Прошло несколько дней, и Альбер Гиттар начинал уже забывать это неприятное происшествие, как однажды утром он получил письмо от Клотильды.
      "Дорогой друг, – писала она, – я не никогда не забуду того расположения, которое вы мне всегда оказывали. Вам может показаться странным, что я вдруг испытываю потребность вам об этом сказать. Я уверена, что, читая эти строки, вы ошибаетесь относительно моих намерений. Потому я сразу хочу расставить все точки над i. Прежде всего, не думайте, что я хочу потревожить ваше счастье. Я пишу всего лишь преданному другу, каким вы всегда были для меня. И мне было бы больно, если это обращение к вам могло породить какое-нибудь недоразумение. Послушайте, нужно, чтобы вы пришли ко мне сегодня вечером. Мне нужно сказать вам много важного. Я буду вас ждать с пяти до семи часов. Итак, до вечера, дорогой друг. Передавайте мадам Альбермарль мои симпатии и верьте в искренность моей дружбы".
      Когда Альбер Гиттар закончил читать это письмо, то был охвачен множеством самых противоречивых чувств. В то самое время, когда он не мог отрицать чувства удовлетворения, которое вызвало у него это приглашение, его охватило тягостное беспокойство. Что же, в конце-то концов, произойдет? Почему вдруг Клотильде срочно нужно его видеть. Он считал, однако, невежливым то, что Винни осталась, таким образом, в стороне. Это упущение, не было ли оно умышленным? Не указывало ли оно на то, как мало считались с теми чувствами, которые он мог к кому-то испытывать?
      Альбер Гиттар сложил письмо, положил его в бумажник. Через несколько мгновений он не смог удержаться, чтобы не перечитать его снова. Мог ли он показать его Винни? Он перечитал его еще раз, на этот раз глазами Винни. "Совершенно очевидно, – подумал он, – здесь нет ничего предосудительного". Между тем, в сознание его пробегало подозрение, что у Клотильды, когда он писала это письмо, имела задней мыслью нарушить спокойствие его домашнего очага. Эти намеки на их дружбу, разве не для того они предназначены, чтобы вызвать беспокойство Винни? По этом размышлении, он в итоге решил не говорить об этом письме с мадам Альбермарль. Та, конечно, не нашла бы в нем ничего подозрительного. Но никогда не знаешь, что может случиться. Хотя она не могла знать его мыслей, могло случиться так, что в глубине ее души зародится подозрение. Самым благоразумным было самому рассматривать это происшествие в качестве маловажного и не говорить о нем, словно он искренне о нем позабыл.
      В шесть часов Альбер Гиттар пришел к Пенне. Хотя он чувствовал себя до некоторой степени непринужденно, тем не менее, он был достаточно взволнован. Он не мог себе объяснить, почему Клотильда не написало ему в нескольких словах, что ей было от него нужно. Это сознательное опущение вызывало в нем множество предположений. Может быть, ей не о чем было его просить. Все, что она хотела, это то, чтобы он пришел, и, для уверенности, посредством намеков, она сделала его приход необходимым. Завидуя его счастью, она захотела поговорить с ним с глазу на глаз, чтобы убедиться, что это счастье не так велико, как кажется. Таким образом, он победил. Он вспоминал, как вела себя Клотильда в тот день, когда она приходила с мадам Тьербах. Безразличие мадам Пенне, видное издалека, видное из этого письма, принимало совсем другое содержание, содержание, лестное для Альбера Гиттара. Получалось, что это безразличие было притворным, поскольку за ним последовало письмо с просьбой прийти.
      Сидящей в шезлонге, с сигаретой в руке и полузакрытыми глазами, – такой Клотильда встретила Гиттара.
