернут, но с какими-нибудь хитрыми оговорками, которые позволят дяде Сэму и в дальнейшем черпать из индонезийского нефтяного котелка полной ложкой. А то, что из-за этих игрищ война с Японией продлится гораздо дольше, чем могла бы – кого это волнует? Война – эта форма политики, но подлость политиков и торговцев не даёт права настоящим воинам уклоняться от выполнения своего долга. И мои моряки свой долг выполнят».

Контр-адмирал Терро, числившийся вторым флагманом соединения, на совещании не присутствовал – он свалился в приступе лихорадки, настигшей старого моряка. Вернувшись на корабль, Беранже сообщил адмиралу о предстоящем походе и предложил ему перебраться в береговой госпиталь. «Нет, Режи, – ответил Терро. – Я останусь на борту «Ламотт-Пике». Наш корабль – это часть страны, нашей с тобой родины, разорванной на части и врагами, и союзниками, и если в предстоящем бою мне суждено умереть, я умру под флагом Франции».

Многочасовое сражение в Яванском море запечатлелось в памяти капитана 1-го ранга Режи Беранже кроваво-дымным калейдоскопом, из которого сознание с фотографической точностью выхватывало отдельные картины: белёсые космы дымовой завесы, растекавшиеся над водой; серые силуэты тонущих кораблей, окольцованные пляшущим пламенем горящего мазута; вспышки выстрелов и дергающиеся стволы орудий; повисший на реллингах матрос, убитый осколком. Командир «Ламотт-Пике» командовал, отдавал приказы (правильные), их выполняли (быстро и чётко), но вместе с тем ему казалось, что он наблюдает происходящее как бы со стороны – мозг, перенасыщенный адреналином, блокировал восприятие, отсеивая всё лишнее, мешавшее Беранже руководить боем.

Союзная эскадра из шести крейсеров – «Де Рёйтер», «Ява», «Эксетер», «Хьюстон», «Пёрт» и «Ламотт-Пике» (голландский лёгкий крейсер-лидер «Тромп» неделю назад был повреждён японской авиабомбой и ушёл на ремонт в Австралию) – и восьми эскадренных миноносцев (английских «Инкаунтер» и «Юпитер», голландских «Кортенаер» и «Витте де Витт», американских «Эдвардс», «Олден», «Форд» и «Поуп») встретилась с противником в 17.30 27 февраля 1942 года. Японское соединение, прикрывавшее конвой и состоявшее из трёх групп (первая – лёгкий крейсер «Дзинцу», эсминцы «Юкикадзе», «Токицукадзе», «Амацукадзе», «Хацукадзе»; вторая – тяжёлые крейсера «Нати» и «Хагуро», к которым под вечер присоединились однотипные крейсера «Асигара» и «Миоко», эсминцы «Сазанами», «Усио», «Ямакадзе» и «Кавакадзе»; третья – лёгкий крейсер «Нака», эсминцы «Минэгумо», «Мурасамэ», «Самидарэ», «Асагумо», «Юдати» и «Харусамэ»), не превосходило союзников численностью, однако сражение кончилось полным разгромом соединения ABDAF. Авиация японцев – ни береговая, ни с авианосцев Нагумо, которые казались вездесущими, – в бою не участвовала, но адмиралу Доорману это не помогло.

Видимость была отличной, и противники обменялись первыми залпами с дистанции сто двадцать кабельтовых, пустив в ход главный калибр тяжёлых крейсеров – для 150-, 140– и 127-мм орудий расстояние было слишком большим. А затем японские эсминцы Нисимуры, развернувшись, с 15.000 метров – невиданная дистанция торпедной стрельбы – выпустили по кораблям союзников сорок три торпеды. Из-за огромного расстояния попаданий не было, но корабли Доормана, заметив пенные следы торпед, начали маневр уклонения. Крейсера пяти стран маневрировали слаженно, но в этот время восьмидюймовый снаряд с крейсера «Нати», падая сверху под большим углом, пробил полуторадюймовую броневую палубу «Эксетера» и взорвался в котельном отделении.

