Во-вторых, звездолетчикам пришлось в сотый раз разглядывать ландшафты Пятой планеты, давно уже всем надоевшие (это вместо садальмеликов, которые просто просились на пленку!). И в-третьих, сама съемка, как и в каждом любительском фильме, оставляла желать лучшего. Тину посадили в кресло во второй ряд, так как перед экраном стояло всего три табурета, и это было очень странно, потому что проектировщики и строители корабля ведь знали же, что экипаж "Голубой Амадины" будет состоять из четырех человек, и тем не менее сделали перед экраном всего три табурета, - Тина давно ломала голову над этим фактом. Неудивительно, что звездолетчикам приходилось теперь соперничать друг с другом из-за лучших мест. Поэтому, не успев войти в кают-компанию, мужчины немедленно с завидным проворством захватили все три табурета. Тина же молча с упреком взглянула на них и опустилась в кресло, стоявшее сзади. Среди мужчин возникла заковыка. После минутного колебания один лишь Сергей, чуть не сгорая от гордости за свое джентльменство, поднялся и, картинно-вежливо поклонившись, хотел уступить место даме. - Садитесь, кэп, вперед... Прошу вас,- галантно предложил он. - Нет уж. Я уж как-нибудь тут, знаете... - А-а... Ну извините... - Чего уж... Итак, фильм начался. Сначала по экрану тянулись, сменяя друг друга, мрачные картины Первой и Второй планет. Это был какой-то унылый безжизненный пейзаж из черных камней. Естественного освещения не хватало для съемки, приходилось применять искусственное - ослепительный свет мощнейших прожекторов, из-за которого это царство вечного холода казалось еще более жутким. Потом появились люди: Тина и Дональд среди камней, Сергей в своем оранжевом скафандре среди камней, потом все вместе Сергей, Тина и Дональд - среди камней. Одного бортинженера среди камней как не бывало... "Вообще-то, конечно, неплохая пленочка на память,ухмыльнулась Тина.- Вот будет мне лет так девяносто-сто, посажу вокруг себя свое потомство, покажу ее им - смотрите, мол, какой была ваша прабабушка в старые добрые времена". Но прошли секунды, и кадры с разведчиками сменились другими, новыми, кадрами, на которых разведчиков уже не было. Тина нахмурилась. Опять перед ней вставали мертвые пейзажи, повергающие в уныние. От нечего делать она решила позабавиться. Прямо перед ней, заслоняя собой половину экрана, сидело тело Дональда, и Тина позволила себе невинную шалость, так сказать, мысленный тригонометрический анализ фигуры врача. Собственно говоря, она видела перед собой две пирамидки. Это были, натурально, не какие-то абстрактные, оторванные от мира пирамидки, это был сам Дональд, несомненно, но Тине, которая в темном зале, освещенном тусклым неверным светом, идущим из щелей кинопроектора, и тем, который шел с экрана, видела его фиолетовый силуэт, казалось, что это пирамидки. А получалось это потому, что нижняя часть у Дональда была широкая и толстая, а плечи были узкими, и спина его, таким манером, образовывала некий равнобедренный треугольник, основной вершиной которого была шея Дональда. Это очень походило на пирамидку, поскольку был виден один силуэт. А на вершине этой пирамидки сидела еще одна - тоже пирамидка (гораздо более мелких размеров). Только это была перевернутая пирамидка, а поскольку волосы на этой пирамидке были тщательно подстрижены и не торчали в разные стороны, постольку это была гладкая, ровная и правильная пирамидка, только перевернутая... Тина усмехнулась. Справа от Дональда сидел Сергей, слева - Поль. Сергей был вертлявый как егоза, а Поль - в очках и длинный как жердь. Сергей, пользуясь небольшим ростом, располагался удобно в любой обстановке (сейчас он уселся по-турецки, сложив под себя ноги крест-накрест, и покачивался из стороны в сторону, веселился). Поль, сутулясь, сидел неподвижно, словно Аллегория Мудрости и Научных Знаний. Он изогнул спину дугой, а шею - дугой в обратную сторону, так что голова его опустилась наполовину ниже плеч, и походил в этой позе на грифа-стервятника или сипа-кумая, из тех что водятся в заповедниках Средней Азии и Северной Америки на далекой, далекой Земле; в общем, это был толковый, интеллектуальный, здравомыслящий Поль. Увлекшись фигурами друзей, Тина и не заметила, как кончился фильм. - У меня есть еще одна часть,- сообщил Поль.