Покончив с делами паренек задержался на улице. Спать совершенно не хотелось, такой морозище освежал получше ушата холодной воды на голову и он пробежался до дозорной вышки. Там караулил ночь старший брат, двадцатидвухлетний Слав, родившийся еще до войны, а потому незаменимый член общины и уважаемый человек. Слав сидел на ворохе шкур, укутанный поверх кожуха в толстый тулуп и полудремал-полубодрствовал, попыхивая парком из под низко надвинутого капюшона.
      – Ванко, не спится тебе, - поприветствовал он младшего, мгновенно собравшись, лишь заскрипели под ногами мальчика ступени лестницы, - подежурить хочешь? Намерзнешься еще, беги в избу.
      – Как оно тут, - поинтересовался Ванко, - озорует?
      – Спокойно, не шелохнется, - развел в стороны плечи брат и переложил со сгиба локтя на настил вышки тяжелый самострел с железными листами-излучинами. Еще три таких же, взведенных, стояли прислоненные к ограждению.
      Хорошо было стоять так, упершись в перила, оглядывать окрестности в поисках опасности, осознавая, что от тебя сейчас зависит благополучие целого рода. На расстояние двух арбалетных выстрелов от стены хутора тянулась полоса выжженной земли. Летом на ней успевали собрать нехитрый урожай, зимой открытое пространство предупреждало нападения обнаглевших волков, и, в любое время года, вместе с пятисаженным частоколом, спасало от бродяжьих ватаг. Ванко осмотрелся. С трех сторон хутор обступал лес, в который вели около десятка охотничьих троп, теряющихся глубоко в чащобе, южнее несла свои воды Кута. Вдоль реки летом тянулась дорога на восток - в другие поселки, до Устья, на запад, вверх по течению - к похожим маленьким хуторам, за истоком то пропадая, то вновь появляясь, сворачивающая на юг и доходившая, по словам старших аж до Пути. Зимой роль тракта выполняло закованное в лед русло.
      Мальчишка вдруг напрягся и толкнул брата, - Глянь!
      На границе видимости в темноте на белом фоне льда мелькнула на мгновенье и замерла черная точка.
      – Где, не вижу, - пружинисто вскочил Слав и начал присматриваться в направлении, указанном младшим братом, - померещилось, иди досыпай.
      – Не померещилось, смотри же, оно двигается!
      Едва различимое пятно на границе между черной ночью и белым панцирем льда с какой-то упрямой настойчивостью, медленно, дергано приближалось. Теперь и Слав заметил движение, сжав покрепче самострел, он напряженно следил за ним. Внезапно это что-то рванулось, приподнялось вверх, приняло форму человеческой фигуры и вновь опало.
      – Человек, ты видел, - дернул за рукав Ванко, - там человек.
      – Может, оборотень какой, - хмыкнул Слав, - стрелой что ли пощекотать?
      – Слав, там человек, может ему помощь нужна?
      – Ну да, человек - ночью, один, тварь это, - вскинул к плечу самострел брат.
      – Не надо, Слав, ты же видел - человек, вдруг соседи, вдруг беда случилась, а ты его…
      Дозорный на секунду задумался, опустил оружие:
      – Буди Сивого и старших.
      Через небольшой промежуток времени отец и еще четверо дюжих поселенцев стояли на вышке в компании со Славом и настырным Ванко.
      – Ну что там?
      – Затих, не шевелится. Пару раз поднимался, похоже, правда человек, - доложил старший брат.
      – Надо вытаскивать, прикрывайте, - старейшина взмахом руки отрядил двоих мужиков остаться наверху.
      За стену вышли вчетвером - двое по сторонам, со взведенными самострелами, Слав и отец с факелами в центре. Каждый шаг отзывался звонким треском застывшего наста в морозном воздухе, нарушая безмолвие ледяной пустыни. Сопровождающие нервно водили арбалетами по сторонам - ночь и стужа обволакивали, несли ощущение опасности и безысходности.
      – Не суетись, - вполголоса прикрикнул старейшина, - друг друга перебьете.
