Оставив у машины водителя и Голубца, Ростик с Эдиком, поплотнее запахнувшим свое пальтишко, потащились узкими улицами к центру. Но уже через пару поворотов Ростику стало ясно, что вид засыпанного снежком города существенно отличается от прокаленного солнцем лабиринта, который, как ему показалось, он успел понять по прошлому посещению. В общем, они заблудились.
      Тогда пошли назад. Благо на снегу остались отпечатки их ног. Разглядывая эти отпечатки и постепенно накапливая свой обычный энтузиазм, Эдик спросил:
      - А все-таки как мы будем устанавливать с ними контакт?
      - Поднимем вверх руки и пойдем потихоньку навстречу.
      - А они поймут?
      Эхо его слов прокатилось по тесной улочке. Ростик усмехнулся:
      - Скоро узнаем.
      Они вышли на довольно широкую улицу, и Ростик решил пойти в том направлении, где они еще не блуждали. Попытка оказалась успешной, через пару-тройку поворотов они нашли первые развалины. На глаз было видно, что их стало больше, чем в июле, это значило, что гражданская война длилась тут еще не один месяц после того, как люди уехали. Развалины позволили найти и библиотеку.
      - А почему ты решил, что их нужно искать именно тут? - спросил Эдик.
      - Ничего я не решил, я пробую.
      Они спустились по лестнице в тот зал, где нашли склад глиняных табличек, прошли по темным коридорам, и вдруг Ростик почувствовал впереди какое-то движение. Почиркав кресалом, он выбил искры на приготовленный факел и, когда все вокруг озарилось довольно-таки дымным, мерцающим светом, разобрал впереди неясные тени. Где-то сбоку раздавались осторожные шорохи.
      - Вот они, - шепотом произнес Эдик.
      Ростик, ослепнув от искр, ничего не увидел, но быстро спросил:
      - Зеленые или...
      - Зеленые.
      Тогда так. - Ростик воткнул в трещину пола факел, вытащил из кофра, который волок на плече, довольно толстый половик, специально выпрошенный у мамы, расстелил его на пол, сел и поднял руки. - А ты отойди пока к стене. У меня нет для тебя второго ковра.
      Эдик отошел. Постоял. Ничего не происходило. Тогда он не выдержал и стал разговаривать. Его голос отдавался вокруг глухим эхом:
      - А зачем эта штука тут... Ну, я хочу сказать - коврик?
      - Так делали индейцы. Это общий знак миролюбия, неготовности к бою.
      - Ты думаешь, это поможет?
      Ростик не был ни в чем уверен, но ему хотелось верить, что он не ошибается. Поэтому он не стал отвечать, опустил руки, чтобы они немного отдохнули, а потом снова поднял их. Так длилось довольно долго. У него даже зад задеревенел, а ноги над ботинками стали холодными, как камни под половиком. По-прежнему ничего не происходило.
      - Они не придут, - уверенно сказал Эдик. - Нужно идти дальше.
      Отчаяние в душе Ростика стало почти невыносимым. Вдруг где-то впереди послышались осторожные, шаркающие шаги, и в круге света мягко, словно качание тростника в утреннем тумане, появился зеленый. Он был очень высок. И на него были накинуты широкие, длинные, почти до пола, серые или серо-зеленые куски ткани. Он подошел к Ростику и медленно согнулся, приблизив свои ужасающие жвала к лицу человека. Потом повернул голову, чтобы один его глаз, который был приспособлен смотреть только вбок, видел Ростика, а другой - Эдика.
      - Ну вот, - сказал Ростик. - А ты боялся, что не получится. Встань-ка, чтобы ему было удобнее тебя разглядывать.
      26
      Они рассматривали друг друга, человек и зеленокожий, похожий на растение тип, у которого не было век на глазах, чтобы мигать, и даже в морозном воздухе подземелья Ростик вдруг начал ощущать тонкий, почти неуловимый запах горечи, смешанный с какими-то цветами. Пожалуй, это было похоже на жасмин, смешанный... да, смешанный с перцем. От этой мысли Ростику стало смешно, и он хмыкнул. Да так резко, что зеленокожий поежился.