- Тина, заряди-ка ее, пожалуйста... Она лежит там, на столике. Тина охотно исполнила его просьбу. Ей это ничего не стоило - кинопроектор стоял рядом с ней, ей вовсе нетрудно было протянуть руку, вынуть из аппарата старую кассету и вставить новую. Теперь на экране возникла пустыня. Освещенная заходящим светилом, с длинными тенями от барханов она была прекрасна. Тина даже удивилась - как это Полю удалось снять такие кадры? По пустыне медленно ползла едва заметная коричневая точка. Тина всмотрелась. По мере того, как камера приближала изображение, точка принимала все более ясные очертания, "Нет, это не вездеход,- подумала Тина.- Даже не отдельный человек. Это человек... верхом на лошади. Какой-то туземец в экзотических одеждах с длиннющим копьем, стрелами в колчане и маленьким круглым щитом на спине..." - Откуда это?!- закричал Поль. До Тины уже дошло, что она просто перепутала кассету. - Ничего страшного,- сказала она.- Это, видите ли, художественный фильм. Нам не мешало бы немножко отдохнуть перед просмотром следующей части... - По-моему, мы здесь только и делаем, что отдыхаем,- проворчал недовольный Поль. Фильм, рассчитанный на два часа, оказался пародией на древние развлекательные ленты, которые снимались еще на заре мирового кинематографа. Это был какой-то дикий наворот из ковбоев, индейцев, вампиров, гигантских обезьян, сыщиков-суперменов и ископаемых динозавров. Не заставляя своих героев произносить многозначительные монологи и блуждать в дремучих зарослях сложных коллизий, авторы фильма не скупились на кошмарные сцены, которые следовали одна за другой со всей несуразностью мрачных фантасмагорий того далекого времени. Получалось чудовищное переплетение нелепого, страшного и смешного. В финале произошло грандиозное землятресение... Фильм закончился. Разведчики еще сидели некоторое время в своих табуретах к вяло обменивались мнениями, Тина не слушала их. Она с треском выключила кинопроектор и звук. Кают-компания сразу погрузилась в кромешную темноту, но Дональд, поднявшийся еще раньше, чем рука Тины потянулась к кинопроектору, уже добрел до выключателя и, нашарив его, включил свет. И тут космонавты увидели чудо... Между ними и экраном, то есть на самом освещенном пространстве кают-компании, прямо под лампой, там, где стоял Дональд (рядом с ним), сидел на полу некий гаденыш. Обычный домашний гаденыш, белый, но с многочисленными рыжими, бурыми и черными пятнами, такой домашний, что у Тины в груди защемило при воспоминании о доме. Он сидел, подобрав под себя задние ножки (хвост его изогнулся дугой на полу), а передние поставив прямо, симметрично одна другой, и мордочку он тоже держал прямо, с интересом, даже с любопытством смотрел на звездолетчиков, в то время как те с ужасом смотрели на него. Тина остолбенела... Глупый и темно-рыжий, он был смешон в своей идиотской наивности, когда подбежал к Дональду и стал тереться своей мордочкой о его ботинок, видимо, надеясь, что Дональд поднимет и приласкает его. - Прочь! Прочь!- закричал Дональд и отскочил в сторону вне себя.- Что это за зверь? Кто принес его? Его здесь не было раньше! Котенок тоже отпрыгнул от него и, усевшись, опять обвел космонавтов взглядом, теперь уже удивленно и потерянно. Когда он посмотрел на Тину, и его глаза встретились с ее глазами, ей стало потешно, оцепенение улетучилось, появилось желание схватить его - этот пухлый, пушистый комок, погладить его, поиграться с ним... - Чей это?