      – Как поживаете, милый друг? – сразу сказала она, небрежно указывая ему на кресло. – Как поживаете? Я так боялась, что в вашей идиллии вы обо мне совсем забыли. В обычные-то времена мужчина и так уже эгоист, но когда он влюблен, это ужасно. Ему кажется, что мельчайшее событие, которое выпадает за рамки обыкновенного, является угрозой его счастью. Он боится прошлого, настоящего и будущего. Он боится писем, телеграмм, своих друзей и своих врагов.
      – Я не настолько боязлив, как вы говорите, поскольку я пришел.
      – Но это вам, я думаю, дорого стоило. Поверьте, друг, это не упреки. Я такая же, как и вы, даром что женщина.
      Несмотря на свое недоверие, Альбер Гиттар был тронут этими словами. На несколько секунд он позабыл даже о своей жажде мести. Всегда исходит какая-то грусть от тех существ, которые, забывая, что они самые сильные, с покорностью обращаются к своему собеседнику.
      – Должен вам сказать, – продолжил Альбер Гиттар, – что вы заинтриговали меня. Но я хочу думать, что сделали это неумышленно.
      – Ах! Я уже ничего не делаю ни умышленно, ни неумышленно. Я всего лишь бедная женщина, которая страдает.
      – Что вы хотите сказать?
      – Ничего.
      – Значит, вы хотите до самого конца держать меня в неведении?
      – Я вам уже сказала, что ничего не хочу. Я бедная женщина, я слабая женщина. Это все.
      Озадаченный зрелищем этого угнетенного состояния, причина которого ему была неизвестна, Альбер Гиттар одновременно чувствовал, как его охватывает легкое оцепенение. Не был ли он тому одной из причин? Не его ли счастье породило в этой женщине чувство того, что она была несчастна? Между тем, кое-что удивляло Гиттара. От радости, которую доставляет мщение, он ожидал значительно большего. Как получилось, что, одержав в этом смысле победу, он не извлек большего удовлетворения? Правда заключалась в том, что как бы ни мелок был наш герой, от этого он не становился менее похожим на всех остальных людей. Довольно редко случается, чтобы сила не сопровождалась милосердием. Счастье, без его ведома, изменило его. И если он по инерции все еще жаждал мщения, оно не вызывало у него того удовольствия, которое могло когда-то вызвать.
      – За эти несколько дней произошло столько событий, – продолжила Клотильда. – Вы припоминаете разговор, что у вас был с моим мужем?
      – Припоминаю, – холодно ответил Гиттар.
      – Так вот! Эта женщина вернулась во Францию. Она добралась сюда, за моим мужем. Она снова покорила его. И теперь я одна в целом мире, одна, вы понимаете. Я все отдала своему мужу, мою молодость, мое состояние. Ради него я рассорилась с родителями, с друзьями. И теперь – он меня бросил, без каких-либо объяснений.
      – Он уехал?
      – Он с ней. Они живут вместе в привокзальной гостинице. Боже мой… что будет со мной? Со мной, которая его так любила, которая сделала для него все. Вы теперь понимаете, почему я вам написала, почему я так хотела увидеться с вами. Вы всегда были так добры ко мне. Нет больше никого, кому я могу довериться.
      – А ваши друзья?
      – Не говорите мне о них. Вы не ребенок. Вы знаете, как устроен свет. У меня больше нет друзей, потому что у меня больше нет денег. Я вчера заняла тысячу франков у мадам Бофорт. Она мне их дала, но я потеряла ее дружбу. Я должна была занять ту же сумму у мсье Морэна. Он дал мне деньги, но между нами все кончено.
      – А Бригитта?
      – О! Она – это другая история. Она находится в ситуации еще более трагической, чем я. Она любит молодого русского, художника. А ее муж, неожиданно приехав, их застал.
      Гиттар тут же позабыл о своих обидах.
      – Это невозможно?
      – Нет же, все возможно! Боже мой… что будет со мной? Мсье Гиттар, я вас умоляю, будьте милосердны. Не покидайте меня. Вы не можете забыть всего, что было между нами, как я была мила с вами. Защитите меня. Ах! Если бы вы захотели, мой муж, может быть, выслушал бы вас. Он мне говорил о вас так много хорошего! Он так восхищался вами, если бы вы с ним поговорили, отчитали его, может быть, он бы ко мне вернулся.
