Глава 17

Андрей Рублев заварил чай, так, как любил Борис, – прямо в чашке, насыпав в нее две чайные ложки заварки и накрыв сверху блюдцем. То, что получилось в результате этих манипуляций, по цвету напоминало кофейную гущу, а крепостью могло сравниться с жидкостью для снятия лака. Заглянув в чашку, Андрей легонько содрогнулся и, прежде чем передать чашку брату, спросил:

– Слушай, как ты можешь это пить? Это же не чай, а битум какой-то.

Комбат, одетый в коротковатые спортивные штаны Андрея и неизменный тельник с голубыми полосками, ухмыльнулся в усы и с удовольствием отхлебнул из чашки.

– Помнишь, что старый еврей говорил про чай? Так вот, не жалей заварки, Андрюха.

Он осоловело поморгал слипающимися глазами, тряхнул головой, еще раз с шумом хлебнул обжигающей жидкости, крякнул и сказал:

– Хорошо. Только спать все равно охота.

Наташа, жена Андрея, привела из ванной Ирину Французову. На Ирине был Наташин махровый купальный халат. Усадив Ирину на свободный табурет, Наташа засуетилась, организовывая для нее кофе. Через плечо оглянувшись на Комбата, она сказала:

– Поспать бы вам, Борис Иванович. На вас лица нет.

Борис Рублев пощупал ладонью подбородок, лоб, нос и щеки и повернулся к Андрею.

– Глянь, Андрюха. Вроде на месте.

– Что на месте? – переспросил Андрей, занятый своими мыслями.

– Да лицо же!

– А, лицо. Лицо на месте, – рассеянно ответил Андрей. – Вот что, Борис. Ты в самом деле ложись спать, а я позвоню в милицию.

– Ага, – покивал головой Комбат, – давай. Только ложиться я не буду. Терпеть не могу натягивать штаны под дулом автомата, да и заснуть все равно не успею. Ты что, не понял? Там, на даче, осталось три трупа.

– Но ты же защищался! – возразил Андрей.

– Кто защищался? – возмутился его брат. – Я нападал. А если серьезно, – со вздохом добавил он, – то у нас просто нет времени на всю эту ментовскую бодягу. Сразу начнутся протоколы, допросы, наведение тени на плетень… Некогда, Андрюха, некогда. Надо Юрку выручать, только вот не знаю как. Так что отосплюсь на том свете, если, конечно, я туда вообще когда-нибудь попаду.

– Вот балабол старый, – невольно усмехнувшись, сказал Андрей. – Ну и что ты собираешься делать?

– А черт его знает, – ответил Борис и, не удержавшись, широко зевнул. Его все время тянуло лечь и вытянуться во всю длину, завести глаза минуток этак на шестьсот… Он усмехнулся – по крайней мере, впервые за долгое время ему хотелось чего-то нормального, вполне здорового и естественного. Кровать – это не шприц, да и бороться с таким соблазном, как ни крути, легче. Так что в каком-то смысле поездка в Питер ему действительно помогла.

"А вот если меня здесь замочат, – снова зевая, подумал он, – тогда вообще наступит полная лафа. Ни забот, ни хлопот, и, главное, никакого насилия над организмом. "

– Так ты говоришь, – обратился он к Ирине, – что не помнишь, где этот подвал?

– Я просто не знаю, – сказала та, безучастно глядя в чашку кофе, и по ее голосу Комбат догадался, что она вот-вот снова заплачет. – Они завязали мне глаза, когда везли туда, и на обратном пути тоже. Я не знаю даже, в Питере ли это.

– Опиши мне еще раз, как выглядит главный, – попросил он.

– Горохов? – переспросила Ирина.

– Кто?!

Комбат выкрикнул свой вопрос так громко, что Ирина вздрогнула, а Наташа, наливавшая мужу кофе, уронила джезву прямо на чашку, вдребезги разбив ее и залив горячим кофе весь стол.

– Ты что, знаешь его фамилию?! – подавшись вперед, спросил Рублев. Глаза его страшно вращались, а усы встопорщились, как у разъяренного кота.

Ирина отпрянула, не понимая, что произошло, а Андрей немного растерянно двинулся к брату, прикидывая, что если Борис действительно сошел с ума, то справиться с ним будет трудновато. Все утро просидевший в углу кухни Сергей Никитин, зачарованно следивший за развитием событий, удивленно открыл рот. Он повидал многое, но такого крика слышать ему прежде не доводилось.

