Второй цикл творчества А.Л. Чижевского начинается с того, что он приступает к последовательной разработке проблемы солнечно-биологических связей, правильнее даже было бы сказать – солнечно-биосферных (и соответственно, если воспользоваться понятием ноосферы, – солнечно-ноосферных) связей. Происходит становление гелиобиологии.

К 1922 г. он утверждается профессором Московского археологического института. В 1924 г., благодаря помощи и рекомендации А.В. Луначарского, поддержке П.П. Лазарева и К.Э. Циолковского, публикуется его книга «Физические факторы исторического процесса», где были опубликованы результаты его докторской диссертации 1918 г. Начинается работа над монографией по электронной медицине, которая была почти готова к публикации к моменту его ареста в 1942 г., но безвозвратно утеряна во время эвакуации архива ученого.

В.Н. Ягодинский в этой связи пишет: «И Луначарский, и автор (т.е. Чижевский – С.А.) понимали, что опубликование этой работы вызовет критику, особенно со стороны вульгарных социологов»[245] и историков. Так и произошло. «Сразу же ушаты помоев были вылиты на мою голову», – вспоминал Александр Леонидович. Была опубликована серия статей, в которых Чижевского называли «солнцепоклонником» и «мракобесом»[246].

К.Э. Циолковский сразу встал на защиту работы своего друга. В калужской газете «Коммуна» от 4 апреля 1924 г. он публикует свою рецензию, в которой защищает концепцию физических факторов исторических процессов.

«В своей книге А.Л. Чижевский, – пишет К.Э. Циолковский, – кратко излагает достигнутые им после нескольких лет работы результаты в области установления соотношения между периодическою пятнообразовательною деятельностью Солнца, с одной стороны, и развитием массовых социальных движений, а также течением всемирно-исторического процесса за 25 веков, с другой. Для этой цели А.Л. Чижевскому пришлось выполнить целый ряд трудных исследований, как в области всеобщей истории человечества, так и в области астрономии, биофизики и даже медицинской эпидемиологии. Статистический подсчет исторических событий с участием масс показал, что с приближением к максимуму солнцедеятельности количество указанных явлений увеличивается и достигает своей наибольшей величины в годы максимума солнцедеятельности (60%). Наоборот, в минимум активности Солнца наблюдается минимум массовых движений (всего 5%). Это иллюстрируется А.Л. Чижевским “кривыми всемирной истории человечества” за 2500 лет, охватывающими историю более 80 стран и народов. Данные кривые, метод построения которых впервые найден А.Л. Чижевским, навсегда должны будут сохранить за собой имя нашего исследователя. Затем А.Л. Чижевский устанавливает на основании синтеза огромного исторического материала, что с закономерными периодическими колебаниями в деятельности Солнца соответственно закономерно изменяется поведение масс, массовые настроения и прочее. Словом, молодой ученый пытается обнаружить функциональную зависимость между поведением человечества и колебаниями в деятельности Солнца и путем вычислений определить ритм, циклы и периоды этих изменений и колебаний, создавая, таким образом, новую сферу человеческого знания. Все эти широкие обобщения и смелые мысли высказываются автором в научной литературе впервые, что придает им большую ценность и возбуждает интерес. Книжку А.Л. Чижевского с любопытством прочтет как историк, которому все в ней будет ново и отчасти чуждо (ибо в историю тут врывается физика и астрономия), так и психолог или социолог. Этот труд является примером слияния различных наук воедино на монистической почве физико-математического анализа»[247].

В этой связи необходимо обратить внимание на фундаментальные идеи гелио-историко-системогенетического прорыва[248] выполненного в науке А.Л. Чижевским:

– появление историометрии как исторической циклометрии[249], фиксируемой с помощью «кривых всемирной истории человечества»;

– фиксация гелиогенетической колебательности в плотности исторических событий, которая может трактоваться как фиксация гелиогенетической цикличности социальной эволюции и соответственно эволюции монолита разумного живого вещества (в лице человечества), погруженного в живое вещество биосферы; К.Э. Циолковский правильно определил как частную форму этой фиксации – «функциональную зависимость между поведением человечества и колебаниями в деятельности Солнца»;

– история человечества как форма его социальной эволюции наряду с имманентно ей присущими социальными законами и закономерностями, находится под воздействием ее биологического субстрата – биологического субстрата человечества, через который на ход истории влияют циклозадатчики Солнца и в целом космоса, как надсистем, в которые погружена Земля, биосфера и как ее часть – человечество, коллективный человеческий разум. История как социальная эволюция человечества имманентно содержит солнечно-космическую цикличность.

Последнее положение вступало в конфликт со сложившимся взглядом на независимость истории от географических условий, со взглядом, отрицающим организмоцентрические основания социальных процессов, общества как феномена био– и ноосферы. Поэтому издание книги «Физические факторы исторического процесса» вошло в конфликт с аксиоматикой вульгарного исторического материализма и имело «большое (в основном – негативное) значение, – как правильно подводит итог В.Н. Ягодинский, – для дальнейшей научной и личной судьбы ее автора»[250].