      – Но что может быть лучше, – ответил Альбер Гиттар.
      – Как это любезно с вашей стороны. Спасибо, спасибо. Я знала, что ваша дружба ко мне превыше всего.
      В этот момент Клотильда замолчала. Подняв глаза к небу, она, казалось, о чем-то мечтала несколько мгновений.
      – Странная штука – жизнь. Ты привязываешься к тем, кто глумится над тобой… Ты проходишь мимо тех, кто составил бы твое счастье, не замечая их… и однажды приходит день, когда ты поворачиваешься к ним, но лишь как друг, потому что жизнь разлучила вас навсегда.
      Альбер Гиттар был взволнован. Он всем своим сердцем разделял горести Клотильды, но, странная вещь, как человек, у которого имелось свое собственное счастье. Тогда как, случись подобное приключение раньше, он безумно радовался открывшейся возможности занять место мужа, стать другом женщины, которую любил. Сегодня же, не из-за Винни, которой он на самом деле не любил, но для того, чтобы по-прежнему все продолжали думать, что он действительно был счастлив, он не попытался воспользоваться ситуацией. Все, что ему хотелось теперь, это быть великодушным и щедрым, но без того, чтобы скомпрометировать счастье, в которое ему хотелось верить больше чем когда-либо. Его жажда мести, приняв все возможные формы, нашла, наконец, средство осуществления. Его местью будет великодушие. Он сделает все, о чем его попросят, но не сможет дать ни частицы себя, потому что он принадлежал другой.
      – Ладно! Я завтра же встречусь с ним, – решительно сказал он. – Или, лучше, я позвоню ему, чтобы договориться о встрече, поскольку не особо желаю встретиться с этой женщиной.
      – О! Если бы вы знали, как я буду вам признательна! Спасибо, мсье Гиттар, сердечное спасибо.
      Меду тем, что-то в поведение Клотильды смущало Гиттара. А именно то, что она удовольствовалась тем, что он предложил для нее сделать, и, казалось, не была разочарована тем, что он не сделал большего, что он не заговорил, например, о том, чтобы уйти от Винни, любить ее, построить новую жизнь вместе с ней. Но ему не хватило времени сосредоточиться на этом чувстве. Тут же пришла мадам Тьербах. Она была бледна, словно была готовой расплакаться. В ее глазах можно было прочесть глубокий ужас. Это можно было заметить даже по ее одежде. Не развевался ли на ее шее шарфик? Не слишком ли назад была сдвинута ее шляпка?
      Это ужасно… ужасно! – первое, что сказала она.
      Заметив Гиттара, она добавила:
      – Извините меня, мсье… Я просто потрясена. Я не знаю, что делать… Что вы будете думать обо мне? Мой муж хочет заставить меня сегодня же вечером уехать в Германию. Если я не уеду, то он поклялся, что будет драться с Дмитрием. Ах! Как это ужасно, Боже мой, как это ужасно! Послушайте меня, Клотильда, что я могу сделать? Я бы ни за что не покинула Дмитрия, а если я останусь, то будет дуэль… Вы знаете Дмитрия, он нездоров, он слаб. Мой муж его убьет…
      – Я не знаю… не знаю… – ответила Клотильда, которая была угнетена настолько, что не могла интересоваться другими.
      – Простите меня, Клотильда… Я думаю только о себе… А вы, вы тоже так несчастны, позволяете мне говорить, слушаете меня, в то время как страдаете так же, как я…
      В обществе этих двух женщин Альбер Гиттар чувствовал себя неудобно. Он не знал, как ему держаться. Но что его унижало больше всего, это то, что он чувствовал себя ненужным.