      Потом эта зеленая каланча опустилась на корточки, его ноги под длинными одеяниями согнулись в трех суставах. Он вытянул руку. Ростик опустил руки, они затекли уже до такой степени, что ему показалось, если сейчас предстояло рисовать, он не сможет сделать даже крестик.
      Зеленокожий поднес свою длинную правую руку к половичку Ростика, с интересом потрогал ткань. Потом ткань Ростикова пальто, потом коснулся побелевшей кожи на тыльной стороне запястья его руки. Теперь Ростик поймал себя на том, что слегка вздрогнул. Хотя прикосновение это было очень деликатным, осторожным и даже нежным.
      - Здорово, - прошептал от своей стены Эдик. - Что дальше?
      Он, похоже, рассматривал все происходящее как экспериментальный спектакль. Ну что же, решил Рост, может, зеленокожий думает так же. Бывают же и у них дураки. Хотя этот, кажется, таким не был.
      Тогда он вытянул свою правую- руку, взял замершую, безвольную ладонь зеленого, кстати довольно удобную для пожатия, и сжал ее несильным, очень осторожным жестом. И тогда случилось необычное. Зеленый рассмеялся. Это выглядело странно. Его боковые жвала разошлись, верхняя челюсть поднялась, глаза стали поменьше... Но это определенно была улыбка.
      Если, разумеется, не хищный оскал, предвкушение моих телес на вертеле, или на сковородке, или как тут они готовят на обед человечину, подумал Ростик. Но шутка не получилась, потому что нужно было думать о деле. Он и попробовал.
      Потыкал себя в грудь пальцем, потом облизнул губы, обращая на них внимание зеленокожего, и раздельно произнес:
      - Рост, человек. - Потом еще несколько раз каждое слово в отдельности.
      Зеленый вдруг странно опустил и снова выпрямил свой весьма выдающийся нос. Это было странно, что он оказался подвижным... Но на самом-то деле, почему бы нет?
      - Шир Гошд...
      Ростик ткнул пальцем в зеленого:
      - Шир Гошод?
      Нос двинулся вправо, потом вернулся назад. Так, это, скорее всего, жест отрицания, понял посол человечества Ростик.
      - Шир Гошод, - показал на себя посол Чужого города, потом указал нижней левой рукой куда-то назад: - Шир Гошод. - Потом он указал куда-то в сторону верха: - Шир Гошод...
      - Понятно, это его племя так зовется, - отозвался от стены
      Эдик.
      Ростик метнул в него свирепый взгляд, потом медленно кивнул в знак понимания. Шир Гошоду тоже полагалось знать его мимику. Тогда он вытянул руку и на тонкой пыли подземелья нарисовал, как мог, червеобразного. Зеленый кивнул носом.
      - Махри Гошод, - сказал он, теперь уже отчетливо подражая Ростикову произношению.
      Ну, была не была, решил Рост.
      - Человек Гошод.
      Зеленый снова рассмеялся, на этот раз еще менее сдержанно. Его круглые глаза вдруг заволокла тонкая, белесая пленочка, как у птицы. Потом он ткнул пальцем в Ростика и произнес веско:
      - Челвук.
      - Ростик, - сказал Ростик. - Человек Ростик... Ну, как тебе попроще. -- Он слегка повысил голос, выделяя имя: - Рост.
      Зеленый потер обе левые руки, выражая, вероятно, сильнейшее возбуждение.
      - Рст. - Потом сделал плавный жест к себе, указывая на свое левое плечо, закрытое тогой: - Мырмд.
      - А ты говоришь, у них нет личного имени, - сказал Ростик Эдику, хотя тот ничего такого не говорил. Указал пальцем на зеленого и отчетливо произнес: - Марамод?
      Шир кивнул. Потом странно, даже с довольным видом, слегка улыбаясь, склонил голову набок. Ростик и Марамод посидели, никто из них теперь ничего не говорил. Наконец Ростик догадался, что Шир просто ждет продолжения. Или у него выдержка, как у совы, или такие переговоры тут случаются раз в неделю, решил Ростик.
