Нет, мудрость нестерпима. Зная меру,

Я, кажется, ни шагу не пройду.

Зачем тогда мне было брать на веру

Оброненное в пьянке иль в бреду,

Влезать в долги, не слушаться советов,

Гулять в грозу...

                         Чтоб к тридцати пяти

Из возраста спортсменов и поэтов

В прозаики и тренеры прийти?..

.....................................................

По осени нет тяги к суесловью.

Крепчает страсть к насиженным местам,

И горечью, панической любовью

Мы непривычно платим по счетам,

Взгляд отпуская в небо – за подмогой.

И с каждым мигом прошлое ясней —

Единственною – Млечною – дорогой

И нестерпимой мудростью своей...

Я засыпаю,

             когда отцветают звезды,

Светлеет небо,

             а в доме еще темно,

И окна ближние,

             по-утреннему серьезны,

Смотрят прямо

             в мое легкомысленное окно.

Проснешься за полдень,

             вся жизнь никуда не годится...

Но в пыльной Москва-реке

             купола сияют вверх дном...

И думаешь: Господи!

             Спасибо, что надоумил родиться

В городе,

             где такой пейзаж за окном!

Такой синий,

            такой золотой и белый!..

Теперь, судьба моя,

            ты, без промаха и стыда,

Карай, обманывай —

            что хочешь со мною делай,

В душе залатанной

            эта музыка – навсегда.

И даже если

            смерть все-таки существует, —

Все относительно! —

            она щемяще мала,

Как памятник временный,

            пристроченный к Москве на живую,

Как зыбь на воде,

            отражающей купола...

Над русским полем сумрачно и голо,

Тоскует птица.

И небо сыто душами по горло,

А бой все длится.

Опять беда ни в чем не знает меры

И рвет на части.

Но в мире нет безропотнее веры,

Чем вера в счастье.

Музыка! Ты пришла, наконец...

Листва шелестит, маня...

Кончено, теперь я тоже – творец.

Боже, прости меня!

И наплевать, что, злой, как оса,

И от власти хмельной,

Ангел возмездья уж полчаса

Носится надо мной.

Милый, придется чуть обождать,

Постой дудеть на трубе,

Пока не кончится благодать —

Я не дамся тебе.

Ваш Главный слепил меня из интриг,

Швырял из блеска во тьму,

Но вот за этот звучащий миг

Я все прощаю Ему.

И пусть перелесок уже в огне

И пестр от змеиных лент,

Пойми: если что-то зачтется мне,

Так этот самый момент!

Не то что звезда, а метеорит

Сверкнул на исходе дня...

И, может, ваш Главный чуть пожурит,

Но все ж – помилует мя.

А в осенние праздники

                                  будет щедрее застолье,

Будут гости пьянее,

                             и каждый взгрустнет про свое.

А куда ни посмотришь —

                                     везде почерневшее поле,

Над которым привычно и страшно

                                                   кружит воронье.

Пусть сегодня добыча его —

                                           лишь оброненный колос,

Все равно по-сиротски

                                  березы построились в ряд,

И плакучие ивы

                       грустят, словно матери, в голос,

И могучие липы,

                       как факелы, в голос горят.

Ну зачем вы тоскуете!

                                 Что так бездомно поете

Сквозь блаженный и мерный

                                      вечерних церквей перезвон!

И размашистый лебедь

                                  в своем гефсиманском полете

Чуть замедлится, прежде чем

                                            броситься за горизонт.

И пасмурный ветер

                            потрогать влажной щекой,

И с нежностью вспомнить ночлег —

                                                      подобие крова,

И вновь устремиться туда,

                                       где в траве за рекой

Гуляет рыжая

                     лоснящаяся корова.

И даже если

                  нерадостная пора —

Такая, что Господи

                            не приведи нашим детям,

Все равно каждый вечер

                                     мечтать дожить до утра,

А значит – верить в бессмертие,

                                       как кто-то верно заметил.

И вдруг однажды,

                          стоя вот так, в пальто,

С десятком лисичек,

                    найденных здесь же, на кромке поля,

Оказаться внутри звездопада,

                                              хотя никто

Не просил щедрот у небес,

                                         а только глазел, не боле.

А звезды стекают под ноги,

                                          как вода.