      Расстояние, казавшееся с высоты частокола небольшим, на деле оказалось приличным. Постепенно в лежащей бесформенной куче стали проявляться черты распластанного человеческого тела. К нему из темноты вели взрыхленные борозды снега, щедро окропленные кристаллами замерзающей крови. Внезапно шкуры, прикрывающие несчастного зашевелились, тот резко дернулся, встал на колено и рывком поднялся, опираясь двумя руками на кривой посох-корягу, подобранный, вероятно, где-то на берегу. Спасатели отшатнулись - всем своим видом, суровым и обреченным, путник напоминал старуху Смерть, как её описывали в ночных рассказах при свете камина. Достаточно высокий и широкоплечий, он стоял, пошатываясь, явно стараясь не ступать на правую ногу. Длинная накидка из волчьих шкур делавшая фигуру еще более сгорбленной и зловещей была изодрана в клочья и беспорядочно свисала, беззвучно колышась в порывах ветра. В изрытом под ногами снегу отчетливо проступали следы крови, маслянистыми багровыми отблесками отливали в свете факелов остатки одежды и меховая оторочка унтов. Глубокая страшная рана с неровными рваными краями и свисающими ошметками кожи перечеркивала подбородок, щеку и уходила вверх в тень низко надвинутого широкого капюшона. Оттуда, словно из бездны, зловещими искрами полыхали глаза. Руки, держащие посох тоже были изодраны, обнажены и отливали синеватой белизной - отморожены. Незнакомец проклокотал что-то невнятное, попытался выпрямиться, расправить плечи, ветер еще раз пошевелил лохмотья, его повело и он рухнул навзничь не издав больше ни звука.
      Все это заняло мгновенья, многократно растянувшиеся для присутствующих, но сухой скрип снега под упавшим телом вызвал уколы озноба даже у привыкших к лютому морозу охотников.
      – Как тебя… - протянул Сивый, - берите, ребяты, потащили.
      В избе, в неровном свете свечей удалось внимательнее осмотреть гостя. Вид его действительно был жуток. Само по себе сухое и изможденное, тело пришельца было изодрано местами до кости чьими-то острыми зубами.
      – Под Стаю попал, не иначе, - присвистывали видавшие виды охотники, бережно отмачивая задубевшие и примерзшие к коже кровавые ошметки одежды. Правая часть лица, руки и ноги словно тупой бритвой располосовали мощные челюсти.
      – От Стаи не уходят, - пробормотал Слав, отжимая окровавленную тряпку.
      – А этот ушел, сам посмотри - эти раны ни с чем не спутаешь.
      – Да ладно, все равно не жилец. Сюда глянь, а это не их работа - кость перекусить волколаку не по силам.
      Правая нога распухла, голенище унта пришлось аккуратно разрезать - чуть ниже колена из посиневшей плоти белел осколок кости.
      – Досталось охотнику.
      – Да не похож на охотника, скорее воин. Броня вон, тесак знатный.
      Грудь, живот, спина незнакомца практически не пострадали, действительно защищенные безумно дорогим доспехом из Прошлого. Мягкий, удобный и легкий он, тем не менее, способен был выдержать прямое попадание арбалетного болта. Огромный, в локоть длиной, нож был закреплен на груди в странных ножнах, рукоятью вниз.
      – Воин, - подтвердил старейшина.
      Он бережно снял с пострадавшего доспех, извлек и рассмотрел оружие. Остатки крови были видны и на нем, однако, в отличие от остального имущества, лезвие было тщательно вычищено. Впрочем, кроме одежды да ножа, иной поклажи у гостя и не было, видно, растерял в пути.
      – Самого можно по частям собирать, а нож вытер, прежде чем убрать - воин, уважение к оружию имеет.
      Словно возмущенный тем, что чужак прикоснулся к его снаряжению, странник повернул обезображенное лицо в сторону старосты и захрипел.
      – Не бойся, ничего ему не станется. Ну, мужики, давайте шкуру зашивать, ты уж не серчай, родной, если где криво получится, - угрюмо пошутил старейшина.
      Привычные к такому, охотники взялись за иголки и первые неровные стежки легли на тщательно промытые раны. Спасенный бредил, шептал что-то неразборчивое, но боль переносил спокойно, не дергался, не метался, не кричал, словом, не мешал работать. Будто в завершение всех его злоключений, вдобавок к многочисленным ранам, ушибам да к перелому на коже конечностей проступали белые пятна обморожения.
      – Держись, братишка, нам тебе ещё кости править.
      Появление раненного стало самым знаменательным событием зимы в бедном на новости хуторе. Ванко сутками просиживал возле спасенного, смачивал губы водой, пытался поить горячим бульоном и помогал менять компрессы. Состояние больного не улучшалось, пунцовым цветом налились края зашитых ран, потемнели обмороженные руки, не уменьшалась опухоль в привязанной к доске-шине ноге. Знающие люди посматривали и лишь качали головами: "Крепко за жизнь цепляется, другой бы давно отошел".
