В период гражданской войны Вернадский посвящает все свои работы проблемам живого вещества. Несмотря на то, что ученому долгое время были чужды идеи социализма (к ним он придет лишь в конце 30-х гг. XX в.), Вернадский верит в будущее России и ставит задачу «употребить все силы, чтобы не прервалась и усилилась научная (и всякая) культурная работа в России»[63].

В мае 1918 г. ученый переезжает в Киев и участвует в создании Украинской академии наук. В том же году он избирается ее президентом. Советская власть оказывала поддержку ее деятельности. В июле 1919 г. по постановлению СНК Украины Вернадскому как президенту Украинской академии наук выдается «Охранная грамота» и копия «Обязательного постановления» СНК УССР.

В киевский период своей деятельности Вернадский встречается с Н.Г. Холодным, будущим создателем учения об антропокосмизме, и у них завязывается крепкая дружба. К 1919 г. Вернадский вчерне заканчивает рукопись обширной монографии «Живое вещество в земной коре и ее геохимическое значение». В ней рассмотрены проблемы биосферы; энергии биосферы; значения биосферы в геохимических реакциях; биохимической истории химических элементов; биосферы в геологическом времени; значения изучения геохимии для решения биологических задач; значения изучения геохимических процессов для решения исторических вопросов.

Тогда же В.И. Вернадский обращается в Президиум Украинской академии наук с просьбой об издании серии работ под названием «Материалы по изучению геохимического значения живого материала». К сожалению, идея не реализовалась. 31 августа Деникин захватил Киев и Украинская академия наук была закрыта. Вернадский предпринимает титанические усилия по спасению академии и ценнейших научных кадров Украины. В одной из поездок он заболевает тифом, но благодаря стараниям жены и дочери возвратился к жизни, уже будучи в Ялте, где начался таврический цикл его деятельности.

В этот период В.И. Вернадский пишет доклад «О необходимости изучения живого вещества с геохимической точки зрения», статью «О задачах геохимического исследования Азовского моря с геохимической точки зрения». Тем самым открылась новая страница научной биографии Владимира Ивановича, связанная с исследованием морей и океанов, гидросферы Земли в целом в геохимическом и биогеохимическом аспектах. После выздоровления Вернадский работает в Симферополе в Таврическом университете, где организует лабораторию по проблеме «Роль живых организмов в минералогенезисе» (1920). Он глубоко исследует проблемы физики, теории относительности, учения о радиоактивности, о симметрии и диссимметрии, вопросы пространства и времени, закономерности и случайности, истории науки и искусства, природы философского знания, сущности и своеобразия научной революции ХХ в. и др.

С 28 сентября 1920 г. В.И. Вернадский – ректор Таврического университета. В период ректорства симпатии Вернадского к большевикам и Советской России становятся все более определенными. Причем, несмотря на захват Крыма белогвардейцами, он говорит об этом открыто. 13 октября 1920 г. на заседании Совета университета он заявляет: «…Развитие науки не прервано, и в Советской России заметно огромное движение науки вперед», а потому «…одна из задач Таврического университета заключается в том, чтобы собрать, поддержать, поднять оставшихся в Крыму ученых и сохранить их для России, которая начала сознательную, творческую работу»[64].

В феврале 1921 г. в Симферополь прибыл санитарный поезд № 70 из Севастополя, направлявшийся в Москву, в котором по инициативе бессменного секретаря академии С.Ф. Ольденбурга был предоставлен вагон для семьи Вернадского, чтобы обеспечить ей переезд в Москву. В Москве Вернадские появляются в марте 1921 г. С.Ф. Ольденбург дважды (в апреле 1918 г. и 7 января 1921 г.) встречался с В.И. Лениным. Их первая встреча, по свидетельству В.И. Вернадского, послужила стимулом для создания Лениным плана научно-технических работ, а вторая – для возвращения Вернадского в Москву.

В апреле 1921 г. В.И. Вернадский переезжает в Петроград и приступает к исполнению своих обязанностей директора Геологического и минералогического музея РАН и председателя КЕПС. По инициативе ученого организуется Метеоритный отдел, который он же и возглавил. На заседании этого отдела заслушивается доклад Л.А. Кулика «Новые данные о падении метеоритов в России». Принимается решение об организации метеоритной экспедиции в Сибирь, которая проработала с сентября 1921 по ноябрь 1922 г.