      - Значит, так, - произнес он, хотя мог бы этого и не говорить.
      И начал рисовать. Сначала дома, не такие, как стояли в городе Широв, а такие, в каких жили люди. Потом нарисовал окопы с ограждением из колючей проволоки. Чтобы было понятно, он, как на чертеже, сделал кружочек на окопе, на проволоке и изобразил эти детали чуть в стороне в увеличенном виде. Марамод сидел и смотрел с интересом. Потом поднялся, обошел Ростика и стал смотреть из-за его плеча. Так обоим было удобнее.
      А Ростик тем временем нарисовал богомолов, кузнечиков и высоких черепах. Шир Марамод посмотрел на черепаху внимательно, покрутил головой, ткнул в нее пальцем и громко, очень четко произнес:
      - Гэтум.
      - Ге... Что? - спросил от стены Эдик. Он, как оказалось, тоже видел все эти художества.
      - Гатаум, - подсказал Ростик. Шир подтвердил носом. Потом Ростик столкнул две большие стрелки - одну от
      насекомых, другую со стороны города. Эту он сделал короткой, но толстой. Рядом нарисовал щит, о который сломал две стрелы из самострела насекомых. После этого поднялся со своего половичка, посмотрел на Марамода и поднял брови как можно выше, задавая безмолвный вопрос - понимает ли он?
      Шир снова потер обе левые руки одна о другую, вежливо улыбнулся, нарисовал в стороне город со стенами. Он проводил всего одну линию, как правило, замкнутую. Но она разом отражала контур города, домов, даже земли вокруг. Искусство этого зеленокожего было легко и выразительно. Должно быть, ему легко было бы научиться вырезать из бумаги, решил Ростик.
      А потом Марамод сделал то, чего Ростик не ожидал. Он указал куда-то на запад, а на своем рисунке изобразил что-то... Это могла быть волна или высокий, растянутый по фронту водоворот... Это могло быть что угодно.
      Ростик обвел эту волну пальцем и рядом изобразил вопрос, подсказав его значение мимикой.
      - Брм. Брм... - В звучании этого слова сложился и страх, и мука, и ожидание боли.
      Марамод покрутил головой, стараясь смотреть и на Ростика и на Эдика. Следующий раз поеду один, решил Ростик, чтобы он смотрел на меня и на рисунок. Так будет вежливей...
      - Борым?
      Он даже не спросил, насколько правильно произносит слово. Он вдруг понял, что с ним происходит что-то необычное. Холодная волна прокатилась по его коже, руки одеревенели, живот скрутил приступ тошноты и боли одновременно, в глазах стало меркнуть. Если бы он не был солдатом, не вылезающим из боев почти полгода, он непременно упал бы. Лишь жесткая, как кираса под солдатским бушлатом, воля заставила его удержаться на ногах.
      Голос Эдика, заговорившего от своей стены, вдруг зазвучал далеко и незнакомо, ни одного слова невозможно было понять. Его эхо отдавалось над головой, отражалось от стен... Когда Ростик почувствовал, что возвращается в норму, выяснилось, что он по-прежнему смотрел на Шира, на рисунок, который тот продолжал крутить в пыли перед людьми. Теперь Марамод изобразил на волне массу точек. И каждая из этих точек была опасной... Ростик потряс головой. Нет, он больше не видел, что это такое. Хотя ему показалось...
      Он разом устал. Ему хотелось сесть в машину и катить в Боловск, где его ждало тепло, отдых, чай. Да, очень хотелось чаю. Но нет... Теперь главное -успеть. Предупредить всех, кто захотел бы его выслушать, что то, чего они опасались ранее, от чего стали закапываться в землю еще летом, движется с запада и для всего города, всей их цивилизации несет неминуемую смерть...
