- Сколько тебе лет, Арно? - спросил я.
      - До первых морозов мне исполнится восемнадцать.
      - И ты уже закончил обучение?
      - Конечно. Больше двух лет назад. Если восьми лет учебы недостаточно, тогда лучше быть вилланом или монахом.
      - Ты уже был на войне?
      - А где же я получил шпоры? Конечно, я был на войне!
      - Понятно. Я не знаю, как живут в этой части мира.
      - Я был с Рожером, младшим братом герцога, когда у Мисилмери мы разбили армию сарацин. Мы всех их перебили или захватили в плен, хотя вначале они превосходили нас по численности.
      - Не знаю, сколько сарацин я убил. Не меньше двадцати. Наша кольчуга прочнее, а мечи тяжелее. Наши удары разрубали их, а их - только причиняли синяки, если только удар не пришелся в лицо или руки. - Он погладил большой шрам на щеке. - Наши лошади крупнее, наш строй прочнее, и они не могли ни выдержать наши удары, ни расколоть строй и изолировать бойцов.
      - В конце мы были покрыты синяками и ссадинами и страшно устали, но убитых у нас было мало. До этой битвы я был сержантом и участвовал только в нескольких небольших стычках. После битвы я среди других сержантов был самим Рожером посвящен в рыцари за доблесть.
      По дороге приближалась еще одна небольшая группа путников, и мы замолчали, разглядывая их. Я держал станнер наготове. Они посмотрели на нас, потом на шестерых лежавших неподвижно в траве и заторопились дальше. Выглядели они испуганными. Когда они прошли, Арно снова заговорил.
      - Когда битва закончилась, мы, несмотря на крайнее истощение, сняли с мертвых сарацин кольца и кошельки. А мертвецов были тысячи. Сарацинские рыцари носят очень ценные кольца, и у них всегда с собой золотые и серебряные монеты, чтобы заплатить выкуп, если их захватят в плен. Рожер запросил большой выкуп за тех, кто сдался в плен. А когда эмир выкупил их, Рожер каждому из нас дал по большому кошельку с золотом, совсем немного оставив себе.
      Арно широко улыбнулся, это была первая настоящая улыбка, которую я у него видел.
      - Сарацины очень богаты. Справедливо, что христианские рыцари отнимают у них часть богатства.
      - Почему же тогда ты уехал из Сицилии? - спросил я.
      - Чтобы вернуться в Нормандию... А зачем... - Он несколько минут думал, как лучше объяснить. - По правде говоря, я мечтаю не о том, о чем мечтает большинство норманнских рыцарей, - сказал он наконец. - Битвы это прекрасно, но мне этого недостаточно. Со временем Роберт и Рожер, конечно, завоюют всю Сицилию. И я получу в награду собственный феод. Но я никогда этим не удовлетворюсь: на этом беззаконном юге все время сражаются. Сражения, лишения, трудности и смерть от одной из эпидемий, которые летом часто нападают здесь на армии - вот что меня ждало бы. Все время сражаться за своего сюзерена, который постоянно борется с разбойниками и соседями, и часто это одно и то же.
      Он пристально посмотрел на меня, как будто хотел, чтобы я все понял.
      - Это никуда не ведет. А в то же время есть люди - их называют "купцами", которые живут в комфорте и роскоши, превосходящей всякие мечты норманна. Их богатство непредставимо.
      - Поэтому я решил вернуться домой с полным кошельком и купить небольшой табун норманнских боевых коней. Боевых коней большого размера в Италии и на Сицилии не выращивают, и каждая такая лошадь там - это целое состояние. Я хочу перегнать лошадей в Марсель, нанять там корабль, который перевезет меня в Салерно или Амалфи. Там я продал бы лошадей с большой прибылью - в несколько раз дороже, чем купил.
      - Конечно, это рискованно. Можно потерять и лошадей и жизнь в стычке с разбойниками по дороге в Марсель. А на море бури и пираты, и лошади могут погибнуть от морской болезни. Но риск - часть профессии купца, да и вообще любого достойного занятия.
      Он опять смерил меня взглядом.