На самом деле книга Чижевского расширяла основания «диамата» и «истмата», естественнонаучные основания марксизма. Но ученые-марксисты в советской науке 1920-х гг. оказались не готовыми диалектически взглянуть на открытие Чижевского. В этом проявился нарастающий догматизм советского марксизма, который ограничивал само поле понимания действия исторической диалектики. Ягодинский справедливо замечает по этому поводу, что идея синхронизации цикличности событийной логики истории (особенно в ракурсе экстремальных исторических событий – революции, войны, мор, голод, стихийные действия, особенно тяжкие по своим последствиям) и цикличности солнечной активности рассматривалась большинством оппонентов Чижевского как реанимация «географического и вообще природного детерминизма»[251] и отвергалась тут же на основаниях старой критики.

Сам Чижевский выступал против упрощенного понимания идеи, на этом настаивали такие ее знаменитые сторонники, как К.Э. Циолковский и П.П. Лазарев.

В монографии «Земное эхо солнечных бурь», которая была опубликована с большим опозданием только в 1973 г., Чижевский писал, что Солнце напрямую «не решает ни общественных, ни экономических вопросов», эти вопросы решает человек, но оно оказывает влияние на «биологическую жизнь планеты»[252] и, соответственно, на биопсихосоциальную сферу деятельности человека, а через нее и на исторические процессы.

Работа в лаборатории В.Л. Дурова с 1923 г. стала для А.Л. Чижевского естественным продолжением его исследовательского поиска. Здесь велись исследования по зоопсихологии. Лаборатория так и называлась: «Практическая лаборатория по зоопсихологии». Привел туда Чижевского инженер Б.Б. Кажинский, он же и познакомил Александра Леонидовича с В.Л. Дуровым. Вскоре Чижевский стал членом Ученого совета лаборатории, находившейся в ведении Главного управления научными учреждениями (Главнауки) Наркомпроса. Председателем Совета был В.Л. Дуров, его заместителем – академик АН УССР, профессор Сельхозакадемии им. К.А. Тимирязева А.В. Леонтович, членами состояли: профессор зоологии МГУ Г.А. Кожевников, инженер Б.Б. Кажинский, ученый секретарь И.А. Лев и А.Л. Чижевский.

Б.Б. Кажинский был неординарным ученым, кандидатом физико-математических наук, являвшимся пионером исследования биорадиосвязи в нашей стране. Он стал прототипом одного из героев в романе известного отечественного фантаста того времени Беляева «Властелин мира» – Качинского. А.Л. Чижевского и В.Л. Кажинского сдружило то, что они были страстными приверженцами «идеи о наличии в клетках и органах образований, тождественных элементам радиосхемы»[253].

В.Н. Ягодинский в этой связи отмечает, что процессы в клетках, «подобные тем, которые имеют место в радиопередаточных и приемных устройствах, – изменения емкости и индукции, а также генерация радиоволн», возможны[254]. В заседаниях Ученого совета лаборатории иногда принимали участие А.В. Луначарский, Н.А. Семашко, профессора Ф.Н. Петров, М.П. Кристи, Л.Л. Васильев и его ученик В.П. Подерни, Г.И. Россолимо, Б.К. Гиндце, знаменитый генетик Н.К. Кольцов, академик В.М. Бехтерев, доктор наук Сорбонны С.А. Саркисов и многие другие[255].

Росли связи и статус А.Л. Чижевского в мире науки. «В лаборатории, – пишет Ягодинский, – поощрялись смелые и оригинальные сообщения, необыкновенные эксперименты. Здесь главенствовали свобода и в то же время строгость мысли и мнений, пренебрежение научной рутиной и старомодными манерами научного обращения»[256].

Здесь были продолжены эксперименты по влиянию аэроинов на животных и людей, по реализации идеи аэроионизации помещений для людей и животных. «Мысль о превращении любого помещения в электрокурорт с достаточным числом отрицательных аэроионов весьма привлекала и академика Леонтовича»[257].

Был поставлен вопрос об устройстве «аэроионоаспиратория», подобного уже работавшему в Арбатской электролечебнице доктора В.А. Михина. Предполагалось, что в этом «аэроионоаспиратории» будут размещаться животные (в основном обезьяны). В 1927 г. эта идея была реализована. В большом зале лаборатории были подвешены две электроэффлювиальные люстры, питавшиеся током от электростатической машины. Аппаратура приводилась в действие два раза в день. Вскоре были получены подтверждающие результаты по отношению к циклу опытов 1918–1922 гг.: аэроионы отрицательной полярности благоприятно действуют на животных.