      Ростик ткнул пальцем в эту волну и поднял на Марамода взгляд. Даже не напрягшись, он спросил его так, словно мысль была сильнее слов. Потом снова, еще, еще... Потом поймал себя на том, что произносит слова вслух, сначала негромко, потом резче, вдруг он едва не закричал:
      - Что это?!
      Марамод поднялся, отошел в сторону. Ростик сделал ошибку. Он понял это сразу. Кричать не следовало.
      Он поднялся на ноги и церемонно, словно японец, согнулся в поясе. Потом снова сел и ткнул пальцем в волну. И поднял взгляд на зеленокожего. Тот был уже непроницаем. Он присел на корточки, словно в любой момент готов был встать.
      Парой легких касаний подновил рисунок своего города, но теперь под ним стал пририсовывать какие-то окружности. В одной из них легко, словно это ему ничего не стоило, нарисовал себя и... - Ростик не поверил глазам -человечка. Сбоку одним касанием он создал еще одного, Ростику не нужно было даже пояснять, что это Эдик.
      А потом Марамод изобразил что-то черное сверху, упавшее на город. Город оказался покрыт этим полностью, иные из ручейков этой темной массы попытались проникнуть сквозь землю в подземелье, где сидели фигурки Шира и людей, но очень глубоко проникнуть не могли.
      - Брм, - снова сказал Шир.
      Ростик встал, сложил свой половик. Отряхнул его, как мог, от пыли.
      Отошел на несколько шагов назад, церемонно поклонился, сложив руки ладонями, словно индус. Затем подошел к Ма~ рамоду и снова осторожно, чтобы не получилось хуже, пожал ему руку.
      - Ты чего? - спросил Эдик.
      - Все, уходим, - ответил Ростик, держа свой половичок.
      - Но почему? Все так хорошо получалось! Вам даже удалось найти понимание. Еще немного - и вы бы...
      Ростик больше не ждал. Он схватил журналиста за руку и поволок его к выходу. Эдик поупирался для виду, потом зашагал едва ли не быстрее Ростика. Наконец, когда они уже вышли из здания библиотеки, он спросил:
      - Что он там такого нарисовал? Мне показалось... Они нам не угрожали.
      - Дело не в нас, - ответил Ростик. - Опасности угрожает городу.
      - От Широв? Или этих, как их... Махри Гошодов?
      - Опасность движется волной, к которой ни те ни другие не имеют отношения. И нам лучше поторопиться, если мы хотим...
      Ростик и сам не знал, как закончить эту фразу. Но он был твердо уверен в одном - сегодня Шир Гошод по имени Марамод попытался предупредить человечество Полдневья о грозящей им неминуемой гибели, если они не успеют зарыться в землю. И как можно глубже.
      27
      Проход в ограждении из колючки растаскивали уже при свете ракет. И Ростику показалось, что народу на этой работе было занято гораздо меньше, чем утром. Он почему-то сразу понял - что-то случилось. Едва он выскочил из машины и посмотрел на лицо молоденького лейтенантика, с которым раньше нигде, кажется, не встречался, как тот строго, словно старшему доложил:
      - Прорыв периметра на заводе. Практически они отразили все наши попытки отбить завод. И сейчас...
      Он повернулся в ту сторону. Там то и дело взлетали осветительные ракеты и доносились то частые, то очень частые очереди. Иногда включался даже, как показалось Ростику, крупнокалиберный пулемет.
      - Теперь понятно, почему они нам позволили так легко вернуться, -пробормотал Ростик, имея в виду насекомых, которые даже не атаковали их при подъезде к городу.
      - Наши все там, - пояснил лейтенантик, - кого я смог снять из окопов.
      - Понятно, - согласился Ростик. - Чернобров, поехали в райком. Только скорее.
      Он снова залез в машину, и они понеслись. Мысль, что эта самая машина могла бы решить исход боя, а он впустую раскатывает на ней по родным улицам, не давала Ростику покоя. Потом он высадился у знакомого здания, поднялся по лестнице к освещенным окнам. Как ему сейчас показалось, все были на местах. Чтобы не застрять в приемной, они с Эдиком прошли к Дондику. Тот примет их сразу, Ростик в этом не сомневался. Так и оказалось.
