– Да, припоминаю, – произнёс я. – Когда-то я был на этой Земле Проигравшего Наполеона 21... Хотя постой! Отчего такое название? Если память не изменяет мне, там хоть и была Вторая мировая война, но Хиросиму никто не бомбил.

Сестра утвердительно кивнула:

– По этой самой причине её и назвали Землёй Хиросимы

С обозначением миров всегда были проблемы, и ещё никто не нашёл их лучшего решения, чем неудобочитаемые, но точные каталожные наименования. Заимствовать туземные названия не получалось, так как почти все населённые планеты местные жители называли Землёй – словом, обозначающим почву под ногами. Поэтому таким мирам давали комбинированные названия, главным образом, по именам видных государственных деятелей или заметных исторических событий. Мир, где я провёл последние двадцать лет своей жизни тоже был Землёй. Я решил, что отныне он будет называться Землёй Артура. В честь моего прадеда, конечно, не поймите меня превратно.

Бренда вновь посмотрела на экран и встала с кресла.

– Готово. Уравнения откомпилированы без ошибок. Теперь остаётся ждать.

– Как долго?

– Всё будет зависеть от скорости сходимости. Как минимум часов пятнадцать. И это при условии, что искомый предел не лежит в области сильных нерегулярностей.

– Будем надеяться, что не лежит, – сказал я. – Очень хотелось бы в это верить.

– Вера, надежда, любовь... – Бренда сочувственно поглядела на меня и вздохнула. – Артур, я голодна. Пойдём перекусим.

Мы спустились вниз и прошли в кухню, где Бренда в один момент вскипятила воду в чайнике, приготовила целый кувшин горячего кофе и сделала десяток бутербродов с мясом, сыром и зеленью. Мы уселись за стол и приступили к еде.

Я быстро умял два бутерброда, запивая их кофе, потом откинулся на спинку стула и достал из кармана сигарету. Бренда ела с отменным аппетитом, а я молча курил, пил кофе и любовался ею. Без сомнений, она была самой прелестной из моих сестёр, родных и сводных, даже маленький рост ничуть не портил её, лишь выгодно подчёркивая её красоту – хрупкую и изящную. Бренда не отличалась какой-то особенной женственностью, но у неё в избытке было то, что нравилось мне больше, чем женственность, – сила духа и жизнелюбие.

После четвёртого бутерброда Бренда поумерила свой гастрономический пыл и задумчиво произнесла:

– Значит, истоки Формирующих всё-таки существуют. И Срединные миры тоже.

Это был не вопрос, а констатация факта. Тем не менее я ответил:

– Доказательство их существования содержится в тех данных, которые ты ввела вместо исходных посылок Дианы.

– Я это поняла, – кивнула сестра. – И должна сказать, что ты поступил крайне неосмотрительно. Ты дал мне информацию, я запомнила её и при желании могу втайне от тебя рассчитать наименее опасный путь.

– По моим оценкам, – заметил я, – максимальная вероятность уцелеть на самом безопасном пути, рассчитанном со знанием всех краевых условий, не превышает одной тысячной.

– Одна тысячная уже что-то. Это не одна миллиардная. При такой вероятности выживания риск становится оправданным. Награда за него – могущество. И могущество, должно быть, необычайное, если ты спокойно смог вернуться вопреки всем опасностям обратного пути. – Верно, у меня было очень растерянное выражение лица, потому что Бренда лукаво улыбнулась. – Всё нормально, Артур. Тебе повезло со мной. Ты не пожалеешь, что доверился мне.

Сестра взяла пятый бутерброд, с сомнением посмотрела на него, тяжело вздохнула и с видимым сожалением вернула его обратно на тарелку.

– Знаешь, – сказала она. – Когда начинаю есть, то никак не могу остановиться.

Я пожал плечами:

– Ну и кушай себе на здоровье.

– Беда в том, что у меня склонность к полноте.

– С трудом в это верится, – заметил я. – С твоей-то фигурой.

– И тем не менее это так. Я чуть что, сразу полнею. Но предпочитаю сохранять свою фигуру при помощи диеты и здорового образа жизни. Лишний раз накладывать на себя чары – вредить нервам.

– Правильно делаешь, – одобрил я. – Ты выглядишь очень молодо и свежо. А компьютеры – твоё хобби или специальность?

– Специальность. Я кибернетик.

– То есть не просто инженер-программист, а учёный?

– У меня степень доктора наук. Но не чураюсь и прикладных задач. Мне принадлежит одна из ведущих на Земле Хиросимы фирм по разработке игровых программ.

– Брендон тоже этим занимается?

– Нет, он психолог. И очень неплохой, между прочим.

– Вы живёте вместе?

– Да, – ответила она и тут же поспешила добавить: – Как брат и сестра.