14 мая 1921 г. на общем собрании академии Вернадский выдвинул инициативу создания Комиссии по истории науки, философии, техники, которая была организована под его руководством.

Летом 1921 г. Владимир Иванович принимает участие в Северной научно-промысловой экспедиции ВСНХ и работает на Мурманской биостанции. Здесь он готовит лекции по химии моря. В 1922 г. увидел свет последний выпуск «Опыта описательной минералогии» – объемного энциклопедического труда. Осенью 1921 г. Вернадский приступает к делу, которое давно замышлял: к созданию проекта Радиевого института. К работе над проектом была привлечена большая группа ученых, где сыграл большую роль ученик Вернадского В.Г. Хлопин. Владимир Иванович определял цель института следующим образом: «Направлять свою работу на овладение атомной энергией»[65] (курсив мой. – С.А.).

После возвращения В.И. Вернадского в 1926 г. в СССР начинается новый цикл его научного творчества. Вернадский обременен многочисленными должностями, занят организацией новых комиссий Академии. С А.Е. Ферсманом он организует Комиссию по изучению вечной мерзлоты. Председательствует на созванном при КЕПС совещании по учету животноводческих богатств СССР, в котором приняли участие генетики, селекционеры – Н.К. Кольцов, М.Ф. Иванов, Ю.А. Филипченко, Е.Ф. Лискун, А.С. Серебровский и др. В 1927 г. во время поездки в составе делегации АН СССР в Германию, на заседании Берлинского минералогического общества он выступил с докладом «Геохимическая энергия жизни в биосфере». Доклад стал началом замысла монографии «Геохимическая энергия жизни в земной коре», к которой он возвращается в течение 30-х гг. В 1934 г. выходят уже четвертым изданием (вторым советским), ставшие классическими, «Очерки геохимии». В начале 1930-х гг. Вернадский завершил работу над первым выпуском «Истории природных вод», которым открывался второй том «Истории минералов земной коры».

В 1938 г. В.И. Вернадский (уже в Москве) завершает основные разделы монографии «Научная мысль как планетное явление». Он задумывается над главной книгой своей жизни – книгой о ноосфере.

Логически можно представить следующим образом генетическую цепочку обобщения дискурса Вернадского:

Геохимическая целостность Земли и биосферы

?

Биогеохимическая целостность биосферы

?

Учение о биосфере

?

Целостность всемирно-исторического процесса становления человечества

?

Наука как планетарное явление

?

Учение о ноосфере как единстве биосферы и планетарного человеческого разума

«Научная мысль как планетное явление» можно назвать своеобразным философским введением к монографии «Химическое строение биосферы Земли и ее окружения» (которая получила завершенный вид в 1940-е гг.). Одновременно Вернадский задумывается о книге «Философские мысли натуралиста». В книге «Научная мысль как планетное явление» Вернадский, по нашему мнению, соединяет ноосферный и социалистический императивы, закладывает предпосылки будущей концепции ноосферного социализма или ноосферизма. «То понятие ноосферы, которое вытекает из биогеохимических представлений, находится в полном созвучии с основной идеей, проникающей научный социализм. … На фоне нового понимания биосферы, перехода ее в ноосферу, создание социалистического государства, охватившего одну шестую часть суши, и идеи, лежащие в его основе, которые вырабатывались непрерывно в течение нескольких поколений… Мы видим здесь начало перехода к государственному строю сознательного воплощения ноосферы» (курсив мой. – С.А.)[68].

В.И. Вернадский фактически ставит вопрос, определенный нами в теоретической системе ноосферизма как вопрос о ноосферно-социалистической глобализации[69]. Ноосферное бытие человечества на социалистических основах должно охватить весь земной шар. Вернадский так формирует на своем языке эту мысль: «Новые формы государственной жизни создаются реально. Они характеризуются все большим вхождением в них глубоких элементов социалистических государственных структур… Стихийно, как проявление естественного процесса, создание ноосферы – в ее полном проявлении – будет осуществлено: рано ли, поздно ли – оно станет целью государственной политики и социального строя» (курсив мой. – С.А.)[70].

