Когда их не стало видно, я осторожно пошел к берегу, спустился по нему и вошел в воду. Через три шага стало выше головы, и я позволил течению нести себя, отплывая подальше от берега.
      Но не очень далеко. Чтобы видеть, что происходит на берегу. Частокол не доходил до реки. Он кончался на террасе, которая на четыре фута поднималась над поймой. Потом поворачивал и шел вдоль края этой террасы примерно в двадцати футах от реки, окружая город. Я понимал причину этого. К чему строить в пойме?
      В берег было вкопано множество бревен, служивших причалами. К нескольким из них были привязаны низкие суда, ни одно не длиннее тридцати-сорока футов. На некоторых было по одной мачте, которую я мог смутно рассмотреть. Течение проносило меня в двадцати футах от кораблей.
      И тут я увидел своих лодочников. Они причалили к одному из кораблей, привязались к его планширу и теперь, пока я проплывал мимо, тихо поднимались на борт. Воры, подумал я. Не похоже, что это моряки с корабля. Они собираются ограбить корабль.
      Не помню, чтобы я решал, что сделать. Просто сделал. И как будто следил за тем, как это делаю. Я изменил направление гребков, чтобы приблизиться к берегу и кораблю, в то же время уверяя себя, что все получится. Через полминуты я держался за лодку, в которой они приплыли.
      Лодка, примерно десяти футов длиной, была привязана к большой уключине, откуда я заключил, что корабль может передвигаться и на веслах. Борт корабля всего на сорок дюймов поднимался над водой, и, подтянувшись на веревке лодки, я дотянулся до планшира.
      Я слышал негромкие голоса, почти шепот. Похоже, грабители на другом борту и ближе к носу. Я тихо отвязал лодку и снова скользнул в воду. Течение понесло ее вниз, я продолжал держаться за веревку. Когда они вернутся с добычей, обнаружат пропажу лодки, но тогда меня нельзя будет ни увидеть, ни достать. И они останутся на корабле. Так им и надо.
      Когда кораблей не стало видно, я добрался до кормы и взобрался на лодку в таком месте, чтобы она не перевернулась вместе со мной. В лодке были весла у среднего сидения и уключины в планшире. Прекрасная возможность добраться до моря.
      Приятно было снова грести, впервые с того времени, как мы покинули Эвдаш. Я буду продолжать грести, пока не появится папа, оставаясь вблизи берега, чтобы выбраться, как только я его увижу.
      Примерно через час, однако, грести было уже не так приятно, и я решил, что поплыву по течению. На руках у меня появились волдыри. В лодке было и байдарочное весло, и я сидел на корме и пользовался им как рулем. Дождь прекратился, изредка только капало. Когда начинало клонить ко сну или становилось холодно, я делал несколько гребков, чтобы согреться и не уснуть.
      Мне казалось опасно спать на борту, а на берег выйти я еще не хотел. Я чувствовал себя спокойнее на реке, и если папа сегодня меня не подберет, я хотел до рассвета миновать как можно больше городов и замков. Что я бы вообще предпочел, если катер меня не найдет, так это добраться до моря.
      Наконец небо стало сереть, стало видно немного дальше. Река разлилась. Через несколько минут я увидел впереди каменный замок, который заметил, когда мы впервые пролетали над Орной. Я почти добрался до моря.
      Тут мне пришло в голову, что не слишком разумно пускаться в море в такой лодчонке. К тому же я сильно устал. Поэтому я вытащил лодку на берег в таком месте, где было не очень сыро, перевернул ее и залез под лодку. Если спать придется на холоде, то по крайней мере не под дождем.
      Не знаю, сколько я проспал, может, три или четыре часа. Разбудили меня голоса. Не папин и мамин голос, но мужские голоса, говорившие по-норманнски.
      - Да, это наша лодка, - произнес голос. - Говорил я тебе, что узнаю ее.
      - Посмотри! - сказал другой. - Я правду сказал, что хорошо ее привязал. Кто-то украл ее, ясно, как в аду!
