Есть люди, рожденные для правления, есть люди, способные лишь пресмыкаться на самом дне. Иначе как объяснить, что грозный боец со смертоносными навыками безропотно подчиняется своему Хозяину - слабому и тщедушному, пускай и влиятельному, человеку? Почему один радеет о собственном благополучии и процветании, не взирая на бушующие за стенами ветры перемен, а другой замыкается в скорлупе одиночества и довольствуется объедками с барского стола, с готовностью повинуясь и с жаждой пуская кровь по одному мановению руки? В критической обстановке выживают не сильные телом, а гибкие духом. Кто-то ломается, как могучее дерево, сраженное грозовым разрядом, с треском рушась на землю и подминая под собой все живое. Так скажете вы и будете, наверное, правы. Хозяин даже не боится своего слуги, он относится к нему как к собаке, преданность которой можно заслужить обглоданной костью, а свободу ограничить длиной цепи. В принципе, Хозяин ничего не боится - он член могущественного клана, одно упоминание о котором остужает буйные головы. Но он расчетлив - зачем привлекать к решению мелочных проблем своего заведения свору гончих, когда во дворе сидит на крепкой привязи матерый волкодав? Но однажды Пес удивляет Хозяина. В один из дней тот по своему обыкновению с утра занимает далекий темный угол и лишь глаза изредка стекольно поблескивают из сгущающегося под лестницей мрака. Все как всегда - там его столик и никто из завсегдатаев не претендует на сомнительную уединенность этого места. Однако именно в этот день приезжают новые посетители. Конечно, им нет дела до прислуги, но девушка-рабыня, имущество главы прибывших, словно по нахоженной тропе направляется к молчаливому Псу. Гибкий стан и незримая аура заставляют постояльцев непроизвольно оборачиваться вслед девушке, но все впечатление портит пустой отсутствующий взгляд на прекрасном лице. Она с безрассудством безумной, не обращая внимания на налитые кровью, мутные от переполняющего организм алкоголя глаза, кладет свою изящную руку на мощное плечо. Не плачь, говорит она, поглаживая вздыбившиеся на затылке волосы. Не плачь? Удивляется Хозяин, невольный свидетель сцены. Никогда, ни одного раза не видел он слез в глазах своего слуги.
      Разве может появиться вода в давно иссушенном, засыпанном пеплом колодце, стоящем посреди пышущей адским жаром пустыни?
      Когда сгущается сумерки, лес наполняется шуршащими мелодиями ночной жизни. Здесь почти нет резких звуков, только изредка, где-то вдали отголосками обрывается крик жертвы, настигнутой хищниками. Чаше в наступившей тишине слышен лишь шелест ветвей под весом древесных обитателей, потрескивание и скрип стволов-великанов, эхо мелких шагов осторожных травоядных. Движения мягких лап сумеречных охотников, как правило, не может уловить ни один орган слуха. Опытный лесовик в состоянии вычленить из общей какофонии любой звук, определить место, из которого он проистекает, и принадлежность к какому-либо событию. Если он способен его сопоставить с чем-то, слышанным ранее. Поэтому всегда заставляет насторожиться, обратиться во внимание все, выходящее за границы опознаваемого, пусть даже удаленное, еле уловимое, находящееся на пороге чувствительности человеческого уха. Как, например, тихий глухой хлопок в глубине леса, словно выход газов, выталкивающий пробку из закупоренной бутыли браги. Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.