      Капитан, узнав, что посольство вернулось, провел обоих послов к себе, усадил у низкого, уставленного роскошной консервированной снедью стола, предложил рассказывать. Ростик рассказал коротко, как только мог. Потом, практически через запятую после своего доклада, спросил:
      - Что на заводе?
      - Ты уже слышал? Там все... - Капитан посмотрел в темное окно, словно пытался в мрачном, заснеженном городе за стеклом найти хоть какой-то луч света, - все проиграно, Гринев. Потери таковы, что мы должны теперь неделю мобилизоваться, чтобы попытаться отбить назад наш металл. Этим теперь и вынуждены заниматься...
      - Это неправильно, товарищ капитан, - сказал Ростик твердо. Так твердо, как только мог. - Нам нужно закапываться, и заниматься только этим.
      - А как же металл? Ты предлагаешь его бросить? Ростик вздохнул:
      - Мы даже не понимаем, зачем он нам нужен. Мы просто деремся за него...
      - Как так - не знаем? - подал голос Эдик. - Это наш металл, наш стратегический запас...
      - Мы не обратили внимания на то, что воюем с очень простыми существами, они лишены понятия стратегического запаса, им вообще никакой запас не нужен, кроме запаса еды. И тем не менее они вступили с нами в ожесточенную битву, пытаясь выиграть этот самый металл.
      - Что это значит? - капитан, прищурившись, посмотрел на Ростика. -Ты узнал там что-то еще, помимо этого... борыма?
      - У меня там было очередное... - Ростик хотел сказать "видение", но потом решил не подрывать веру в свою идею таким ненаучным термином, -очередной приступ тошноты. И мне вдруг показалось, что металл нужен именно для того, чтобы защититься от этого борыма. Понимаете? Металл обеспечивает полную защиту от того зла, которое накатывает на нас с запада. И о котором нас предупреждал Марамод.
      - Какую именно защиту? - спросил Дондик.
      - Не знаю, просто мне пришло в голову... - Он задумался. - Нет, не только металл может спасать. Для защиты Гошоды просто уходят в подземелья. Но для чего-то еще - используют металл. И мы бы могли его использовать, если бы знали... что и как именно нам грозит. А пока... - Ростик вздохнул. Он устал, и яснее говорить о том, что успел сегодня понять, у него не получилось. - Пока следует закапываться. Почему-то мне кажется, у нас очень мало времени.
      Капитан налил себе чаю, стал его отхлебывать, с удовольствием вдыхая бледно-серый пахучий пар. Только сейчас Ростик заметил, что, хотя он сидел в бушлате, натянутом на кирасу и отцовскую тельняшку, ему не было жарко в этой комнате. Значит, с топливом стало совсем нехорошо.
      - Да мы и так, собственно, закапывались, учитывая прежние... предвиденья. Твои в частности. - Капитан был спокоен, он думал. Или делал вид, что думает, хотя все уже решил.
      - Этого мало. Нужно ускорить именно попытку закопаться, а металл... Им придется пожертвовать, - твердо сказал Ростик. - Иначе мы вообще все проиграем. Все, что у нас есть. Все.
      Тишина сгустилась до такой степени, что даже пар, кажется, уже не поднимался из стакана, а стоял мягким, но ощутимым облаком в круге керосиновой лампы под зеленым партийным абажуром.
      - Значит, ты считаешь, отвлекать людей на контратаку завода не следует? А нужно форсировать закапывание. Но как же тогда?..
      - Если угроза, о которой сказал Марамод, настолько велика, она сметет насекомых, и мы получим назад весь наш металл. Я повторяю - весь, даже тот, который они уже утащили к себе в лагерь.
      - А насекомые что же - не соображают? Ты как-то говорил, они почти разумны, а сейчас не чувствуют опасности? - спросил взволнованно Эдик.
      Ростик не думал, что журналист так внимательно отнесется к тому дорожному трепу, которым Ростик угостил его сегодня по дороге в Чужой город и обратно. И вот поди ж ты, цитирует его как раз тогда, когда не нужно.