Н.И. Мочалов, комментируя ноосферные воззрения Вернадского, прямо указывает: «Единство ноосферы и коммунистического общества, по мнению Вернадского, определяется, в конечном счете, тем обстоятельством, что они покоятся на одних и тех же основаниях, создаются одними и теми же силами – народными массами и наукой. Реальность союза науки и народных масс предвидел К. Маркс, понимавший науку как производительную силу общества, отмечает Вернадский» (курсив мой. – С.А.)[71]. Марксизм как течение мысли, которое доказывает «… могучую и неотвратимую силу науки для правильного социального устройства, имеющего дать максимум счастья и полное удовлетворение материальных потребностей человечества», Вернадским характеризуется как «вполне отвечающее представлениям о ноосфере»[72].

В 1940 г. Вернадский писал: «Я мало знаю Маркса, но думаю, что ноосфера всецело будет созвучна его основным выводам» (из письма к Б.Л. Личкову от 1 ноября 1940 года) (курсив мой. – С.А.)[73]. В учении о ноосфере Вернадский создает идеал биосоциального и геокосмического будущего человечества, с системогенетической необходимостью вытекающий из логики развития человеческого разума, эволюции его научного и философского творчества; из логики развития научно-организационной и общественной деятельности; из логики всей социальной эволюции человечества.

В 1938 г. выходит его работа «О правизне и левизне», в которой ученый ставит широкий спектр задач исследования, связанный с проблемой своеобразия пространственной организации живого вещества. В переписке с Вернадским знаменитый математик Н.Н. Лузин свидетельствует, что в беседах с ним Владимир Иванович поставил вопрос о новом естествознании, в котором найдут отражение учение о ноосфере, «идеи космического времени и взаимоотношение жизни и пространства»[74].

В 1940 г. от сына, живущего в Нью-Йорке, Вернадский узнал об открытии ядерной энергии. «Никогда не думал, что доживу до реальной постановки вопроса об использовании внутриатомной энергии»[75], – несколько позже записывает он. Вместе с Хлопиным он обращается в Президиум АН СССР о необходимости развернуть поиск и разведку урановых месторождений, наметить план этих работ и «выйти в правительство с проектом соответствующих мероприятий». Это предложение было принято.

Начался очередной цикл его жизни – жизни после смерти. В этой связи А.Е. Ферсман писал:

«Еще стоит передо мной его прекрасный образ – простой, спокойный, крупного мыслителя; прекрасные, ясные, то веселые, то задумчивые, но всегда лучистые его глаза; несколько быстрая и нервная походка, красивая седая голова, облик человека редкой внутренней чистоты и красоты, которые сквозили в каждом его движении и поступке. …последними словами были слова любви к стране и к людям, любви к жизни и науке, которой он зажигал и сам долго горел. Вечность и бессмертие были для него новым восприятием человека и мира, полным веры в жизнь и будущее, в творчество и науку. …Не смерть была посеяна на его могиле, а жизнь, полная величия и радости, веры и творчества» (курсив мой. – С.А.)[79].

К.П. Флоренский, по аналогии с филогенетическим деревом, построил дерево своеобразного онтогенеза научного творчества Вернадского, сгармонизированное и с процессом расширения объекта его исследования[80]. Мы его представим в виде системогенетической цепи:

Вскоре после смерти В.И. Вернадского стали появляться достаточно объективные оценки в понимании значимости его личности как ученого и мыслителя для мировой истории, его системы мировидения. В.К. Агафонов подчеркнул революционные импульсы, которые давало научное творчество Вернадского и которые порождали революционный процесс, получивший впоследствии наименование Вернадскианской революции. Эти импульсы связаны: с концепцией живого вещества; с физико-химическим неравенством правизны и левизны в живом веществе, которое указывало на свойство неэвклидовости геометрии живого пространства; с учением о био– и ноосфере. Им введено понятие «биокосного тела», которое является биохимически точным «и определенно отличается от понятия косного и живого естественного тела. В биосфере естественные тела этого рода ярко выражены и играют большую роль в ее организованности. Биокосные естественные тела характерны для биосферы. Это закономерные структуры, состоящие из косных и живых тел одновременно, например почвы»[81].