      - Но если мы с тобой станем партнерами - ты и я, - продолжал он, - мы достигнем гораздо большего, чем любой купец или барон. Мы завоюем королевство. Империю.
      Наша беседа заняла гораздо больше времени, чем может показаться, потому что я часто прерывал его, чтобы он мне объяснил значение слов. Те парни, который я уложил, начали стонать, в полумиле от нас показалась пара рыцарей; они двигались в нашу сторону от тропы Ценис.
      Я знал, что Арно почти пришел в норму, пора мне уходить.
      Я встал.
      - Арно, - сказал я, - я подумаю о партнерстве. Как мне узнать тебя с неба? Флажок на твоем копье слишком мал, хотя я и могу увеличивать вещи на борту небесной лодки.
      - Я сделаю флаг побольше, - ответил он. - Красный, вырежу из плаща вон того пилигрима. - Он указал на человека в канаве.
      - Хорошо. - Я начал пятиться, не желая поворачиваться к нему спиной. Интересно, как можно совместно действовать с человеком, которому так не доверяешь. По-видимому, нельзя. Пусть думает, что я согласен, но он слишком опасен, чтобы допускать его ближе.
      - Еще один вопрос, Арно, - сказал я. - В монастырях бывают пленные?
      Он удивленно посмотрел на меня.
      - Думаю, нет, или очень редко. Монахи мирный народ. Их цель не война, а достойное служение Господу и спасение души.
      - А женские монастыри?
      - Это другое дело. Вряд ли там содержат настоящих пленников. Но иногда женщин помещают туда насильно, вопреки их воле, туда их может послать семья, если у нее нет приданого или если девушка отказывается выйти замуж.
      Конечно, позже у меня появятся и другие вопросы, но пока их нет, и я получил достаточную информацию. Тут мне в голову пришло еще одно соображение.
      - Арно, если человек, одетый как я и не понимающий по-провансальски, придет в монастырь, что с ним случится? Допустим, он заблудился и просто постучал в дверь монастыря.
      Он по-прежнему удивленно смотрел на меня.
      - Я думаю, ему дадут убежище и начнут учить провансальскому, или швабскому, или вообще языку этой местности. Потом, несомненно, станут убеждать пойти в монахи. - Он наклонил голову на сторону и поднял бровь. Но если он покажет им такие чудеса, как ты мне, чудеса не во имя Господа, они сочтут его колдуном и убьют.
      Я поблагодарил его и ушел в лес, поглядывая на него время от времени, на случай если он решит пойти за мной. Скрывшись за деревьями, я направился прямо к поляне, где Денин меня высадила. Поляна на дне каньона, пропустить ее я не могу. По пути я вызвал Денин, и она полетела к каньону над вершинами деревьев. Когда я вышел на поляну, катер уже ждал с открытой дверью.
      Оказавшись на борту, я ввел в компьютер свою запись. Катер поднялся среди облаков, которые начали собираться над горами.
      Я многое узнал в этот день от Арно, гораздо больше, чем просто несколько новых слов.
      ШЕСТЬ
      Определенно пора заканчивать лингвистическую и этнологическую академию кель Дерупае Ростика. Мы пока еще говорили не совсем бегло. И на смеси провансальского с французским языком норманнов. Но я чувствовал, что вполне могу объясниться, и лингвистическая программа согласилась со мной.
      Пора заняться освобождением родителей.
      Нам было ясно, с чем мы имеем дело. Папа находится в одной из больших религиозных общин, называемых монастырями. Мама - в конвенте, это тоже монастырь, но женский. Вероятно, это самое безопасное место на Фанглите, конечно, если его обитатели не решат, что вы демон или колдун.
      Мы по-прежнему не представляли себе, почему они там и как туда попали. Конечно, это слабый пункт наших планов. Денин согласилась со мной: весьма маловероятно, чтобы они пришли туда добровольно. Они ведь даже не знали о существовании таких мест. И никто из нас не верил, что они согласились бы разделиться по любой причине.