      - Я не знаю, я в самом деле не все здесь понимаю. Но уверен в одном -насекомые рискуют. И кажется, осознают, что рискуют, они лишь надеются как-то выпутаться... А вот успеют ли? Но мы рисковать не должны, потому что хуже понимаем ситуацию. Тем более что контратака на завод приведет не только к тем жертвам, которые мы понесем в боях с насекомыми, но и к тем, которые появятся, когда борым...
      Капитан встал так резко, что Эдик даже вздрогнул.
      - Да ладно тебе! Заладил - борым, борым... Что мы знаем об этом борыме? А тут реальная угроза, реальные ценности, которые нужно вернуть! Понимаешь, не выдумки, а все настоящее, вещественное.
      - Я воюю недавно, - проговорил Ростик вставая, - всего полгода. Но я выучил вот что - опасность никогда не бывает вещественной. До тех пор, пока она не убивает. Я свободен?
      Капитан вздохнул:
      - Погоди. Может, мне удастся уговорить Борщагова тебя принять.
      - Нет, я не буду с ним говорить, я вас-то не могу убедить, а на него только зря время и силы потрачу. Лучше я расскажу Рымолову, и тот, если сочтет нужным...
      Дондик поиграл желваками. Потом у него дернулась бровь, кажется, это был нервный тик.
      - Ну что же, может, ты и прав. А потом?
      - Вернусь, куда прикажете. На завод - пойду штурмовать завод, прикажете закапываться - закопаюсь.
      Дондик внимательно посмотрел на Ростика:
      - Нет, сделаем так. Иди докладывай Рымолову, и попробуй убедить его выработать к завтрашнему утру более достойные доказательства твоей правоты, чем тошнота. А потом... Я думаю, на заводе тебе делать уже нечего. Если руководство согласится с моим мнением, вывезем мы тебя подальше от города на запад, за кольцо насекомых, и будешь ты, друг любезный, стеречь свой борым. -- Капитан потер руки, стараясь их согреть. - Если дело настолько серьезно, как ты расписываешь, лучше позаботимся о своевременном предупреждении.
      Так и сделали. Рымолов толковал с Ростиком практически всю ночь, даже заставил рисовать иные из картинок, которые изобразил Марамод, потом согласился со всем, что он и Эдик в Чужом городе проделали, и даже одобрил предложение Дондика отправить Ростика на запад для отслеживания неведомой опасности. Утром, когда уже все валились с ног от усталости, он переоделся в роскошную, купленную незадолго до Переноса тройку и отправился к Борщагову, чтобы убедить руководство не тратить время на проигранную войну за завод.
      А Ростик отправился домой, выспался, пообедал и забежал к маме в больницу, чтобы она не волновалась. Предупредив ее о новом задании, снова оказался у Рымолова в знакомом высоком, но тесно уставленном разными разностями кабинете. Тот только что вернулся с заседания, был бледен от усталости, но в целом доволен.
      - Ты понимаешь, он никак не хотел отступать. Талдычил что-то про сорок первый год, про несдававшихся коммунистов... Прямо зоопарк какой-то! В конце Дондик доказал ему, что отбить завод имеющимися силами мы не можем, а вот укрепляться, как ты подсказал, закапыванием - в самый раз...
      - Это не я подсказал, а Шир Марамод.
      - Ладно, - отмахнулся от него Рымолов совершенно профессорским жестом, - поправка принимается. Пусть будет Шир. Только этот довод не сыграл никакой роли. Все почему-то ссылались на тебя... Ну, я, правда, помянул еще других необычных людей...
      - Так это не Дондик серьезно отнесся к наших "видениям", а вы? -удивился Ростик, теперь концы у него вполне сходились. - А я-то думаю, что заставило наших истуканистых...
      - Главным образом сработали твои "предвиденья", - резковато прервал его Рымолов. - И тебе не сносить головы, если ничего не произойдет.
      - Произойдет, - сразу помрачнел Ростик. - Что-то да произойдет.