      С другой стороны, явных ухудшений тоже не наблюдалось. "Куда уж хуже?", - пожимали плечами скептики, но, после лечения распоротой щеки, бред стал внятнее и разборчивее, со временем, отрывочные фразы начинали складываться в бессмысленные, но связанные выражения. Мальчишке нравилось слушать бесконечное бормотание незнакомца. Словно тебе досталось несколько измятых обожженных листков-фрагментов, вырванных из большой книги. Ты читаешь их и каждый из них интересен, но не имеет ни конца, ни начала, и, сам по себе, не связан ни с одним из других.
      Несчастный часто общался с невидимой собеседницей, то задавая непонятные вопросы, то умоляя простить за предательство. Иногда с его уст срывались короткие команды, подтверждающие его былую принадлежность к служивому племени, выкрики, будто душа все еще продолжала воевать где-то на забытом поле брани. Бывало он проклинал кого-то далекого, уже ушедшего, до кого не могли никак дотянуться его безжизненные руки.
      Паренек вечерами пересказывал услышанное взрослым, но обрывки бреда не могли пролить свет на главный вопрос - откуда в зимнем ночном лесу взялся израненный одинокий человек. Нельзя сказать, что хутор был оторван от мира - он находился на пути в Устье Куты к Елене и летом мимо в обе стороны сновали караваны торговцев, изредка останавливающиеся на ночлег. Несколько раз охотникам приходилось отбиваться от разбойников, банды которых прорывались дальше от Пути в поисках наживы. Но все, даже бродяги и паломники, перемещались сплоченными группами, способными противостоять опасности - в новом жестком мире не было места одиночкам.
      Ночь сменялась днем и к середине второй седмицы все уже привыкли к раненному, к его стонам и свистящему надрывному дыханию, балансирующий на эфемерной грани между смертью и жизнью человек воспринимался окружающими практически как член общины. Мороз не торопясь, но с каждым днем все ощутимее, отступал. На ледоход в скорое время, правда, надеяться не приходилось, потому ярмарка в этом году могла отложиться дней на десять. Вечерами охотники начали доставать из сундуков рыбачьи снасти, пришло время проверять их состояние, править и чинить в ожидании короткого лета. Работу свою они сопровождали однообразными байками да привычными шутками, женщины время от времени развевали скуку красивыми, но печальными и тоскливыми песнями. Одним из таких унылых вечеров в главную избу вломился дозорный:
      – Чужие на дороге, человек тридцать верхом!
      В нынешние времена отряд из тридцати воинов представлял собой серьезную силу. Боеспособных мужчин хутор мог противопоставить целых шестнадцать человек, за высоким частоколом можно относительно безопасно отсидеться, отстреливаясь из самострелов, но если гости позволяли себе лошадей, то и вооружены они могли быть соответствующе. Хорошего мало, проехали б лучше мимо, по своим делам, да кто на ночь глядя от теплого угла откажется. Молча мужчины похватали оружие и высыпали на улицу, завернув детей, сунувшихся было за ними.
      Изнутри к частоколу вела насыпь, охотники занимали позиции, пританцовывая на морозе да поудобнее устраивая самострелы, заинтересованно выглядывали меж заостренных зубьев. Почти три дюжины всадников на укутанных в длинные стеганные попоны лошадях и не думали проезжать. Отряд уверенно свернул с русла реки и ровной колонной по два открыто направился к запертым воротам хутора.
      – Хозяева! - привстал на стременах головной, ехавший по правую руку, - что смотрите хмуро, впустите погреться.
      – Всех пускать, больно кровью ссать, - мрачно отозвался старейшина.
      – Мы люди мирные, разве что бражкой угостить можем - от нее и правда ночью побегаете, - засмеялся собеседник, - тебя звать то как, батько?
      – А батькой и зови, сынок, - не менял тон Сивый, - ехали б вы и дальше, если по мирному.
      – В Каймонке вчера ночь гостевали, так Кулак говорил: хороший Сивый хозяин, радушный. Выходит, соврал, куркуль толстожопый?
      – От такой оравы избавиться, соврал, как есть соврал, - охотно подтвердил отец, - а может вы Кулака на углях от его же хутора пытали, я почем знаю?
