По мере того как в экономике постсоциалистических стран расширялся частный сектор и возникали институты рыночной координации, технический прогресс ускорился во многих смыслах, включая и более быстрое восприятие инноваций из других стран.

В последние десятилетия в странах Запада доступ к телефонной линии считался чем-то само собой разумеющимся. Но для граждан соцстран дело обстояло совершенно иначе – там этой услугой могли пользоваться немногие, только избранные имели доступ к ней, а остальные могли «получить телефон» лишь спустя годы ожидания в очереди. Не хватало линий телефонной связи, поскольку планировщики не считали эту услугу важной и перераспределяли средства по другим секторам. Пока господствовал социализм, казалось, будто изменить соотношение спроса и предложения в сфере телефонии невозможно. Затем произошла смена системы, и ситуация в этом секторе развернулась на 180 градусов.

ТАБЛИЦА 1–5.

Телефонные линии: сравнительные данные (количество линий на 1000 человек)

ИСТОЧНИК: Статистический отдел ООН (United Nations Statistics Division, 2009b).

ТАБЛИЦА 1–6.

Распространение современных коммуникационных технологий в странах ЕС: пятнадцать «старых» членов (EU-15) в сравнении с десятью «новыми» членами – бывшими странами социалистического блока (EU-10)

ПРИМЕЧАНИЕ. Представленные данные являются средним арифметическим для каждой группы. Относительно отсутствия данных в графе «нет данных», см. источник.

ИСТОЧНИК: Всемирный банк (World Bank, 2008).

ТАБЛИЦА 1–7.

Распространение современных коммуникационных технологий в странах ЕС: страны Вишеградской пятерки (V5) в сравнении с тремя странами Южной Европы (S3)

ПРИМЕЧАНИЕ. Представленные данные являются средним арифметическим для каждой группы. V5, Вишеградская пятерка: Республика Чехия, Венгрия, Польша, Словакия, Словения; S3, страны Южной Европы: Греция, Испания и Португалия.

ИСТОЧНИК: Всемирный банк (World Bank, 2008)

В табл. 1–5 видно, как за сравнительно короткий промежуток времени устаревшая кабельная телефонная связь стала доступна всем. Ко всему прочему, на рынке появился новый революционный продукт-мобильный телефон, который завоевал рынок телефонии (см. табл. 1–6,1-7 и I-8)[29]. Распространение этих услуг происходило с невероятной скоростью (Cooper, 2009).

ТАБЛИЦА 1–8.

Распространение современных коммуникационных технологий в России и некоторых других странах

ИСТОЧНИК: Всемирный банк (World Bank, 2008).

После того как пользование телефоном стало неограниченным с точки зрения предложения на сегодняшний день действует только ограничение спроса.

Явные причинно-следственные отношения между капитализмом и щедрым предложением на рынке услуг телефонии проявляются на нескольких уровнях. Переход к либеральной рыночной экономике, основанный на частной собственности, положил конец экономике дефицита. Предложение на рынке телефонии столь велико, потому что местным или иностранным предпринимателям этот бизнес приносит прибыль. Мобильные телефоны легко заменяют кабельные, следовательно, владельцы кабельных сетей не могут оставаться монополистами. Напротив, между теми, кто оказывает услуги телефонной связи, начинается бешеная конкуренция.

Тридцать лет назад в СССР или странах Восточной Европы потенциальный потребитель умолял чиновника о выделении телефонной линии как о великой милости. Сегодня телефонные компании борются за клиента.

Хорошо помню, какой проблемой для меня было отсутствие дома телефона, и потому благодарен постсоциалистическому переходу и капитализму за то, что теперь телефон есть и у меня дома, и у каждого члена семьи в отдельности. Я рад, что благодаря смене систем шансы технического прогресса возросли. Прекрасно понимаю: слово «благодарность» отсутствует в словаре экономики и политологии. И все же хочу употребить именно это слово, ведь оно ясно отражает не только рациональное понимание позитивных причинно-следственных отношений между капитализмом и инновациями в целом и связи между сменой системы и доступом к услугам телефонии в частности, но и те сильные эмоции, которые вызвали во мне изменения, произошедшие после 1989 года. Несмотря на все недостатки и поражения, я искренне праздную годовщину тех событий; и одна из важнейших причин радоваться приходу капитализма в том, что все плоды технического прогресса наконец-то стали доступны и для нас, жителей бывшего соцлагеря.