      Я должен был бы догадаться, что происходит, но я еще не проснулся полностью. Прежде чем я успел взять станнер, лодку перевернули, увидели меня, и один из подошедших прыгнул на меня. Я не сопротивлялся. Меня бы избили, а может, и прирезали. Воспользоваться искусством рук-ног мне не пришло в голову, да и у него есть ограничения. Особенно когда лежишь на спине, и на тебя навалились трое мужчин.
      Парень, поставивший меня на ноги, был не очень высок, но чрезвычайно силен. Другой ухватил меня сзади. Еще один достал из ножен длинный нож и прижал к моему горлу.
      - Осторожней с этим, - сказал один из них, по-видимому, старший. Капитан захочет поговорить с ним. Отведите его к капитану и следите, чтобы он хорошо вел себя, но кровь не проливайте, если он не будет драться.
      Я молча поблагодарил этого человека, про себя пообещав, что не буду драться. Я буду вести себя очень хорошо, пока не представится случая сделать что-нибудь эффективное и по возможности безопасное. Тем временем они не обратили внимания на мое оружие; очевидно, не поняли, что это.
      Двое из них подвели меня к воде, где была маленькая круглая лодка из кожи, натянутой на деревянную раму, с веслами. Третий стащил в воду первую лодку.
      - Мы поплывем в скифе, - сказал он, - а бретонский коракл потянем на буксире.
      В восьмидесяти футах от берега я разглядел корабль. Как будто этот тот самый, с которого я увел лодку.
      - Минутку! - сказал я, глядя на него. - А он как сюда попал? - Я говорил больше с самим собой, чем с ними.
      - "Жанна Луиза"? - спросил предводитель. - На веслах. Как иначе экипаж может двигать судно по реке?
      Экипаж! И эти люди - часть его. На борту виднелось еще десять-двенадцать человек, и внизу могут быть еще. Мне пришло в голову, что ночью я совершил серьезную ошибку.
      - Подождите, - сказал я. - Ночью я видел, как несколько человек поднялось на борт этого корабля из скифа. Это были вы?
      - Да, двое из нас, Шарль и я.
      - А почему вы шептались?
      - А кто хочет получить в морду от проснувшегося капитана? А почему ты спрашиваешь?
      - Вы мне все равно не поверите, - сказал я. Да, я все испортил, сказал я себе. Слишком поторопился с выводом и попал в трудное положение. Человек сзади сжал мне руки, а второй спустил скиф в воду. Двое выровняли его, а третий ввел меня на борт и заставил встать на колени. Двое оттолкнули лодку от берега. Один из них взялся за весла. С маленького корабля теперь за нами следили не менее тридцати человек.
      Интересно, зачем столько людей на таком маленьком корабле - не длиннее тридцати футов. А может, это все-таки не обычный мирный торговец?
      На корабле мы были через минуту. Двое перегнулись через планшир и за руки втащили меня и бросили на палубу. Но еще не время было браться за станнер, потому что как только я приземлился, еще двое подхватили меня и рывком поставили на ноги. Потом развернули, и я увидел перед собой капитана. Я был уверен, что это капитан, потому что на нем была более богатая, ярко окрашенная одежда.
      - Вор! - сказал он, улыбаясь мне, и потер руки. - Хочешь знать, как мы обращаемся с такими, как ты?
      - Сэр, - ответил я, - даже если проживете сто лет, лучшего новобранца, чем я, не найдете. Не у многих хватит храбрости украсть скиф с такого корабля.
      Брови его поднялись.
      - Да? - он осмотрел меня с ног до головы. - Новобранец? Откуда у тебя эта одежда?
      - Я взял ее вчера у человека, которому она больше не нужна.
      Он поджал губы, обхватил подбородок рукой, продолжая разглядывать меня своим холодным взглядом. Я ответил ему тем же.
      - А как ты смог это сделать У тебя нет оружия.
      - Тогда было.
      - А что с ним случилось?
      - Отобрали стражники.