– Как, – растерянно произнесла Ирина, – я вам разве не сказала? Не может быть. Господи, я совсем с ума сошла. Наверное, я столько об этом думала, что это стало казаться.., ну, очевидным, что ли.

– Да говори же ты, – промычал Комбат сквозь зубы с таким выражением, словно его донимал флюс. – Не тяни кота за хвост.

– Горохов, – повторила Ирина. – Я его узнала почти сразу. Его дети учатся в нашей школе, в пятом "Г", кажется. Мальчики-близнецы. Знаете, они дебилы. Самые настоящие.

– В нормальной школе? – поразилась Наташа. – Разве такое бывает?

– Сейчас и не такое бывает, – мрачно заверил ее Андрей. – Не перебивай.

– Он приезжал в школу несколько раз. Однажды подарил школе телевизор – большой такой, знаете…

– Спонсор, – сказал Борис Иванович. – Благотворитель хренов. Тебя он в школе видел?

– Видел, наверное, но мимоходом. Думаю, если бы он меня запомнил, то убил бы сразу.

– Хорошо, если так, – с сомнением сказал Комбат. – Только я так понимаю, что живыми он ни тебя, ни Юрку выпускать не собирался. Не пойму только, зачем вы ему понадобились. Они ничего не говорили? Горохов твой ничего не говорил?

Ирина отрицательно покачала головой.

– Нет. Когда появился Горохов, меня почти сразу увели. Она наконец расплакалась, сердито утирая слезы тыльной стороной ладони. – Ненавижу реветь, – сказала она. – И ничего не могу поделать. Надо в милицию, Борис Иванович. У них там автоматы, их много…

– Перестань, – сказал Комбат. – У тех, на даче, тоже были автоматы. Жаль вот только, что того, с ломом, я в живых оставил. Боюсь, этот мой гуманизм мне боком вылезет.

Андрея слегка передернуло, как обычно, когда Борис начинал говорить подобные вещи. Он, конечно, знал, что его брат – не бухгалтер и не сельский учитель, но знать – это одно, а наблюдать эту боевую машину в действии – совсем, совсем другое…

– Да брось ты, – сказал он. – Ну что он может сделать? Там ведь остались автоматы, гильзы… Он сейчас в кутузке и выйдет оттуда не скоро.

– Зря ты думаешь, что, сидя в кутузке, он не сможет передать весточку кому следует, – сказал Борис. – Если верить попам, весточку можно переслать даже с того света. Пистолет у тебя есть?

– Господи, зачем? – обеими руками отмахнулся Андрей. – У меня никогда и в мыслях не было готовиться к третьей мировой.

– Возьмешь мой, – безапелляционно сказал Комбат. – Точнее, не мой, а Кутузова. Там всего пять патронов, но большего я, к сожалению, предложить не могу.

– Да зачем он мне? – возразил Андрей. Здесь, в уютной, прекрасно обставленной кухне, за чашкой кофе, мысль о том, что ему может пригодиться пистолет, казалась абсурдной.

– Стрелять, – жестко сказал Комбат. Он одним глотком допил остывший чай и поставил чашку на стол, с которого Наташа уже вытерла разлитый кофе. – Надеюсь, ты еще не забыл, как это делается.

– Не забыл, – сказал Андрей. – По телевизору регулярно показывают, так что захочешь – не забудешь.

Ты собираешься взять меня с собой?

– Еще чего не хватало, – усмехнулся Комбат. – Ты останешься здесь. У тебя на руках две женщины и мальчишка, так что, сам понимаешь… Не думаю, конечно, что они вас и в самом деле отыщут. Технически это вполне возможно, но на это требуется время, а времени я им постараюсь не дать. Кстати, о мальчишке. Подай-ка мне телефон.

Андрей вышел в прихожую и принес трубку радиотелефона. Комбат набрал восьмерку, дождался гудка и быстро, по памяти, настучал пальцем код Москвы и номер домашнего телефона Андрея Подберезского.

Подберезский, к счастью, оказался дома и сразу снял трубку.

– А, комбат! – обрадовался он, узнав голос своего бывшего командира. – Ну, как вам отдыхается?