      - И так нехорошо, потому что погибнут люди. И эдак - тебе не на пользу пойдет. Пожалуй, никто не обвинит тебя в том, что ты не умеешь выбирать опасные положения.
      Профессор произнес последнюю фразу с подчеркнутой иронической интонацией. Но в нем было столько интереса, заботы и даже человеческого тепла, что Ростику стало легче - ему верили и о нем по-настоящему, дружески заботились.;
      Потом все завертелось - подготовка машины, снаряжение людей, получение валенок, тулупов, ватиновых штанов на складе... Пробивание накладных для пищи, солярки, боеприпасов, беготня по складам... Незадолго до полуночи все было готово, даже Чернобров и Голубец, которого вернули на прежнее место, в кузов БМП, за турель крупнокалиберного пулемета, хотя всем было известно, что на станкаче он работает неважно. Только Эдика не хватало, но его, разумеется, в этот поход решили не брать.
      И наконец, получив список сигнальных знаков, сами ракеты и даже армейскую переносную рацию, пятидесятикилометровку, которая после доработки в Полдневье иногда пробивала расстояние на тридцать верст, они отбыли.
      На этот раз ехали не газуя, как это ни было чудно с Чернобровом-то за баранкой. Плавно и тихо прокатили по заснеженным улицам, мимо знакомых домов с темными окнами и редких костров, разожженных для согрева постовых. Ростик даже спросил:
      - Чернобров, у тебя зубы, часом, не болят?
      - Нет, а что?
      - Почему тогда не газуешь?
      Чернобров сдвинул набок шапку, почесал за ухом, потом поправил ее, дернув голову вперед, рассудительно и печально ответил:
      - Эх, командир, дело-то какое, может, больше никогда всего этого и не увидим. А прощаться нужно с торжеством.
      Ростик сосредоточился, но ничего впереди не увидел, ни про свою будущность, ни про Черноброва. Но он все равно уверенно заявил:
      - Еще увидишь, Чернобров.
      И без всяких приступов ясновиденья он знал, что прав.
      28
      Глаза у Голубца оказались что надо, он и увидел это раньше всех. А может быть, дело в том, что как раз была его вахта. Он просто стоял и из Ростикова бинокля рассматривал горизонт. Разумеется, бинокль был привязан бечевой к пулемету, так что можно было очень плавно и ровно осматриваться, не мучаясь дрожью рук от холода или слишком резким биением сердца, как бывает при работе с дальнобойной оптикой.
      Чернобров в тот момент спал, Ростик сидел в тепле кабины и жевал, вспоминая когда же он видел Любу в последний раз. Выходило,, несколько месяцев назад. Хотя что такое месяц? Сколько значит здешний час, минута или неделя? Все тут было слишком наперекосяк, чтобы придавать большое значение новой временной шкале, предложенной Перегудой.
      Вдруг дверка в кабину раскрылась, и показалась красная, обветренная на морозце физиономия Голубца.
      - Тут туча, товарищ командир.
      Ростик перевел на него все еще задумчивые глаза.
      - Какая туча?
      - Ну, такая, - ответил солдат.
      Делать было нечего, Ростик вылез из тепла, и, как всегда бывает, когда выходишь из не очень жаркого помещения на мороз, его пробила дрожь. Он подкрутил окуляры бинокля и сосредоточился.
      Да, сплошной вал черного цвета. Невысокий, очень плотный, без просветов. Перекатывается по снежной белой равнине, которая искрилась бы, если бы с утра не висела над головой привычная зимняя хмарь.
      - Голуба, ты не заметил, она движется? - спросил Ростик.
      - Ну, для этого нужно заметить точку на горизонте, потом подождать...
      - Я и сам знаю, как это делается, - отозвался Ростик. - Ты движения не заметил?
      - Нет, слишком мало времени прошло. Я сразу решил доложить.
      - Что ж, тоже правильно.