- изумленно спросил Сергей, уставившись почему-то на Дональда. Врач шарахнулся от него как от разрыва снаряда. - Это не мой! что ты... - И не мой,- сказала Тина,- я первый раз его вижу. - Ничего не понимаю,- растерянно пробормотал бортинженер. Происходящее казалось Тине курьезом, забавным спектаклем, фарсом. Словно кукольники за шафранной занавеской решили разыграть космонавтов, и охота одернуть занавесь, увидеть кукольников адским током пронзила ее. - Вот так да!- проронил Сергей.- Это непонятно и непостижимо. И лишь сейчас Тина поняла, осознала, что это поистине непостижимо: на корабле не должно и не может быть не то что млекопитающих - кошачьих детей, но даже насекомых, вроде тараканов, клопов и прочее, потому что существует такая строгая, строжайшая, железная программа биологической обработки корабля перед стартом. Да что насекомых! - после ее проведения даже лишних бактерий не остается внутри корабля (она проводится очень, очень строго)... Но ведь вот же - оно сидело перед ними, это существо, переступившее закон, это животное, нагло попирающее своими тонкими ножками всю систему биологической обработки корабля перед стартом! В эдаком тупике Тине никогда еще не приходилось бывать! На некоторое время она снова обмерла... Однако котенок продолжал смотреть на нее своими круглыми глазками и был такой милый, хорошенький, домашний животный, что Тина не выдержала: она встала со своего кресла, осторожно приблизилась, аккуратно взяла его за мягкий пушистый живот, подняла, перевернув, положила на стол и стала изучать. Котенок извивался как змея, вырывался от нее, пытаясь укусить ее красивые тонкие пальцы. - Ужас какой-то! Не мучай животное!- заорал Дональд. - А-а,- улыбнулась Тина, разглядывая котенка,- вон ты, оказывается, кто. Ты, оказывается, кошечка! - Кошечка?- уныло переспросил Поль. И уныло добавил.- Лучше бы котик. Сергея перекосило. - Да о чем вы говорите?!- взорвался он.- "Кошечка", "котик"! Вы отдаете себе отчет?! Как она проникла на корабль, эта "кошечка", как она здесь очутилась? Дальше пошла совершенная карусель. Дональд вдруг подбежал к Сергею, цапнул его за рукав и молчком, не оглядываясь, потащил к выходу, одновременно махая рукой Полю и Тине. Поль, пожимая плечами, двинулся за ними, не соображая, по-видимому, что делает. Тина положила кошку на пол, туда, где она сидела раньше, и тоже, как сомнамбула, за ними пошла. Когда они вынырнули из кают-компании, Дональд зажег в коридоре свет, а в кают-компании выключил, захлопнул дверь и, набычившись, обвел друзей взглядом, таким взглядом, что болезненная радость у Тины сменилась жутью. Разведчики, завороженные, смотрели на врача. Прошло несколько минут. Поль, мотнув головой, согнал с себя одурь и открыл было рот... - Тс-сс!- остановил его Дональд, испуганно приставив палец к губам. Поль закрыл рот. В коридоре, во всех отсеках напряженная тишина затаилась, готовая разразиться зверским хохотом; Тине почудилось... нет, это свет моргнул вдали. - Ее там нет,- вымолвил Дональд.- Нам померещилось. Чего только не привидится после такого фильма. Уф-ф! Меня аж пот прошиб... Плохи наши дела, если у нас начались видения. Фантомы проклятые. Давайте сейчас зайдем, включим свет и увидим, что там ничего нет. Не говоря ни слова, все глазели на него, а он глазел на всех. Потом, наконец, оторвал от них взгляд (с видимым усилием) и, повернувшись к двери, открыл ее, ступил в полумрак отсека. Звездолетчики, переглядываясь, последовали за ним. - Ну вот,- сказал он и дернул выключатель. Вспыхнул яркий неоновый свет. Кошка из глубины кают-компании торопливо подбежала к ним и, радостная, замурлыкала. - Нет, Дональд,- вздохнул бортинженер.- Она здесь. И от этого никуда не денешься. Врач попробовал взять себя в руки. - Может быть,- предположил было Сергей, напуская на себя деланную безучастность... и запнулся, так и не придумав, что, собственно, "может быть". - Ладно,- сказал Поль.