«В 1922–1923 гг. на лекциях в Сорбонне, в Париже (примечание В.К. Агафонова: в 1922 году Вернадский был избран членом-корреспондентом Парижской академии наук – Institut de France; за все время существования этой академии (более 200 лет) этой чести удостоилось чуть более 20 русских ученых) – я принял как основу биосферы биогеохимические явления, – писал Вернадский. – Часть этих лекций была напечатана в моей книге «Очерки геохимии», вышедшей сначала в 1924 году на французском языке, а в 1927 году переведенной на русский язык. Французский математик Леруа, философ бергсоновского толка, приняв биогеохимическое обоснование биосферы за отправной пункт … ввел в 1927 году понятие о ноосфере как стадии, через которую биосфера теперь проходит, и подчеркивал, что пришел к этому понятию в сотрудничестве со своим другом, монахом Тельгард де Шарденом [Тейяром де Шарденом – ред.], крупным геологом и палеонтологом… Ноосфера – новый геологический период на нашей планете. В ней человек впервые становится крупнейшей геологической силой. Он может и должен перестроить свою жизнь трудом и мыслью, перед ним открываются все более и более широкие творческие возможности. Здесь встает перед нами новая загадка. Мысль не есть форма энергии. Как же она может изменять материальные процессы? Этот вопрос научно до сих пор не решен» (курсив мой. – С.А.)[82].

Учение В.И. Вернадского о биосфере породило у Леруа понятие ноосферы, но для того, чтобы оно превратилось в учение о ноосфере, понадобилось 17 лет интенсивной творческой работы Владимира Ивановича. А.Е. Ферсман таким образом классифицировал научное наследие Вернадского по направленности его трудов[83]:

• Минералогия – 30% (в том числе изучение силикатов – 7%),

• Биогеохимия – 17%,

• Геохимия – 16%,

• Радиоактивность – 12%,

• Общие вопросы науки – 12% (в том числе работы по высшей школе),

• Кристаллография – 7%,

• Почвоведение – 3%,

• Полезные ископаемые – 3%.

Ферсман подчеркнул знание Вернадским многих языков. Он свободно владел французским, немецким, английским, польским, чешским, скандинавскими языками, языками балканских народов.

Особую роль в трансформации научной картины мира и в истории мировой науки, в оценке А.Е. Ферсмана, сыграла «Геохимия» Вернадского.

Высокую оценку дал научному творчеству В.И. Вернадского его ученик и друг, находившийся с ним в интенсивной переписке более 20 лет, Б.Л. Личков:

«Он был и химиком, и геохимиком, и биологом, и почвоведом. Но самое замечательное, конечно, то, что во всех этих отраслях науки он был творцом, и творцом большого масштаба… Он не был геологом, в точном смысле слова, ни геологом-“динамистом”, ни геологом-стратиграфом, и специально геологическими исследованиями никогда не занимался, но этими своими геологическими идеями он повернул здание современной геологии, обосновав необходимость построить геологию на энергетической основе…»[84].

Далее Личков показывает, что хотя Вернадский не был биологом в сложившемся классическим понимании, но сделал такой же переворот в биологии, как и в геологии: «Формулировка идеи живого вещества как определенного, количественно выразимого целого, привела Вернадского и к созданию биохимической науки, основы которой он заложил, а затем она ввела его в самые недра биологии. На это нам укажут, что «он ведь биологом не был». Однако с этим никак нельзя согласиться. Несомненно, биологом он был, биологом большого масштаба, хотя совершенно своеобразного, совсем нового направления. Надо признать, что в его лице из жизни ушел самый крупный биолог современности, имя которого по его значению можно поставить рядом с именем знаменитого И.П. Павлова: он дал новое понимание роли жизни в структуре мира своим введением понятия живого вещества; этим же понятием он внес число и меру в изучение явления жизни…»[85].

Несмотря на высокий уровень всемирного признания работ В.И. Вернадского при его жизни, учение о ноосфере после смерти ученого не было актуализировано в программах АН СССР. Вторичное открытие Вернадского берет начало в 1963 г. – в год празднования 100-летия со дня рождения ученого. К.П. Флоренский в поисках наиболее точной характеристики научно-творческого облика Вернадского приходит к выводу, что он являлся в точном смысле этого понятия – натуралистом-естествоиспытателем, какими были такие крупные ученые, как Ж. Бюффон, А. Гумбольдт, Ч. Дарвин[86].