      – Зачем на углях, у камина, за доброй кружкой, впускай, батько, в долгу не останемся.
      – Уж вы то заплатите, с такими должниками голой задницей в снегу ночевать буду.
      – Не кипятись, хозяин, - подал голос второй наездник, до этого молча слушавший перепалку, - пусти меня одного, поговорим, а там решишь.
      Сивый задумался. Похоже, этот чужак здесь отдавал приказы, хуторяне вряд ли рисковали, впустив одного человека. Да и заложником может быть, в случае чего.
      – Скажи своим, чтоб отошли на выстрел, - принял решение старейшина.
      Вожак кивнул и сделал знак своим. Так же молча, словно призраки, сопровождающие его воины разделились на два рукава, разъехались в стороны, по широкой дуге развернулись, вновь собрались в колонну и откатились на порядочное расстояние.
      "Ишь, словно на параде, как в старые времена, - промелькнуло у Сивого, - видно, перед каждым зимовьем так выкаблучиваются."
      Когда гость остался один, старейшина приказал открыть ворота. Массивная дубовая створка отошла ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель смог пройти всадник. Под пристальными взглядами охотников и хищно нацеленными самострелами, не спешиваясь, незнакомец въехал во двор. Слав, стоявший на насыпи у самого входа, нервно снял ладони с пускового рычага, вытер о штанину, перехватил основание по удобнее. Раньше умели готовить бойцов - голыми руками десяток народу положить могли, боли не чувствовали, от оружия уворачивались. Ну, попробуй, порыпайся, посмотрим, как от болта уйдешь. Сивый к тому времени спустился вниз и стоял посреди двора, сложив руки на груди. Всадник неспешно подъехал, легко соскочил с коня, отбросил капюшон и стащил теплую шерстяную шапочку-маску с прорезями, не позволяющую морозному ветру добраться до щек. Среднего роста, не коренастый, в отличие от старейшины, а скорее сухощавый, но крепко сбитый и подтянутый, возрастом он не уступал Сивому. Волевое лицо, покрытое сетью морщин, спокойный и цепкий взгляд - похоже, что командовать этот человек научился еще до Войны. Он распахнул полы длинной шубы, демонстрируя отсутствие оружия:
      – Я с добром пришел, Сивый.
      – Сивый-то Сивый, а тебя я знать не знаю.
      – Мы с тобой свои имена, старик, ещё до Войны забыли, зови Полком, меня под этим прозвищем весь Путь знает.
      "Ну, точно, бандюги, на Пути нормальных всех давно вырезали, - перешепнулись мужики на насыпи, - эти добром не уйдут"
      – Ну пойдем в тепло, Полк, ты своих предупредил, чтоб не нервничали?
      – Час подождут.
      – А потом?
      – Не бойся, хозяин, раньше управимся.
      Сивый пожал плечами, распорядился глаз с чужаков не спускать и повел гостя в избу. Там они уединились в тесной каморке, являющейся личными апартаментами старейшины, прикрыли поплотнее дверь и около получаса беседовали о чем-то. Когда вожаки вышли, мрачновато-задумчивый Сивый буркнул Славу, чтобы тот отворял ворота, бабам собирать на стол, одному из охотников - помочь управиться с лошадьми. Невозмутимый Полк взметнулся в седло и выехал встречать своих.
      – Чего он хотел, отец? - наклонил пониже голову Слав.
      Сивый лишь махнул рукой, мол, глупость, внимания не стоящая.
      Гости на самом деле оказались компанией веселой и шумной, потрапезничали от души, угостили хозяев медом, те в долгу не остались, достали из кладовой брагу, вечер затянулся допоздна. Сидели, болтали о всякой всячине, хвастались охотничьими трофеями, не задирались. Большинство приезжих оказались парнями молодыми и незлобливыми, беспрекословно подчиняющимися каждому жесту Полка. Вместе с тем по внешнему виду, по снаряжению было видно, что все бойцы серьёзные подобранные и подготовленные с умом. Глубоко за полночь, когда сморенные люди начали укладываться - хозяева по своим закуткам, гости в центральной избе кто на лавах, кто так на полу, внимание Полка привлекли стоны раненного за ширмой в углу.
      – Путника подобрали десяти дней как, - пояснил расслабленный, захмелевший Слав, - Стая подрала, ноги переломал, обмерз весь - доходит.
      – Не уходят из под Стаи, - повторил, когда-то уже сказанное самим Славом, Полк.