      - Стражники. Гмм. А теперь расскажи, как ушел от стражников.
      К этому времени весь экипаж стоял вокруг, улыбаясь. Они не воспринимали меня серьезно. С их точки зрения я блефовал, пытаясь спастись. Человек, державший меня сзади, слегка ослабил хватку. Тот, что прижимал к моему горлу нож, сейчас как раз поднимался на борт.
      Я ударил стоявшего сзади "рукой-копьем", наступил ему на ногу и одновременно "рукой-топором" сбил его с ног. Станнер был у меня в руке, прежде чем кто-нибудь пошевелился, и я развернулся, нажимая на курок. Несколько человек упали, включая капитана, несколько пошатнулись, остальные просто стояли, пораженные. Я сразу понял, в чем дело: кончился заряд.
      Я не стал им ничего объяснять. Другого заряда у меня не было, даже если бы было время перезарядить станнер. Я сделал два быстрых шага, оттолкнулся от планшира и нырнул в воду. Какое-то время я плыл под водой, но не столько, сколько нужно было, потом вынырнул и поплыл к берегу. Сзади я услышал крики, рядом со мной ударилась в воду стрела. Я снова нырнул и на этот раз не выныривал, пока ноги мои не коснулись дна у берега. Разбрызгивая воду и хватая ртом воздух, я по узкому берегу устремился к лесу. За первым же большим деревом я остановился, весь дрожа, и оглянулся.
      Я не мог поверить, что ушел, не получив стрелу в спину. Должно быть, на палубе не было луков, и прошло не менее минуты, прежде чем кто-то догадался принести их. Теперь в скифе сидело несколько человек, один изо всех сил греб в середине, другой на корме.
      Я знал, как задержать их: выстрелом из бластера в нос лодки. Если это их не остановит, придется подстрелить одного. Я поднял пистолет, нацелился, нажал курок. Ничего!
      Единственное объяснение, которое я мог придумать: он пропустил воду. Бластеры делаются водонепроницаемыми, но этот каким-то образом протек.
      Я повернулся и побежал меж деревьями. Дыхание у меня еще не восстановилось после подводного плаванья, и с того времени, как мы покинули Эвдаш, я почти не бегал. Но мне шестнадцать лет, и, вероятно, я все равно бегаю лучше этих парней, у которых для передвижений всего лишь тридцатифутовая палуба. В гребле они легко побьют меня, но в беге...
      Я оглянулся. Лодка причалила, потому что среди деревьев я увидел двоих бегущих за мной. Я побежал быстрее. Может, среди них все же есть хорошие бегуны. И теперь я вспомнил, что гребцы упираются ногами при каждом гребке. Это не мой вид спорта, но теперь я понял, что их ноги и легкие могут быть в очень хорошей форме.
      Впереди я увидел за деревьями открытое место. Я побежал еще быстрее. Если у этих парней за мной есть луки, надо перебраться через поляну раньше, чем они выйдут из леса.
      Оказавшись на поляне, я побежал изо всех сил и не оглядывался, пока не добежал до леса на противоположной стороне. Они продолжали бежать за мной, но луков у них не было. В руках у них короткие мечи - опасное оружие, но не на расстоянии в сто футов.
      Начался подъем, но я продолжал бежать. Потом перестал их видеть. Тяжело дыша, обливаясь потом, на подгибающихся ногах, я продолжал бежать, хотя и не так быстро, но в то же время и не останавливаясь. Местами становилось совсем круто, и мне приходилось подниматься на четвереньках. Я не знал, гонятся ли они еще за мной, но мне казалось, что нужно двигаться, пока я не в состоянии буду сделать шаг.
      Я так и поступил. Кажется, они отказались от преследования, когда перестали меня видеть. Может, не смогли отыскать мой след.
      Упав без сил на землю, я скоро сел и осмотрелся. Я находился на вершине плато, на крошечном открытом месте, где скала подходила к самой поверхности и практически не было почвы, за которую могли бы уцепиться корни. Деревья вокруг были маленькие, и под ними ничего не росло, кроме тощей травы.