      – Что-нибудь всегда можно сделать, – наконец сказал он, чтобы выдержать свою роль. Если вы любите этого человека, вам остается только сбежать с ним. Ваш муж, как бы ловок он ни был, не найдет вас.
      – Боже мой, что же я буду делать? – продолжала Бригитта, не принимая в расчет совет, который ей дал Гиттар, ибо, несмотря на свое горе, ей было ясно, что ей предлагалось сделать именно то, что сделал муж ее подруги Клотильды Пенне.
      

      Расставшись с двумя женщинами, Альбер Гиттар, несмотря на жару, шел быстрым шагом. Теперь, когда картина бедствия Клотильды и Бригитты не стояла у него перед глазами, он видел ситуацию с большей ясностью. "Всему свой черед в этой жизни, – бормотал он. – В настоящее время меня не отвергают. Я превратился в истинного друга, тогда как раньше был лишь досадной помехой. Я нужен. У каждого свой черед на хорошую роль. Если бы я походил на этих женщин, то в этот момент насмехался над ними. Я поступил бы так, как они поступили со мной. Я делал бы вид, что сочувствую их страданиям и, неожиданно, обнажил бы свои батареи. Это было бы жестоко, но только для того, чтобы отплатить им тем, что они сделали мне". Шагая, он слышал, что говорит вслух. Он расправил плечи. Он стучал себя в грудь. Время от времени, он поворачивал голову то налево, то направо, с решительностью, словно какой-нибудь шум, вместо того, чтобы испугать его, только привлекал его внимание. "Да-да, всему свой черед. Бывают взлеты, бывают и падения. И только в старости остаются одни взлеты". Образ Винни встал у него перед глазами. В то время как мир сражался с тысячей забот, измен и страданий, Винни терпеливо ждала его возвращения. Следовательно, он был счастлив, тогда как другие страдали. Эта женщина, которая любила его так, как не любили ни одного мужчину, эта мирная жизнь, где каждый жест, каждое слово были наполнены огромным смыслом, все это было сладостно на фоне сражений, страданий и ненависти этого мира. Гиттар распрямился еще больше. Как и в тот день, когда он ушел от мадам Бофорт и Бригитты, он не обращал никакого внимания на очарование этого лучезарного вечера. Его радость исходила лишь от него самого. Ему встретилась девушка, которая была красивей всех женщин из его окружения. Ни на секунду эта встреча не омрачила его радость. Узкий круг, в центре которого он находился, был для него единственно существовавшим. Если в этих пределах он был несчастен, то весна могла длиться полгода и разносить радость по всей земле: он бы оставался несчастным. Но если, опять же в этих пределах, он был счастлив, то самые большие и самые настоящие счастья всех континентов нисколько не уменьшили бы его собственное. Мужчины могли быть красивыми и молодыми, женщины – блистательными и умными, все это не мешало тому, что Клотильда Пенне и Бригитта Тьербах, которые водили его за нос, были теперь несчастны, а он наслаждался удовольствием таким не быть.
      Придя к себе, он застал Винни, которая ждала его с нетерпением, но удержалась от того, чтобы проявить это нетерпение и задать Альберу Гиттару какой-либо вопрос.
      – Ну вот! Милый и нежный друг, – сказал наш герой в хорошем настроении, – чем вы занимались, пока меня ждали?
      – Я писала, читала, – ответила Винни, которая, чтобы не досаждать Альберу Гиттару, не осмеливалась признаться, что не переставала думать о нем.
      – А я, я думал о вас…
      – О! Как вы любезны. Я тоже, тоже думала о вас, но боялась вам об этом сказать.
      – Вы не дали мне договорить. Я думал о вас… Это правда… Но не так, как вы это себе представляете… Я думал о вас, о вашем сердце и уме. Вы помните тех двух дам, что приходили к нам в гости, несколько дней назад? Я только что их видел. Первая, та, что понравилась вам меньше, была замужем. Ее муж уехал с любовницей. Вторая, та, которую вы нашли симпатичной, тоже замужем, но она изменила своему мужу, и последний узнал об этом.