В.Н. Ягодинский подводит итог пребыванию Чижевского в лаборатории:

«Небольшое учреждение – практическая лаборатория зоопсихологии Главнауки Наркомпроса, – благодаря исключительному вниманию к работам Чижевского, поддержке и доброжелательству позволила ему в дополнение к предыдущим опытам по-настоящему всесторонне исследовать биологическое и физиологическое действия аэроионов на животных и таким образом экспериментально обосновать один из методов борьбы за здоровье людей»[258], а я добавлю – определить становление одного из научных направлений будущей науки о здоровье – валеологии, причем уже с позиций ноосферизма – ноосферной валеологии.

В лаборатории В.Л. Дурова Александр Леонидович выполнил специальное исследование по передаче мысли-образа на расстояние, о чем впервые стало известно только в 1991 г., благодаря работе В.А. Чудинова «Чижевский как историк парапсихологии», опубликованной в Сборнике докладов Межрегиональной научной конференции «Проблемы биополя» (Ростов Ярославский, 1991, с.98–106)[259]. Эта работа была написана Чижевским в соавторстве с А.И. Ларионовым и В.К. Чеховским (хотя материал готовил только Чижевский) не ранее 1925 г. на 18 страницах (Архив РАН, фонд 1703, оп.1, дело 4)[260]. Рукопись осталась незаконченной, что-то прервало работу над ней. Здесь дана история опытов по передаче мыслей на расстояние, охватывающая семь периодов.

Остановимся на характеристике 4–7 периодов по В.Н. Ягодинскому.

Четвертый период – 1907–1922 гг. Здесь авторы статьи отмечают работы Брука по закономерностям, встречающимся в искажении восприятий (1921), работы в парижском институте по влиянию на перцепцию некоторых возбуждающих препаратов, а также, что немаловажно, исследования комиссии при Ленинградском Обществе неврологии, рефлексологии, гипнологии и биофизики (проф. Васильев, доктор Финне, Рейтц, Подерни) с хронометрическим учетом передачи и восприятия по секундомеру.

Пятый период характеризуется как становление научных гипотез к формированию теории объяснения самого явления передачи мыслей-образов на расстояние. Авторами выделяются:

– ионная теория возбуждения, в разработке которой значительная роль принадлежит академику П.П. Лазареву;

– гипотеза профессора А.Г. Гурвича об излучении луковичными растениями электромагнитных волн;

– гипотеза, лежащая в основе интерпретации опытов академика В.М. Бехтерева, В.Л. Дурова и профессора Брандта по дистантной связи между насекомыми как «передачи мысли между животными» (в опытах профессора Брандта с насекомыми из Южной Африки, проведенных в Лондоне, выяснилось, что самец, выпущенный из клетки на другом конце города, прилетал к ней, судя по вычислениям, по прямой линии).

Кроме того, к этим гипотезам были отнесены доказательства влияния электрического поля и электромагнитных волн на человеческий организм (опыты профессоров Данилевского, Скрицкого и инженера Кажинского).

Шестой период связывается с предположением Желэ о том, что способность к передаче мыслей на расстоянии может быть достигнута путем упражнений, а не является достоянием редких сенситивов. Авторы считают ошибочным взгляд Желэ, что современный человеческий организм утерял способность сенситивов.

Седьмой период – синтез и начало решения проблемы. «К сожалению, – замечает В.Н. Ягодинский, – опыты самих авторов не описываются, хотя говорится, что в первый период, которому должна быть посвящена эта книга, этих опытов было 2300, а всего с октября 1922 года их было около 8000. Но подчеркивается – и эту мысль Чижевский излагает от первого лица – “основной тезис, что факт непосредственной передачи мысли на расстояние в природе существует, считаю научно и экспериментально доказанным”»[261].

Фактически научная гипотеза о передаче мыслей на расстоянии сопряжена с работой клеток как радиопередающих устройств, которые присутствуют в исследованиях Чижевского. Они резонируют с ноосферным высказыванием Н.К. Рериха: «Предполагается, что мысль, посланная из определенного места, будет принята также в определенном месте, где ее ожидают, но, подобно радиоволнам, эти же мысли-образы будут восприняты подходящими приемниками и во множестве других мест. Это простое соображение еще раз напоминает нам, как велика ответственность человека за мысль и в каком контексте может находиться эта мысленная нервная энергия и с космическими явлениями величайшего масштаба»[262] (курсив мой. – С.А.).

Монография В.И. Вернадского «Научная мысль как планетное явление», которая подчеркивает ответственность человеческой мысли, ее планетарную преобразующую силу, включает в т.ч. и идею о культурных, психических энергиях, влияющих на процессы в биосфере.

В.П. Казначеев со своими учениками, в частности – с Л.П. Михайловой, начиная с экспериментальных исследований в 1970-х гг., доказал существование дистантной формы передачи информации между клетками, показал, что существует сложная форма реализации передачи мыслей на расстоянии между людьми на основе концепции живого пространства, «пространства Козырева» («зеркал Козырева»)[263] и гипотезы участия торсионных полей во взаимодействиях клеточных культур[264].