Таблицы 1–6, 1–7 и 1–8 демонстрируют еще несколько результатов не менее важных диффузных процессов в области технологий, это пользование компьютерами и доступ к сети Интернет. Скорость следования за лидерами в этих сферах выросла на глазах.

Многие предприниматели берут пример с первопроходцев, адаптируют идею к условиям на местах и добиваются серьезных успехов. Один из таких выдающихся шумпетеровских новаторов – китайский бизнесмен Ма Юнь, основатель Alibaba Group. Основной вид деятельности компаний, принадлежащих группе, – мелкооптовая интернет-торговля, поиск партнеров для фирм в основном малого и среднего бизнеса. На сегодняшний день Alibaba Group – крупнейшая компания подобного рода в Китае и одна из крупнейших в мире. Ее создатель и руководитель Ма Юнь начинал карьеру как преподаватель, а стал миллиардером (см. информацию о компании на ее сайте: www.alibaba.com). История Alibaba заслуженно продолжает список уже упомянутых успешных инноваций, возникших в постсоциалистическую эпоху.

В целом зазор между самыми развитыми государствами и постсоциалистическими странами не исчез, но стал уже, чем в эпоху социализма, когда это расстояние имело тенденцию к увеличению с годами[30].

Процесс инноваций и динамика появления и исчезновения компаний на рынке взаимосвязаны. Шумпетер назвал это явление созидательным разрушением, подробно и точно описав обе стороны ускорения технического прогресса, не отделимые друг от друга. Проще всего превозносить удачливых новичков делового мира, особенно если они приходят с успешными инновациями. Однако быстрого движения вперед не бывает без банкротств, неудач, провалов и уходов с рынка и сопутствующих им неприятных последствий – увольнений и безработицы.

Переходным экономикам в этом отношении не повезло: им пришлось пережить две волны больших разрушений. В одной из своих предыдущих работ я назвал первую волну трансформационной рецессией (Kornai, 1993b). Она стала причиной потрясений во всех постсоциалистических странах; массовые уходы компаний с рынка (после десятилетий сверхзанятости и гарантированных рабочих мест) спровоцировали первый шок от массовой безработицы. Вторая волна сегодняшней рецессии еще не завершилась, однако, глядя в ближайшее будущее с некоторой долей оптимизма, можно предположить, что она приведет к меньшему сокращению объемов производства, нежели спад производства в ходе трансформационной рецессии. Последняя была, возможно, одной из глубочайших рецессий в истории экономики, но мир обратил на нее меньше внимания, нежели на сегодняшний кризис, поскольку жертвами этой рецессии стали только мы, жители бывшего коммунистического региона, а остальные страны не разделили с нами этот болезненный опыт.

Трансформационная рецессия далась ценой немалых страданий, но принесла и определенную пользу. Она вынудила предпринимателей быстро адаптироваться к радикальным изменениям в устройстве внутреннего и внешнего рынка, освободила путь для более динамичного развития, ускорения инноваций и повышения производительности. Исчезли устаревшие производственные линии, грязные цеха с поржавевшим оборудованием и магазины с убогим ассортиментом. Вместо них в современных зданиях, оснащенных новейшими технологиями, расположились совершенно новые производственные мощности, открылись новые супермаркеты и торговые центры.

Хорошо структурированные данные позволяют проследить, как шли процессы выхода на рынок и ухода с него в постсоциалистических странах. Бартельсман, Халтивангер и Скарпетта в своей статье (Bartelsman, Haltiwanger, Scarpetta, 2004) предлагают подробный отчет и анализ, основываясь на данных, отражающих процесс созидательного разрушения, для компаний из 24 стран, включая ряд стран с переходной экономикой: Эстонию, Венгрию, Латвию, Румынию и Словению. В качестве иллюстрации приведу лишь одну диаграмму (рис. 1–2), на которой отражены данные по компаниям с минимальным числом сотрудников 20 человек в 1990-е годы.