- Так или иначе, нам надо решать, что с ней делать. Тина не вступала в разговор. Тихая и незаметная она стояла в сторонке, позади всех, и, машинально отделив от своих длинных волос одну прядь, задумчиво вертела ее вокруг губ. С ней произошло удивительное: она не думала о кошке. Мысли ее, каким-то образом перекувырнувшись в мозгу, скользнули в подсознание, зарылись в самую глубину его, вынырнули оттуда, омывшись, превратившись в воспоминания... Грубые самодельные скамейки, детские песочницы, деревья, напичканные пташками, их щебет, гнезда, изворотливые тропинки, лужицы, трава, цветы на клумбах, Боже мой!.. Когда это было и будет ли вновь?.. Наваждение, выдумка, мяраж. Или чья-то дурацкая шутка: нет в мире ничего, кроме дыры - безмерной, студеной и гулкой, и живого оазиса в ней - четырех человек на потешном кораблике. Неужели существуют еще планеты, а на планетах - люди? Как странно... Трепетное мироздание Маленького Принца... Почему она раньше не думала об этом? Почему задумалась только сейчас? Почему?.. - Выбросить его в космос, да и дело с концом. Я понимаю был бы еще породистый кот! Это сказал Дональд. Тина опустилась на Землю. Вообще-то, конечно, котенок был какой-то паршивенький: с короткой шерстью, большой головой, сидящей на предлинной, как у мокрой курицы, шее. - Выбросить всегда успеем. Обмозговать нужно,- возразил Сергей. - Слушай, парень, у меня на Земле в квартире жил кот. Я знаю, что это такое, уж поверь мне... Такая морока с этими котами! Тем более котенок... За котятами ухаживать надо, песочек менять. А где мы возьмем ей песочек? - Песочек! Третья часть всех отделений контейнеров завалена этим добром,заметил Поль. "Ничего себе жук!- поразилась Тина.- Образцы грунтов со спутников Садальмелика, уникальные почвы, бесценные для науки породы - кошке под хвост?! Не узнаю Поля... Впрочем, он прав: не все ли равно, сколько мы песка привезем на Землю - кубометром больше или кубометром меньше?" Дональд продолжал сыпать аргументами: - Ладно бы кот, а то ведь это же кошка! Она нам такой жизни даст!.. Я знаю, что это такое - кошка в доме: изорвет все, перепачкает, линять со временем начнет, котят принесет... И что мы только делать с ними будем? что? Тина не была настолько не в себе, чтобы не улыбнуться. Совсем иначе отреагировал Поль. Он был начеку и сразу насторожился. Тина подметила, с какой подозрительностью он покосился на врача - щелочки глаз, сверкнувшие очки, - не понравился Тине этот взгляд. - От кого?- сухо спросил он. Дональд растерялся. Неизвестность и страх заставили его осмотреться. Он пошарил взглядом по всем стенкам, переборкам, закоулкам, заглянул в промежуток между траектометром и компьютерами, обследовал запасной радарный дальномер, обернулся, поискал глазами на пульте СЖО и на аварийном пульте управления, наклонился, кинул взор на пол - под столик и стулья, - потом подкрался к книжному шкафу, резко открыл его, но не нашел никого. - Прекрати,- сказал он,- В любом случае ее нельзя оставлять на корабле. Космический корабль - это не зоопарк. Тина с грустью констатировала никудышный факт: космонавты взяли друг друга под подозрение. Она сама сейчас невольно подумала на Поля. Поль подумал на Дональда... А Дональд? А Сергей? На кого думают они? Тина внимательно изучила их серьезные лица... Трудно сказать: чужая душа - потемки. - Дорогой Дональд,- произнес Сергей.- Мы не можем выбросить в космос эту кошку. По крайней мере до тех пор, пока не узнаем, откуда она здесь взялась. Тина в задумчивости чуть не откусила кончики своих волос, но вовремя заметила это и оставила волосы в покое; убрала их со лба, тряхнув головой. Спорят, спорят, - зачем это нужно? Она присела к зверюшке, игравшей соринкой, и протянула руку - погладить ее, - Это наша кошечка,- сказала она.