«Эксетер» окутался клубами пара и потерял ход. Избегая столкновения, следовавшие за ним «Хаустон» и «Пёрт» вывалились из строя – один влево, другой вправо, а «Де Рёйтер» и «Ява» оторвались от концевых кораблей. Одно-единственное удачное попадание смешало и расстроило всю колонну союзников.

А японцы времени не теряли. Сократив дистанцию, эсминцы первой группы под градом снарядов («Токицукадзе» получил прямое попадание) с 6.000 метров выпустили по союзникам ещё семьдесят две торпеды.

Невезение компенсируется везением. Эскадра Доормана в это время перестраивалась и повернула на запад, пропустив большую часть японских торпед за кормой. Торпеду поймал только голландский эсминец «Витте де Витт», переломившийся пополам в вихре взрыва; его кормовая часть мгновенно затонула, а носовая некоторое время торчала над водой, похожая на исполинский клык морского чудовища. Адмирал Доорман поставил дымовую завесу и ещё раз развернулся на девяносто градусов, что спасло его от повторного торпедного залпа с эсминцев третьей японской группы – все шестьдесят четыре торпеды этого залпа прошли мимо. Японские корабли отошли, перезаряжая торпедные аппараты (на отходе в «Асагумо» снаряд попал с «Ламотт-Пике»); эскадра ABDAF, связанная повреждённым «Эксетером», тоже отходила – на юг, в сторону Сурабаи. Бой оборвался.

О чём думал Доорман, сказать трудно – адмирал погиб вместе со своим кораблём, – но в 21.00 (уже в темноте) он снова вошёл в боевое соприкосновение с крейсерами Такаги. И на этот раз удача окончательно покинула флот союзников: взошла луна, ярко осветившая всё вокруг, и японцы атаковали колонну Доормана торпедами. Атаковали с двух сторон – «Де Рёйтер» получил две торпеды в правый борт[26], «Ява» была торпедирована слева. Оба корабля быстро затонули, оставив на залитых лунным светом волнах обломки и сотни барахтавшихся среди них людей.

Японский тяжёлый крейсер «Хагуро»

Соединение ABDAF рассыпалось: в темноте уцелевшие корабли потеряли друг друга. Ночью следующего дня «Хьюстон» и «Пёрт», двигаясь наугад, наткнулись в бухте Бантен на японские транспорты, которые и были целью разбитой эскадры. Крейсера открыли по ним огонь, но мало что успели сделать – потопив один и повредив два транспорта, оба корабля стали жертвами целой стаи торпед, выпущенных японскими эсминцами. Повреждённый «Эксетер» и сопровождавший его эсминец «Юпитер» («Инкаунтер» вечером то ли налетел на мину, то ли был торпедирован японской подводной лодкой и погиб со всем экипажем) были настигнуты ночью кораблями первой японской группы и потоплены после короткого боя. Американские эсминцы «Эдвардс» и «Олден» добрались до Сурабаи и на следующий день были потоплены там японской авиацией вместе с голландским эсминцем «Эвертсен» и госпитальным кораблём «Оп тен Ноорт»; эсминец «Кортенаер» направился в Австралию и погиб, встретившись с японскими крейсерами «Такао» и «Тёкай» у берегов острова Тимор.

Капитан 1-го ранга Беранже не стал возвращаться в Сурабаю: он догадывался, что его там ждёт. «Ламотт-Пике» и увязавшиеся за ним американские эсминцы «Форд» и «Поуп» взяли курс на пролив Сунда, надеясь выйти из Яванского моря, ставшего слишком опасным, и прорваться в Индийский океан. Идея была хорошей, однако ночью осколок ABDAF был перехвачен на подходе к проливу японским крейсером «Нака» и пятью эсминцами.