В первые годы перехода количество компаний, выходящих на рынок, существенно превышало число выходов с рынка, и этот показатель отличался от ситуации в странах с более зрелой рыночной экономикой, где разница между этими двумя потоками намного меньше, а иногда приобретает и отрицательное значение. Многие крупные предприятия (прежде находившиеся в государственной собственности) закрылись, и на рынок вышла масса небольших компаний. Процент смены компаний на рынке (соотношение входов и выходов) в 1990-е годы колебался между 3 и 8 % для большинства промышленных стран, а в некоторых странах с переходной экономикой достигал 10 %.

ПРИМЕЧАНИЕ. Соотношение по входам рассчитано как количество новых компаний, разделенное на общее число всех компаний, которые работали на рынке в отдельно взятом году. Соотношение выходов – количество компаний, вышедших с рынка, разделенное на изначальное количество, то есть число компаний на предшествующий год.

ИСТОЧНИК: Bartelsman, Haltiwanger, Scarpetta, 2004.

РИСУНОК 1–2.

Соотношение выхода компаний на рынок и ухода с него в 1990-е годы

Турбулентность, вызванная быстрой сменой и коротким жизненным циклом новых компаний, вскоре сошла на нет. К концу девяностых данные по количеству компаний приблизились к показателям по другим странам. На рис. 1–3 отражены тенденции к установлению более сбалансированного соотношения между выходами на рынок и уходами с него. Пунктирные линии стремятся к нулевой отметке, то есть взвешенные по числу работников показатели рыночного входа и выхода уравновешивают друг друга.

ПРИМЕЧАНИЕ. Расчеты относятся к деловому сектору в целом. Суммарное значение рассчитано как отношение созданных и закрытых компаний к общему числу компаний на рынке. Показатель изменений – новые компании минус компании, ушедшие с рынка в отношении к общему числу компаний.

ИСТОЧНИК: Bartelsman, Haltiwanger, Scarpetta, 2004.

РИСУНОК 1–3.

Суммарное и чистое соотношение между открытием и закрытием компаний в экономических системах переходного характера

Потребовалось несколько лет, чтобы преодолеть худший период деструктивной стороны шумпетеровского процесса. Экономики постсоциалистических стран начали расти с большей эффективностью, да и структура производства стала куда более современной. Но тут экономику ждало новое потрясение извне – влияние глобальной рецессии. Население Восточной Европы переживает сейчас вторую болезненную рецессию. Нетрудно понять, почему сегодня слово «капитализм» не вызывает у жителей постсоциалистических стран положительной реакции.

Сейчас еще слишком рано задавать вопрос, принесет ли нынешняя рецессия, помимо потрясений и страданий, очистительное воздействие в шумпетеровском смысле. Расчистит ли разрушение путь к созиданию в постсоциалистическом регионе? Для ответа потребуется не менее десяти лет. Отдельное обширное исследование необходимо и для того, чтобы проанализировать влияние описанных выше позитивных процессов на экономическую политику. В рамках данной работы я лишь обозначу возможные стратегии и дилеммы, связанные с выбором того или иного варианта.

1. Принятие базовой шумпетеровской теории созидательного разрушения не означает, будто мы автоматически одобряем все до одного проявления разрушения. Если слепые силы рынка ведут к уходу компании с рынка, некоторые организации (центральные или местные власти, финансовый сектор или другие учреждения) могут взять на себя спасение данной компании. Здесь мы оказываемся в центре огромного количества теоретических и практических проблем, рассматриваемых в литературе в контексте мягких бюджетных ограничений и моральных рисков. К этому вопросу я не раз обращался и в своих работах (Kornai, Maskin, Roland, 2004; Kornai, 2010b). На данном этапе добавлю лишь одно замечание: шумпетеровский инновационный процесс сопровождается явным ускорением роста именно в тех секторах и подсекторах, которые считаются самыми многообещающими и «модными» (вспомним массовый приход на рынок так называемых доткомов и их бурный рост). У этого процесса неизбежно возникают две стороны: для нескольких очень успешных предприятий требуется очень много проектов, и в то же время их запускается слишком много. Но затем происходит естественный отбор, и мы не можем бороться за выживание каждого отдельного вида, обреченного на исчезновение. Те, кто определяет экономическую политику, могут предъявлять серьезные аргументы по спасению каких-либо компаний, ссылаясь, к примеру, на необходимость защиты экономики в целом, от серьезных долгосрочных макроэкономических потрясений, которые могут быть вызваны слишком большим количеством закрывающихся компаний и предприятий. Тем не менее следует тщательно рассматривать имеющиеся контраргументы.