Вернадский, по меткому замечанию К.П. Флоренского, считал, что «ломка пограничных линий наук и всестороннее изучение природных явлений – одна из характерных особенностей современности и науки будущего». Ученый писал в 1944 году: «Синтетическое изучение объектов природы – ее естественных тел и ее самой как «целого» – неизбежно вскрывает черты строения, упускаемые при аналитическом подходе к ним, и дает новое. Этот синтетический подход характерен для нашего времени в научных и философских исканиях. Он ярко проявляется в том, что в наше время грани между науками стираются; мы научно работаем по проблемам, не считаясь с научными рамками»[87].

С 60-ми гг. ХХ в. следует связывать начало Вернадскианской революции в ее современном значении – системно-научной революции в самих основаниях единой науки, порожденной как развитием учения о биосфере и ноосфере, так и усилением роли ее проблемной организации, своеобразной антропизацией основ всех блоков науки, включая естествознание.

Л.Н. Гумилев вводит категорию ноосферы в свое учение об этносфере как части биосферы Земли. Мы оцениваем теорию этногенеза и в целом этнологию Л.Н. Гумилева как закономерный этап Вернадскианской революции. Для своей методологии Гумилев берет два главных момента из творчества Вернадского: принцип «эмпирического обобщения» и учение о ноосфере – «..вместо философского постулата естественники применяют «эмпирическое обобщение», имеющее, согласно В.И. Вернадскому, достоверность, равную наблюденному факту. Иными словами, естественные науки преодолели молчание источников…»[88].

Открытие феномена пассионарности в логике этногенеза Гумилев осуществляет как эмпирическое обобщение огромного количества фактов и явлений в этнической истории человечества за 3000 лет. В этом феномене находит свое подтверждение особое воздействие космоса, солнечного ветра, биогеохимической энергии на монолит разумного живого вещества (по В.П. Казначееву), являющегося частью живого вещества биосферы.

В таком контексте феномен пассионарности связывает теорию этногенеза и этнологию Гумилева с учением Вернадского о ноосфере и с гелиобиологией А.Л. Чижевского. «Космические и планетарные вариации стоят на несколько порядков выше этногенезов, влияют на всю биосферу, включающую не только совокупность живых организмов, но и почвы, т.е. трупы растений и свободный кислород воздуха. И хотя этносы – капли в океане биосферы, они же могут не реагировать на ее флуктуации», – замечает Л.Н. Гумилев[89]. Он доказывает, что «пассионарность – эффект энергии живого вещества биосферы … сознание, а равно и связанная с ним история культуры сыграют роль руля, а не двигателя…»[90] (курсив мой. – С.А.).

Фактически возникает своеобразная этногенетическая детерминанта в логике ноосферогенеза. В этой связи автор данной монографии указывал в одной из своих работ: «Пассионарная теория этногенеза Гумилева органично встраивается в теоретическую систему ноосферизма, она становится частью нового этапа развития Вернадскианской революции… и, соответственно, учения о ноосфере В.И. Вернадского. Происходит Великий Синтез учения о ноосфере (ноосферогенезе) В.И. Вернадского и учения об этногенезе (этносфере) Л.Н.Гумилева»[91].

В.П. Казначеев, подчеркивая значение синтеза идей Вернадского и Гумилева, предупреждает об опасности отчленения «позитивных космофизических потенциалов, которые действуют на наш интеллект (о чем писал Чижевский и многие другие)…»[92].

Таким образом, творчество Л.Н. Гумилева является важнейшим этапом Вернадскианской революции и учения о ноосфере.

Особым итогом в оценке наследия В.И. Вернадского стало празднование 125-летия со дня его рождения в 1988 г. Были подвергнуты анализу все составляющие учения о биосфере и ноосфере. Большой вклад в современное развитие учения о ноосфере, живом веществе, биосфере внесли В.П. Казначеев, Н.Н. Моисеев, А.Д. Урсул, А.Л. Яншин, Ф.Т. Яншина, Э.Н. Елисеев, Э.И. Колчинский, А.П. Огурцов и др. Выполнено издание основных трудов Вернадского, многие из которых были продолжительное время библиографической редкостью. Н.Н. Моисеев и А.И. Субетто обратили внимание на связь учения о ноосфере с русским космизмом. А.И. Субетто в своей концепции русского космизма показал, что учение о ноосфере генетически вытекает из сферного учения русского космизма[93].