      Это то самое плато, утесы которого обрываются к морю. Со своего места сквозь деревья я видел серое море, протянувшееся до горизонта. Снова пошел дождь, прохладный дождь, который приятно охлаждал мое пылающее тело. Небо выглядело так, будто дождь мог усилиться.
      Мозг мой начал снова работать. При таком небе папа может лететь и днем. А к этому времени Бабба уже несомненно добрался до катера. Сейчас меня ищут. Надо найти достаточно большую поляну, чтобы они смогли приземлиться.
      Через минуту я встал и пошел. Не знал, в каком направлении идти, но вспомнил, что у края утесов почва становится тоньше. Поэтому я шел вдоль края. Немного погодя увидел узкое ущелье, закрытое холмами, всего лишь расщелину. Глядя вниз, я увидел на дне ущелья ручеек, вероятно, следствие дождливого лета.
      Я повернул и пошел по краю ущелья, пока не пришел к его началу. Тут было круто, но не так, как в том ущелье, где я нашел возможное укрытие для катера, поэтому я начал спускаться. Через какое-то время я был на краю чистого пруда. Встал на четвереньки и начал пить. Я почти выпил его: во время бега я потерял много жидкости.
      Несколько минут спустя я добрался до берега, но не вышел на него. Наоборот, остался у входа в ущелье под укрытием нескольких низкорослых деревьев. Я знал, что если лягу, немедленно усну, и помнил, что случилось со мной, когда я последний раз лег спать. Но потом сказал себе, что глупо так думать. Если я один раз попал в трудное положение, это не значит, что теперь мне вообще нельзя спать.
      Поэтому я лег и закрыл глаза. А когда открыл их, передо мной, улыбаясь, стоял Бабба.
      ПЯТНАДЦАТЬ
      Катер ждал нас на берегу с опущенным трапом прямо у входа в ущелье. Как здорово снова оказаться на борту! Я нисколько не устал! Был грязен, мокр, весь в синяках и ссадинах, но нисколько не устал. Мама крепко обняла меня, папа стоял за ней и улыбался во все лицо. Потом он переместил катер в то укрытие, которое я отыскал в первый день. Следующие несколько часов я рассказывал им, что произошло со мной, и слушал их рассказ.
      И, конечно, ел. Мама попросила Арно, когда он приезжал на встречи, привозить с собой местную пищу. Поэтому я ел жареную свинину с яйцами, грубый хлеб, изготовленный из местного зерна, с местным маслом. Откровенно говоря, я не отличил бы эти яйца от тех, что мы ели на Эвдаше, не очень отличалось и масло, и хлеб. А вот свинина - это нечто особое! Похоже на поцелуй, но еще вкуснее.
      Их задержала группа охотящихся норманнских рыцарей. Бабба был на полпути к катеру, когда собаки взяли его след и погнались за ним. Они чуть не поймали его. Охотничьи собаки действовали вместе с рыцарями очень согласованно и прекрасно знали местность. Пока они шли по его следу, ему пришлось забыть о катере. Ему потребовалось напрячь все силы, чтобы уцелеть. Несколько раз он был очень близок к смерти от собачьих клыков или от стрелы.
      Наконец, когда собиралась гроза, рыцари отозвали псов и отправились домой. Пошел град, и Бабба укрылся под корнями частично упавшего дерево, которое повисло на соседних. Незадолго до рассвета он наконец добрался до укрытия, где оставил катер, но к этому времени папа перелетел на условленное место встречи с Арно недалеко от замка Ролана.
      Бедный Бабба, усталый, со сбитыми лапами, отправился в пятимильную пробежку туда и прибыл как раз в тот момент, когда катер исчезал в облаках. Начинался рассвет, а Арно на встречу не пришел. Для Баббы это означало еще пять миль в обратном направлении. Большую часть этих пяти миль он шел: бежать у него уже не было сил.
      Похоже, последние двадцать часов для Баббы были такими же опасными, как для меня, и гораздо более утомительными.