2. Продолжаются споры о причинах современной рецессии. Известный ход мысли отсылает к беспечной политике со стороны финансового сектора в отношении выдачи кредитов и призывает к установлению более строгих, консервативных правил кредитования в будущем. Я не отрицаю подобных рассуждений, но обязан предупредить: инновационный процесс по Шумпетеру требует относительно свободного доступа к капиталам для осуществления рискованных проектов, которые могут потерпеть неудачу, но при удачном раскладе могут привести к фантастическим достижениям в сфере технического прогресса (см. условия Г и Д в обзоре условий, необходимых для обеспечения шумпетеровского инновационного процесса). Общее настроение момента требует осторожности, более продуманного ухода от рисков, нежели до рецессии. Согласен, мы должны стать осторожнее, но было бы роковой ошибкой слепо переходить к крайне консервативным методам. Следует тщательно дифференцировать критерии выдачи кредитов, чтобы оставить возможность для финансирования рискованных, но многообещающих проектов.

3. Мы слышим громкие призывы к регулированию и предостережения против слишком свободных рыночных сил. До определенной степени эти предупреждения обоснованны, но может случиться, что за ними последуют чрезмерное регулирование, возникновение бюрократических препятствий для создания новых предприятий, и это, в свою очередь, может привести к снижению предпринимательского энтузиазма. На бывшем социалистическом пространстве еще остается немало стран, где создатель нового дела по-прежнему вынужден преодолевать целый ряд серьезных препятствий (см. Отчет Всемирного банка: Doing Business, 2009). Разработчики экономической стратегии должны избежать обеих ошибок: не заходить слишком далеко с либерализацией экономики и в то же время не вводить слишком жесткое (и/или неверно ориентированное) регулирование.

4. Общественное мнение недовольно непомерно растущими доходами многих предпринимателей и руководителей компаний. Раздаются призывы принять меры против этого явления на практике. Хотя гнев этот вполне обоснован с точки зрения морали и психологически понятен, требуется одно (непопулярное) замечание. Одно из условий шумпетеровского инновационного процесса (условие Б в нашем обзоре) – перспектива огромного вознаграждения для будущих новаторов. Речь идет не просто о большой, но о гигантской сумме. Только это может заставить авторов будущих инноваций идти на серьезный риск. Не будем забывать, что в данном контексте именоваться «новаторами» могут и должны не только первопроходцы-изобретатели, сумевшие представить революционные изобретения, но и предприниматели, достаточно быстро отследившие новые технологии (дома или за рубежом). Однако трудно представить себе честных и компетентных судей, которые могли бы провести черту между заслуженным и незаслуженным большим вознаграждением. Лично я не готов предложить подходящую процедуру, но хочу лишь обратить внимание на два (взаимно противоречащих) аспекта сверхвысоких доходов в сфере бизнеса.

I-3 Отражение исторической действительности в сознании людей

Немного ранее я обрисовал историческую реальность взаимного влияния грандиозной трансформации (то есть смены систем) и технического прогресса. Допуская наличие ошибок в моем изложении, уверен, что в целом оно вполне соответствует действительности, поскольку я опирался на достаточное количество объективных фактов.

Следует разделять описание исторической реальности и то, как эта реальность отражается в сознании людей. У разных людей процесс рефлексии происходит по-разному. Каждый конкретный человек по-своему видит, понимает и оценивает реальность, описанную в предыдущих разделах, исходя из собственного социального статуса, образования, личной истории и характера.