      Нет, то, что произошло с ними, было вне их контроля. Вероятно, они даже не знают друг о друге, где находятся, не знают языка и очень беспокоятся, хотя и папа, и мама люди сильные и по пустякам не тревожатся. Папа обычно строил план и тут же начинал действовать. Мама предпочитала выждать, посмотреть, что происходит, и использовать представившиеся возможности.
      Примерно за два часа до рассвета Денин посадила катер на поле в двух милях от монастыря. Я взял с собой дорожный мешок, чтобы походить на пешего путника. Луна зашла, но темно не было, поэтому перед посадкой мы выключили все огни, кроме флуоресцентного освещения приборной доски. Когда я вышел, было холодно, трава покрыта росой. Я смутно видел темнеющий при свете звезд монастырь и пошел к нему.
      Я нервничал и пожалел, что перед уходом не воспользовался туалетом катера. Я один, иду в темноте к большому пространству, окруженному каменными стенами. Если войду туда и окажусь в трудном положении, Денин не так просто будет меня выручить. А там, внутри, среди множества людей, станнер мне не поможет, если они на меня набросятся.
      Денин хотела принять активное участие в действиях и спорила, что нужно сначала выручать маму. Но я переубедил ее по двум причинам. Во-первых, ясно, что на Фанглите женщины считаются менее важными, чем мужчины. Ей труднее будет заставить людей делать то, что она хочет, несмотря на весь ее ум. Во-вторых, Арно говорил, что в женском монастыре женщин могут содержать вопреки их воле. И мы не хотели, чтобы Денин заперли там.
      И вот я иду один по полю, ноги у меня промокли, и мне почему-то страшновато.
      Стена, когда я подошел к ней, показалась гораздо выше и грознее, чем с высоты в две мили. Мне пришлось довольно долго идти вдоль стены, пока я не подошел к воротам. На воротах висел большой молоток, я поднял и трижды опустил его с громким "хлоп". Через полминуты в воротах открылось небольшое окошко, я смутно увидел сквозь него чье-то лицо.
      - Чего ты хочешь?
      Я ответил, что я чужестранец из далекого Эвдаша (я совершенно отказался от мысли об Индии), что я хочу отдохнуть и хотел бы поговорить с аббатом, когда тот встанет. Я не сказал, как далеко находится Эвдаш. Не хотел, чтобы он решил, что я одержим демонами. Брат Жерар рассказал мне, как человека били до тех пор, пока из него не вышел демон. Долго же придется им меня бить, если никакого демона во мне нет и я не знаю, как изобразить его.
      Привратник исчез, и восемь-десять минут ничего не происходило. Я уже подумывал, не постучать ли снова. Похоже, меня не собираются впускать. Но тут маленькое окошко снова открылось, и у меня создалось впечатление, что меня рассматривает другой человек. Появился также дрожащий тускло-красный свет, как от факела.
      Через несколько секунд дверь открыли, и вышел плотно сложенный человек с факелом. Десять-пятнадцать секунд он разглядывал меня, потом отступил и жестом предложил мне пройти.
      Внутри он повел меня через двор, выложенный плотно прилегающими квадратными каменными плитами. Как и стены, здание было сложено из больших каменных блоков, скрепленных известкой. Мне пришло в голову, что тут вообще нет строительных механизмов - по крайней мере механизмов, приводимых в движение энергией. Вероятно, люди высекли эти блоки при помощи ручных орудий и подогнали их друг к другу. Потом люди или животные перевезли их сюда, сложили друг на друга и построили эти высокие ровные стены.
      Внутри здания меня провели по короткому коридору, освещенному факелами, висевшими на стенах в кронштейнах. В конце коридора оказалась большая комната восьмидесяти футов длиной и вполовину шириной. Запах тут напоминал смесь запаха сеновала дома, на Эвдаше, и запаха монахов и Арно. Запах людей, которые не мылись с тех пор, как последний раз попали под дождь или в реку. Комнату освещал звездный свет сквозь окно и свет факела моего проводника. Я разглядел спящих, они лежали на полу на грудах соломы, спали они в одежде, вернее в рясах.
      - Спи здесь, - сказал мне проводник. - Аббат встретится с тобой после обедни. - И, прихватив с собой факел, он вышел, оставив меня в темноте.