      – Никогда бы не поверила, что такое возможно. Однако они выглядели такими любезными…
      – И естественно, они спрашивали у меня совета. Теперь они хотят, чтобы я их защищал. Они воображают, что я по-прежнему свободен. Они не понимают, моя милая Винни, что я люблю вас, что мое сердце занято, что я абсолютно ничего не могу для них сделать.
      – О! Альбер, не говорите так. Вы делаете мне больно. Я ни за что на свете не хотела бы быть невольной причиной их зол. Я не как другие женщины. Если вы хотите для них что-нибудь сделать, сделайте… Я вас уверяю, что никогда… никогда… не упрекну вас за это.
      Этот призыв разочаровал нашего героя. Разговаривая с Винни так, как он это делал, ему нравилось воображать, что его счастье запрещает ему вмешиваться в личную жизнь других женщин. И вдруг увидеть, что все было не так, было для него как ушат холодной воды.
      – Как, Винни, вы разрешаете мне принимать участие в подобных аферах? Вы отдаете себе отчет, какая опасность вам грозит? Я удивляюсь, действительно ли вы меня любите так, как говорите об этом.
      – О! Альбер, как вы можете так говорить. Но я думаю только о вашем счастье. Если это правда, если мне грозит опасность, я умоляю вас, Альбер, не встречайтесь больше с вашими друзьями. Вы ужасны, Альбер. Вы делаете из меня самоуправную женщину.
      – Я вас люблю, Винни.
      – Но, тогда, делайте все, что хотите. Когда ты любишь и любим, то нечего опасаться…
      – Это как посмотреть… Я уверяю вас, Винни, вы должны быть более требовательны.
      – Ну, хорошо! Альбер, обещайте мне: с этими дурными женщинами покончено.
      На этот раз наш герой почувствовал облегчение. Уже с большей нежностью он продолжил:
      – Забудем эту маленькую ссору, первую и последнюю, и поговорим о чем-нибудь другом.
      – Но ведь и не было никакой ссоры, – пробормотала Винни, которая, из одной этой фразы уже решила, что потеряла любимого ею мужчину.
      Этим же вечером Альберу Гиттару удалось созвониться с мсье Пенне. Они договорились встретиться на следующий день, без того, чтобы возник вопрос о причинах этой встречи. Они обменялись парой банальностей и распрощались как старые друзья.

      – Как поживаете, мсье Пенне? – сказал Гиттар последнему, ожидавшему его на террасе кафе, в котором они накануне договорились встретиться. – Очень рад вас видеть.
      Альбер Гиттар был полон уверенности. Он гордился исполняемой им ролью посредника.
      – Что вы натворили? – после небольшой паузы сказал он тоном несколько слишком мелодраматическим.
      Мсье Пенне в знак бессилия приложил руку себе ко лбу. Все в его поведении говорило о том, что он не нес ответственности за то, что с ним происходило.
      – Я спрашиваю вас: что вы натворили? – повторил, с большим простодушием на этот раз, Альбер Гиттар.
      – Что я натворил? Что я натворил? Я вам расскажу… Я – низкий, отвратительный персонаж… Я заслуживаю всяческих наказаний, но только чтобы у меня не отнимали Андре, чтобы она везде была со мной, эту женщину я люблю больше своей собственной жизни.
      – Послушайте, дорогой мой, вы говорите с мужчиной. Вы можете все мне рассказать.
      – Вы все знаете. Моя жена должна была вам рассказать. Я ушел. Я покинул дом ради Андре.
      – В конце концов, у вас не было права так поступать. Мне бы и в мысли не пришло, влюбись в меня самая красивая женщина на земле, бросить Винни.
      – Но это не то же самое… Вы ее любите, она… любит вас…
      – Это верно… – ответил Альбер Гиттар, польщенный, неизвестно почему, тем, что любил женщину. – Я действительно ее люблю. Но если бы я и не любил ее, я бы не поступил иначе.