      Наконец Бабба поднялся по трапу и рассказал папе и маме, что произошло со мной. Он сказал также, что никогда за всю жизнь так не уставал. Он даже представить себе не мог, что можно так устать.
      А теперь предстояло вернуться к освобождению Денин. Папа согласился со мной: надо попытаться все-таки договориться с Роланом. Он, конечно, предатель, но у нас нет выбора. И нужно торопиться. Надо связаться с Роланом до того, как Арно покинет его замок, если он еще там. Тучи не были такими густыми, как накануне, но все-таки они покрывали небо сплошь.
      Поэтому папа поднял катер на две мили и повернул его к замку Ролана. И посадил его прямо во дворе, перед входом в большой дом. Кто-то, должно быть, увидел нас и поднял тревогу, потому что, когда мы садились, люди разбегались, укрываясь кто где сможет. И позвольте вам сказать, ни один не вышел к нам, ни один! Даже собаки не выбежали! Мы видели только уток, гусей и свиней, да и те держались подальше. Как будто у всех тут совесть нечиста и они нас боятся.
      Они, конечно, помнили, что произошло с воротами, которые еще не починили, и слышали о речных пиратах.
      Мы ничего не стали делать, просто сидели и ждали. Минут через пять вышел отец Дрого. Он подошел к нам футов на пятнадцать, перекрестился и остановился. Я заговорил с ним через громкоговоритель, но уменьшив его громкость. Мне казалось, что как раз сейчас эффективней держаться отчужденно. К невидимому, за перстиловыми бортами катера, они почувствуют ко мне больше уважения.
      - По-прежнему ли барон Ролан де Фале заинтересован в предложении, которое я сделал ему вчера? - спросил я.
      Я не мог разгадать выражения лица Дрого. Он ответил только: "Я узнаю". Потом повернулся и ушел в дом, закрыв за собой дверь.
      Я надеялся, что священник не сердится на вчерашнее (Неужели это было только вчера? Так много произошло с того времени!). По-моему, он тут лучше всех. Конечно, Арно мне нравится, но я не мог представить себе, чтобы Арно серьезно рисковал из-за меня без всякой очевидной выгоды, так, как это сделал Дрого.
      Через минуту появился Ролан, рядом с ним Арно и Дрого. Через громкоговоритель я повторил вопрос:
      - По-прежнему ли барон Ролан де Фале заинтересован в сделанном ему вчера предложении? Если он ответит отрицательно, мы его больше не повторим. Мы попросим сэра Арно присоединиться к нам и отправимся в другое место.
      Мне нравилось то, что я сказал. Кажется, это то, что нужно. И ответ его тоже был хорош.
      - Я счастлив был бы стать союзником вашей светлости, - сказал он. И добавил, указав на Арно: - Если мы с этим рыцарем согласимся в вопросах предводительства и дележа добычи.
      Я увеличил громкость, чтобы показать, что главный теперь я.
      - Предводителя буду назначать я, как сочту нужным, - спокойно сказал я. - Две недели назад я поручил сэру Арно собрать и возглавить норманнских рыцарей. Что касается добычи, то я в ней не заинтересован. И вам не нужна договоренность насчет добычи. Сомневаюсь, чтобы вы выполнили ее, учитывая вчерашнее предательство. Разделите добычу, когда она будет в ваших руках.
      - Я теряю терпение. Решайте: хотите ли вы стать владыкой, командующим большими армиями, или предпочитаете оставаться владельцем маленького замка и плакать над кружкой пива об утраченных возможностях? Присягните быть верным мне до тех пор, пока мы не захватим вражеский корабль и моя сестра не окажется с нами, или мы улетаем.
      Кончив, я едва мог поверить, что это сказал я! Ларн кель Деруп Ростик, шестнадцати лет, учащийся Карлинтонской средней школы! Я так упивался своим красноречием, что чуть не пропустил ответ Ролана.
      - Хорошо, милорд, - сказал он. - Клянусь именем нашего благословенного Спасителя в присутствии этого священника и этого рыцаря.