      "После обедни". Понятия не имею, что такое обедня. Может, синоним "восхода". Почему-то мне показалось, что я им интересен. Дело не в том, что сказал проводник: он почти ничего не сказал. Но то, как он осматривал меня, открыв дверь... Может, дело в моем комбинезоне. Вероятно, папа тоже пришел в комбинезоне.
      Ну, ладно, подумал я, во сне время проходит быстрее. Спать лучше, чем стоять тут, пытаясь что-то угадать и не имея для этого достаточных данных. Я пошел по комнате, стараясь не наступить на спящих, пока не нашел в углу незанятое место и немного соломы. Я сбил солому в небольшую кучку каменной пол - не мой идеал постели, - покрыл ее спальным мешком, лег и закрыл глаза. Я думал, что мне трудно будет заснуть, особенно когда кругом громко храпят и фыркают, но через несколько минут я уже спал.
      Мне показалось, что я только что уснул, когда громко прозвенел колокол и разбудил меня. Сквозь грязные окна пробивался свет. Соседи начали со стонами и зевками вставать, и я подумал, нужно ли мне тоже вставать. Но мне хотелось еще поспать, и я решил, что останусь тут, пока кто-нибудь не скажет, что мне делать.
      Постели заправлять монахам не нужно было. Спали они в одежде, и уже через минуту большинство вышло из комнаты. Некоторые посматривали на меня, выходя, будто думали, не поднять ли меня. Но они тоже вышли, и я снова уснул.
      Кто-то тряс меня за плечи.
      - Пора завтракать, - сказал этот человек. Он с любопытством смотрел, как я сворачиваю спальный мешок и укладываю его в рюкзак. Как и монахам, мне не нужно было одеваться, потому что я не раздевался и даже не снял с пояса станнер, коммуникатор и нож в ножнах. Я не хотел потерять их.
      Когда мы вошли в столовую, там сидело примерно восемьдесят монахов. Столы из досок, скамьи тоже. Когда мы подошли к котлу, мне дали ложку грубой каши в деревянной тарелке, ломоть темного, странно пахнущего хлеба и кусок сыра на квадратной деревянной дощечке. Ничего сладкого, никаких соусов или молока.
      Но я на это не обращал внимания. Дело в том, что за одним столом я увидел папу. Он меня не видел, потому что сидел спиной ко мне, но узнать его было легко. В этой комнате, где все были с бритыми головами и в серых рясах, он сидел в комбинезоне и со всей шевелюрой. Идя к котлу, я не отрывал от него взгляда и решил, что сяду поближе к нему, когда мне дадут пищу.
      Остановят ли меня? Не остановили. Как только мне дали еду, проводник отвел меня как раз к тому столу, за которым сидел папа. Я сел в нескольких местах от него. К этому времени я заметил, что в комнате все молчат. Очевидно, за едой здесь не полагается разговаривать.
      Но мне не нужно было говорить, чтобы привлечь папино внимание. Он увидел меня, как только я подошел к столу, и вздрогнул. Он не просто удивился; похоже, он не поверил своим глазам. Я не мог сдержать улыбку, кивнул ему и сел. Я хотел, чтобы он понял, что я владею местным языком, поэтому негромко спросил у своего проводника:
      - Можно ли разговаривать за едой?
      Тот резко покачал головой.
      Я проголодался и ел быстро, хотя пища мне не очень понравилась. Но папа начал задолго до меня и кончил раньше. У него тоже был проводник или, скорее, стражник, и как только папа кончил есть, они встали. Я тоже встал. Мой проводник крепко взял меня за руку, как будто хотел остановить меня. Папа, увидев это, покачал головой, предупреждая, что мне лучше сесть. И ушел. И станнер, и бластер висели у него на поясе.
      Когда мы с проводником кончили есть, он привел меня снова в коридор.
      - Где вы нашли этого человека? - спросил я. - Одетого, как я.
      - Ты его знаешь? - спросил он.
      - Да. Я встречал его у себя на родине. Его зовут Клентис.