– По высшему разряду, – ответил Рублев, невольно улыбаясь. – Главное, весело. Новые места, встречи с интересными людьми… Ты там сильно занят?

– А что, – весело поинтересовался Подберезский, – вы втроем не справляетесь с зеленым змием?

– Змий, Андрюха, такая скользкая сволочь, что его никак не ухватишь, – сообщил Рублев. – Тут такое дело… В общем, мне, похоже, придется тут ненадолго задержаться, а Сереге в школу послезавтра… Ты не мог бы за ним подъехать?

Сергей вскочил с табуретки и открыл рот, явно собираясь возразить, но Борис Рублев резко выставил перед собой ладонь, и он сел на место, так ничего и не сказав. Плечи его обвисли.

– Подъехать? – переспросил Андрей. – Да запросто, командир, какие вопросы! Только.., это…

– Что? – спросил Рублев. – Если занят, так и скажи. Что ты мнешься, как витязь не распутье?

– Да не занят я, – с досадой ответил Подберезский. – Только я же вас не первый год знаю. Что у вас там случилось? И не надо рассказывать мне про богиню с ногами от ушей, которая не может с вами расстаться, пока у вас не кончились деньги. Все равно не поверю.

– Чему не поверишь? – обиделся Комбат. – Что я для этого дела еще пригоден?

– Вы еще поплачьте, – съязвил Андрей. – Насчет этого дела, насколько мне известно, вы еще за пятерых можете поработать. Просто, если бы дело было в бабе, вы бы мне не звонили, а придумали бы что-нибудь сами. Я же не мальчик, так что не надо меня за нос водить.

– Ладно, ладно, – проворчал Комбат. – Что не мальчик, это точно. Тут такая история, Андрюха… В общем, Французов куда-то подевался. Пропал начисто.

Надо разобраться, а тут у меня Серега…

– Ротный? – удивленно переспросил Подберезский. – Как это – пропал?

– Ну, не сам пропал. Скорее уж, его пропали, – поправился Рублев. – Я тут напал на след, так что, думаю, скоро он у меня отыщется. Только ты там ничего себе не выдумывай. Твое дело – забрать отсюда пацана, и больше никакой самодеятельности, понял?

– Понял, – недовольно проворчал Подберезский. – А крику-то было: да я, да ты, да какой я тебе командир, да мы с тобой друзья до гроба… А тут – равняйсь, смирно, вольно, разойдись, и весь разговор…

– Нет уж, ты меня извини, – строго сказал Комбат. – Это мы за бутылкой с тобой приятели, а в бою – извини-подвинься…

– Ладно, ладно, – все так же ворчливо сказал Подберезский, – напьемся – разберемся… Вы у брата?

– Да, у Андрея, у тезки твоего. Адрес-то помнишь?

– У меня записан.

– Вот и отлично. Значит, я на тебя рассчитываю.

Когда тебя ждать?

– Да прямо сейчас и выеду. Машину вот только заправлю, тир запру и двинусь. Думаю, к ночи буду у вас.

– Ну счастливо.

Комбат нажал на кнопку отбоя и положил замолчавшую трубку на стол.

– Ну вот, – сказал он и опять широко зевнул, прикрыв рот ладонью, – это дело у нас, можно сказать, улажено. А ты, – повернулся он к Сергею, – не вздумай отколоть какой-нибудь номер. Пойми, – добавил он, заметив, как набычился мальчишка, – это не игра.

Проку от тебя в этом деле не будет никакого, а хлопот потом не оберешься. Вот представь, что будет, если ты угодишь в лапы к этой компании? Ты, брат, этим меня капитально подставишь.

Сергей вздохнул и обреченно повесил голову. Откровенно говоря, на уме у него было именно то, что у Бориса Ивановича Рублева называлось "отколоть номер". Он уже представлял, как врывается в бандитское логово, держа в каждой руке по дымящемуся пистолету, и в последний миг спасает попавшего в коварно расставленную бандитами ловушку Рублева, серией метких выстрелов ликвидировав нависшую над ним смертельную угрозу. Слова Комбата отрезвили его. В конце концов, с бандитами он был знаком не понаслышке, и не мог не понимать, что справиться с ними может разве что в мечтах. Кроме того, он прекрасно помнил, что однажды Борис Иванович чуть было не погиб именно из-за него, и пережить подобное еще раз Сергею совершенно не хотелось.