- Не все ли равно, откуда она появилась? Ведь если она здесь, стало быть она наша. Давайте лучше придумаем, как ее назвать. Кошка отшатнулась от ее руки, фыркнула, спрятавшись за ноги Дональда. - Ну как хотите,- сказал он.- Я бы выбросил ее от греха подальше. - Тина права,- поддержал Тину Поль,- надо как-то назвать нашу новую подружку. - Верно... - Это у Дональда надо спросить. У него же жил дома кот. А, Дональд? Как его звали, твоего кота? - О! Его звали Палласар. Тиглат Палласар. Такую поганку нельзя называть подобными именами. - Правильно. Нельзя. Ни в коем случае нельзя: Тиглаты Палласары, Навуходоносоры, Гнеи Помпеи и прочие Ганнибалы исключаются априори: нам не нужны мужские имена, то был кот, а у нас кошка! - Объявляется конкурс на знание кличек! - Имя кошачье: Пятнашка. Мурка, Дымка, Моська, Муська, Нюська, Люська, Булька. Пулька, Снежанна... - Назови лучше Фата-Моргана, Привидение, Оборотень. - Нет, нет. Пулька ничего. - Чушь какая! - Да уж получше, чем твой Ашшур Банипал!.. - Тиглат Палласар. - Какая разница? Еще бы Наполеоном назвал своего кота! - Значит, выяснили,- подвел итог Сергей.- Пусть будет Пулька. А сокращенно... Поль... Ха-ха! "Она же, наверное, есть хочет!"- спохватилась Тина. Бойко, без лишних слов, она рванулась к буфету, открыла его, покопошилась, выудила оттуда плитку сухого молока, и, кинув эту плитку в металлическую кружку, живо растопила ее на мощной электрической печке. Все это она проделала ловко, за какую-нибудь минуту. Звездолетчики затихли и с интересом (Тина видела это краешком глаза) уставились на нее. Она перелила молоко в чашечку, поболтала, перелила в блюдечко, поставила его на пол и двумя пальцами благосклонно пододвинула кошке. Кошка жадно набросилась на еду: растопырив свои тонкие, часто дрожавшие ножки, нервно помахивая обтерханным хвостом, вся трясясь, принялась лакать из блюдечка; Тина, умиленная, смотрела на нее. Сделав дюжину глотков, кошка остановилась. Ее заинтересовало блюдце (почему?), она, как на диво, смотрела на него. Потом, осторожная, потрогала край блюдца. Блюдце покачнулось. Кошка озадачилась. То ли глянец, то ли общая мобильность, то ли изыск закругленной конфигурации озадачили ее. Она попятилась на несколько шагов, полностью сгруппировалась, подобрав под себя передние лапы, опустив голову ниже остреньких хищных лопаток, выступивших на спине (глаза сузились пристальным взглядом). Потом как прыгнула на бедное блюдце - передними лапами прямо на край!.. Блюдце подскочило, перевернулось в воздухе, молоко разлилось во все стороны, но бо?льшая его часть, разумеется, брызнула в мордочку кошке. Кошка истерично закричала и, вне себя, ошалелая, удрала к пульту СЖО - забилась под него. - Хамка,- желчно сказал Дональд.- Подтирайте теперь за ней. - Ничего вы не понимаете,- проворковала Тина сквозь переливы тихого смеха.- Она Пантера. Ее надо колбаской угостить. Давай-ка дадим ей колбаски, Поль. Бортинженер подошел к буфету, достал из него нужный тюбик и новое блюдце, молча, пожимая плечами, протянул Тине эти вещи. Тина на четвереньках, еле удерживаясь от смеха, подлезла к кошке, и, выдавив на блюдце половину тюбика перламутровой пасты, заменяющей колбасу, снова подсунула его к ней. - Ешь, Тапа,- сказала она. Так появился на "Голубой Амадине" новый член экипажа - кошка Тапа. Для Тины это было чем-то, вроде неожиданно нашедшейся среди личных вещей фотографии ее родного дома на Земле, утонувшего в зелени под мирным светом бледно-голубого земного неба, и даже чем-то много, много большим, чем просто фотография. Это был сам Дом, вернее кусочек Дома, тончайшая живая нить, вдруг протянувшаяся между ними (загрубевшими в долгих странствиях и опасных скитаниях по чужим незнакомым планетам, по планетам большим и огромным, по загадочным и прекрасным планетам) и той маленькой планетой, покрытой облаками, которая где-то там - на краю Вселенной, на краю бездны, но они не забыли о ней. Человеческая память, как всякое явление в мире вообще, имеет свои