      Он кивнул.
      - Клентис - это все, что мы разобрали из его слов, когда он появился. Он только начинает овладевать провансальским, не знает ни латинского, ни французского, ни немецкого. Его прислал к нам милорд Гиньярд. Этот человек не христианин, мы в этом уверены, но он, похоже, и не сарацин, и не еврей, потому что с удовольствием ест свинину.
      - Наша родина называется Эвдаш, - сказал я. - На Эвдаше никто и не слыхал о Христе. Когда я смогу поговорить с Клентисом?
      - Вероятно, позже. Он работает в мастерской; очень искусно владеет инструментами. У него на поясе свои инструменты, но я не знаю, для чего они.
      Мы вышли во двор, и он указал на скамью у стены.
      - Жди здесь и не уходи далеко. Нужник здесь. - Он показал на низкое узкое здание примерно в двадцать футов длиной, в которое как раз входил монах. Нос тут же подсказал мне, что такое нужник.
      - Когда аббат пошлет за тобой, я должен тебя сразу найти, - закончил мой проводник.
      Потом он ушел, а я воспользовался нужником. К запаху придется привыкнуть, сказал я себе. Потом сел на каменную скамью и стал ждать. Скамья на восток от главного здания, но солнце еще не поднялось над стеной, и камень скамьи с ночи еще холоден. Осмотревшись и никого поблизости не увидев, я снял с пояса коммуникатор и поднес его ко рту.
      - Денин, - сказал я по-эвдашски, - это Ларн. Говори тише: я не хочу, чтобы нас услышали. Ты меня слышишь? Прием.
      - Слышу, Ларн. Что случилось? Папу видел? Прием.
      - Все в порядке, - ответил я. - Просто не хочу, чтобы слышали, что я с кем-то разговариваю. Особенно с кем-то, кого не видно. Несколько минут назад я видел папу, и он меня видел, но поговорить мы не могли. Выглядит он неплохо. У него даже станнер и бластер, так что он не пленник.
      - Теперь слушай. Следи за нами. Если увидишь, что мы рядом и я подниму над головой руку, как можно быстрее садись с открытой дверью. Во дворе достаточно места для посадки, и мы будем торопиться. Но если я не дам знак, оставайся вне видимости.
      - Прежде всего я хочу узнать от папы, что тут происходит. Может, ему почему-то тут нужно оставаться. Поняла? Прием.
      Она повторила услышанное, и мы кончили разговор. После этого я просто разглядывал это место и думал, что все получается не так уж сложно.
      Интересно, где мы будем через несколько часов? Зависит от того, сколько времени понадобится на освобождение мамы. Может, завтра мы уже будем за пределами системы и полетим туда, где нас не отыщет политическая полиция. На какой-нибудь старый колониальный мир. Или вернемся на Эвдаш, туда, где нас не знают. Вероятно, это последнее, чего ждет от нас Федерация.
      Солнце поднялось над стеной, стало тепло. Если бы скамья не была такой жесткой, я бы, вероятно, лег и еще поспал. Но тут вернулся мой проводник. С ним были двое монахов, крепких, сильных мужчин, и неожиданно мой оптимизм развеялся. Каким-то образом я почувствовал, что не все в порядке. Но проводник только сказал, что аббат ждет меня.
      Он провел меня по нескольким коридорам, а два крепких монаха шли за мной следом. Они все были напряжены, я тоже. Мы свернули за угол, тут стоял папа, и с ним два больших монаха. Когда мы подошли к ним, мой проводник постучал в дверь и сказал, что пришел брат Юстус с чужеземцами. Низкий голос пригласил нас войти.
      Мы все вошли. Комната похожа на кабинет. За столом человек в белой рясе с мрачным лицом. Он держит перед собой серебряный крест, направив его на меня. Рядом сидит монах с встревоженным лицом, с большим пером в одной руке и чем-то вроде листа бумаги в другой. Тут же еще несколько монахов.
      Но я на них не обратил внимания, потому что за столом в своей кольчуге сидел Арно, положив руку на рукоять меча. Он слегка улыбался и внимательно смотрел на меня.