      Ростик заметил небольшую возвышенность, расположенную перед черной волной километрах в трех, если он правильно оценивал расстояние. Подождал, потом снова подождал. Оторвался от бинокля, подышал на руки, помахал в воздухе, чтобы кровь прилила к пальцам. Снова приник к окулярам. Так и есть, холм теперь был раза в два ближе к волне, чем вначале. А ведь прошло меньше местного получаса... Быстро это едет. Прямо несется. Причем своими силами, потому что такого сумасшедшего ветра в Полдневье не бывает.
      - Голуба, готовь рацию.
      - Что докладывать?
      Доложи, что строго с запада по новой координатной сетке на город идет вал черного цвета со скоростью примерно... - Ростик еще раз подумал, посчитал, - километров пять - семь в час. Есть подозрение, что это и есть угроза, о которой... Ну, которую, мы тут сторожим.
      Голуба засел за рацию, которую от греха подальше унесли в кабину. Антенну, конечно, вынесли наружу, но все равно ему пришлось крутить ручку почти четверть часа, пока он накопил достаточно энергии, чтобы дать позывные. Уверенности, что его услышали в городе, ни у кого не было, потому что подтверждение приема он так и не услышал. Ростик слегка разозлился. Конечно, это была реакция страха перед неизвестностью. Он прикрикнул:
      - Буди Черноброва. Пусть он тебе ручку крутит.
      - А чего меня будить? - отозвался ворчливый голос, показавшийся еще более обиженным на морозе. - Я не сплю.
      - Вот и хорошо, - разом успокоился Ростик. - Все равно скоро поедем.
      - Назад, в город? - спросил Голуба.
      - Вперед, нужно же посмотреть, что это такое.
      Снова зажужжала ручка динамки, снова забормотал что-то в микрофон Голубец. Потом он сдвинул наушники чуть назад и закричал, словно Ростик был глухой:
      - Они спрашивают, сколько у них времени?
      - От нас до черноты этой километров восемьдесят, если не меньше. До темноты осталось часов семь... Скажи, если она ночью движется, то появится под городом завтра поутру. А если не движется, тогда... Скажем, после полудня. - Ростик никак не мог рассмотреть в бинокль, что же это такое. -Скажи, что едем вперед. Возможны перерывы связи, пусть ждут.
      Сложились, Чернобров поворчал на застывший на морозе мотор, потом все-таки он завелся, покатили на запад. На этот раз ехали очень неспешно, -должно быть, желания лететь в объятия черной кляксы, заливающей весь видимый впереди мир, у водилы не было.
      Ехали часов пять, за это время покрыли больше половины того расстояния, с которого заметили черноту. Да и сама клякса эта приблизилась километров на тридцать, если не больше. Вот и получилось, что между людьми и тем, что на них наползало, осталось чуть больше пяти километров. Тут уже все было по-другому.
      Хотя вокруг еще был чистый снег и солнышко как бы проглянуло через тучу наверху, а в воздухе уже появилось что-то... Ростик попросил остановиться, вышел из машины, огляделся. Да, страх, отчаяние и безмолвное ожидание гибели висело в воздухе. Это было очень странное чувство, но Ростик был уверен, что ему не кажется, что так и есть. Что в воздухе повис кислый, удушающий запах ужаса.
      Внезапно откуда-то спереди от виднеющегося теперь очень близко черного фронта вздулся тонкий, явственно видимый на белом снежном фоне язык. Он стал вытягиваться вперед, но вдруг изогнулся и стал приближаться. Ростик мог бы поклясться, что это темное щупальце тянется к нему. Именно к нему. Внезапно Чернобров сказал:
      - Командир, может, хватит, а? Давай поехали назад, от этого... отсюдова... подальше!
      - Сейчас.
      Ростик ждал. Вот-вот это станет совсем близко. Он поднял бинокль, отвязанный от турели, и попытался понять, что же это... Нет, не понимает. До щупальца, вытянувшегося вперед, повисшего в воздухе как тончайшая, полупрозрачная сеть, оставалось километра два. Внезапно щупальце ослабело, повисело почти неподвижно, а потом стало втягиваться назад. Но Ростик знал, вот подкатит черный фронт ближе, и тогда оно дотянется...