законы. Иной раз достаточно хорошо прочувствовать мимолетное воспоминание, случайное ощущение, чтобы оно часами и даже сутками уже не покидало вас. Тина теперь, как заколдованная, все ходила по кругу, запершись у себя в каюте, не в силах противостоять нахлынувшему на нее потоку воспоминаний - поразительно ярких, встававших перед ней, точно кадр фотопленки. Она не знала, куда себя деть... Конечно, чувства притупляются, нельзя долго ворошить давно исчезнувшее, но что же делать, если фотопленка, передвигаясь, тянет за собой новые кадры, новые воспоминания? Она не знала, куда себя деть. Впрочем, лучшим лекарством от мыслей высоких всегда были мысли низкие, деловые. Тине потребовалось усилие воли, чтобы настроить свой мозг на определенный лад. Итак, на корабле появился котенок. Каким образом земное животное могло очутиться на космическом корабле? Она упала на диван лицом вверх и стала думать... Каким образом эта пройдоха, ни у кого не спросясь и не считаясь ни с одним из правил мироздания, пролезла на корабль? Тут есть над чем поразмыслить. Предположение о том, что она, несмотря на биологическую обработку, проникла внутрь корабля еще на Сатурне - исключается: Тапе еще может быть пять месяцев, но уж никак не пять лет. В таком случае, возможно, она проникла сюда за время стоянки на одном из спутников Садальмелика... Но эту мысль Тина сразу отогнала от себя, как верх несуразности: звездолет - вам не проходной двор, чтобы всякие животные могли влазить в него и из него вылазить, он надежно закрывается всегда. К тому же, на Пятой планете, какой бы волшебной она ни казалась, не могут быть те же животные, что и у нас на Земле. Нет, нет, это, бесспорно, земная кошка, а не какая-нибудь там инопланетная, типичная земная зверюшка; как только Тина могла подумать о ней, что она какая-то там инопланетная!.. Таким образом, что остается? Может, все-таки, кто-то из ребят провозит ее нелегально? Да, только это и остается; не предполагать же в самом деле, что речь идет о некоем межзвездном феномене, которому раз плюнуть перебраться из космоса, где он обитает, в космический корабль (сквозь его корпус, защитные оболочки, металлические переборки...) Стало быть, точно: кто-то из ребят ее провозит. Но в таком случае Тапа слишком молода - ей четыре-пять месяцев, не больше, а мы в полете уже пять лет находимся. Выходит, должна быть еще и мать-кошка!.. Так. Двух животных гораздо сложнее спрятать, чем одного, но, все равно, можно, если очень постараться... Тина ахнула, схватившись за голову: беременность у кошек длится сколько - два месяца? Во всяком случае, не намного больше. А что это значит? А значит это то, что на "Голубой Амадине", разведывательном звездолете, галактическом страннике, который вот уже пять лет, как блуждает в макрокосме, который ни разу за пять лет не подлетал к Земле ближе, чем на четыре парсек, который состоит, черт возьми, из конечного числа отсеков и который закупорен герметически - наглухо, как бутылка вина, должно, оказывается, жить (совершенно незаметно для легальных членов экипажа) целое семейство земных котов! А если учесть еще один факт - если учесть, что у кошек по одному котенку почти никогда не рождается, а рождается по шесть, по семь котят за один раз, и рождаются они круглый год, если учесть все это, то это, знаете ли... это просто ужас, что получается!
      ПОЛЬ ГИЙОМАР