      - Схватите его за руки, - сказал Арно, и монахи тут же схватили меня. Арно подошел и снял с моего пояса коммуникатор и станнер. Потом снял станнер и бластер с пояса папы.
      - Зачем ты это делаешь? - спросил я.
      - Молчи, демон! - выпалил аббат. Глаза на его круглом лице смотрели жестко. - Ты во дворе разговаривал с Сатаной! Один из братьев услышал тебя через окно над твоей головой и сообщил об этом мне. Тут оказался этот добрый рыцарь и обещал помочь.
      Он был очень доволен собой, обезоружив и захватив нас врасплох. Еще три монаха держали обращенные к нам серебряные кресты - с обоих боков и сзади. Я думаю, они тем самым решили, что контролируют нас. Впрочем, другие монахи продолжали держать нас за руки.
      Я не специалист в этом вопросе, но уже знал, что Сатана считается богом зла, а ангелы - помощники доброго бога. Поэтому я ответил:
      - Сэр, я не разговаривал с Сатаной! Я разговаривал с ангелом, а не с Сатаной!
      Как только я это сказал, триумфальное выражение на лице аббата сменилось осторожным.
      - С ангелом? - спросил он. - Но ты ведь даже не христианин. Ты сам сказал об этом брату Юстусу.
      - Добрый сэр, - ответил я, надеясь, что сказанное будет им понято, есть ангелы, которым назначено заботиться о нехристианах. Как ты думаешь, что привело меня сюда из далекого Эвдаша? И поставило на землю ночью возле твоих стен? Ангел Денин.
      Я посмотрел на папу, лицо которого ничего не выражало, потом на Арно, который слушал с большим интересом. Мне показалось, что Арно интересно, как я выпутаюсь из затруднительного положения.
      Аббат стоял, не зная, чему верить. У монахов на дороге я узнал, что Сатана считается хитрым лжецом и его демоны тоже. Но потом я вспомнил кое-что еще, о чем мне рассказывали: Сатана живет внутри планеты, как будто она полая, а ангелы живут наверху, в месте, называемом небеса.
      - Дайте мне мой амулет, - сказал я, - и я попрошу ангела спуститься с неба, чтобы вы могли его увидеть. Вы ведь знаете, что Сатана не может спуститься с неба.
      Я надеялся, что он это знает, что я все говорю правильно.
      Лицо его стало задумчивым, и я видел, что ему хочется попробовать, но он боится. Поэтому я решил облегчить его задачу.
      - Пусть рыцарь поднесет амулет к моему рту, - добавил я. - Он будет его держать, пока я разговариваю с ангелом.
      Аббат посмотрел на Арно, тот кивнул. Даже после этого аббат смотрел на меня долгих десять секунд, потом сказал: "Сделай это", и я почувствовал, как монахи крепче сжали мне руки.
      Я не назвал Арно по имени. Очевидно, он не говорил аббату, что знает меня, и я решил, что так и оставлю. Прежде всего я велел ему очень осторожно обращаться с амулетом, который дан мне ангелом. Я знал, что он в это не поверит, зато поверил аббат. Затем я объяснил Арно, как действует переключатель. Для передачи он должен поставить его в одну позицию. Когда я скажу "прием", он должен поставить его в другую позицию, так чтобы мы услышали ответ ангела. Когда я скажу "конец", он должен поставить переключатель в среднее положение.
      Потом я велел ему поднести коммуникатор к моему рту. Монахи так сжимали мне руки, что они начали болеть.
      - Денин, ангел Господень, - заговорил я на провансальском, - говорит Ларн. Можешь ли ты опуститься так, чтобы аббат увидел небесную лодку? Молю тебя ответить. Прием.
      Как только я сказал "прием", Арно переключил коммуникатор. Но ответила не Денин. В коммуникаторе прозвучал мужской голос. И говорил он не на провансальском и даже не на эвдашском - на стандартном языке Федерации.