      – Вы не можете знать, что значит жить с человеком, которого ты не любишь.
      – Но вы ее любили, в конце концов.
      – Я уже даже и не знаю. И потом, не говорите мне больше о ней.
      – Это мой долг.
      Произнося последние слова, Альбер Гиттар чувствовал себя возросшим. Разве было не приятно для человека, который до сих пор был всего лишь доверенным лицом, неожиданно превратиться в примирителя, поборника справедливости. Гордый, полный важности, он продолжил, словно он обращался к пьяному:
      – Вы пойдете за мной, мсье Пенне, и вы благоразумно вернетесь домой. Слушайтесь меня, иначе я рассержусь. Вы слышите меня, мсье Пенне?
      Последний в изумлении смотрел на Гиттара.
      – Следовать за вами?
      – Совершенно верно. Вы пойдете за мной. Клотильда ждет вас. Этот побег раскрыл ей глаза. Она поняла свои ошибки. И с сегодняшнего дня вы увидите, насколько вы будете счастливы. Пойдем, вставайте. Это уже довольно продолжалось. Я уверен, что в глубине души вы со мной согласны. Не правда ли?
      – Я вас больше не понимаю.
      – Кто-нибудь когда-нибудь видел мужчину, который бы рушил свой домашний очаг, и все это ради маленькой женщины, встреченной в неизвестно какой колонии.
      Альбер Гиттар едва успел закончить эту фразу, как мсье Пенне яростно ударил кулаком по столу.
      – Я запрещаю вам, мсье, так говорить о единственной женщине на свете, которую я любил. Я запрещаю вам это. Вы слышите меня?
      Этот взрыв возвратил Гиттара к реальности.
      – Но я говорю исключительно в ваших же интересах. В конце концов, поступайте, как хотите. Мне совершенно все равно.
      Мсье Пенне резко поднялся.
      До свиданья, мсье, – сухо сказал он.
      И прежде, чем Альбер Гиттар успел ответить, тот испарился. Оставшись один, Альбер Гиттар не мог сдержать своего гнева. "Это конченый человек. Я действовал только ему во благо, я думал только о его счастье, а он относится ко мне, как к врагу! Пусть остается со своей любовницей. Через несколько месяцев он оставит ее, как он оставил Клотильду". Он тоже встал, и, поскольку разговор закончился много раньше, чем он ожидал, решил нанести визит к мадам Пенне.
      Когда его провели к ней, он тут же рассказал ей о том, что произошло.
      – Я сделал все, что мог, – сказал он. – Но ваш муж был словно сумасшедший. Едва ли он меня слушал. Что вы от меня хотите? Я же не мог удержать его за руку.
      – Черт! Не говорите так громко. Здесь Бригитта, и она спит.
      Альбер Гиттар продолжил вполголоса:
      – Он повел себя непостижимым образом. Я мало его знаю, но никогда бы подумал, что он способен на такое жестокосердие.
      – Я его хорошо знаю.
      Клотильда была удручена, но не столько рассказом Гиттара о его встрече с мсье Пенне, сколько одиночеством, в котором она жила почти неделю. Что касается Альберта Гиттара, то его охватило странное чувство. Он начинал понимать, но пока смутным образом, что по его оплошности прошлое было забыто, не только Клотильдой, но и им самим. События этого дня были столь неожиданны, что ему пришлось действовать не согласно линии поведения, проведенной с учетом прошлого, но естественно, не размышляя, словно бы супружеские неприятности мадам Пенне касались его лично. Он решил тут же исправить положение.