      Я вспомнил, что говорил мне брат Оливер: если рыцарь клянется именем Спасителя или его благословенной матери, он почти несомненно сдержит клятву, хотя содержание ее может изменить до неузнаваемости. Я решил, что мы можем действовать совместно, хотя придется все время следить за Роланом.
      И мне пришло в голову, что Арно такой клятвы не давал! Мы просто заключили джентльменское соглашение! Но я не буду требовать от него клятвы в присутствии Ролана. Подожду, пока мы останемся наедине. Иначе барон решит, что я глуп, так как не потребовал этой клятвы раньше.
      Мы договорились, что Арно и Ролан продолжат набор добровольцев. Я недвусмысленно дал понять, что старшим будет Арно. Ролан, очевидно, был не очень доволен, но не спорил. Подозреваю, что когда корвет будет в их руках, один из них угостит другого топором или кинжалом в бок.
      Но пока, похоже, они до определенного момента будут действовать вместе.
      ШЕСТНАДЦАТЬ
      Арно потребовалось еще три замка и пять дней, чтобы довести число рекрутов до тридцати трех. К тому же я при этом не появлялся. Большую пользу принесло присутствие Ролана. У Ролана была репутация человека, который носом чует выгоду и хорошо разбирается в политике, человека, который когда-нибудь станет очень богат и влиятелен. Он был близок к герцогу Норманнскому и в то же время проявил достаточно здравого смысла, чтобы вернуться домой, а не остаться под тяжелой рукой великого завоевателя.
      На шестое утро перед рассветом Арно сообщил, что все рекруты набраны. Он сказал также, что Ролан оказался очень сговорчив: он вообще почти не спорил после того, как дал клятву. Это звучало обнадеживающе: вероятно, с ним можно все-таки работать, не опасаясь, что он сделает что-нибудь неожиданное и безрассудное.
      Мы решили, что пора попытаться захватить истребитель. Я про себя поправился, прежде чем сказать это вслух: не попытаться, а просто захватить.
      Мы полетели днем, несмотря на чистое небо, чтобы выбрать место действия. Все наше войско теперь было в замке Ролана, поэтому мы выбрали однокомнатную бревенчатую хижину недалеко от замка, где лес граничил с большим лугом на самом краю феода Ролана. Тут жил один из вилланов Ролана - пастух, присматривавший за стадом. Я велел Ролану до вечера убрать отсюда скот, чтобы он не мешал нам и не усложнял обстановку.
      Потом мы зависли в четверти мили над хижиной и стали совещаться, как же захватить истребитель. Три штатских, одному из них шестнадцать лет, другой - его мать, собирались захватить корвет Федерации, припаркованный на орбите в нескольких сотнях миль над планетой! И собирались это сделать при помощи тридцати варваров, вооруженных мечами. Причем варвары эти только и ждали случая перерезать друг другу глотки, а заодно и нам тоже.
      Я решил, что не стоит так смотреть на вещи. Я чувствовал, как при этом теряется уверенность, которой и так немного.
      Трудно назвать планом то, что у нас было: слишком много неизвестных факторов. Мы поговорили о том, как развернем силы перед началом действий. Потом договорились о начальных шагах, которые должны привести к успеху. А потом придется действовать по обстановке и надеяться на лучшее.
      Я начал испытывать нервное напряжение, но Арно, казалось, совсем не нервничает. Может, потому что он норманн, считающий, что он на все способен.
      Наконец мы отвезли Арно вместе с его лошадью в замок и высадили прямо во дворе. Впервые наши новые люди увидели катер. И для Арно это хорошо. Он единственный норманн, летавший в катере, и теперь ни у кого не было сомнений, что он для нас самый главный.
      Остаток дня мы могли только ждать: папа, мама и я. Бабба отправился собирать своих волков. Я лег, но уснуть не смог. Лежал и думал о возможной неудаче, а это означало бы, что мы навсегда останемся на этой планете.