      - Клентис кель Деруп, вы подлежите аресту вместе со всей вашей семьей и теми предателями, которые могут сопровождать вас. Все дальнейшие передачи должны вестись на стандартном, чтобы мы могли понимать вас. Я нахожусь в полицейском корвете на орбите, все мои детекторы работают. В отличие от Эвдаша, мы полагаем, что любой корабль, который попытается уйти с планеты, это ваш корабль. Если вы попытаетесь уйти, мы без колебаний уничтожим ваш корабль.
      - В атмосфере сейчас три вооруженных истребителя, мы знаем ваши координаты. Оставайтесь на месте, мятежник. Не пытайтесь бежать. Мы скоро вас подберем.
      Глаза аббата округлились.
      - Ангел должен уметь говорить по-латыни, - сказал он. - А это не латынь.
      Ответил ему Арно. Очевидно, рыцарь по-прежнему хотел стать королем Сицилии и всего прочего, а для этого нужна наша помощь или, в крайнем случае, наш катер.
      - Это арамейский язык, - солгал он. - Язык Святой Земли. Я слышал, как на нем говорил византийский торговец на юге Италии, но понимаю всего несколько слов. Из всего сказанного я понял только: "Хорошо ли с вами обращаются?"
      Я постарался, чтобы мой облегченный вздох был не очень заметен. Теперь нужно перевести переключатель в положение передачи. И говорить я буду на стандартном. Важно, чтобы туземцы не поняли, а вот люди Федерации поняли все. Я хочу, чтобы они считали, что катер здесь, вблизи монастыря, так чтобы они не обращали внимания на пешеходов или всадников.
      - Денин, - сказал я, - не передавай. Повторяю: не передавай. Полагаю, ты слышала только что передачу политической полиции. Отправляйся на поляну, где я высадил тебя, чтобы расспросить норманна. Повторяю: поляна, где я тебя высадил, чтобы ты расспросила норманна. Иди туда под укрытием деревьев. Придя, жди на краю поляны, чтобы тебя не было видно сверху. Мы спустимся и подберем тебя там. И не подтверждай, повторяю, не подтверждай получение этого сообщения. Клентис кончил. Конец.
      Когда я сказал "конец", Арно выключил коммуникатор.
      Идея, конечно, заключалась в том, чтобы она полетела на поляну и там подобрала нас. А мы доберемся туда, как сможем. Она слышала приказ полиции; я был уверен, что она меня поймет, хотя я и говорил все наоборот.
      Сказав "конец", я еще с полминуты смотрел на потолок, раскрыв рот, будто слушал слова, которые больше никому не слышны. Даже кивнул несколько раз. Наконец заговорил побледневший аббат.
      - Что случилось? Почему ангел не ответил?
      Я сделал ему знак, чтобы он не мешал, и "слушал" еще секунд десять. Потом посмотрел на аббата.
      - Он ответил, но негромко. Он предпочитает говорить прямо мне в мозг и подготовил меня, чтобы я мог его слышать. Так гораздо быстрее. Раньше он говорил громко, чтобы вы знали, что он здесь и следит за мной.
      - Он приказывает нам немедленно отправиться в Святую Землю. Этому рыцарю приказывает сопровождать и охранять нас.
      Аббат несколько секунд молча смотрел на меня. Лицо у него стало серьезным, но подозрения не оставили его.
      - Ангел на что-то рассердился, - сказал он.
      - Конечно, рассердился. Рассердился, потому что нас держат в плену. Если не возражаете, - добавил я, - дайте мне ваш святой крест. Крест аббата, несомненно, спасет нас на трудной дороге, которая нас ждет, чтобы мы выполнили поручение ангела.
      Брат Жерар рассказал мне, что демоны не переносят прикосновения к кресту. Они от этого съеживаются и умирают.
      - Брат Одо, - сказал аббат, - отпусти его ладонь, но крепко держи запястье и локоть. - Монах, державший мою правую руку, перенес сжатие на бицепс, а аббат протянул мне крест, внимательно глядя на меня сузившимися глазами. Я поднес крест к губам и поцеловал холодный металл под взглядом аббата.
      Аббат принял решение.
      - Отпустите их, - сказал он монахам. - Отпустите обоих.