– Хорошо, – сказал он, – я не буду откалывать номера.

– Обещаешь? – спросил Комбат.

– Обещаю.

– Ну вот и ладно.

– Что ты все-таки намерен делать? – снова спросил Андрей, с беспокойством глядя на брата.

– Сейчас я намерен отправить тебя в магазин, чтобы ты купил мне какие-нибудь штаны, а то твои коротковаты, – ответил тот. – А потом принаряжусь и попробую добиться любви от этого вашего дарителя телевизоров Горохова. Подержу его немного за задницу.

Глядишь, ему понравится, и он выгонит Юрку к чертовой матери из своего гнездышка, чтобы не мешал нашей взаимной любви.

– Голубой, голубой, не хотим играть с тобой, – печально пошутил Андрей и поднялся из-за стола. – Пойду покупать штаны, а то в этих ты на роль героя-любовника точно не тянешь.

– Ирина, – сказал Борис, – ответь-ка мне на вопрос. В классных журналах, насколько я помню, обычно записывают адреса учеников. Или мне это кажется из-за старческого маразма?

– Записывают, – сказала Ирина. – Надо же, как вы быстро сообразили! А я об этом даже не подумала.

Но школа-то закрыта, – поникла она, – и откроется только послезавтра.

– Ну да? – весело изумился Рублев. – Значит, придется ограбить храм науки. Совершить, так сказать, кражу со взломом в гнезде юных дарований. Оно, пожалуй, и к лучшему, что самих дарований там сейчас нет. Честно говоря, я их боюсь больше, чем бандитов.

Борис Иванович Рублев оставил машину в квартале от школы, чтобы не привлекать к своей персоне излишнего внимания, и немного прогулялся пешком.

Школа стояла на тихой боковой улочке, застроенной в основном пятиэтажными хрущевками, почти целиком заслоненными вымахавшими из когда-то посаженных жильцами прутиков тополями и липами Тополя уже начали ветшать от старости, и Комбат с легкой грустью подумал, что довольно скоро их срежут под корень: древесина у тополя хрупкая и часто ломается под собственным весом. Зато, насколько было известно Борису Ивановичу, тополь до сих пор оставался непревзойденным рекордсменом по скорости роста и количеству вырабатываемого кислорода. Само школьное здание было, как обычно, трехэтажным, но казалось приземистым из-за занимаемой им немалой площади. Ее окружал низкий, по колено, узорчатый заборчик, собранный из литых чугунных секций. За забором росли уже начавшие зеленеть плакучие ивы. Ни под ивами, ни на спортплощадке, ни вокруг здания никого не было, и Рублев в очередной раз поразился тому, какой заброшенный, нежилой вид имеют все школы в выходной день. Словно никто здесь и слыхом не слыхал о том, что на свете бывают дети, с громоподобным топотом носящиеся по гулким коридорам и оглашающие их сумасшедшими воплями, давая выход накопленной за сорок пять минут пытки неподвижностью энергии.

Он осмотрелся, ища глазами сторожа, не нашел и решил, что тот наверняка дремлет где-нибудь внутри. Его восхищала распространенная среди сторожей способность спать двадцать четыре часа в сутки с короткими перерывами на прием пищи и посещение туалета. В этом, по мнению Рублева, сторожа были сродни котам.

С самым праздношатающимся видом Борис Иванович обошел школу кругом и наконец нашел то, что искал, а именно до половины замазанное белой краской окно в торце здания. Свои школьные годы он помнил смутно, но одно знал наверняка: если в школе есть случайно оставленное незапертым окно, то оно непременно находится в мужском туалете и скорее всего на первом этаже, – это все-таки была школа, а не училище воздушно-десантных войск, и вряд ли кто-нибудь из юных дарований убегал с уроков через окна второго или третьего этажа.

Привстав на цыпочки, он легонько толкнул раму и улыбнулся. Как он и ожидал, окно было не заперто.

Все складывалось настолько удачно, что Комбат даже поплевал через левое плечо: мало того что он нашел открытое окно, так оно еще и было скрыто от посторонних глаз развесистой кроной ивы, ветви которой скребли по стене и по забеленному изнутри стеклу. Осторожно, стараясь не стучать, он надавил на раму, и окно гостеприимно распахнулось.