Бой был яростным. Обе стороны почти одновременно открыли огонь и выпустили торпеды, только «Ламотт-Пике» сделал это чуть раньше, чем «Нака» – ветераны битвы у Ко-Чанга умели обращаться с торпедным оружием. Древние эсминцы янки, вооружённые 76-мм орудиями, не были серьёзными противниками для мощных японских эсминцев, но приняли на себя часть вражеского огня. «Форд» сразу пошёл на дно, разорванный японской торпедой, а «Поуп», осыпаемый снарядами, продержался на удивление долго – минут пятнадцать. Так он и запомнился капитану Беранже: горящий, зарывающийся носом в море, окружённый со всех сторон белыми всплесками от падающих снарядов. А потом над японским крейсером «Нака» развернулся веер взрыва: две из шести французских 550-мм торпед попали в цель.

Быстрая гибель японского флагмана и густой дым, извергаемый тонущим «Поупом», спасли французский крейсер: избежав вражеских торпед и дав полный ход, «Ламотт-Пике» растворился в ночной темноте.

…Индийский океан встретил крейсер тяжёлой зыбью. Посоветовавшись с Терро – адмирал чувствовал себя гораздо лучше, бой оказался для него лучше любого лекарства, – Беранже решил следовать на Цейлон: топлива должно было хватить, а повреждения крейсера были незначительными и позволяли выдержать такой переход. Похоронив в море погибших, «Ламотт-Пике» взял курс на Тринкомали, куда благополучно прибыл через пять суток.

Крейсеру, два месяца не выходившему из боёв, требовался срочный ремонт. Беранже простоял на Цейлоне до конца марта, и ушёл из Тринкомали буквально накануне налёта авианосной авиации Нагумо. Японцы потопили в гавани стоявшие там голландский крейсер «Суматра», австралийский эсминец «Вампир» и несколько других кораблей и судов, однако французский лёгкий крейсер «Ламотт-Пике» ускользнул, добавив ещё один порт к длинному списку портов, которые он покидал, спасаясь от загребущих лап жёлтого дракона.

Первоначально Терро и Беранже намеревались направиться на Мадагаскар, но потом передумали. Колониальная администрация острова осталась верной правительству Виши, и «мятежный» крейсер, сражавшийся на стороне союзников против Японии, считался бы там «кораблём предателей». «Ламотт-Пике» взял курс на Александрию – англичане пропустили его через Суэцкий канал.

В Александрии крейсер-бродяга присоединился к французской эскадре вице-адмирала Годфруа, находившейся под контролем англичан и в итоге перешедшей на сторону де Голля. И в Александрии же командир «Ламотт-Пике» узнал о том, что немецкие войска заняли всю Францию и вошли в Тулон. Это известие сильно встревожило Беранже: в Тулоне жила его супруга Жанет, и Режи опасался за её судьбу – статус англичанки по национальности и жены французского морского офицера (особенно после того, как в Тулоне французскими моряками был затоплен флот Франции) не гарантировал ей спокойную жизнь в условиях германской оккупации.

«Конечно, – размышлял Беранже, – вряд ли Жанет все эти годы (а мы не виделись с ней с начала войны) спала одна в холодной постели. Женщины (даже холодные англичанки, хотя Жанет прохладной не назовёшь, да) не больше мужчин склонны хранить супружескую верность, иначе с кем изменяли бы своим верным жёнам ветреные мужья? C'est la vie – это жизнь… Но мы женаты вот уже почти пятнадцать лет, у нас двоё детей, и главное – в наших отношениях, несмотря на долгие разлуки, сохранилась теплота… И эта теплота заставляет меня тревожиться за мою маленькую Жанет – за умницу Дженни, умницу во всем. Скорей бы кончилась эта проклятая война, охватившая мир… Русские, которые разбили Наполеона, в конце концов намнут бока бошам, а янки, надо полагать, свернут шею японскому дракону, но когда они проделают вивисекцию над этим жёлтым чудовищем, сказать пока трудно. Во всяком случае, это случится не завтра, и даже не послезавтра».

Капитан 1-го ранга Режи Беранже, командир лёгкого крейсера «Свободной Франции» «Ламотт-Пике», предполагал, что война продлится ещё не один год, но он не мог себе даже представить, какой станет эта война.

Примечания

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.