      - Сэр рыцарь, - обратился я к Арно, - верните амулеты, данные нам ангелом Господним.
      Это застало Арно врасплох. Конечно, он не этого хотел, но ему не пришла в голову причина для отказа в данных обстоятельствах. Он подыгрывал мне до сих пор, и теперь, если откажется, будет в двусмысленном положении. Поэтому он отдал нам наши вещи.
      - Спасибо. - Я повернулся к аббату. - Спасибо вам за гостеприимство и христианскую помощь. И за то, что позаботились о моем друге Клентисе, пока он был у вас. Бог да благословит вас!
      Больше я ничего не сказал. Я хорошо блефую, но в данном случае, с моим незнанием местных обычаев, легко сказать что-нибудь несоответствующее и тем вызвать неприятности. Нам хватает неприятностей с политической полицией.
      Но тут вмешался Арно.
      - Ваше преподобие, - сказал он, - необходимо, чтобы у чужеземцев были лошади, как моя. Я уверен, ангел Господень будет доволен, если вы дадите им хороших верховых лошадей и рясы, чтобы защитить от холода на горных проходах.
      Итак, Арно наш союзник, по крайней мере на время. Но я рад, что оружие не в его руках, а в наших. Мы с папой стояли в конюшне и смотрели, как монахи седлают нам лошадей. Арно занимался своей лошадью. Вероятно, считал, что лучше него никто этого не сделает. Тут закричал монах во дворе, и я вышел и посмотрел в небо.
      Я догадывался, что увижу. Действительно, на высоте в тысячу футов медленно проплыл истребитель, значительно меньший по размерам, чем наш семейный катер. Но на носу у него мощный скорострельный бластер. Летел он беззвучно, и монах увидел его совершенно случайно. Остальные монахи смотрели туда, куда он указывал. У них будет, о чем поговорить, и если у аббата еще были какие-то сомнения, то теперь они рассеялись.
      Через две минуты мы были уже верхом, а истребитель скрылся. Теперь нам предстояло испытать свою удачу. Конюх сказал нам имена наших лошадей Королева и Блонди. А лошадь Арно звали Хрольф - как я узнал позже, в честь основателя норманнской герцогской династии. И пока мы ехали по грязной дороге, я рассказывал папе обо всем, что случилось с Денин, Баббой и со мной.
      Но сначала я ему сказал, что мы знаем, где мама. Он изменился в лице. Папа не склонен к беспокойству. Но когда дело связано с мамой, он беспокоится. Вероятно, больше всего его мучило, что он ничего не может сделать. Он косо улыбнулся и несколько минут молчал; только схватил меня за руку и сжал.
      Когда я закончил, он рассказал, что произошло с ними. Как и мы с Денин, они несколько дней летали над планетой, разглядывая ее. Когда-то повстанческая группа, к которой он принадлежал, собиралась устроить тут базу. Это было пятнадцать лет назад. Но либо базу тогда не устроили, либо покинули - во всяком случае ее не было. И, очевидно, каким-то образом об этом узнала политическая полиция.
      Папа и мама скоро поняли, что Фанглит - совсем не то, на что они надеялись. Но перед отлетом они решили провести несколько часов на поверхности планеты, подышать воздухом, который не проходил тысячекратно через очистительную систему катера, воздухом, который пахнет травой, цветами и смолистыми деревьями. Они опустились на горном лугу немного ниже границы распространения леса, где на многие мили не было ни людей, ни чего-либо угрожающего.
      Через несколько минут Куки, наш кот, решил, что и ему не угрожает на поверхности опасность и спустился по трапу на траву. Тут он начал возиться, гоняться за насекомыми и вообще сходил с ума.
      Тем временем папа обнаружил, что в ручье, который течет через луг, есть рыба, и они с мамой отправились рыбачить. Через некоторое время солнце село, и мама решила, что пора вернуть Куки в катер, пока не стало совсем темно. Но Куки, хоть и толст, не хотел быть пойманным. Он слишком долго сидел взаперти. Мама бежала за этим глупым животным до самого леса, а папа наконец поймал местную рыбу на приманку в виде серебристого эвдашского жука.