– Что с вами такое? – спросила Винни, которая старалась, дабы показать, насколько велика ее любовь, угадывать любое состояние души нашего героя.
      – Ничего… ничего… Винни…
      – Но у вас вид такой озабоченный…
      – Я этого не заметил, – из вежливости сказал мсье Тьербах.
      В этот момент к Альберу Гиттару незаметно подошла горничная.
      – Какая-то женщина хочет с вас видеть, – тихо сказала она. – Я провела ее в ваш кабинет.
      – Хорошо… хорошо…
      – Кто это? – спросила Винни.
      – Я не знаю. Схожу посмотрю. Прошу извинить меня на минутку, мсье, я сейчас же вернусь.
      Выйдя в холл, Альбер Гиттар остановился, чтобы набрать дыхание. Затем он сделал несколько шагов. От волнения, в дополнение к стоявшей жаре, его лицо покрылось потом. Он больше так не мог. "В конце концов, – сказал он, чтобы прибавить себе храбрости, – я мужчина". Это утверждение приободрило его. Он вошел в свой кабинет. В кабинете сидела женщина. Он, остолбенев, глядел на нее. Это была ни Бригитта, ни Клотильда. Это была какая-то незнакомка. И тогда, в одну секунду, его страх уступил приступу гнева.
      – Кто вы, мадам?
      – Меня зовут мадам Андре Паскье.
      Гнев Альбера Гиттара тут же спал. Он посмотрел на молодую женщину более внимательно. Она была красива. Темный цвет ее глаз был очень приятен. Но какая-то пришибленность исходила от нее, от ее бедной поношенной одежды, выбивавшихся из-под маленькой шляпки слишком длинных волос.
      – Я действительно знаю ваше имя, но не могу себе объяснить ваше присутствие у себя.
      – Позвольте… позвольте… – сказала молодая женщина, чье поведение немного напоминало поведение служащей, которая разговаривала с директором. – Мне нужно с вами поговорить… Нужно, чтобы вы знали все.
      – Мне абсолютно нечего знать. Я уже сыт по горло всеми этими историями.
      В то время как Альбер Гиттар так строго разговаривал с ней, молодая женщина глядела на него с детским испугом.
      – Я вас умоляю, позвольте мне сказать.
      – Но что вы можете мне сказать? Я не знаю вас. Я даже не понимаю, как получилось, что вас пустили ко мне.
      – Так было нужно. Мсье Пенне мне все рассказал. Как вы могли пожелать этого? Я все бросила ради него, мсье, я вернулась во Францию, прячась на корабле. В Марселе меня ждала полиция, которую предупредил мой муж. Без всяких оснований, незаконно, меня три дня продержали в тюрьме. Наконец, я смогла его найти, а вы, зная меня лишь со слов женщины, которая до того, как стать вашей любовницей, была любовницей всех, включая аннамитов, женщины, которая своим поведением сгубила карьеру своего мужа, заставила его оставить работу, со слов этой женщины, вы обо мне плохо говорите мужчине, которого я всем сердцем, всеми силами люблю восемь лет.
      – Я запрещаю вам говорить, что мадам Пенне была моей любовницей.
      – Вы должны были бы наоборот помочь нам, мсье. Вы должны были бы нас защитить. Подумайте только о том, что мсье Пенне не взял своей свободы, он ее купил. Все, чем он владеет, он оставил своей жене, а она, похоже, теперь повсюду выпрашивает милостыню, под тем предлогом, что тот ее бросил.
      – Возможно. Но я решил, что с сегодняшнего дня я больше не буду заниматься чужими делами.
      Все, что ему рассказала мадам Паскье о Клотильде, не произвело на Альбера Гиттара абсолютно никакого впечатления. У него больше не было другой мысли, как выйти невредимым из этой среды, в которую его занесло. Он не испытывал жалости к этой молодой женщине, без сомнения, присланной к нему мсье Пенне, как не было в нем сочувствия к Клотильде. Теперь, для него, все эти люди стоили друг друга.
      – Я ничего не могу сделать ни для вас, ни для мадам Пенне, ни для мсье Пенне, ни для кого. Хватит мне морочить голову.
      – В таком случае, зачем вы плохо говорили обо мне мсье Пенне?
      В этот момент дверь кабинета открылась. Винни, которая несколько раз стучала и не получала ответа, осторожно высунула голову.
      – Альбер, – сказала она, – мсье Тьербах хотел бы с вами попрощаться.
      – Хорошо… хорошо… я иду… – ответил Альбер Гиттар, совершенно изменив выражение лица.
      Когда он вернулся в кабинет, мадам Паскье плакала.
      – Мадам, я прошу вас удалиться. У меня встреча, и мне надо подготовиться.
      Молодая женщина не ответила. Без особо ясного повода явиться к Гиттару, быть принятой с такой суровостью, тогда как она рассчитывала на материальную помощь, на моральную поддержку, – все это настолько расстроило ее нервы, что она не могла больше сдерживаться. Иногда она вздрагивала всем телом. Если бы Альбер Гиттар не был настолько вне себя, он бы понял, что произошло днем, с того момента, когда мсье Пенне с ним расстался. Последний, придя с надеждой занять у Гиттара сколько-нибудь денег, пожалел о своем приступе гнева. Вернувшись в маленькую гостиницу, где они с Андре жили, он все ей рассказал. Из любви, та пожелала сама повидаться с Гиттаром. Он проводил ее до самого дома бывшего промышленника. Он, несомненно, ждал ее с жаждой и нетерпением. Теперь, она видела себя вернувшейся ни с чем, без денег, без моральной поддержки, к человеку, которого любила и который был так же как она одинок. Такая перспектива и вызвала нервный срыв.
      – Я еще раз прошу вас удалиться, – повторил Альбер Гиттар.
      – Я сейчас уйду… я сейчас уйду… Дайте же мне еще минуту, я наберусь сил.
      Неожиданно зазвонил телефон. Альбер Гитар машинально посмотрел на дверь кабинета, чтобы убедиться, что та была хорошо заперта. Он раздраженно снял трубку.
      – В чем дело? – сухо спросил он.
      Это была Клотильда, которая звонила ему, чтобы узнать, могла ли Бригитта прямо сейчас идти к нему.
      – Нет, – ответил он. – Винни не хочет.
      Он резко повесил трубку. В этот момент, так же машинально, он посмотрел на дверь. Та была открыта. На секунду, у него закружилась голова. Но, видя улыбающееся лицо Винни, он взял себя в руки.
      – Извините меня, Альбер, что я еще раз беспокою вас. Я хотела сказать, что иду в сад. До скорой встречи, Альбер, поторопитесь… поторопитесь…
      Снова оказавшись наедине с мадам Паскье, Альбер Гиттар потерял терпение.
      – В последний раз, я прошу вас удалиться.
      С неожиданной энергией, мадам Паскье встала.
      – Я ухожу, мсье. Простите меня за то, что так долго надоедала вам. Нам не дано понять друг друга.
      – Никому не дано, мадам.

* * *

Конец