      – И этот не уйдет, - пьяно подтвердил Слав, - задержался он на этом свете, крепкий мужик, но Старуха свое возьмет - не жилец.
      – У меня Лекарь есть, толковый, моих с того края вытаскивал, скажу чтобы завтра глянул, - пообещал вождь.
      – Ну, пусть глянет, если денег не возьмет, - зевнул охотник.
      – Когда ты их последний раз видел, деньги-то?
      – И то правда…
      Рано утром отряд засуетился в путь. Полк вновь перешептывался с Сивым, а к Славу подошел высокий плечистый боец. Слав, охотник бывалый, обратил внимание и на почти кошачью грацию, не вяжущуюся с массивной фигурой, и на отрешенно-бесноватый хищный взгляд гостя. С кем, с кем, а с этим один на один, да пожалуй и вдвоем с напарником, не отважился бы выйти не обделенный силой Ваньков брат. Было в госте что-то зловещее и в то же время печальное, словно волка на цепь посадили, из блюдца жрать заставляют, а мимо овцы ходят. Рядом совсем, но не достать, он и не дергается, да и сытый вроде, только натура да инстинкты спокойно жить не дают. Еще больше удивился Слав, когда этот волчара представился Лекарем и попросил к больному проводить, такими руками шеи сворачивать, чтоб не мучились, а он, видишь, кости правит.
      Они зашли в отгороженный угол, потеснили Ванька, дежурившего у раненного. Лекарь спокойными отточенными жестами осмотрел тело.
      – Ну, портные, вам бабы кожухи лучше штопают, - мрачно вздохнул он, вытирая руки о тряпицу.
      Спасенный, по своему обыкновению, вроде как бодрствовал - взахлеб расставлял толи охотников по номерам, толи бойцов в засаде, то скороговоркой, то растягивая, глотая слова отдавал команды.
      – Ну, Сивый, не неволю, подумай, на ярмарке соберетесь все, тоже обсудите. Мы там будем, поговорим, я слов на ветер не бросаю. - раздался совсем рядом голос Полка, - Ну что тут у них?
      Полог распахнулся и в угол протиснулись командир гостей и старейшина.
      – Сдохнет, - вяло ответил Лекарь, - надо руки резать, эту по локоть, а эту всю, к чертовой матери… и ногу. Хотя, нога потерпит, сразу все отхватить - сердце не выдержит. Обратно будем идти - посмотрю, может и оставлю. А руки сейчас сделаем, много времени не надо, зашью хоть по-людски.
      – Может ты ему и морду перешьешь? - поинтересовался Сивый, - Кому он нужен без рук-ног, да ещё с такой рожей? - кивнул он на изуродованное распухшее лицо, - Крепкий мужик, оклемается, если божья воля будет, а нет, так похороним, как человека, нечего обрубком смерти ждать.
      – Так давай я сразу зарежу, и вам спокойнее и ему страдать меньше.
      – Как были все лекари, только кромсать могли, так и остались, пусть так пока, совсем худо будет - резать дело нехитрое, сами управимся.
      – Ну смотри, я предложил, - ухмыльнулся Лекарь.
      Ванко встревожено переводил взгляд с одного спорящего на другого. Резать своего подопечного он не позволил бы никому. Раненный замолчал и лежал смирно, только глаза его, как обычно, то замирали в какой-то точке, то начинали метаться с неуловимой быстротой. На этот раз они остановились на Лекаре.
      – Док?!, - растянуто и хрипло, но разборчиво процедил он.
      Все замерли в затянувшейся паузе.
      – Док, мать твою! - взвился, выгнулся дугой в постели спасенный, - Да штопай же ему брюхо - сейчас кишки вывалятся!
      Раненный вновь провалился в пропасть давно прошедшего боя, упомянул Дока ещё несколько раз, обозвал сукой и вновь затих. Лекарь внимательно, как-то странно, с болью всмотрелся в лицо лежавшего перед ним человека.
      – Знаешь его? - поинтересовался Полк
      – Кто его разберет - половины лица, считай, нет, - пожал плечами Лекарь, - может и встречались где, а может просто бредит…
      – Ладно, поехали, нам сегодня в поле ночевать, до встречи на торгу, Сивый, добей бедолагу, все знают - труп, никто не осудит.
      – Езжай с богом, сами разберемся, - буркнул в ответ старейшина

ГЛАВА 2