      Если это случится, придется принимать решения. Прежде всего что мне делать на Фанглите? Я мог бы готовиться в рыцари. Я не слишком стар для этого. На Эвдаше меня считали очень сильным для своего возраста и роста. Мне казалось, что я не только смогу осилить тренировку рыцарей, но и сделаю это с успехом, даже если начну поздно.
      Но что потом? Меня совершенно не интересовали войны и убийства, а ведь это главное занятие рыцарей. Да они и не думали об этом как о занятии. Для них это образ жизни со всем, что из этого вытекает.
      Для чего мне становиться рыцарем? Почему мне нравится рыцарская подготовка, если я не собираюсь быть воином? Я решил, что просто хочу достигнуть вершин в каком-нибудь деле. А эти дети, которых я видел на тренировке, будут превосходными воинами.
      Но для меня этого недостаточно. Близко, но недостаточно. Для меня это все-таки будет игрой... без чувства соперничества, но все же... я хочу понять, на что способно мое тело, могу ли я сделать что-то действительно трудное.
      И при этом добиться автоматизма! В этом секрет победителя гонок, тяжелоатлета, гимнаста или, допустим, математика. Или человека типа папы классного консультанта. То же самое справедливо и для занятия рыцарством: выучиться так, чтобы действовать не рассуждая. Рыцари никогда не думали о технике своих действий. Они действовали автоматически. И все внимание их было направлено на обстановку и ситуацию боя.
      Но для рыцаря подлинное испытание - это бой. Нельзя стать рыцарем, не доказав своей доблести в настоящем бою. Арно подвергся испытанию в Сицилии, вначале в нескольких небольших схватках, потом в большой битве. Ролан участвовал в кровавых битвах в Англии. Но я не хотел никого убивать, чтобы показать, как хорошо я подготовлен. И в то же время не хотел, чтобы убили меня. Это противоположная сторона той же монеты.
      Далее я подумал о возможности стать монахом или священником. Неплохо было бы стать подобным брату Оливеру. У него было кое-что, чего не было у других монахов, с которыми я разговаривал, и у отца Дрого. У него был энтузиазм. Ему нравилось быть монахом и знать все, что он знает о религии. И много другого. Я не мог стать таким энтузиастом, потому что большая часть того, во что он верил, для меня не существовала. Все это интересно для изучения, и я, возможно, мог бы выделить здесь зерна истины. Но нет, быть монахом или священником мне не по душе. Прежде всего у меня нет веры.
      Может, стоит поближе познакомиться с Фанглитом и выяснить, какие еще есть возможности? Но прежде нужно постараться, чтобы удалось наше предприятие. Нужно вырвать Денин из рук политической полиции и улететь на какую-нибудь планету, похожую на Эвдаш.
      И только потом снова подумать, чем же мне заняться.
      Такие мысли пробегали в моей голове, но наконец я уснул.
      Когда солнце село и начало темнеть, я посадил катер в лесу за хижиной. Может показаться странным, но сделать это оказалось легко. В этом лесу много лет пасется скот, он съел все кусты и молодые древесные побеги. Поэтому не было никакого подлеска, кустарника или молодых деревьев, только большие деревья с травой под ними. Между стволами оставалось достаточно места для катера, а когда катер оказался там, заметить сверху его стало невозможно.
      Я посадил катер в ста ярдах за хижиной под кроной огромного старого дерева. Чувствовал я себя не очень хорошо. Нервничал, кожа онемела, чувствовалась какая-то слабость. Все сильнее становилось предчувствие, что дело обернется катастрофой. Если бы была хоть какая-то возможность освободить Денин другим путем, я тут же отказался бы от нашего плана.
      Рыцари и сержанты уже были здесь, большинство сидело на лошадях, негромко разговаривая. Они казались совершенно спокойными; даже страшно становилось от их спокойствия. С ними были Арно и Ролан. Не знаю, успели ли подойти Бабба и волки, но тогда я не знал, чем они могут нам помочь. Если они и были поблизости, то не показывались. Иначе рыцари могли бы попытаться убить их.