– Не сомневаюсь, – заверил я. – Пенелопа рассказывала о тех дурацких сплетнях касательно вас. Вы покинули Царство Света из-за них? Или потому что у Брендона не сложились отношения с Амадисом?

Бренда помрачнела и взяла сигарету. Я хотел было заметить, что это противоречит её словам о здоровом образе жизни, но передумал. Закурив, она спросила:

– А что рассказала Пенелопа?

– Почти ничего. Я знаю только то, что о вас начали распространять слухи, Амадис способствовал этому, и в конце концов вы ушли из Дома.

– Так оно и было, – подтвердила Бренда. – Но началось всё гораздо раньше, пожалуй, ещё до нашего рождения. Ты же знаешь, что отец был не в восторге от Амадиса?

– Знаю, – кивнул я. – Он считал, что Амадис слишком долго засиделся в наследниках престола, чтобы стать хорошим королём. Однажды в припадке откровенности отец пожаловался мне, что сам испортил Амадиса, внушив ему сильный комплекс неполноценности, подавив в нём свободную инициативу и самостоятельность. Дескать, Амадис настолько привык быть на побегушках и играть вторые роли, что вряд ли из него получится стоящий монарх. – Я пытливо посмотрел на Бренду. – Так что, отец оказался прав?

– На все сто, – безапелляционно заявила она. – Опасения отца полностью подтвердились, причём в самом худшем их варианте. Амадис очень дурной король.

Я развёл руки, одновременно пожимая плечами в жесте слепой покорности судьбе.

– Увы, ничего не попишешь. Следующим за Амадисом шёл Александр – а он был бы ещё более дурным королём.

– Александра давно сбросили со счетов, – возразила Бренда. – Да и он сам не желает иметь ничего общего с нашим Домом. Следующим был ты – но ты чересчур увлёкся Сумерками и стал настоящим Сумеречным, что совсем не нравилось детям Света. Ты открыто исповедовал Мировое Равновесие... а не тайком, как мы с Брендоном. В общем, ты не оправдал папиных надежд, и он вычеркнул тебя из списка претендентов на трон и решил сделать своим наследником Брендона. Он принял это решение ещё до того, как ты ушёл в бесконечность.

– В самом деле? Странно. А я ничего не знал.

– В то время об этом знала только мама. – Бренда несколько секунд помолчала, значительно глядя на меня. – Она упорно настаивала на твоей кандидатуре, и из-за её бескомпромиссной позиции отец долго не решался объявить Брендона наследником престола.

– Даже после моего исчезновения?

– Даже после этого. Мама любила тебя больше, чем всех нас вместе взятых, она принимала в штыки любые разговоры о том, что ты, возможно, погиб... И сердце её не обмануло. – Сестра тихо вздохнула. – Хотя в конечном итоге тебя официально признали умершим. Шестнадцать лет назад в Пантеоне был установлен пустой саркофаг с твоим именем, состоялась траурная церемония, а отец произнёс надгробную речь, в которой прямо заявил, что видел тебя своим преемником.

– Ловкий ход! – вырвалось у меня. – Таким образом, он дал всем понять, что Амадис давно вне игры.

– Вот именно. После твоих символических похорон только об этом и говорили. И когда отец, выдержав двухнедельную паузу, издал указ о назначении Брендона наследником престола... гм, с формулировкой: «в связи с констатацией факта гибели сына нашего Артура» – это уже ни для кого не явилось неожиданностью.

– Раз так, то почему Брендон не стал королём?

Ясный взгляд Бренды потемнел.

– Потому что Амадис оказался ещё большим подлецом и негодяем, чем можно было подумать, – гневно ответила она. – Отец рассчитывал лет через двадцать пять – тридцать возвести Брендона на престол, передать все бразды правления в его руки, а самому уйти в тень и спокойно умереть. После завершения Рагнарёка он чувствовал усталость от жизни и понимал, что долго не протянет.

– Это все понимали, – заметил я.

– В том числе и Амадис, а также его мерзкие дружки и любовницы. При известии о назначении Брендона наследником они совсем озверели и сразу же начали бешеную кампанию по его дискредитации. Они активно распускали порочащие его слухи, ему приписывались все смертные грехи, в частности, что якобы он спит со мной. Это была их козырная карта. – Бренда негодующе фыркнула. – И представь себе, многие поверили! Или же сделали вид, что поверили.

– А отец?

– Он хорошо знал нас обоих и понимал, что мы на это не способны. Зато другие наши родственники... Ох, уж эти родственники!

– То есть, семейный совет отказался утвердить назначение?

– Категорически. Эти олухи строили из себя больших моралистов. Впоследствии они горько пожалели об этом – но было уже поздно.