      – Послушайте, Клотильда, моя миссия окончена. Я хотел попытаться что-нибудь сделать для вас, но мне это не удалось. Не упрекайте меня за это, но…
      Он смолк. Неожиданно, словно откровение, ему пришло в голову, что до сих пор Клотильда не заметила, насколько он был добр, защищая ее, предпринимая различные действия, занимаясь ее проблемами. Разве не казалось, что она находила все это в порядке вещей? Стало быть, она забыла, с какой жестокостью вела себя по отношению к нему, когда он был в нее влюблен и каждое слово, слетавшее с ее уст, заставляло его трепетать? И теперь казалось, что она не испытывала ни малейшей признательности к нему. Это было невероятно. Но ему не хватило времени более поразмышлять о человеческой неблагодарности. В салон вошла Бригитта. Она также выглядела глубоко подавленной. Ее руки свисали вдоль тела. Голова была опущена, глаза без блеска.
      – Я рада вас видеть, мсье Гиттар, – сказала она с грустной улыбкой. – Мне не представилось случая сказать вам об этом, но я нахожу вашу жену такой милой.
      – Она вас тоже находит очень милой, – ответил Гиттар на манер секретаря, который сообщал мнение министра.
      – Послушайте меня, мсье Гиттар, – перебила мадам Пенне. Я должна попросить вас об одной услуге для этого несчастного ребенка. Она никогда не осмелится сделать это сама. Вы были так любезны ко мне, тем более вы можете оказать любезность ей, которая больше этого заслуживает.
      – Нет… нет… ничего не просите для меня, – в смущении сказала Бригитта.
      – Но почему же… почему… мсье Гиттар лишь окажет вам услугу. Послушайте меня, мсье Гиттар.
      – Я слушаю вас, но будьте кратки, поскольку меня ждут.
      – Я, кажется, вам рассказывала о приключении нашей дорогой Бригитты, – продолжила мадам Пенне. – Она познакомилась здесь с человеком, которого любит. Вы, кто тоже любите, вы ее поймете. А ее муж хочет заставить ее вернуться в Германию. Вчера вечером, уже, произошла ужасная сцена. В конце концов, он отступил. Но в этот вечер все начнется сначала. Бригитта хотела бы, дорогой мсье Гиттар…
      – Нет… нет… я ничего не хочу…
      – Она хотела бы, чтобы вы дали ей комнату в своем доме. Там, никто не сможет ее найти. Она пробудет у вас две недели. К этому времени закончится отпуск ее мужа, и он должен будет уехать.
      – Но почему бы ей ни пойти в отель?
      – Посмотрите на нее, мсье Гиттар. Она еще словно девочка. Будучи свободна вечерами, она может поддаться искушению. Нужно, чтобы она была под присмотром. Она любит Дмитрия, но она никогда не изменяла своему мужу. Она хочет сначала развестись.
      Гиттар, уже некоторое время, не слушал Клотильду. Разве это было возможно? Бригитта, эта молодая женщина, которая, первый раз, когда он ее встретил у мадам Бофорт, потрясла его, эта молодая женщина, ради которой он пошел вплоть до того, что попросил Винни приехать в Ниццу, эта молодая женщина сегодня желает прийти жить под его крышу. На одно мгновение Альберт Гиттар подумал о том, чтобы под каким-нибудь предлогом попросить Винни вернуться в Париж и согласиться. Но почти тут же он взял себя в руки. "Я с ума сошел. Она любит мужчину. И потом, захотела бы она, если бы знала, что я живу один? Я теряю голову". И действительно, он не мог согласиться.
      – Ваша просьба, дорогой друг, очень деликатна. Мне нужно сначала спросить у Винни. В конце концов, мне трудно столь недвусмысленно пойти против человека, я хочу сказать, мсье Тьербаха, которого я не знаю и который, быть может, со своей стороны прав.
      – Я не думаю, что мадам Альбермарль увидит в этом препятствие. Она, я думаю, когда-то знала Бригитту.
      – По правде говоря, нет. Она знает мсье Тьербаха.
      – Оставьте меня… оставьте меня, – перебила Бригитта. – Не беспокойтесь больше обо мне… Я вернусь в Германию и покончу собой.