      Я вышел из катера с ружьем-бластером через плечо и несколько минут поговорил с Арно, дожидаясь, чтобы стемнело. Потом пошел в хижину. Возле нее с луками наготове ждали четверо рыцарей. Они должны были поддержать меня, когда появится истребитель.
      Бедный пастух был в хижине. Ему приказали остаться, когда увели скот, и он не представлял себе, что происходит. Он тихо сидел в углу, стараясь оставаться незаметным.
      Все еще было недостаточно темно, поэтому я вернулся в катер и продолжал ждать. Интересно, заметно ли, как я нервничаю. В катере все молчали. Мама сварила корч, и я выпил чашку.
      Раньше я никогда не замечал, как медленно темнеет.
      Из леса послышался низкий печальный вой, и мы решили, что нас зовет Бабба, поэтому папа отправился выяснять, что ему нужно.
      Почти совсем стемнело, когда я снова вышел из катера и пошел к хижине. Я так нервничал, что дышал с трудом. Больше ждать я не мог. Я снял с пояса коммуникатор и заговорил в него.
      И неожиданно совершенно успокоился.
      - Говорит Клентис кель Деруп, - сказал я, - вызываю полицейский корвет Федерации. - Я старался, чтобы голос мой звучал слабо и болезненно. - Я в покинутой хижине у пастбища. Вы засекли мои координаты? В меня попала стрела, и рана загноилась. Боюсь, что если не получу немедленной медицинской помощи, к утру я умру.
      Последовало ожидание, может быть, с минуту. Вероятно, ждали, пока к передатчику подойдет капитан. Наконец послышался очень деловой голос:
      - Товарищ кель Деруп, мы засекли ваши координаты. Вскоре вас подберет истребитель. Вам сразу дадут антибиотики, а наш врач примет вас на борту корвета.
      Получив ответ капитана, я сказал четверым рыцарям, стоявшим рядом, чтобы они спрятались за деревьями на самом краю леса. Они спокойно, но быстро разошлись. Я сел за дерево не далее десяти ярдов от хижины. Минуты через три подбежал папа. Он слушал в катере радио и поймал переговоры между корветом и истребителями.
      - Капитан осторожен, - сказал папа. - Не думаю, что он что-то подозревает, просто осторожен. Он послал сразу три истребителя. Два останутся вне видимости, на высоте в две тысячи футов, и будут следить через инфраскопы. А корвет будет выше, в пяти милях.
      - Теперь мне нужно поговорить с Арно, - добавил он и заторопился в лес.
      Итак, наши планы рухнули. Вместо того, чтобы иметь дело с одним истребителем, нам противостояло три плюс корвет. Но я почему-то не обеспокоился и не испугался. Был абсолютно спокоен и чувствовал, что все кончится хорошо - прямо противоположно тому, что испытывал совсем недавно. Я ничего не сказал рыцарям о том, что случилось: мне нечего было им сказать. Придется начать так, будто ничего не изменилось, и действовать по обстановке.
      Прошло еще десять минут до появления первого истребителя. Я не видел, как он появился: было темно, даже луна не светила, а на истребителе были погашены все огни. Только что ничего не было, а в следующее мгновение луч прожектора осветил хижину. Истребитель сел не далее чем в ста футах, продолжая светить прожектором. Еще минуту ничего не происходило.
      Я старался не смотреть на свет, но мне пришло в голову, что рыцари смотрят на него, потому что ничего подобного они в жизни не видели. Их зрачки сократятся, и они не смогут попасть в цель своими стрелами.
      Значит, все на мне.
      И если рыцари начнут стрелять и промахиваться, пока я не буду на расстоянии действия станнера, придется использовать бластер. А это вызовет ответный огонь. Корвет может уничтожить все вокруг, и этим все кончится. Что ж, подумал я, действуем по обстановке. Буду стараться делать, что могу, и надеяться на лучшее. Кричать своим людям я не мог. Политическая полиция поймет, что я не один.