      Поль не знал и не догадывался, откуда взялась на корабле эта кошка. И в общем, ему было совершенно наплевать на все это: другие мысли терзали его. Далекие от задач экспедиции и научных исследований они превратились в целый комплекс, в своего рода навязчивую идею, - ему не давала покоя загадка человеческого "я". Конечно, разведчик-космонавт галактического флота не принадлежит самому себе до конца и потому не имеет морального права предаваться подобным раздумьям, но кто же виноват в том, что в звездном рейсе времени для ереси - дикая прорва, во всяком случае в десятки и даже сотни раз больше, чем на любой земной работе, и уж куда как больше, чем в загруженной занятиями школе космонавтов?.. А он уже тогда был дьявольски тщеславен. Уже тогда - в школе космонавтов - непреодолимая бредовая идея полностью овладела им, пригрелась, злобная, как аспид, временами покусывая, отравляя жизнь. Сначала он думал, что это мания величия, Ему хотелось, чтоб люди преклонялись перед ним, почитали его, а жажда славы, как и жажда всех радостей земных, не была ему чужда. Однако работать ради славы он не мог. Не потому, что был лентяй, а потому, что не был увлечен. Ведь ни одна из областей человеческой деятельности не прельщала его: и поприще науки манило его так же мало, как поприще искусства. Нет, подлинное величие не нуждается в формах выражения. Зачем доказывать людям, что ты велик, выпячивать и возносить, лелеять собственное Я? Их "я" не менее важны для них, и люди, сколько бы ты не бился, сколько бы не возносился над ними, всегда будут любить и уважать во-первых свое, кровное, доморощенное "я". Тут нет никакого парадокса. Человек уже сам по себе довольно крупное произведение природы, и любое сознание, каким бы тупым и ослиным оно ни казалось, несет в себе все признаки и симптомы Величия. Любое. А уж тем более то, которое объективно не глупее тебя... В последних классах Школы он наконец понял, чего ему хочется: он жаждал свободы, ему попросту было тесно среди людей, среди десятков сотен и миллионов я (он сравнивал себя с рыбой, зажатой в консервной банке другими рыбами). Он хотел жить один, один - среди бескрайнего простора, в такой дали, где лишь зверье да птицы, и ни одна живая душа ни тихим словом, ни осторожным жестом не потревожит вселенскую тишь. И только так он смог бы обрести свободу, свободу истинную, и ощутить всю силу и бесконечность собственного Я. "Миллионы лет назад,- рассуждал он,- люди еще не были людьми. Животный инстинкт стадности держал их вместе. И хоть все муки и страдания, все беды, все напасти происходили от людей, человек не мог покинуть ближних - он был тогда еще очень слаб. С тех пор миновали века и века. Человек изменился. Он рос постепенно, превращался болезненно, с трудом, иногда и с утробным воплем выжигал из себя последние атавизмы животного духа. И неужели теперь, когда он вырос и вырос настолько, что стал самим Богом, неужели теперь он еще не достиг той высокой точки в своем развитии, когда одно лишь одиночество может быть приемлемо для него? Или он вообще никогда не достигнет ее?.. А жизнь в одиночестве - удел одиночек... Ну что ж: монахи-аскеты существовали во все времена, и во все времена нелюдимы и дички бросали осточертевший человеческий мир и уходили в леса, в пустыни, в дремучую глушь". Он был один из них, но он опоздал родиться. Приятно чувствовать себя избранником и сладко грезить об отшельническом ските в укромном уголке, но лучше сразу поставить на этой мысли крест: желание это неосуществимо, мечта несбыточна, как неосуществимо желание прыгнуть вниз с километровой высоты и не разбиться, - на Земле давно уже не осталось укромных уголков. Земля окультурилась до безобразия. Просто страшно себе представить, что сделал с Землей человек: кругом эти проклятые города, эти полисы, эти жилые массивы; все зоны природы и все заповедники, все степи и даже все рощицы взяты на учет, за каждым зверем следят, каждое деревце оберегают, скрупулезно растят... Бедная планета! несчастная старуха!.. Да, полноте, разве связывает что-нибудь с Землей человека? Какие там, к черту, "родственные узы"? Ах, оставьте пустые фразы о "материнском притяжении" и "святости домашнего очага"! Колокольный звон не молитва... Когда мы находимся на Луне, Земля довлеет над нами, мы ощущаем еще свою принадлежность к ней, потому что диск этот, который непрестанно над нами висит, он