– А отец не пробовал надавить на них?

– Пробовал, но всё безрезультатно. Он давил, сколько было сил... а сил у него оставалось совсем мало. Может быть, тебя удивит это, но ты очень много для него значил, по-своему он даже любил тебя, хотя говорят, что ему было чуждо такое чувство, как отцовская любовь. После твоего исчезновения отец впал в глубокую депрессию, всё чаще стал замыкаться в себе, поговаривали даже, что он тайком смотрел телевизор. Представляешь!

Я зябко поёжился. В моей памяти ещё были свежи детские сказки-страшилки о людях, которые, днями просиживая у «дьявольского ящика», постепенно деградировали и превращались в растения. Конечно, нет ничего плохого в том, чтобы иногда посмотреть хороший фильм или узнать свежие новости из мира, который тебя интересует; в принципе, это так же невинно, как прочитать книгу или газету. Но если копнуть глубже, то подавляющее большинство телепередач призваны скрасить серые, однообразные будни простых людей, утомлённых повседневными хлопотами и борьбой за существование, дать выход их неутолённой жажде новизны, позволить им хоть на время сбросить с себя оковы обыденности. А мы, безсмертные колдуны и ведьмы, не нуждались в таком суррогате полнокровной жизни. К нашим услугам было неисчислимое множество самых разнообразных миров, мы могли воочию увидеть всё, что душе угодно – будь то финальный матч Кубка мира по футболу, вооружённое ограбление банка или взрыв сверхновой звезды, – и нам ни к чему предаваться грёзам о несбыточном перед голубыми экранами. Когда же колдун начинает смотреть телевизор – смотреть по-настоящему, увлечённо, самозабвенно, упоённо, – то это верный признак того, что им овладела апатия, безразличие ко всему на свете, что он потерял вкус к жизни и готовится умереть...

– Так вот, – продолжала Бренда. – Видя, как чахнет отец, Амадис принялся добивать его без жалости и милосердия. Сторонники нашего сводного братца начали клеветать на маму, обвиняя её в супружеской измене. Не забывали и про Пенелопу – всем было известно, какую боль причиняет отцу любое напоминание о твоём прегрешении с Дианой. Как-то Амадис даже собирался привести твою дочь в Солнечный Град – якобы для того, чтобы представить королевскую внучку ко двору. К счастью, мы с Брендоном вовремя прознали о его планах и предупредили деда Януса. Он лично встретил Амадиса в Сумерках Дианы и приказал ему больше не приближаться к Пенелопе. Амадис здорово струхнул.

Я облокотился на стол и обхватил голову руками.

– Господи Иисусе! – простонал я. – Как это гадко!

Бренда удивлённо взглянула на меня:

– Ты стал христианином? Как брат Александр?

Я тихо вздохнул, не отрывая взгляда от дымящейся в пепельнице сигареты.

– Сам не знаю, кто я теперь. Но если и христианин, то уж точно не такой, как Александр... А ты имеешь предубеждение против христиан?

– Вовсе нет. Собственно говоря, после Митры мне ближе всего Иисус. Я живу в христианском мире, а мой муж был католик.

– Так ты замужем?

– Была, – нахмурившись, ответила Бренда. – Мой муж погиб в авиакатастрофе. Он был простым смертным.

– Сочувствую.

Следующие несколько минут мы молчали. Бренда сосредоточенно курила уже вторую сигарету кряду, а я грустно думал о переменах, случившихся в моё отсутствие. Нельзя сказать, что я дружил с Амадисом, но он мне всегда нравился. Когда я был ребёнком, он защищал меня от Александра; а позже, когда я немного подрос, он стал одним из моих учителей, обучал меня этике и основам теологии. В целом Амадис (если не считать его чрезмерного увлечения женщинами) был высоконравственным человеком, и мне горько было слышать, что жажда власти так испортила его...

– Стало быть, после смерти отца Амадис изгнал вас из Дома? – спросил я.

– Мы сами ушли. Сначала я, потом Брендон. Ему было больно смотреть, как все, кому не лень, помыкают Амадисом, государство разваливается, а Дом приходит в упадок прямо на глазах. Кроме того, существовала реальная угроза, что Брендона могли арестовать и обвинить в государственной измене. Амадис очень боится его – ведь отец, вопреки решению семейного совета, не отменил своего завещания, так что права Брендона на престол остаются очень весомыми. А многие наши родственники, которые шестнадцать лет назад ратовали за неуклонное соблюдение права старшинства, впоследствии изменили своё мнение и теперь хотели бы видеть королём Брендона.

– А сам Брендон?