      В конце концов, было решено, что Альбер Гиттар до шести часов (поскольку как раз именно вечером мсье Тьербах должен был прийти за своей женой) сообщит ответ по телефону и что он сделает все от него возможное, чтобы тот был благоприятным.

      Дома Альбера Гиттара ждал сюрприз. Не успел он повесить в прихожей свою шляпу, как услышал крик Винни:
      – Отгадай, кто там? Мсье Тьербах имел любезность навестить нас.
      И действительно, когда Альбер Гиттар вошел в гостиную, высокий мужчина с открытым лицом, светлыми волосами, улыбаясь, подошел к нему.
      – Мсье Тьербах наш большой друг, – продолжила Винни.
      – Очень рад с вами познакомиться, – холодно сказал Альбер Гиттар.
      – Я тоже очень рад, – ответил мсье Тьербах. Я много слышал о вас от Винни. Я, действительно, счастлив с вами познакомиться. Она мне рассказала о вас столько хорошего… Действительно, я счастлив, наконец, с вами познакомиться…
      Никогда в жизни Альбер Гиттар не оказывался в такой ситуации. Впервые за многие месяцы ему вдруг показалось абсолютно необходимым снова вызывать былое уважение, уважение к богатому промышленнику. Он не думал больше ни о чем, как снова превратиться в мсье Альбера-Жана Гиттара, кавалера Почетного Легиона, бывшего президента совета администрации одного очень важного общества.
      – Я полагаю, что мсье, – продолжил пришелец, – хорошо знал моего друга Корто.
      – Действительно, – ответил Альбер Гиттар. – Мы вместе путешествовали в Египет, не считая Греции, на обратном пути.
      – Греция! – восхищенно воскликнул мсье Тьербах, вознося глаза к небу.
      В то время как Винни и мсье Гиттар обменивались любезностями, Альбер Гиттар чувствовал себя все менее и менее уютно. Словно учитель, которого ученики встретили в не особо приличном месте, он не знал, куда себя деть. Перед этим мужчиной, таким правдивым, так похожим на того, каким был и каким, не смотря ни на что, остается он сам, все его любовные приключения, все его демарши, все знакомства показались вдруг чем-то таким, что нужно было скрывать как некий изъян. Ему было стыдно за то, что он, без ведома мсье Тьербаха, оказался впутан в его личную жизнь. Ему было стыдно за то, что он только предположил возможность взять Бригитту в свой дом. Ему было стыдно за свое утреннее свидание с мсье Пенне. Он опасался того, как бы это все не вылезло наружу. Что тогда подумают о нем мсье Тьербах и Винни? Глубокое отвращение к самому себе охватило его. Он посмотрел на часы. Было пять. "Они вполне могут мне позвонить, зайти за мной", – подумал он.
      – Если вы когда-нибудь надумаете поехать в Германию, – говорил мсье Тьербах, – предупредите меня. Вы остановитесь у меня. Для меня и для моей жены будет огромным удовольствием вас принять. Поскольку я надеюсь, что отныне она будет совершенно здорова. Если бы я знал, что вы живете в Ницце, Винни, я бы попросил вас составить ей компанию. Уже месяц, как она совершенно одна, в одной клинике, и никого не знает. К сожалению, у меня не будет времени вам ее представить, поскольку мы, я почти уверен, уезжаем сегодня вечером.
      Альбер Гиттар чувствовал себя все более и более неудобно. Он не осмеливался говорить о том, что знаком с Бригиттой, и каждую секунду опасался, как бы она вдруг не пришла или не позвонила по телефону, именно в тот момент, когда он как никогда старался изобразить из себя уважаемого человека. И вот, ему показалось, что у него сейчас подкосятся ноги. Сквозь звуки до бесконечности затянувшегося на банальностях разговора он уловил звон колокольчика с входной калитки. Он поднялся, но не осмелился тут же подойти к окну, выходившему на главную аллею.