И не надо особых навыков

                                         в предсказанье,

Чтоб увидеть дальнейшее:

                                        вздрогнешь и, как всегда,

Вспомнишь детство, паром...

                                     И – не загадаешь желанье.

Мгновение назад ничто на свете

Еще моей не предвещало казни:

Ты вышел – и тебя приобнял ветер,

Морозный, сладкий, солнечный, как праздник.

Вернулась в комнату. Плакучей ивой

Обвис букет – увядший знак вниманья...

И по инерции была счастливой

Часа четыре после расставанья...

Как солнце нелепое

                              в гости пришло к поэту,

Так в темное сердце мое,

                                      стесненья не зная,

Любовь вломилась —

                                 горячая, впору лету,

И ярче неба,

                  хоть зимняя и земная.

В окно глядит

                    ошарашенная природа:

Неужто будить листву

                                 и птичьи рулады?

Но я-то знаю,

                    что лето – не время года,

А время души,

                    разгребающей снегопады.

Ведь сердце колотится так,

                                что мертвых разбудит,

И грянут ручьи,

                      и взорвутся запахи сада...

А больше пусть

                       никогда ничего не будет.

И прошлого словно не было.

                                            И не надо.

...Нет, не перебивай! —

Полуночные кухни,

Всегдашний свет в окне,

Всегдашний жар в груди.

Потом умолкнет стих,

Потом держава рухнет

И жизнь утратит цвет.

Но это впереди.

Я помню – навсегда,

Какие там восходы,

Какая там любовь.

Постой, не говори!

Соседка в бигуди —

Как статуя Свободы...

Гори, огонь, гори...

Три года без любви...

            Оплакивали стены

Убогий мой уют,

            похожий на беду.

Но ясно мне теперь,

            какие хризантемы,

О Господи,

            растут в Твоем саду.

Их трудно не узнать.

            Их из небесной чащи

(Под курткой схоронив,

            роняя на ходу)

Тот для меня украл —

            насмешливый, летящий,

С кем, видимо, теперь

            я в рай не попаду.

Ну, пусть хоть на земле.

            При нем горят зарницы,

Судьба меняет ход

            и рушатся дела.

А как свежи цветы!

            И солнце сквозь ресницы...

Три года – без него!

            Ну как же я могла!

Ты для меня

Больше, чем беда,

Больше, чем вода

В пересохшей округе.

Ты для меня —

И шальная толпа,

И лесная тропа,

И друзья, и подруги.

Давай

Сядем, как в детстве, в трамвай,

Чтобы лужи и брюки-клеш!

Давай

Ты никогда не умрешь!

Лучше уж я...

И стану для тебя

Солнцем над головой

И лохматой травой

У ограды.

Чтоб все подруги твои

И все супруги твои

(И даже мама твоя!)

Мне были рады.

С четверти первого до полседьмого

Ночь осыпала звездами поле.

Только окно опустеет – и снова

Росчерк – и вздрагиваешь поневоле.

А из другого окошка, лесного,

Душу томили птичьи оркестры...

С четверти первого до полседьмого

Ты говорил невозможные тексты!

Ты умолкал – и, как в школе, прилежно

Запоминала я каждое слово,

Зная – все кончится неизбежно

И безвозвратно – в начале седьмого.

Вспомним опять, как дела наши плохи,

И замолчим, и уйдем из-под крова

Дома-музея лучшей эпохи —

С четверти первого до полседьмого.

Ты просишь меня, чтоб со мной никогда

Нигде не могла приключиться беда,

Чтоб я обходила крутые края,

Иначе ты тоже погибнешь, как я.

Но день подступает, похожий на бой.

Прости, я все время рискую тобой.

В малиннике – змеи.

           Любой наполняющий миску,

Корзинку иль что там,

           незвано пришедший извне,

Охотником будучи,

           сам подвергается риску —

Становится жертвой

           с малиною наравне...

...Когда мы бредем с тобой,

           за руки взявшись и взглядом

Друг друга лишь трогая,

           не различая тропы,

Я тихо кричу:

           «Осторожно! Возмездие рядом!

В малиннике – змеи, любимый!

           На стеблях – шипы...»

Ну почему же, я люблю обновки

И новоселья, и бокал со льдом.

Но я хочу, чтоб здесь, на Серпуховке,