– Ему очень нелегко. С одной стороны, он не жаждет власти, а с другой – не может оставаться безразличным к тому, что творится в Царстве Света. Так что волей-неволей ему приходится быть лидером оппозиции. – Бренда хмыкнула. – Правда, с некоторых пор он отчаянно хочет самоустраниться. Объясняет это тем, что королева Рахиль якобы благотворно влияет на Амадиса.

– А это не так?

– Нет, конечно. Тут Брендон лукавит. На самом деле он чертовски устал от борьбы за власть, ему до смерти надоели мамины интриги.

– Она тоже принимает в этом участие?

– Ещё бы. Мама играет в этом деле ведущую роль, можно сказать, возглавляет генеральный штаб. А ещё она отвечает за международные связи, вербует для Брендона союзников. Разумеется, его поддерживает Дом Ареса... впрочем, надо сказать, что эта поддержка существовала и до того, как мама стала королевой Марса – её брак с королём Валерием был заключён как раз на почве союзнических отношений. Почти так же безусловно Брендона поддерживают все три христианских Дома включительно с Домом Теллуса, а также Дом Мухаммеда – всем им не по нутру, что Светом заправляет дочь Израиля. В общей сложности десять Домов из девятнадцати ныне сущих, в том числе и милые твоему сердцу Сумерки, готовы в той или иной форме оказать Брендону содействие в борьбе за престол.

– Значит, ему уже не вредят слухи о ваших отношениях?

– Они потеряли былую актуальность. Со временем люди ко всему привыкают, и многие, даже веря в то, что Брендон спит или спал со мной, уже смирились с этим. К сожалению, нашему отцу не хватило выдержки подождать лет десять – пятнадцать, пока всё не утрясётся само собой. – Несколько секунд Бренда помолчала, что-то взвешивая в уме, потом добавила: – А может, я упрощаю ситуацию. Многие предпочитают закрывать глаза на нашу мнимую связь, исходя из сегодняшнего опыта, но останься отец в живых, Амадису не представилось бы случая продемонстрировать свою полную несостоятельность как монарха, а Рахиль из Израиля не была бы королевой Света. Так что я, честно говоря, даже не знаю, как бы всё обернулось.

– Кстати, а как случилось, что Амадис женился на Рахили? Пенелопа говорит, что есть несколько версий.

– И небось, она выложила тебе ту, согласно которой Амадис убедил царя Давида отдать за него дочь.

– А разве не так?

– Так думает Брендон... вернее, хочет так думать. А в действительности всё было с точностью наоборот. Царь Давид сам пришёл к выводу, что без притока свежей крови его Дом, понёсший большие потери в Рагнарёке, рано или поздно зачахнет, и уже смирился с необходимостью нарушить чистоту своей расы. Но он бы не был настоящим сыном Израиля, если бы не попытался извлечь из этого выгоду...

Бренда умолкла, так как в этот момент послышались голоса в холле, а спустя несколько секунд в кухню вошли мой брат и моя дочь, свежие и отдохнувшие после сиесты. Пенелопа приветливо улыбнулась моей сестре, а меня, после некоторых колебаний, поцеловала в щеку.

– Привет, – сказала она. – Как спалось?

– Спасибо, – ответил я, млея от её поцелуя. – Очень хорошо.

– А Бренда, по своему обыкновению, всю сиесту провозилась с компьютером, – заметил Брендон, усаживаясь на стул. – Мой тебе совет, Артур: ни в коем случае не поддавайся соблазну поиграть в её игры.

– Это почему?

– Она спец в этом деле. Гений. Её игры чертовски убедительны, они засасывают, как трясина. Не в обиду сестрёнке будет сказано, но я как психолог со всей ответственностью заявляю, что её фирма занимается производством и распространением компьютерных вирусов.

– Гнусная клевета! – обиженно воскликнула Бренда.

– Вирусов электронной шизофрении, – невозмутимо уточнил Брендон. – Перед ними бессильна любая антивирусная программа.

Между тем Пенелопа взяла с тарелки один из приготовленных сестрой бутербродов и весело заявила:

– Сейчас мы слегка перекусим, а через пару часов закатим пир горой. Мы с Брендой сообразим что-нибудь необыкновенное по случаю возвращения блудного отца и брата.

– Хорошая мысль, – сказала Бренда. – У меня уже есть кое-какие идеи.

– Между прочим, о возвращении, – отозвался Брендон, закуривая сигарету. – Артур, ты не думаешь, что пора уже рассказать, где ты был и что с тобой произошло?

– Как раз это я и собираюсь сделать, – ответил я.

Пенелопа пододвинула стул, села рядом со мной и подперла голову рукой. Её большие карие глаза смотрели на меня с любопытством и нетерпением, и тут я понял, что не могу сказать ей про Дейдру. По крайней мере сейчас – когда наши отношения только начали складываться. А позже... тогда и видно будет.