слишком огромен, чтобы можно было игнорировать его. Но вот на Марсе, или, скажем, на Венере, - где она там, ваша хваленая "голубая планета"? Все звезды пересчитаешь, пока отыщешь ее на ночном небосклоне. А сейчас? Сейчас - за триллионы километров, за четыре парсек от Солнечной системы, когда не видно не то что Земли, но даже Солнце, царственное светило, превратилось в едва заметную звездочку пятой величины - пятнышко на фотопластинке корабельного телескопа, - что теперь Земля? Пустой звук?.. Такие думы не давали ему спать в школе космонавтов и здесь, на борту "Голубой Амадины". Они пылали как раскаленные угли в серой золе остальных мыслей, жгли его почем зря, растравляли его, назойливо требовали действий. Поэтому он и подвизался в галактический рейс, а вовсе не потому, что ему дороги были интересы науки, или потому, что он первым хотел разгадать загадку мифической цивилизации. Да пропади они пропадом, эти тайны вселенной! Ведь он уже не ребенок, а фанатиком вообще никогда не был. Другие разведчики (Тина, Сергей и Дональд), кажется, считают, что он относится к науке фанатично. Еще бы! Живя в среде людей, невольно начнешь прикидываться преданным какому-либо делу. Иначе тебя просто заклюют.
      ...До чего же, все-таки, странное понятие "личность"! По мере того, как он все ближе подлетал к Планете Безмолвия, конечной цели межзвездной экспедиции и своей конечной цели, все шире разрасталось, все грандиознее становилось его незаурядное великое Я. Планета Безмолвья не просто пригодна была для жизни человека. Это был сам Рай. Рай Безмолвный - здесь не было животных; Рай Щедрый - здесь в изобилии была растительная пища и вода; и Рай Великодушный - лучшего климата он не встречал ни на одной из всех знакомых ему планет. Тина, Сергей и Дональд кинулись в дело самозабвенно, с остервенением, как только и могут кинуться в дело натуры увлеченные (тем горше оказался результат), а Поль, представляясь не менее увлеченным, начал потихоньку подготовлять для жизни свою наконец-то найденную планету. ...в индиговой чаще ее полосатых растений он день ото дня создавал невообразимый склад. Там было все: запасы продуктов, семена для посева, посуда, белье, инструмент для работы, включавший топор и пилу, молоток и рубанок, сверло, долото и, главное, нож - непременный и верный атрибут колониста. Он ждал терпеливо такого момента, когда разведчики отчаются искать и, выполнив необходимый минимум исследовательских работ, соберутся в обратный путь. Он сам, сколько мог, торопил космонавтов: полет не удался, чего ж тут поделаешь? приходится смириться... И вот - назначен день отлета. Звездолетчики суетятся. Сергей рассчитывает курс и проверяет исправность отдельных блоков. Тина распределяет по полкам контейнеров, словно музейные экспонаты, образцы флоры. Дональд, окруженный челядью подвижных машин, вовсю командует заливкой в резервуары холодной воды. Лучшего случая ждать не приходилось, и Поль, сказав друзьям, что перед стартом не мешало бы отснять оставшуюся пленку, - дескать, мало мы, все же, непосредственно общались с планетой, - спросил у Тины разрешения прогуляться в лесу. Пойти с ним никто не мог - слишком много было дела на борту (он специально выбрал такую минуту) - ему предлагали кибера в попутчики, но он отказался, взял только рацию, камеру, двухдневный запас пищи и, тайком от всех, фарфоровую фигурку тритона, счастливый талисман, с которым ни за что не хотел расставаться. Разведывательный вертолет он, разумеется, оставил в ангаре, направился в джунгли пешком, как турист. Рацию он вышвырнул сразу - едва лишь углубился в заросли джунглей. Кинокамеру пожалел: покрутил в руках и сохранил при себе (забавная, все-таки, штуковина, вертится, жужжит)... Спустя несколько часов он был уже на месте. Он нашел ее по компасу, эту балку, где временным кладом лежал его скарб, и здесь же устроил большой привал.