Первый вопрос, который мы должны рассмотреть, касается оценки технического прогресса. Действительно ли прошлые и будущие изобретения, инновации, новые продукты и технологии воспринимаются как движение вперед, или же люди считают их вредными или опасными? Данный вопрос фигурировал в ряде международных опросов; табл. 9 и 10 позволяют ознакомиться с любопытными результатами. В отношении пользы и вреда от технического прогресса две трети респондентов из Польши и Венгрии считают, что положительный эффект сильнее отрицательного. С этой точки зрения в упомянутых двух постсоциалистических странах идею технического прогресса поддерживает больший процент населения, нежели в Австрии, Финляндии, Италии, Испании и постсоциалистической Чехии. Когда речь заходит о будущем, в поддержку технического развития высказывается еще больший процент респондентов (см. пятый столбец в табл. 1–9 и первый столбец в табл. 1-10).

Второй вопрос связан не с оценкой, а с причинно-следственными связями. Начну с рискованного утверждения. Большинство жителей в странах бывшего социалистического лагеря не понимают фундаментальных причинно-следственных отношений между капитализмом и техническим прогрессом. Несмотря на то что нововведения последних 50-100 лет – революционные изменения в сфере информационных и коммуникационных технологий, бесповоротно изменившие жизнь каждого человека в отдельности, и люди в большинстве своем наслаждаются преимуществами быстрых технологических перемен, мало кто относит эти перемены на счет капитализма[31]. Напротив, значительная часть людей настроена против капитализма с умеренной, а то и с изрядной долей агрессии, и при этом продолжает пользоваться мобильными телефонами, Интернетом, штрихкодами в супермаркетах, пластмассами и синтетическими волокнами, современными бытовыми приборами, копировальными аппаратами и т. д., не признавая, что все эти предметы и технологии – продукт деятельности ненавистной капиталистической системы.

Утверждение мое – лишь предположение, гипотеза. К сожалению, я не могу привести результатов ни одного опроса общественного мнения или ценностного опроса, который поддерживал, уточнял или опровергал бы мои догадки. С помощью моего ассистента Даниэля Роны мы попытались тщательно изучить самые известные международные опросы[32]. Выяснилось, что при наличии сотен более или менее связанных с нашей темой вопросов никто ни разу не спросил респондентов: «Что вы думаете о и как оцениваете взаимодействие системы в целом (капитализма, социализма, перехода от социализма к капитализму) и технического прогресса?»

ТАБЛИЦА 1–9.

Оценка технического прогресса

ПРИМЕЧАНИЕ. Участникам задавали вопрос: «Согласны ли вы со следующими утверждениями?» В таблице отражен процент положительных ответов в процентах к числу всех респондентов.

ИСТОЧНИК: Eurobarometer, 2005.

До тех пор пока мы не получим убедительных данных, позволяющих понять, что происходит в людских умах в связи с данной проблемой, я буду придерживаться своей гипотезы. Если будущие опросы опровергнут мои предположения, я, естественно, готов пересмотреть их или отказаться от них.

ТАБЛИЦА I—10.

Ожидания, связанные с новыми технологиями, %

ПРИМЕЧАНИЕ. Респонденты отвечали на вопрос: «Как вам кажется, влияние перечисленных технологий будет положительным, отрицательным или нейтральным?» В таблице отражен процент только положительных ответов.

ИСТОЧНИК: Eurobarometer, 2005.

Но отсутствие подобных исследований странным образом, опосредованно подкрепляет мои догадки. Если профессиональные социологи абсолютно игнорируют данный круг вопросов, изучая изменения в обществе и взгляды людей в контексте этих изменений, чего же мы можем ожидать от обычных граждан? Подобная ситуация – однозначное доказательство интеллектуального равнодушия к попытке разобраться в связях между политической и экономической сферами и ускорением технического прогресса.

Процессы в обществе в совокупности формируют общественное мнение. В этом участвуют все: родители, воспитатели в детском саду, учителя в начальной школе, соседи дома и коллеги на работе. Поделюсь своими соображениями насчет профессиональных групп, которые несут особую ответственность за формирование общественного мнения.