Подпрыгнув, Рублев уцепился пальцами за раму и легко подтянул свое крупное тело к подоконнику.

Через секунду он уже мягко спрыгнул на сухой кафельный пол, посреди которого растеклась большая прозрачная лужа: один из унитазов подтекал. Комбат аккуратно закрыл за собой окно. Он даже хотел запереть его, но, как и следовало ожидать, на нем не было шпингалета, сорванного, как видно, все теми же свободолюбивыми юными дарованиями. Комбат поправил за поясом короткую монтировку, прихваченную из машины в качестве универсальной отмычки (слесарем он был весьма относительным, а уж взломщиком и подавно), и, осторожно приоткрыв дверь, выскользнул в коридор.

Дойдя до лестницы, он выглянул в вестибюль и увидел сторожа. Сторож сидел к нему спиной и, разумеется, спал, свесив голову на грудь. Комбат пожал плечами и, шагая через две ступеньки, поднялся на второй этаж.

Следуя подробным указаниям Ирины, он без труда отыскал учительскую. Дверь, конечно же, была заперта. Тяжело вздохнув, Рублев вытащил из-за пояса монтировку и вогнал ее расплющенный конец в щель между дверью и косяком. Раздался скрежет, и плохо закрепленная дверная коробка легко отошла в сторону, освободив язычок замка. Комбат открыл дверь и некоторое время стоял, прислушиваясь: в школе стояла мертвая тишина, в которой скрежет отжимаемой коробки наверняка был слышен очень далеко. Сторож не подавал признаков жизни.

– Обожаю народное образование, – тихо сказал Рублев, входя в учительскую.

Стойка с журналами располагалась слева от входной двери и была снабжена полированными дверцами, запиравшимися на простенький замочек из тех, какими оснащают дверцы платяных шкафов. Комбат подергал ручку, посмотрел на монтировку в своей руке и отложил ее в сторону. Крепко ухватившись пальцами за круглую головку ручки, он сильно потянул ее на себя, уверенный, что ручка вот-вот с треском оторвется, и тогда шкаф придется ломать монтировкой.

Но ручка выдержала. Дерево пронзительно взвизгнуло, неохотно выпуская удерживавшие замок шурупы, что-то громко хрустнуло, и замок со звоном упал внутрь шкафчика. Рублев открыл дверцу и без труда отыскал классный журнал пятого "Г". Он развернул его тут же, прислонившись плечом к шкафчику, и быстро перелистал, найдя графу, в которую были занесены сведения об учащихся: дата рождения, адрес, имена и места работы родителей.

Гороховых здесь и в самом деле было двое – Виктор и Дмитрий. Комбат несколько раз перечитал адрес, накрепко его запоминая, и усмехнулся, заглянув в графу, содержавшую в себе сведения о родителях. "Папа у нас бизнесмен, а мама домохозяйка, – подумал он. – Крепкая российская семья."

Захлопнув журнал, он поставил его на место и прикрыл дверцы шкафчика, с огорчением посмотрев на вырванный с мясом замок. Выйдя из учительской, закрыл дверь тем же способом, что и открыл, – с помощью монтировки. Дверная коробка снова завизжала, как живая, и на этот раз Борис Иванович услышал, как где-то внизу, далеко отсюда, проскрежетали по мозаичному полу вестибюля железные ножки отодвигаемого стула.

Затем раздались шаркающие шаги, эхом разносившиеся в гулких пустых коридорах и рекреациях, и Рублев понял, что путь назад отрезан. Сторож, конечно, не представлял для него опасности, но он не собирался воевать с пенсионером, а на то, чтобы убедить бдительного и наверняка весьма принципиального стража не звонить в милицию, потребовалось бы слишком много времени, поскольку прихватить с собой бутылку водки Комбат не догадался.

Бесшумно ступая, он метнулся в конец коридора и вбежал в туалет. Окно здесь было заперто, и на то, чтобы сдвинуть с места похороненный под несколькими слоями масляной краски шпингалет, потребовалось немало усилий. Разбухшая рама открылась со скрипом и громким дребезжанием. Сторож наверняка был уже в коридоре второго этажа, и эти звуки должны были убедить его в том, что он находится на правильном пути.